ГЛАВА 15
– Ваше Величество, – сказал граф Эссекс, прихорашиваясь, как призовой петух на ярмарке. – По моим расчетам, они подойдут к проливу через неделю. Скоро весь мир узнает, что вы сделали Англию владычицей морей.
С места у окна в Присутственной Палате Энни бросила на Эссекса мрачный взгляд. У него был рот размером с его подбитую ватой широкую грудь, и значение понятия «осторожность» ему было неведомо.
Все же с годами у королевы выработалась терпимость к смазливым мужчинам, расточавшим ей комплименты.
Она одарила его улыбкой, которую еще можно было назвать ослепительной.
– Вы желаете им успеха, не так ли, мой друг? – улыбнулась королева.
Эссекс в глубоком поклоне взмахнул шляпой с пером:
– Ну конечно же! Как может быть иначе? Дорогая мадам, я всегда и впредь буду вас поддерживать во всех ваших начинаниях.
Но Энни видела его насквозь. Он завидует Дрейку и ревнует к нему королеву.
– Вся Англия молится за их успех, – продолжал Эссекс. – Если им удастся…
– Милорд, – вмешался Кристофер Хэттон, – будьте осторожны, к нам приближается новый посол Испании.
Хэттон нравился Энни. У него были проницательный ум, непритворная преданность королеве, а также полная уверенность в успехе предприятия Дрейка и Эвана. С обычным мастерством он увел Эссекса от Елизаветы. Через секунду рядом с мажордомом королевы появился герольд посла.
Девушка застыла. Мажордом заговорил, но кроме глухих ударов собственного сердца, Энни ничего не слышала. Ее взгляд был прикован к худой темноволосой фигуре посла, склонившегося к руке королевы.
– Помоги мне, Господи, – прошептала она, прячась за портьеру. Послом оказался дон Яго Ороцо – человек, виновный в смерти ее отца и бывший когда-то секретарем наместника короля в Новой Испании.
Но было слишком поздно. Когда Ороцо сошел с помоста, чтобы поприветствовать двор, среди присутствующих он заметил девушку. По его коварной улыбке Энни поняла – он ее узнал.
Порт Святого Юлиана, июль 1578 года.
– Так умирают предатели! – воскликнул Дрейк, обращая слова к небу с клубящимися серебристыми облаками.
Моряки с ужасом смотрели на бьющееся в предсмертных судорогах обезглавленное тело на каменистой земле. Кровь била фонтаном, и они отошли подальше, чтобы она не могла попасть на них. Палач отбросил в сторону окровавленный топор и согнулся, сотрясаясь от рвотных конвульсий.
Порывистый ветер трепал волосы Эвана. От холода замерзли уши, но он все еще держал шляпу прижатой к груди. Взгляд его был прикован к голове Томаса Даути. Он не чувствовал ни раскаяния, ни угрызений совести. Гордый и самовлюбленный Даути предал их. Еще до того, как корабли отплыли из Плимута, он, нарушив наказ королевы, рассказал лорду Бергли о том, куда они направляются.
Если бы Томас на этом остановился, Дрейк пощадил бы его. Но Даути украл опечатанные драгоценности, захваченные на португальском судне. Вскоре он провозгласил себя адмиралом, но хуже всего было то, что он вселял в души моряков сомнения и побуждал их к бунту против Дрейка. А это чревато тем, что все они могли погибнуть в пути. Лицо Фрэнсиса хранило страдальческое выражение, а глаза от пронизывающего ветра слезились.
– Правильно ли я поступил? – спросил он дрожащим голосом.
Эван знал, что сердце друга разрывают сомнения.
– Ты жестокий человек, Фрэнсис, – сказал он. – И безжалостный. Но только к врагам, – он обвел глазами команду, стоящую неровной шеренгой вдоль берега. – Среди нас нет ни одного моряка, который назвал бы тебя убийцей.
Дрейк посмотрел на человека, стоящего перед неподвижным телом на коленях.
– Но с нами еще брат Даути.
– Фрэнсис! Суд, объявивший Тома предателем, был единодушен. Вспомни, что говорила королева: лорд-казначей Бергли должен последним узнать, куда вы отправляетесь.
– «Если кто-то выдаст тайну, ему должно отрубить голову», – добавил Дрейк, слово в слово цитируя приказ королевы.
– Томас Даути не дал тебе иного шанса, – сказал Эван. – Здесь, в этой чужой стране, окруженные туземцами, мы вынуждены есть жуткое мясо пингвинов и странную рыбу. Наши люди гибнут, – Эван бросил взгляд на каменную пирамиду, сооруженную над телами убитых моряков. – А впереди нас ждут неведомые воды. Этих опасностей достаточно, не говоря уже о возможности мятежа.
Дрейк запустил руку в бороду.
– Но если бы я пошел по другому пути? Поместил бы Тома под стражу, например…
– Это не заставило бы его молчать.
– Или отправил бы его назад, в Англию…
– У тебя нет лишних людей, чтобы его сопровождать.
Фрэнсис закрыл глаза и глотнул холодный воздух.
– Эван, всегда оставайся со мной. Без тебя я проиграю в сражении со своей совестью.
Он открыл глаза и обвел взглядом объятых ужасом моряков, собравшихся на скалистом берегу: капитан Винтер, Нэд Брайт, который услышал о планах Даути и донес на него, Уилл Хокинс, Парсон Флетчер, брат Дрейка Томас и его племянник Джек, и еще пятьдесят других – мужчин и мальчиков, солдат и моряков, дворян и простолюдинов.
– Я должен говорить, – отбросив с лица волосы, Дрейк расправил плечи. – Я сам должен обратиться с речью к моим людям сегодня.
Он подал команде знак рукой:
– Друзья мои, все трудности этого путешествия еще ждут нас впереди. Мы не сможем встретить смертельную опасность, если не будем едины. Я требую положить конец ссорам и разногласиям.
Моряки подозрительно поглядывали на солдат. Дворяне с интересом рассматривали простолюдинов.
– Бога ради, все мы связаны одной целью! – Дрейк ударил кулаком по ладони. – Поэтому и трудности должны делить в равной степени. Я должен быть уверен в отваге идущих со мной моряков и джентльменов. Поэтому и те и другие должны тянуть общую лямку, независимо от своего положения в обществе. А тот, кто откажется приложить к этому свои силы, не ускользнет от моего внимания… – Фрэнсис свирепым взглядом, сдобренным иронией, смерил группу дворян. – Но среди нас таких быть не может.
Он принялся расхаживать по берегу. Под сапогами хрустела галька. Из стороны в сторону раскачивалась висевшая на боку шпага.
– Желающие расстаться с нами могут сделать это сейчас. Вы сможете вернуться в Англию на «Мэриголд», – глаза его вызывающе сверкнули. – Но помяните мое слово, если вы встанете мне поперек дороги, я отправлю вас в преисподнюю!
С ослепительной, очаровательной улыбкой Дрейк оттянул носок и низко поклонился:
– Ну, что скажете, господа? Остаетесь со мной?
Яростной силы ветер трепал берег. Никто не пошевелился и не подал голос.
Капитан упер руки в бока и повернулся лицом к морским офицерам:
– Отлично. Настоящим вы освобождаетесь от ваших должностей.
От удивления у людей открылись рты, округлились глаза. Некоторые сжали кулаки.
Капитан Винтер толкнул локтем капитана Томаса, и они одновременно шагнули вперед.
– Послушайте, сэр, – сказал Винтер. – Не спорим, ваша власть безгранична, но зачем идти так далеко, чтобы доказывать это?
Дрейк мрачно ухмыльнулся:
– Как же мне не увольнять вас после подстрекательства к мятежу, который вот-вот произошел бы?
Он на несколько мгновений замолчал. Тишину нарушало только злобное завывание ветра.
– Даути был не единственным виновником измены, но я дворянин и клянусь, что от топора больше никто не пострадает.
Для пущей убедительности и придания весомости своей власти он показал письма и документы инвесторов и под конец извлек вексель королевы.
– Вопросы есть? – лукаво спросил он.
Толпа безмолвствовала.
– Прекрасно, тогда нам остается расформировать транспортные судна, переписать людей и груз, – он снова повернулся к офицерам. – Да, между прочим, господа, вы все восстановлены в правах.
Послышались крики ликования. Фрэнсис откинул назад голову и расхохотался, довольный собственной щедростью.
Эван в напряженном ожидании наблюдал за сценой, устроенной его приятелем. Сначала он видел толпу непокорных, испуганных людей, ранее усомнившихся в его власти. Но постепенно они вновь обрели веру в него и в возможность успешного достижения цели предприятия.
– Боже милостивый, Фрэнсис, неужели всему этому ты научился в Ирландии? – спросил он Дрейка, когда они перетаскивали запасы на три оставшихся корабля.
– Да, у лучшего из лучших.
– И кто же это такой?
– Ни кто иной, как граф Эссекс.
Эссекс. Из придворных сплетен Эван знал, что тот был хорош собой, умел гладко говорить и обладал проницательным умом. Чтобы завоевать любовь королевы, он пользовался всем арсеналом своего обаяния. После представления, устроенного Дрейком, Эван ничуть не удивился бы, если бы узнал, что чары его сработали.
– Жаль, что Эссекс не предупредил тебя о Томе Даути, – пробормотал Эван.
– Предупредил, – признался Дрейк, и его губы вытянулись в презрительную улыбку. – Ты тоже предупреждал. Но я был, черт возьми, слишком самоуверен, чтобы внять вам. Представляешь, я верил, что Даути мой друг, – он покачал головой. – Мне так льстило его внимание, что я ни разу не задал себе вопрос: что именно его привлекало ко мне? Мне следовало бы понять, что ему, в сущности, было совершенно наплевать на меня. Он жаждал славы для себя самого.
– Все уже кончено, Фрэнсис. Теперь лучше смотри в будущее.
– Точно. Будет лучше, если я буду полагаться на таких людей, как ты, Дирк, Дентон и добрый Нэд Брайт. На людей, знающих цену себе и цену преданности. Такие не пойдут на бунт.
Эван почувствовал себя виноватым и отвел взгляд. Разве для него самого вояж не служил удовлетворению собственных амбиций? Разве он не мечтал о том, чтобы разбогатеть и бросить богатство к ногам Энни Блайт?
– Фрэнсис, я…
– Я хочу, чтобы ты отправился на корабле капитана Томаса, – сказал Дрейк.
– Конечно, если ты этого хочешь. Но, Фрэнсис, я собирался сказать тебе кое-что другое.
Дрейк некоторое время смотрел на него.
– Избавь меня от этого, Эван. У нас еще много работы.
В августе флагманский «Пеликан» был переименован в «Золотую лань» в честь Кристофера Хэттона и вместе с «Мэриголд» и «Елизаветой» они подошли к проливу Магеллана.
В честь королевы топсели были приспущены. Эван стоял на палубе «Мэриголд» рядом с капитаном Джоном Томасом. Они молча смотрели на отвесные скалы, возвышающиеся справа по борту. Прямо перед ними маячила Тьерра-дель-Фуэго, Огненная Земля, загадочный, неизвестный мир, кипящий вулканами, с остроконечными вершинами, покрытыми снегом.
Мрачная картина обладала для Эвана магической притягательностью.
– Край материка, – заметил он.
Капитан Томас, прикрывшись рукавом, чихнул.
– К тому же не самый веселый. Клянусь Богом, Эван, эта картина навевает на меня дурные предчувствия, – он устремил взгляд на темные воды, с ревом бьющиеся об отвесные скалы. – Ничего, кроме смерти, нас там не ждет.
– Возможно.
Даже если это и так, Эван не боялся смерти. Энни подарила ему одну ночь, но в эту ночь он узнал такую любовь, какую большинству людей не удается узнать за всю жизнь. Теперь, чтобы завоевать ее, он не боялся рискнуть жизнью.
– Джон, а ты знаешь, какой смертью предпочел бы я умереть?
Томас расправил плечи и повел своим большим, покрасневшим от ветра носом.
– Нет.
С «Золотой лани» раздался пушечный выстрел. Три корабля вошли в пасть бурлящих вод пролива, в которых погибали все суда, отважившиеся войти в него за последние пятьдесят лет, кроме судна Магеллана.
В последующие шестнадцать дней им пришлось вынести все опасности и испытания, известные до сих пор морякам: стремительные приливы и отливы, грохочущие шквалы, отвесные утесы, подводные рифы. Но самым страшным и опасным, по мнению Эвана, было чувство полной отрезанности от мира.
Земля предстала их взорам такой, какой ее создал Господь: бесплодный бело-серый мир, где не ступала нога человека. У него было чувство, что на земле, кроме них, не осталось больше живых существ. Хотя в душе он понимал, что где-то далеко люди сидели у жарких каминов, протягивая к веселому огню ноги. Они танцевали и работали, занимались любовью. Но тот мир казался таким же далеким, как звезды, таким же недосягаемым, как Энни.
Они миновали жестокие, загадочные воды пролива и отпраздновали это событие вином и жутким на вкус мясом пингвинов, заплывших жиром. Но не успели моряки с облегчением перевести дух, как с северо-востока на них обрушился шторм.
– Нам ничего не остается, как постараться опередить его, – прокричал Томас.
Завывающий ветер отнес его слова и швырнул в лицо Эвану пену, которая иглами льда вонзилась в кожу. Дни и ночи слились в единое целое. Шторм гнал их в южном направлении. Никто не говорил об этом, но все знали, что давно сбились с курса и следовали в сторону Австралии или еще черт знает какого, не открытого континента.
Обращение Дрейка к людям с призывом к единению, похоже, не пропало даром. И моряки, и джентльмены работали дружно, не покладая рук. Вместе они ставили и убирали паруса, качали насосы.
30 сентября на них с невероятной силой набросился очередной шторм. «Мэриголд» металась, как дикая лошадь, то поднимаясь на волнах, то проваливаясь в казавшиеся бездонными глубины. Стоя на палубе, Эван увидел, что один из матросов отчаянно пытается укоротить парус.
– О Господи, нет! – закричал он.
Вцепившись руками в борт, он с трудом начал продвигаться по палубе. Сильнейшие порывы ветра отбрасывали его назад. Сделав три шага вперед, он продвигался всего на один, но не сдавался.
– Дентон, ради Бога, спускайся!
Дентон висел на снастях, как попавшая в паутину муха. У него сдуло шапку, волосы примерзли к такелажу.
– Я не могу двигаться, сэр! – прокричал он в ответ. – Видит Бог, не могу.
Эван выругался и схватился за снасти.
– Иду за тобой!
Перебросив канат через плечо, он закрепил на палубе один его конец и начал продвигаться на-нерх, упорно сражаясь с качкой. В нескольких сотнях ярдов он увидел «Золотую лань».
Снасти, заледеневшие на ветру, рвали Эвану руки. Он был весь в крови и без сил, когда добрался до Дентона.
– Вот! – крикнул он, обвязывая конец каната вокруг пояса Дентона. – Я спущу тебя по веревке!
– Мы оба упадем! – вскрикнул Дентон.
– Да. Но постарайся упасть на палубу, а не в воду. Второй конец каната я закрепил на палубе. Давай!
– У меня от страха душа ушла в пятки, – пробормотал Дентон.
Корабль с трудом поднялся на вздувшийся вал, а затем рухнул с противоположной стороны вниз. Небо кипело клочковатыми тучами. Мокрый снег облепил их лица. Эван мог поклясться, что ад отличался не жарой, а холодом. И все это ради того, подумал он невнятно, чтобы отщипнуть кусок от испанского пирога и надрать бороду королю Испании. Впервые за все иремя экспедиция показалась ему глупейшим из предприятий.
– Неужели ты думаешь, что теперь будешь значить в моих глазах меньше, чем есть на самом деле? – спросил Эван.
– Ты тоже боишься?
– Да, но только, если я обмочусь, штаны замерзнут.
С помощью рук и зубов Эван обвязал веревку вокруг талии Дентона.
– Что ж, вперед, – он оторвал пальцы друга от снастей.
Дентон начал медленно спускаться. Эван уже собирался последовать за ним, когда увидел, что на них надвигается гигантская волна. Он изо всех сил вцепился в такелаж, когда корабль затрясся от удара.
Корабль взлетел вверх, так резко повернувшись, что у Эвана закружилась голова. Веревка, связывающая его с Дентрном, на плечах и поясе отчаянно натянулась. Он, чтобы обрести равновесие, потряс головой. Гигантские волны продолжали трепать корабль. Сквозь пелену пены он слабо видел мерцание кормовых огней «Лани».
На них неслась вторая волна. Ее лохматый гребень вздымался выше утесов Уэльса. Блистающая, как высеченная из мрамора стена, и такая же крепкая, волна неумолимо приближалась. На ее гребне, как ногти, распустились барашки пены.
Эван открыл рот, чтобы произнести молитву в тот момент, когда исполинский вал обрушился на них.
– Энни! – закричал он.
Со страшной силой прокатившись по кораблю, волна подхватила Эвана и швырнула в ледяное море.
Королева раздраженно теребила в руке письмо Энни.
– Это чересчур остро, хотя тебе позволено больше, чем другим, – произнесла она.
Энни с силой стиснула пальцы, но вскинула подбородок и выдержала взгляд королевы.
– Да, Ваше Величество, но я, как могу, пишу правду. Испанский посол восхваляет добродетели короля Филиппа, а я заявляю, что король – очень опасный человек.
– Опасный! – лающий смех вырвался из груди королевы. Этот звук заставил вздрогнуть стоящего рядом сэра Кристофера Хэттона. – Да Филипп – сам дьявол во плоти! Не могу не согласиться и с тем, что в настоящий момент он один из самых могущественных людей в христианском мире. Сейчас он строит огромный флот, без сомнения, для того, чтобы напасть на нас. Но я не допущу, чтобы ты высказывалась подобным образом у меня при дворе, чтобы ты своей писаниной влияла на ход политической игры!
Энни сделала книксен:
– Если мы будем молчать об учиняемых им кровавых погромах, разве тем самым не будем способствовать смерти невинных?
Королева метнула на нее яростный взгляд:
– Разве мне мало заботы с голландскими протестантами? Кто, как не я, защищает их?
– Конечно, – Энни протянула руку за письмом. – Я сейчас же уничтожу его.
Их руки на мгновение соприкоснулись. В какой-то момент незнакомое обеим чувство связало их. Они встретились взглядами и смотрели друг на друга до тех пор, пока возникшее ощущение не растаяло. Энни отступила назад.
Тон Елизаветы, которым она обратилась к девушке, потеплел.
– Почему ты так ненавидишь дона Яго? – мягко спросила она. – Мне даже кажется, ты боишься его. Раньше я никогда не замечала за тобой эту слабость.
«Потому что он знает, кто я». Щеки Энни вспыхнули. Она опустила глаза и уставилась на подол платья, где заметила несколько волосков от шерсти серой кошки, подаренной когда-то ей Эваном. Маленькое животное стало ее неразлучным другом.
– Ну что? – не унималась королева.
Энни прикусила губу. Дон Яго пока ничего никому не сказал, но Энни чувствовала, что он наблюдает за ней и, как паук, плетет паутину.
– Мадам, он ведет опасную политику.
– Он старается сохранить мир.
– Вынуждая вас делать вид, что вы не замечаете помощь, которую оказывает Испания Ирландии? Не обращаете внимания на строительство огромного флота – целой армады кораблей военного назначения, – не сдержалась Энни.
Елизавета сжала подлокотники кресла и подалась вперед:
– Когда-нибудь я начну войну против Испании. Я никогда не отрицала этого. Но я никогда не пойду на то, чтобы кровь англичан пролилась из-за какого-то ничтожного типа. Понятно?
Девушка не успела ответить королеве. К Хэттону подбежал паж и передал письмо:
– Это срочно, сэр.
Кристофер Хэттон разорвал конверт и, пробежав глазами письмо, побледнел.
– В чем дело, Кит? – спросила королева.
– Новости об экспедиции, – Хэттон откашлялся. Все разговоры в покоях королевы мгновенно утихли. – «Елизавета» вернулась в Плимут.
Сердце Энни ушло в пятки. Она с видимым усилием заставила себя устоять на месте, а не броситься к Хэттону, чтобы вырвать письмо и прочесть его самой.
– И что? – спросила королева.
– Ее капитан, Винтер, пройдя Магелланов пролив, из-за штормов вынужден был повернуть обратно, после того как не прошел через пролив. «Пеликана» переименовали в мою честь, теперь это «Золотая лань», и он направляется в Великое южное море, «Мэриголд»… – голос его упал. Он достал платок и промокнул лоб, – утонул в шторме. Никому не удалось спастись.
Королева застонала:
– У вас есть список погибших?
Хэттон кивнул и начал читать.
– Капитан Джон Томас, его помощник Хью Стенли, первый офицер Эван Кэроу…
Комната поплыла у Энни перед глазами. Ее поразило словно громом, и она больше ничего не слышала. Какое-то мгновение рот беззвучно шевелился, затем против ее воли вырвалось единственное слово:
– Эван!!!
Энни понимала, что не только нарушила этикет, но и перед всем двором, перед самой королевой выдала свои чувства, свою тайную любовь к Эвану. Но это не имело для нее никакого значения. Больше уже ничего не имело значения. Эван мертв.
Она выбежала из королевских покоев в длинный, без окон, коридор, ведущий в сад. Там она упала на колени, ухватившись за край мраморной скамьи.
– Нет, – прошептала девушка, вцепившись в ее резной край, словно боялась утонуть. – Этого не может быть. Ты не можешь умереть…
Перед ней возник образ Эвана. Она видела, как он смеется, как обнимает ее, целует неистово и жадно. Потом она увидела, как он, опустившись перед ней на колени и закрыв лицо руками, признается ей в любви, напоминая всем своим видом человека, предавшегося молитве.
– Нет. Я не отпущу тебя, Эван. Нет!
Энни поняла, что кричит, но не могла остановиться. В бессильном гневе она стучала кулаком по скамье. Она сорвала чепец, и волосы потоком красного золота накрыли ее плечи. Ее душили рыдания.
– Ты покинула мои покои без разрешения.
Энни вытерла глаза и увидела перед собой расшитые драгоценными камнями туфли, выглядывающие из-под белого бархатного платья, вышитого золотом. Она подняла голову и встретила непроницаемый взгляд королевы.
Девушка даже не попыталась подняться.
– Кто тебе Эван Кэроу?
Ее охватила волна непоколебимой решительности.
– Человек, которого я люблю.
Рот королевы превратился в тонкую линию, быстрым движением Елизавета села на скамью. Двумя пальцами она приподняла подбородок Энни.
– Вы были любовниками? – поинтересовалась она.
– Да, – гордо ответила Энни.
Рука королевы дрогнула, но не отпустила девушку.
– Господь всемогущий, и почему только я обречена править двором шлюх и глупцов?
Энни отпрянула от королевы.
– Мы такие, какими нас рисует ваше воображение, какими вы нас хотите видеть.
– И какой же я хочу видеть тебя, маленькая глупышка?
– Вы смотрите на меня глазами женщины, которая ценит власть гораздо выше, чем человеческое счастье, – Энни сказала прежде, чем успела подумать.
Сначала Энни услышала звук пощечины, и только потом ощутила обжигающую боль на щеке. Соль слез сделала боль от удара еще более ощутимой. Шокированная внезапным поступком королевы, она с негодованием смотрела на женщину, которая была ее единственной родственницей.
– Ты знаешь, почему я ударила тебя? – сурово произнесла Елизавета.
– Потому что я права?
Королева тихо вздохнула. Энни приготовилась получить еще одну пощечину, но ее не последовало. Вместо этого Елизавета сказала:
– Ты не должна говорить мне правду, когда она столь отвратительна.
– Неужели вы не устали от лжи, пустой лести, неискренности и заискивания?
– Нет, – Елизавета протянула руку и погладила волосы Энни.
Ее настроение изменилось так же быстро, как переменчивый ветер, а прикосновение оказалось по-матерински нежным.
– Я никогда не видела твоих волос, Энни. Какого они чудного цвета.
Энни не смела пошевелиться. Конечно, только по цвету волос королева вряд ли догадается о родственной связи с ней.
Елизавета замолчала, задумчиво глядя перед собой, потом резко встала:
– Мне жаль, что Эван Кэроу мертв. Я немного знала его. Он был человеком чести, украшением королевства, но он ведь простолюдин, и совершенно не подходил тебе. Когда-нибудь ты выйдешь замуж, если тебе этого так хочется, но твоим мужем должен стать, по крайней мере, рыцарь.
Энни прижала руки к груди, где когда-то жило сердце.
– Он был для меня гораздо большим, чем титулованный рыцарь, Ваше Величество, – прошептала она. – И поэтому я никогда не выйду замуж.
Эван видел перед собой смерть, у которой почему-то было лицо Энни. Ее неясный образ преследовал его в последние минуты проблесков сознания. Когда он погрузился в холодное пенящееся море, она закинула голову и смеялась. Ее глаза искрились радостью. А когда он медленно начал тонуть, она мерцала в его угасающем сознании подобно волшебному эльфу, сотканному из солнечного света и тени. Она была прекрасным ангелом, окутанным золотистым свечением, скорее выдуманным, чем из плоти и крови. Эван улыбнулся.
Благодаря ей смерть была почти приятной.
– Чертовски удобный способ увиливать от своих обязанностей, – произнес спокойный с сардоническими нотками голос.
Эван захлопал ресницами. Золотой образ Энни растаял, вместо него Эван увидел Дрейка.
Тот стоял, скрестив ноги. Борода его была всклочена, а кожа лица от ветра и солнца красной.
– Фрэнсис? – голос Эвана прохрипел, как несмазанное колесо.
– А кто еще? – Дрейк рухнул на доски, что были свалены в кучу возле гамака, на котором лежал Эван. – Господи, мы уже и не думали, что ты выкарабкаешься. Один лекарь погиб, второй исчез вместе с «Елизаветой». И теперь у нас нет другого медицинского светила, кроме этого костоправа цирюльника.
– Я-то думал, что уже мертв.
Эван с трудом попытался приподняться. Каюта поплыла у него перед глазами, и силы оставили его. Он беспомощно свалился в гамак.
– Что произошло, Фрэнсис?
– Многое. Мы потеряли «Елизавету», но она могла вернуться в Англию. «Мэриголд» затонула. Спаслись только вы с Дентоном.
– Но как, черт возьми?
– Дентон сказал, что вы были связаны канатом, который ты закрепил на крышке люка на палубе. Когда ты упал в воду, то захватил с собой и Дентона, и крышку. Дентон забрался на нее, как на плот. В разгар шторма мы подошли и подняли нас обоих на борт «Золотой лани», – Дрейк сжал ладони. Глаза его светились радостью и удивлением. – У нас был один шанс на миллион, что в такой шторм мы сможем заметить вас и поднять на борт. Господь Бог уже прибирал вас к рукам.
Эван закрыл глаза, вспомнив Джона Томаса и команду. Они, несмотря на то, что часто ссорились, были братьями, их объединяло общее дело. Теперь их не стало, а их близкие ничего не знают об их гибели, и их тела потерялирь навеки в ледяных водах пролива.
– Это была долгая ночь, – слабым голосом произнес он.
– Ночь? – засмеялся Дрейк. – Это ты точно сказал – долгая. Твой корабль затонул несколько дней назад.
Эван широко открыл глаза от удивления:
– Что? Я был без сознания несколько дней?
– Беспомощный, как младенец со множеством нянек. Мы все ухаживали за тобой, как могли. Отпаивали бульоном, а также выполняли другие менее приятные обязанности.
Эван содрогнулся, но почувствовал облегчение. Он выжил. Его корабль затонул, но он выжил.
– Что это за рана на твоем лице, Фрэнсис? – спросил он.
Дрейк потрогал вздувшийся на щеке шрам.
– Пока ты тут прохлаждался, я получил стрелу от туземцев на острове Моша. Испанцы неплохо научили их бояться бородатых незнакомцев.
Усмехнувшись, он сдвинул брови:
– В этой неразберихе я потерял своего канонира.
– Мы все знали, на что шли и чем рисковали, Фрэнсис. А теперь расскажи, где мы были и где находимся сейчас. Похоже, я очень долго отсутствовал.
«Золотая лань» прошла вдоль длинного, не отмеченного на карте побережья Чили и теперь продвигалась к незащищенному западному берегу Испанской империи.
Через неделю Эван встал с постели, через две – уже выполнял обязанности моряка.
5 декабря 1578 года сильно похудевший, но уже совершенно здоровый Эван стоял на палубе «Золотой лани», которая бросила якорь в заливе к северу от Вальпараисо, рыбачьего поселка на берегу большой бухты. Бурные воды пролива остались далеко на юге. Здесь дуновение ветра было нежным и легким, как дыхание девушки. Море отражало безоблачную синь небес. Холмистые берега, как в драгоценные одежды, были одеты в изумрудный шелк зелени.
– Эван, как ты думаешь, мы нашли рай? – спросил Дрейк.
– Обретенный рай – уже не рай.
Дрейк склонил голову набок и с любопытством посмотрел на друга. На солнце его волосы отливали медью.
– Тесное общение со смертью сделало тебя философом. Ты думаешь, что обретя рай, мы тем самым разрушаем его?
– Да. В том-то и заключается ирония судьбы, Фрэнсис, ибо когда находим его, то лишаем тех качеств, из-за которых он и казался раем.
– Интересная теория, но я не стану забивать голову твоей философией. Там, на побережье, испанцы уже окопались. И если мы должны завоевать рай, то должны заодно и разбогатеть на этом, а, Эван?
Эван расправил плечи. Чувство долга развеяло сомнения.
– Пусть начнется Великий рейд.
