ГЛАВА 21
— Мы сделали все, что могли, Дэниел, — сказал отец Дроз. — Но без отца Ансельма…
Он печально посмотрел на женщину, неподвижно лежащую на кровати. Мерцание углей в новой печке лазарета отбрасывало на восковое лицо Лорелеи золотистые блики, окрашивая ее локоны в густой рубиновый цвет. Ее грудь слабо вздымалась под тонким одеялом.
За окном послышался скрип саней и собачий лай. Монахи привезли с перевала тело отца Эмиля. Дэниел понимал, что каноники должны узнать о кончине отца Джулиана, но с тех пор, как он пришел сюда со своей ценной ношей, у него не было желания говорить и вспоминать об этом.
Отец Клайвз положил руку на плечо Дэниела:
— Пошли. Тебе нужно что-нибудь поесть и отдохнуть.
— Нет, — голос Дэниела глухо прозвучал в пустой комнате. — Я останусь рядом со своей женой.
— Твоей женой? — в один голос переспросили отец Клайвз и отец Дроз. От дверей Лазарета, где тесно столпились почти все обитатели приюта, раздались удивленные возгласы.
Дэниел вызывающе посмотрел на них, но не увидел на лицах ни возмущения, ни осуждения, только сочувствие его горю.
Упав на колени, он склонился над Лорелеей и зарылся лицом в душистый шелк ее волос.
— Прошу тебя, не оставляй меня, — умолял он. — Пожалуйста.
Для Дэниела любить Лорелею означало бороться за нее. И если он потеряет ее сейчас, то до конца жизни лишится покоя и счастья.
Его страстные мольбы громким шепотом разносились по лазарету. Палата давно опустела. Монахи и послушники отправились в приютскую церковь, чтобы отслужить обедню за здравие Лорелеи, тактично оставив Дэниела наедине со своей болью.
Дэниел был в отчаянии. Он чувствовал себя беспомощным, скованным собственным невежеством, страхами и запоздалыми раскаяниями. Каноники обследовали Лорелею, ощупали даже самую маленькую косточку, проверяя, нет ли у нее переломов или кровотечений. Они обнаружили всего лишь несколько незначительных синяков и царапин, но никак не могли понять причину ее столь длительного бессознательного состояния. Дэниел знал, что человек может погибнуть от внутреннего кровотечения. Он отчаянно желал обладать хоть частицей знаний, хранящихся в удивительной головке Лорелеи. Она бы знала, что нужно делать. А он умел только забирать жизни людей, но не исцелять их.
Дэниел вновь склонил к ногам Лорелеи свою повинную голову.
«Господи! Умоляю тебя, не забирай ее у меня. Я так ее люблю».
Лорелея сквозь туман забытья слышала, как знакомый, такой родной голос что-то нашептывал ей. Но Дэниел был мертв. Она видела, как он упал. Лорелея заставила себя открыть глаза и уткнулась взглядом в его осунувшееся, изможденное лицо. Она, все еще не веря, с изумлением смотрела на него. Мужчина, который стоял на коленях у ее кровати с поникшей головой и сложенными в молитве руками, не был призраком. Пробиваясь сквозь сомнения и страхи, в ее груди поднималась жаркая волна любви и благодарности.
— Я никуда… не ухожу, — слабым голосом проговорила она.
Его голова взметнулась вверх.
— Лорелея?! — его лицо засветилось от радости, какой она еще никогда не видела. — Бог мой, я боялся, что ты… С тобой все в порядке?
Она тихо лежала, мысленно обследуя себя. У нее дергалась щека, ныло от падения все тело, но все ранения были легкими.
— Кажется, да. Но я очень голодна.
Его глаза засияли от бурной радости.
— Я скажу, чтобы принесли еду. Да. Тебе необходимо поесть.
Дэниел подскочил, бросился к двери и прокричал Маурико просьбу Лорелеи. В ответ до них донесся восторженный вопль.
У Лорелеи все задрожало внутри и на глаза накатились слезы. Она, наконец, дома. Здесь были друзья всей ее жизни, но, тем не менее, она затрепетала при мысли о том, что ей придется вскоре встретиться с ними. Лорелея уже больше не была тем ребенком, которого они любили, о котором заботились, которого ждали и помнили до сих пор. Ей нужно было так много всего им рассказать и объяснить, что Лорелея слегка растерялась, не зная с чего начать.
— Попроси кого-нибудь принести из ризницы дароносицу, — сказала она Дэниелу. Он посмотрел на нее и нахмурился. — Сделай то, о чем я прошу тебя, — повторила она. — Я все объясню позже. Но… пусть они дадут мне немного времени… Я еще не готова к встрече с ними.
Дэниел передал ее просьбу братьям, ухаживающим за больными, потом придвинул ближе к кровати табурет и сел. В его глазах все еще светилась необычайная радость, словно солнечный свет рассеял все тени, таившиеся в их глубине.
Лорелея приподнялась на локте. От легкого головокружения в глазах потемнело. Сознание того, что она своими руками убила человека, разрывало ей сердце.
— Я убила отца Эмиля.
— Я знаю. Это моя вина. Я должен был…
— Нет, Дэниел. Он умер от моей руки.
Ему очень хотелось прижать ее к себе и утешить, но он оставался неподвижным, глядя на Лорелею полными боли глазами.
— Я думала, что он убил тебя, — проговорила она, — я видела, как ты упал.
— Я упал, но пуля пролетела мимо.
— Я убила человека, — повторила она.
Он наклонился вперед. После минуты раздумий положил свою загрубевшую ладонь на ее руку.
— Ты убила чудовище, — произнес он. — Он не был служителем Бога, а известным якобинцем, убийцей.
— Он хотел стать настоятелем. А еще он хотел прибрать к рукам мое наследство, завещанное моим отцом — Людовиком XVI.
— Отец Джулиан рассказал тебе о сокровищах?
— Перед самой смертью. Поэтому отец Эмиль и увез меня из Парижа. Я думала… — она закусила губу и глубоко вздохнув, продолжила: — Я думала, что он хочет защитить меня… от тебя.
На лице Дэниела появилась гримаса боли.
— В своей жизни я наделал так много ошибок, слишком много. Но самое худшее то, что я лгал тебе и себе, отрицая свою любовь.
Она едва слушала его, погрузившись вновь в воспоминания.
— Мне нужно было придумать какой-нибудь другой способ остановить его.
— Нет, — резко сказал Дэниел. — Жизнь — это самое ценное, что у нас есть. Но отец Эмиль потерял право жить. Если бы ты пощадила его, он бы убивал снова и снова. Ты должна поверить в это, Лорелея, и больше не терзать себя раскаяниями. Она вздрогнула.
— Из-за меня погибло очень много людей. Дэниел крепко сжал ее руки.
— Не надо, Лорелея, — произнес он низким и страстным голосом. — Не смей обвинять себя. Нет твоей вины в том, что произошло.
Лорелея взвесила в уме его слова и немного успокоилась. Она знала, что сможет теперь примириться с мыслью о содеянном. Она всего лишь наказала зло, жестоко наказала.
— О боже, — проговорил Дэниел, — во всем, что случилось, ты была невинной жертвой, в то время как я…
Он вдруг резко отпустил ее руки, словно боялся заразить ее какой-то болезнью. Ему нужно было так много всего рассказать, она столько должна узнать, даже если придется признаниями причинить друг другу невыносимую душевную боль.
— Среди вещей отца Джулиана я нашла твой рюкзак, — произнесла Лорелея.
Он с трудом проглотил ком в горле. Его лицо побледнело.
— О Боже!
— Дэниел, почему ты согласился на план Жозефины?
Он провел руками по лицу, словно сдирая с него маску.
— Я считал, что нахожусь в ее власти.
— В ее власти? Ты имеешь в виду, что вы… — она замолчала и отвела взгляд, не в состоянии продолжить.
— Потому что мы были любовниками, — Дэниел выплюнул эти слова. — Это всего лишь часть всей правды. Но если бы об этом узнал Бонапарт, было бы хуже для нее, а не для меня. В ее ловушку я попал из-за Жана Мьюрона. Она угрожала расправой над ним, если я не соглашусь выполнить это задание. Стоило ей сказать только одно слово, и его бы казнили.
— Кем тебе доводится Мьюрон?
— Неважно, кем он мне доводится, — сказал Дэниел. — Важно, кем он является для Швейцарии.
— Ты скрываешь от меня еще одну тайну, — в ее голосе чувствовалась боль. — Как и все остальные многочисленные тайны, которые ты скрывал от меня с самого начала нашего знакомства. Почему ты притворялся, что потерял память после обвала? Дэниел виновато пожал плечами.
— Мне нужно было выиграть время, пока я не поправлюсь. Я догадывался, что отец Гастон понял, зачем я пришел в приют. Он пытался остановить меня, прежде чем я смог бы… — его голос затих, и он понурил голову.
— Убить меня, — закончила она за него. С чувством горького стыда она вспомнила то время, которое проводила рядом с «Вильгельмом», страстно желая его прикосновений, поцелуев, стараясь почаще оставаться с ним наедине. — У тебя было много возможностей покончить со мной. Что заставило тебя передумать?
— Ты, — признался он. — Ты, моя дорогая. Даже я был не настолько жесток, чтобы повредить хоть один волос на твоей головке.
Она вздохнула, подтянула колени к груди, удобнее устраиваясь на кровати, и оперлась о них подбородком.
— Но ты знал, что мой отец был главным виновником смерти восьмисот швейцарцев из его личной охраны. Как ты мог смотреть на меня, общаться со мною и не вспоминать об этом каждый раз?
— Как я мог смотреть на тебя и не любить? — он снова взял ее руку, поглаживая своей содранной, покрытой волдырями ладонью.
Его признание в любви ошеломило Лорелею. Она слишком долго ждала от него этих слов, и вот они неожиданно для нее прозвучали как гром среди ясного неба. Она не должна позволять себе поверить Дэниелу. Не сейчас.
— Ты излечила меня от тех воспоминаний, Лорелея. Теперь, когда я думаю о Париже, я вспоминаю, как танцевал с тобой в садах Тюильри, занимался с тобой любовью… — он криво усмехнулся. — Вижу, как ты и Барри терроризируете «ковровую вошь» Жозефины.
Вздрогнув, Лорелея бросила взгляд на окно. Все небо было окрашено багрянцем заката.
— Ты говоришь, что Жозефина может использовать свое влияние на Бонапарта против Мьюрона. Что мешает ей это сделать прямо сейчас?
Дэниел довольно ухмыльнулся:
— Мьюрон уже на свободе. Он в Швейцарии.
— Откуда ты знаешь? — удивленно спросила Лорелея.
— Я помогал освобождать его. — Ты отвез его в Швейцарию?
— Нет. Меня поймали во время его побега.
— Ты был в тюрьме? — Лорелея представила себе, как вооруженные охранники, словно стая псов, набросились на Дэниела. Но она не могла представить Дэниела, сидящего за решеткой, лишенного свободы, которую он всегда так высоко ценил.
— Я сидел в тюрьме, — сказал он, — обвиненный в измене, шпионаже… и убийстве.
Она закусила губу.
— Ты снова убил.
— В этот раз нет. Но Бонапарт считает, что это сделал я.
— Но, тем не менее, ты здесь. Ты тоже, должно быть, сбежал.
Он покачал головой:
— Нет. Бонапарт выпустил меня, чтобы я последовал за тобой.
Наконец ей все стало ясно. — Ты отрицал, что являешься человеком чести. Но, тем не менее, ты отдашь не только свою свободу, но и жизнь за свободу Мьюрона.
— Я с радостью отдал бы свою жизнь ради твоей безопасности, Лорелея, — тихо сказал он.
Слова взбодрили ее, как дуновение свежего горного ветерка, заставив почувствовать себя светлой, чистой, желанной. Лорелея поняла, что перед ней находится новый Дэниел, не тот наемник, который пришел в приют, задумав убийство. Она схватила его руку и крепко сжала. По телу разлилось тепло, но этого было недостаточно.
— Обними меня, Дэниел, — попросила она.
Он с беспокойством посмотрел на жену.
— Я не хочу причинить тебе боль.
— Я не сломаюсь. Просто обними меня.
— Ты должна была ненавидеть меня, — с мукой в голосе произнес Дэниел.
— Я пыталась, — она слабо улыбнулась. — Мне это не удалось.
Он провел пальцами по ее запястью, а потом нежно обнял женщину за плечи.
— Нет. Обними меня по-настоящему, — взмолилась она, — как будто ты меня никогда больше не отпустишь.
Дэниел присел на краешек кровати и зарылся лицом в ее волосы. Он всем сердцем желал, чтобы это мгновение длилось вечно, и он мог наслаждаться ее любовью до самой смерти.
Но ему придется покинуть Лорелею. Он дал Бонапарту слово, что вернется в Париж, чтобы предстать перед судом. Он ни капли не сомневался в вынесенном ему приговоре. Смерть. «Какой неподходящий момент, — уныло подумал Дэниел, — обнаружить в себе честь и достоинство. Какой неподходящий момент для того, чтобы умереть, едва вновь обретя любимую женщину». Но Лорелея своим прощением преподнесла ему бесценный подарок. По крайней мере, он уйдет со спокойной душой.
Раздался стук в дверь. Он нехотя освободился от ее сладостных объятий и пошел открывать. На пороге стоял Маурико с подносом, еды на котором хватило бы, чтобы накормить небольшую армию. Отец Клайвз принес дароносицу. За его спиной стояли каноники и послушники, с радостными улыбками глядя на сидящую в постели Лорелею, живую и вполне здоровую.
Лорелея пригласила пришедших войти, благодаря их за бескорыстную любовь, которую питали к ней эти простые люди с ее самого раннего детства.
— Пожалуйста, садитесь, все садитесь, — сказала Лорелея, приглашая каждого. Она не обращала никакого внимания на свои растрепанные волосы и измятую рубашку, которая была расстегнута на шее. Лорелея сделала глубокий вздох и произнесла:
— Отец Джулиан умер в Париже. Отец Эмиль отравил его.
Послышался хор удивленных голосов. Все присутствующие в комнате перекрестились.
— Но почему? Что толкнуло нашего брата на такой поступок? — спросил отец Дроз.
— Он не был вашим братом, он — самозванец, — сказала Лорелея. — Дайте мне дароносицу, отец Клайвз.
Каноник подал ей большой оловянный сосуд. Вправленные туда бриллианты засверкали в лучах заходящего солнца, отбрасывая на деревянный пол разноцветные блики.
Лорелея несколько мгновений держала помятый сосуд в руках, как бы взвешивая его, потом медленно вернула его назад, потерев пальцем клеймо, выбитое на дне. В ее глазах было столько боли и отчаяния, что Дэниел испугался. Он подошел к ней и положил руку на ее застывшее плечо. Отец Дроз приподнял фонарь, и в ярком свете все увидели буквы, выдавленные на дне: «ЛФБ». Людовик Филипп де Бурбон. Ее отец.
— Камни, украшающие дароносицу, — дрожащим голосом произнесла Лорелея, — все настоящие. Они были посланы на хранение королем Франции Людовиком XVI отцу Джулиану.
Зашуршали рясы и задвигались стулья. Монахи подошли ближе. Она печально смотрела на них.
— Сокровища были оставлены для меня, хотя я ничего не знала о них, пока отец Джулиан перед смертью не признался мне. Как вы уже догадались, я — внебрачная дочь короля Людовика XVI.
Монахи зашумели. Дэниелу хотелось обнять ее и прижать к себе, но Лорелея подняла руку, призывая к тишине, и он понял, что она хочет продолжить свой рассказ.
Лорелея рассказала, ничего не утаив, о своем рождении в Ивердоне. О том, что отец Джулиан и отец Ансельм столько лет хранили ее тайну. Она рассказала о гибели отца Гастона, о предательстве отца Эмиля и его покушении на ее жизнь. О всех событиях, происшедших с нею в Италии и в Париже. И ни разу Лорелея не упомянула, что Дэниел был центральной фигурой во всех заговорах. Он благодарил эту женщину за ее любовь и великодушие, за то, что не помнила зла, причиненного ей.
Закончив свой рассказ, Лорелея указала на дароносицу отцу Дрозу.
— Наследство принадлежит мне, но я воспользуюсь только тем, что мне необходимо для продолжения моего обучения. Остальное принадлежит приюту.
Отец Дроз с брезгливой гримасой держал в руках тяжелый сосуд, оскверненный столькими убийствами.
— Идут посетители! — крикнул Тимон, врываясь в комнату.
Дэниел затаил дыхание, а потом выпалил:
— Кто?
Тимон усмехнулся:
— Минуту терпения, месье. Сейчас все сами увидите.
Снаружи послышался шум Голосов и звук шагов.
«Боже, — подумал Дэниел, — неужели Бонапарт не поверил моему слову?». Он вскочил на ноги и бросился к двери.
Лорелея наблюдала, как в лазарет ворвалась группа мужчин. Впереди всех она увидела знакомую сутулую фигуру.
— Отец Ансельм, — прошептала она.
— Лорелея, мое дорогое дитя! Слава Богу, ты жива, — он стиснул ее в своих объятиях. Лорелея доверчиво прильнула к нему и с удивлением подумала, как вообще могла она заподозрить его в предательстве?
— Вы знаете об отце Эмиле? — спросила она.
— Я знаю, что этот самозванец хотел с тобой сделать, — ответил старый каноник, жестом показывая на своих компаньонов. — Мы все знаем, — он посмотрел на дароносицу в руках отца Дроза. — А, ты уже нашла свое наследство? Да простит Бог отца Джулиана за то, что он так долго ждал, чтобы рассказать тебе о нем. Дитя, ты должна была прийти ко мне, прежде чем покинуть Париж. Я смог бы все рассказать и уберег бы тебя…
— Я не знала, кому верить, — сказала Лорелея. — Но в вас я никогда не сомневалась, отец.
— Но теперь все позади, — тихо произнес Дэниел, — и ты в безопасности.
Она кивнула и стала разглядывать мужчин, которые пришли вместе с отцом Ансельмом. Эверард, курьер, одарил ее широкой улыбкой. Заметив ее изумление, вперед выступил Сильвейн.
— Я очень рад видеть тебя, Лорелея, — произнес, он. — Боже, я так сожалею. Сожалею обо всем.
— Тсс, — сказала она, из глаз покатились слезы. — Теперь я знаю, что делают мужчины, вынуждаемые необходимостью.
С порога шагнул еще один человек и стал рядом с Дэниелом. Лорелея вдруг почувствовала, что ей стало нечем дышать. Она удивленно моргнула раз… другой, но странное видение не исчезло.
Мужчина был болезненно худ, смуглая кожа плотно обтягивала скулы. Но у него была такая же гордая осанка, как у… Дэниела; такое же красивое лицо, разве только черты его чуть помягче, чем у Дэниела.
Но те же голубые глаза искрились задором и весельем; по плечам рассыпаны такие же, как у Дэниела, черные волосы.
— Святая Дева Мария, — сказала Лорелея, схватившись за одеяло. — Вы братья?
Дэниел и незнакомец подошли ближе.
— Это — Жан Мьюрон, — представил Дэниел. — Мой сводный брат.
Наконец она все поняла. Его кровный брат находился в опасности. Жозефина не оставила ему выбора, посылая в приют Святого Бернара.
— Я очень рада познакомиться с тобой, — медленно проговорила она.
— Но не больше, чем я рад познакомиться со своей невесткой, — ответил Мьюрон. Даже голоса у них были похожи: низкие, соблазнительные. — Я не слышал ничего кроме похвал твоему таланту врача, — его взгляд оценивающе скользнул по хрупкой фигурке, прикрытой одеялом. Мьюрон насмешливо взглянул на Дэниела. — Но самое высшее твое достижение заключается в укрощении сердец наемников.
— Дэниел, почему ты мне ничего не сказал?
— Я… Мы никогда не признавались в своем родстве.
Эти простые слова тронули ее сердце. Во благо уважаемой семьи Мьюрона, Дэниел держался на заднем плане, прокладывая свой собственный путь в жизни.
— Это было ошибкой, — заметил Жан. — Как тебе удалось удрать из Парижа, Дэниел?
Уголок рта Дэниела приподнялся в усмешке.
— Хочу сказать, мой побег оказался гораздо легче твоего.
Все еще не придя в себя от изумления, Лорелея переводила взгляд с одного брата на другого. Но между ними была одна очень значительная разница: в глазах Дэниела она видела глубокую любовь только к ней одной. Последние ее сомнения развеялись, как туман под ярким солнцем.
Лорелея почувствовала, что у нее от радости поет душа. Ее окружали родные, знакомые лица. Рядом с ней был Дэниел и другой мужчина, ради освобождения которого много месяцев назад Дэниелом на карту была поставлена ее жизнь. Но теперь все позади. Повисшее в комнате напряжение во время знакомства Лорелеи с Жаном Мьюроном исчезло. Мужчины смеялись и разговаривали.
К Лорелее подошел Сильвейн.
— Ты поедешь в Коппе? — спросил он.
— Я… — она взглянула на Дэниела. Его глаза светились любовью и гордостью, но была в его взгляде и какая-то странная печаль. — Мы, скоро поговорим об этом. Мне нужно немного времени, чтобы хорошо обдумать все случившееся.
Был уже поздний вечер, когда все мужчины покинули комнату. Маурико поставил перед Лорелеей поднос.
— Твой ужин уже остыл, — проворчал он.
— Ерунда. Я все равно его съем.
Но ужинать не пришлось. Дэниел сел с ней рядом и начал поглаживать плечи и спину, нашептывая слова любви. Убаюканная его нежными словами, она сама не заметила, как погрузилась в сон.
Когда Лорелея проснулась, Дэниел все еще сидел рядом и смотрел на нее. Его лицо было освещено мягким мерцанием углей в печи.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Прекрасно, — она потянулась. — Никогда не чувствовала себя лучше.
— Лгунишка. У тебя, наверное, болят все кости после обвала. Ты голодна?
— О да, — Лорелея широко улыбнулась. — Я изголодалась по твоей любви. Дэниел сел рядом:
— Дорогая, сейчас я устрою тебе пир.
Они крепко поцеловались, его язык нежно обвел ее мягкие губы, а руки осторожно скользили по плечам вниз к тонким запястьям.
— Я люблю тебя, — произнес Дэниел.
— Да, — прошептала она. — Я знаю.
— Но тебе нужно что-нибудь поесть, — Лорелея открыла рот, чтобы возразить, но он настоял: — Никаких споров.
Дэниел принес поднос, и она съела кусочек хлеба с мягким сыром. Он, стоя в ногах кровати, усмехнулся. Лорелея нахмурилась:
— Ты смеешься надо мной.
— Ты особа королевской крови, а сейчас, возможно, и одна из самых богатых женщин Европы. И все равно ешь ты как крестьянка.
— И всегда ею буду.
— Лорелея, — Дэниел стал серьезным. — Прошу тебя поверить в мою искренность. Я никогда не хотел, чтобы ты изменилась.
Она закончила свой ужин, выпила из кружки хорошего вина, привезенного из Аосты, и вытерла рот.
— Иди сюда, Дэниел, — позвала она. — Иди посиди со мной.
Койка заскрипела, когда он опустился рядом с ней. От него пахло лесом и свежим горным воздухом. Лорелея взяла в ладони его лицо и улыбнулась.
— А теперь, что ты там говорил по поводу пира?
Дэниел нежно посмотрел на жену:
— Поверь мне, я сам сгораю от желания. Но после всего того, что ты перенесла, ты должна отдохнуть.
Она подняла руку и большим пальцем нащупала на его горле теплую пульсирующую жилку.
— Тело заживет, Дэниел. Гораздо быстрее души. Ты нужен мне, — просто сказала она, прижимаясь к нему и обнимая его упругое тело. — Больше, чем пища, больше, чем отдых, и больше, чем бриллианты.
Чувствуя головокружение от нежности и страсти, Дэниел сжал ее в своих объятиях. Блестящие шелковистые волосы Лорелеи коснулись его губ, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее лоб, висок, щеку и наконец губы. Боже, как же ему не хватало ее нежности, ее сладости, влажного тепла, которое проникало в него каждый раз, когда он целовал ее.
Дрожащими руками Дэниел начал расстегивать пуговицы на рубашке Лорелеи, бережно он снял ее, обнажая гладкие плечи. Потом сбросил свою одежду. На его губах заиграла нежная улыбка.
— Я часто мечтал заняться с тобой здесь любовью, — признался он. — Но никогда не принимал в расчет размеры этой проклятой койки.
Подняв ее вместе с постелью, Дэниел устроил лежанку на полу перед печкой. Они легли, согреваясь огнем печи и жаром собственной страсти.
— Я полюбил тебя, — прошептал он, осыпая поцелуями ее подбородок, — с самого начала, но я был слеп и слишком напуган, чтобы признаться в этом.
— Ты должен был слушать меня, — слегка упрекнула Лорелея. — Я много раз безуспешно пыталась разъяснить тебе это.
Ее рука скользнула вниз по крепкому телу мужа, оживив его плоть.
Желание, кровоточащее и болезненное, как свежая рана, пронзило все его естество. Его руки крепко сжали голову Лорелеи, и он жадно прильнул к ее губам. «Нежнее, — сказал себе Дэниел. — Ей и так уже сильно досталось».
Он взял с подноса кружку с вином и поднес к ее губам. Лорелея медленно пила терпкое вино. Капелька вина сорвалась с уголка ее рта и росинкой скатилась по ложбинке между ее грудей. Дэниел поймал губами каплю, слегка подогретую теплом тела Лорелеи.
Он, нахмурившись, осмотрел ее кровоподтеки и взглянул в глаза Лорелее, как бы спрашивая: «Может, не стоит продолжать?». Лорелея отставила в сторону бокал с вином.
— Я не хочу, чтобы ты воздерживался от чего-нибудь, Дэниел, — прошептала она. — Ты не можешь причинить мне боль. Не только сейчас, но и никогда больше.
Тихая мольба освободила его от всех сомнений. Они с радостью бросились в объятия друг друга. Теперь между ними не стояли тени из прошлого. И от сознания этого их чувства обострились еще сильнее. Дэниел, лежа в объятиях Лорелеи, поднимался на головокружительную высоту и стремительно падал вниз, не боясь разбиться. Небеса казались совсем рядом, стоит только протянуть руку. Они искрились и накатывались на него сияющими волнами.
Ошеломленный силой ее ответных толчков, Дэниел выкрикнул ее имя. Они долго лежали в тесных объятиях, спускаясь с вершин их любви, с восхищением всматриваясь в глаза друг друга. Лорелея сложила руки на его груди.
— Кажется, мне начинает нравиться быть твоей женой, — проговорила она.
Он заставил себя улыбнуться.
— Да что ты говоришь?
— Мы будем жить в Коппе, да?
— Коппе — самое лучшее для тебя место.
— И для тебя тоже, Дэниел, — быстро проговорила она. — Ты разве забыл, как мы хорошо работали вместе над моим трактатом? А когда у нас родится ребенок…
— Ребенок? — он отодвинулся назад. В горле зашумело от охватившего его ужаса. Дэниелу было и так плохо от мысли, что ему придется оставить Лорелею. Но весть о том, что ему придется уехать и от нее, и от их ребенка, чуть не свела его с ума. — Ты беременна?
Ничего не зная о его обещании Бонапарту, Лорелея улыбнулась.
— Час назад еще не была, — поддразнила она его. — Но после нашей сегодняшней ночи любви… кто знает?
С мечтательной улыбкой на губах Лорелея свернулась калачиком рядом с ним и погрузилась в блаженный сон.
Дэниел укрыл ее одеялом. В порывах любовной страсти он не позволял себе думать о будущем, потому что не представлял себе жизни без Лорелеи. Такая жизнь была бы невыносимо мучительной для него. Но сейчас, в глубокой тишине альпийской ночи, он вспомнил о своем обещании Бонапарту. Еще один, последний раз ему придется причинить боль Лорелее, им обоим.
Дэниел лежал, составляя в уме планы их дальнейшей жизни. Отец Ансельм может поехать с ней в Коппе. Каноник уже стар и с радостью удалится от суровой жизни приюта. Жан с Сильвейном проследят, чтобы они благополучно добрались до замка барона Неккера. Там она будет в безопасности, окруженная заботой. Судьба Лорелеи не давала Дэниелу покоя, пока усталость не взяла над ним верх и он не заснул.
В полдень раздался стук в дверь. Дэниел сразу же проснулся. Его руки, обнимающие Лорелею, напряглись. Печка погасла, и за ночь комната сильно остыла. При дыхании изо рта вырывались облачка белого пара. Но им тепло было под одеялами.
— Кто там? — тихо спросил он. Лорелея заворочалась, но не проснулась.
— Это я, Сильвейн. Приближается отряд солдат. У Дэниела сильно забилось сердце.
— Какие солдаты?
— Из охраны консула.
— Я сейчас выйду.
Дэниел прижался щекой к мягким волосам Лорелеи. От ее маленького дорогого ему тела исходило соблазняющее тепло. Дэниел наслаждался этим кратким мигом: запахом ее тела, теплом гладкой нежной кожи. Его мучения усиливались, как лихорадка. Он нашел Лорелею, чтобы снова потерять ее. Возможно, уже навсегда.
— Лорелея, проснись.
Она открыла глаза и улыбнулась. Как бы ему хотелось устранить все препятствия словами, рвущимися прямо из сердца.
— Лорелея, я люблю тебя, — произнес он.
— Я знаю, — она поцеловала его подбородок. — Я тоже люблю тебя.
— Я должен вернуться в Париж.
Она подскочила в постели, сразу же проснувшись.
— Но зачем? Мы здесь, Мьюрон на свободе…
— Вот потому я и должен вернуться, — он смахнул с ее щеки прядь волос. Он знал, что всегда будет помнить черты ее лица: прекрасные, мягкие, нежные линии. Ее прелестное личико было так непохоже на уродливое лицо ее венценосного родственника.
— Но Бонапарт освободил тебя.
Дэниел покачал головой:
— Мне пришлось дать ему честное слово, Лорелея. Я поклялся вернуться в Париж и предстать перед судом.
— Судом! Но ведь за шпионаж против Республики и убийство… — она зажала рукой рот.
— …приговаривают к смерти, — как можно нежнее проговорил он.
Лорелея вцепилась в него что было силы, ее пальцы впивались ему в плечи.
— Нет! Я не отпущу тебя. Мы убежим, найдем место, где никто не сможет нас отыскать.
Печально улыбаясь, он проиграл в уме эту мысль — сбежать с ней в какое-нибудь укромное местечко. Но он не имел никакого права обрекать ее на такую жизнь — жизнь беглых преступников. В конце концов, это он вовлек ее в водоворот своих проблем, бед и несчастий. Сейчас он должен позаботиться о ее спокойствии и безопасности. Она могла бы работать и учиться в Коппе. Со временем забыла бы о мужчине, который умер, храня в сердце ее светлый образ.
— Лорелея, выслушай меня. Я не могу допустить, чтобы ты жила с человеком, которого разыскивают. Я не хочу все время оглядываться, а каждое утро просыпаться с мыслью, не предали ли нас.
— Мы могли бы уплыть в Америку или…
— Я дал слово, дорогая. Ворон бы не задумываясь нарушил свое обещание. Но я уже другой человек, — он прижался губами к ее виску. — Ты сама говорила, что я изменился. Я не могу нарушить слово чести.
— Даже если это будет стоить нашего счастья и твоей жизни? — надломленным голосом спросила она.
— Послушай, но ведь есть шанс, что меня признают невиновным.
— Я не настолько глупа, чтобы поверить в это.
— Отец Ансельм, Жан и Сильвейн проследят, чтобы ты благополучно добралась до Коппе. Они вместе с бароном Неккером позаботятся о тебе.
Она внимательно посмотрела ему в глаза:
— Но кто позаботится о моем сердце, Дэниел? Скажи мне.
— Ты очень сильная, любовь моя, и у тебя есть очень важная работа. Ты выдержишь.
Он встал и потянул ее за собой, оборачивая одеяло вокруг ее дрожащих плеч. Ее волосы спутались, а широко открытые глаза смотрели на него с невыносимой тоской.
— Одевайся, любимая. Охрана консула уже на подходе. Бонапарт не разделял твоего убеждения, что я изменился. Он послал маленькую армию, чтобы быть уверенным, что я поневоле сдержу свое слово.
Лорелея ступила во двор приюта. Все тело болело, а сердце разрывалось от мысли, что она теряет Дэниела.
Он стоял в стороне от группы каноников и послушников. В замшевых бриджах и толстой куртке, с сияющими волосами, рассыпанными по плечам, ее муж выглядел таким же строгим и прекрасным, как покрытые льдом горные вершины, окружающие перевал Большой Сен-Бернар. Но никогда еще он не казался таким одиноким. У Дэниела не было с собой никакого оружия, да он и не собирался ни от кого защищаться. Он напряженно смотрел на тропу, на которую с западной стороны озера свернули шестеро одетых в красные мундиры солдат, восседавшие на мулах.
Лорелея прижала руку к сердцу. О, Дэниел! Неужели она сделала из него человека чести только ради того, чтобы послать его на смерть?
Мьюрона и его спутников нигде не было видно. Им нельзя было показываться на глаза консульской охране.
Солдаты въехали во двор. Обычно гостей принимал настоятель, но теперь его не было, и эту обязанность принял на себя отец Дроз. Под шляпой с конусообразной тульей виднелось печальное лицо.
По традиции приветствия он воткнул свой альпеншток в землю и поднял руку ладонью вперед.
С красными от холода щеками, на землю спрыгнул капитан консульской охраны. Резкий ветер развевал полы его шинели и рвал с головы треуголку.
Лорелея подбежала к Дэниелу.
— Умоляю, не уходи с ними, — тихо попросила она, коснувшись его руки. Его напряженные мышцы под шерстяной тканью были твердыми, как гранит.
— Я должен, — сказал он, нежно глядя на нее, — Лорелея, ничего в жизни труднее этого мне еще не приходилось делать.
Наклонившись, он быстро поцеловал ее в онемевшие губы. Дэниел подошел к французскому капитану, Лорелея следовала за ним.
Дэниел представился.
— Я Дэниел Северин.
— Капитан Релен Ботфор, — он протянул свернутый и запечатанный пергамент. — Это от первого консула.
Дэниел взял письмо и отошел в сторону. Ему хотелось хотя бы еще на одну минуту уберечь Лорелею от надвигающейся беды. Онемевшими пальцами Дэниел развернул письмо и посмотрел на ровные строки, написанные рукой Бонапарта.