Глава девятая

Жан был прав. За ночь намело по щиколотку снега, сделавшего Авиньонский замок, и без того белый, еще белее. Сырой осенний снег лежал на стенах, на камнях, гнул ветви деревьев. Лужи во дворе покрылись тонкой коркой льда, а прожилки на опавших желтых листьях искрились инеем. Унылый осенний пейзаж превратился в волшебную сказку. Выйдя во двор, Катарина в восторге всплеснула руками и захлопала в ладоши. Легкий морозец пощипывал ей нос и уши, но она надела поверх платья тунику из легчайшей фламандской шерсти, прекрасно защищающую от холода. На изящных ножках были теплые башмаки, отороченные волчьим мехом, таким же, каким была отделана длинная меховая мантия и рукавицы.

Пушистый волчий мех щекотал ей щеки, и, отбросив капюшон, Катарина подошла к матери, стоявшей неподалеку.

— Ты взволнована? — спросила Маргарита де Трай.

— Конечно, матушка, мне ведь предстоит столько интересного! По дороге я увижу много нового, к тому же я думаю о том, как я буду жить в Шантильи. Тетушка Матильда так интересно рассказывала о настоятельнице этого аббатства и о том, чем там занимаются монахини. Они там учат детей грамоте, и я хотела бы помочь им в этом.

— Ты едешь туда для того, чтобы научиться управлять замком. Не забывай об этом, дочка.

— Но вы же и так всему меня уже научили, матушка.

Маргарита мягко улыбнулась и потрепала Катарину по щеке.

— Есть еще много вещей, которых ты не знаешь, дитя мое, боюсь только, что в аббатстве тебя им не обучат.

— В любом случае пребывание там пойдет мне на пользу, — заключила Катарина. Отец заметил их с противоположного конца двора и поспешил к ним. Он похлопал рука об руку и затопал ногами, отряхивая башмаки от снега. Подойдя к Катарине, он нежно улыбнулся ей:

— Ты моя старшая дочь и никогда еще не разочаровывала меня, — сказал он.

— Даже тогда, когда ты застал меня босой в реке? — пошутила она.

— Даже тогда. Катарина, мы посылаем тебя в Шантильи не для того, чтобы ты изменилась. Мы намеренно поселились вдали от королевского дворца. Нам с твоей матерью никогда не нравился образ жизни этих людей. Там редко встретишь по-настоящему значительного человека, большинство просто пыжатся от чванства.

Катарина вспомнила о Жофрее Уинфри. Тот принимал нравы, царившие при дворе Людовика, как нечто само собой разумеющееся и вел себя соответственно, не понимая, что существует и другой образ жизни и мыслей. Семья Катарины была далеко не типичной. Она часто замечала странные взгляды гостей, когда те узнавали, что Катарина умеет читать, писать и считать, но всегда радовалась тому, что отец посчитал нужным обучить ее этому.

— Веди себя достойно, Катарина, — продолжал ее отец, — и доверяй Хью. Он хороший человек. Подобно нам, он не всегда выбирает пути, которыми принято следовать, но способен увидеть верную дорогу.

Катарина кивнула, понимая, что ее отец говорит о старом Хью Вунэ, а не о том, который вернулся из крестового похода. Она взглянула туда, где Хью, сидя верхом на Цефее, отдавал последние распоряжения. Подобно гранитной скале он возвышался над всеми присутствующими. Куда подевался спокойный и мягкий рыцарь, чьего возвращения из похода она так ждала? Человек, на которого она сейчас смотрела, был холодным и суровым. Даже глаза его казались безжизненными, как два куска голубого льда.

— Держи, — отец вложил что-то ей в руку, и Катарина увидела, что сжимает в ней длинный тонкий клинок в кожаных ножнах.

— Но, отец…

— Дочка, на дорогах полно бродяг и разбойников. Хоть я и не сомневаюсь, что Хью способен защитить тебя в любой ситуации, будут моменты, когда тебе придется находиться одной в лесу. Так будет спокойнее. Много лет назад я научил тебя обращаться с кинжалом. Если понадобится, используй это умение, не раздумывая.

Катарина посмотрела отцу в глаза и молча кивнула. Впервые за все время она почувствовала, что предстоящее путешествие — не праздная прогулка. Возвращения не будет, по крайней мере, для нее. Возможно, когда-нибудь она приедет в Авиньон погостить с кучей детей и в сопровождении множества слуг. Но Авиньон больше никогда не будет ее домом. Тяжелый кинжал по-прежнему лежал у нее в руке, и она аккуратно заткнула его за пояс вместе с ножнами. Теплая рука обняла ее за плечи, и кто-то притянул Катарину к себе. Не оборачиваясь, Катарина поняла, что это Теренс.

— Не могу поверить, что вы с Хью уезжаете, а меня оставляете здесь, — шутливо сказал он.

Катарина тепло улыбнулась своему пациенту.

— Ты же знаешь, Теренс, что недостаточно здоров, чтобы ехать. Кроме того, отец так привык к тебе, он нуждается в твоем обществе.

— Ну, я не совсем в этом уверен, хотя мне и вправду нужно еще попрактиковаться в езде на полудохлой кляче, которую мне дал твой отец, прежде чем сесть на настоящего боевого коня.

Бернар добродушно улыбнулся:

— Не пройдет и недели, как ты сможешь укротить любого жеребца в моих конюшнях.

Теренс глянул на забинтованную руку:

— Может, не через неделю, а через две, но я смогу сделать это!

— Не сомневаюсь, — согласился с ним Бернар, — ты слишком хороший наездник, чтобы так быстро утратить свои навыки.

— Я настолько рад, что эта рука по-прежнему прикреплена к моему телу, что мне все равно, смогу ли я когда-нибудь ею пользоваться, — заметил Теренс.

С той ночи, когда Хью и Теренс прибыли в Авиньон, состояние здоровья младшего из братьев значительно улучшилось. Не более двух недель назад он находился между жизнью и смертью, а сейчас он радовался снежному морозному утру и был счастлив, что остался жить. Безупречный уход Маргариты и Катарины помогли ему избежать цепких когтей смерти. Единственным видимым признаком его ранения была рука, висящая на перевязи. Теренс не чувствовал ее от плеча до кончиков пальцев. Гангренозные ткани, которые Маргарита удалила с его руки, уменьшили мышцы почти вдвое. Когда рана зажила, рука совсем потеряла подвижность, но Теренс считал, что ему повезло.

Более того, он был счастлив, что находится в Авиньоне, и нисколько не завидовал Хью и Катарине, которые отправлялись в Париж без него. Здесь на его искалеченную руку никто не обращал внимания, зато при дворе его положение было бы куда более сложным. Людовик мог даже запретить ему появляться в городе — славный король любил, чтобы его подданные выглядели безупречно во всем.

Конечно, влияние семьи Теренса при дворе и титулы его старших братьев могли бы помочь ему, но он уже принял решение поселиться в Анэ и никогда не покидать его. Он не хотел видеть презрительные взгляды придворных и участливую жалость женщин, считавших его прежде неотразимым.

— Катарина, — сказал он, — ты должна оказать мне услугу.

Катарина ласково погладила его по щеке.

— Конечно, Теренс, все, что ты захочешь.

— Присматривай за Хью, прошу тебя.

Катарина побледнела, вспомнив прошлую ночь и то, как грубо и неучтиво Хью обошелся с ней. Теперь она не могла себе представить, что сможет с прежней заботой и вниманием относиться к нему. Она хотела что-то сказать, но слова застряли у нее в горле. Теренс сделал предостерегающий жест.

— Давай пройдемся немного, — позвал он ее.

Катарина не стала отказывать Теренсу. В отличие от Хью он остался прежним, таким, каким она знала его раньше. Катарина относилась к нему почти как к брату, и если он просил о чем-то, она не могла отказать ему. Теренс начал без обиняков.

— Я знаю о размолвке между вами, Катарина, и я знаю, что тому виной Хью.

Катарина коротко кивнула и гордо выпрямилась, вздернув упрямый подбородок. Теренс тяжело вздохнул:

— Не спеши судить его, Катарина. Ты ведь всегда могла увидеть в нем то, что для остальных оставалось тайной.

— Раньше он ничего не скрывал, — запротестовала Катарина.

— Скрывал. Всю свою жизнь он скрывал это. А здесь он нашел человека, которому смог открыть душу и довериться. Ты смогла увидеть в нем не только сурового, непроницаемого воина, но мягкого и ранимого человека.

— Мягкий человек… — губы Катарины скривились в горькой усмешке. Она вспомнила прежнего Хью и, сверкнув глазами, повернулась к Теренсу.

— Что я сделала такого, что заставило Хью отвернуться от меня? Почему он перестал доверять мне? Я не устаю задавать себе этот вопрос, я измучилась. Я писала ему письма в течение пяти лет, я поскакала за ним ночью в лес, чтобы помочь тебе. Я делала все, что в моих силах, чтобы вам обоим было хорошо у нас. Чем же я заслужила такое к себе отношение?

Они дошли уже до стены конюшни, и Катарина остановилась, повернувшись к Теренсу лицом. От обиды на щеках ее заиграл румянец, а губы дрожали.

— Скажи мне, Теренс, ну в чем моя вина?

Теренс погрустнел и беспомощно покачал головой.

— Катарина, — сказал он, — ты ни в чем не виновата, и в то же время я уверен, именно из-за тебя Хью поступает так странно.

— Никогда не слышала ничего более глупого!

— И все же это так! — он вздохнул и взял руку Катарины в свою, как это мог бы сделать любой из ее братьев. — Послушай меня, Катарина, и попытайся хотя бы сейчас не вспоминать о последних днях. Тебя предстоит увлекательное путешествие, перед тобой открывается новое будущее. А для моего брата это путешествие в прошлое, в то прошлое, от которого он пытался убежать, когда отправился в Святую Землю. Он возвращается в тюрьму и, хотя отказывается признать это, в глубине души он знает, что это так. Присматривай за ним. Боюсь, что чем ближе он будет к Анэ, тем тяжелее ему будет.

— Зачем же он тогда возвращается туда?

— Потому что верит, что должен это сделать.

— Но, Теренс, чем я могу помочь ему? Он едва разговаривает со мной, а когда говорит, то говорит так, что лучше бы он молчал.

— Ты для него сейчас единственный свет, Катарина.

Она открыла, было, рот, чтобы запротестовать, но Теренс потряс головой.

— Иногда мы бежим к свету, а иногда убегаем от него прочь. Подумай о том, что я тебе сказал. Что бы Хью ни говорил и ни делал в последние дни, поверь мне, ты нужна ему.

Не сказав больше ни слова, Теренс махнул Аврилу, держащему под уздцы лошадь Катарины. Тот немедленно подошел к ним.

— Будь осторожной, Катарина, береги себя. Я обязательно навещу тебя, когда буду ехать домой, — Теренс улыбнулся ей и потрепал кобылу по холке. — И не позволяй в монастыре обрезать тебе волосы, — добавил он, шутливо погрозив пальцем. — Ну а теперь я должен попрощаться с братом. — Он повернулся и отправился к всадникам, собравшимся в центре двора.

Катарина смотрела на него со смешанным чувством. Ей о многом еще хотелось расспросить его. Последние слова Теренса были странными, она не могла понять, что он имел в виду. Конечно, он ошибался, когда думал, что Катарина что-то значит для Хью. Боже, как она устала от людей, говорящих ей что-то и не дающих возможности высказать свое мнение.

Аврил рядом с ней нервно откашлялся.

— Моя госпожа, мсье Хью спрашивает, попрощались ли вы со всеми, так как солнце встает и нам пора ехать.

Катарина бросила на парнишку взгляд, который, пожалуй, мог бы растопить кусок пчелиного воска в мгновение ока.

— Правда? — спросила она.

Аврил кивнул.

— Ну что же, в таком случае мне лучше прислушаться к его пожеланиям.

Аврил не отважился отвечать, хотя в словах его госпожи и не было ничего необычного, но ноздри ее трепетали, а брови были грозно нахмурены.

Не сказав больше ни слова, Катарина вернулась к родителям, не оставив Аврилу другого выбора, как только следовать за ней. Когда она подошла к Маргарите и Бернару, то совсем уже успокоилась. Ей предстояло прощание с родителями, и она не позволит ни Хью, ни кому другому испортить торжественность момента. Маргарита ждала ее с распростертыми объятиями. Катарина обняла и прижалась к ней со словами:

— Я так буду скучать по вас, матушка.

— Нам тоже будет тебя очень не хватать, дорогая, — сказала ее мать дрожащим от волнения голосом.

Отец терпеливо ждал, пока женщины разомкнут объятья, и сразу же поспешил прижать дочь к себе.

— Да хранит тебя Господь, Катарина, — пробормотал он, смахивая слезу.

Не в силах говорить из-за подкатившего к горлу комка, Катарина повернулась к своей лошади. Аврил подставил колено, и хотя обычно она отказывалась от помощи, будучи вполне в состоянии вскочить на лошадь сама, сегодня она не сделала этого. Ее охватила такая слабость, и она подумала, что еще немного, и она упадет, лишившись чувств.

Чтобы прощанье не было еще более печальным, она не стала оборачиваться, а, пришпорив лошадь, поскакала к подъемному мосту. Она расставалась с Авиньоном и с той жизнью, которую только и знала, до сей поры.

Пустив кобылу рысью, она проскакала мимо Хью, даже не взглянув на него. По звуку копыт она поняла, что кавалькада всадников тронулась вслед за ней. Она выехала в ворота и проскакала по деревянному мосту. Катарина знала лесную дорогу, как свои пять пальцев и, несмотря на снег, не замедляла бега своей лошади. Ей хотелось ощутить на лице свежий ветер, почувствовать смолистый запах вековых сосен. Но больше всего ей хотелось оказаться как можно дальше от Авиньона, слишком сильно было в ней желание натянуть поводья и повернуть назад.

Она скакала все быстрее по извилистой дороге, петляющей по холму. Она знала, что этого нельзя делать, так как лошадь может поранить ноги обо что-нибудь под снегом, но не могла остановиться. Ветер свистел в ее ушах, и она не услышала тяжелого топота боевого коня, пока он не оказался рядом с ней.

Хью мощной рукой перехватил поводья кобылы, и та встала как вкопанная.

— Я не знаю, что ты задумала, но не собираюсь позволить тебе сломать шею, — сердито сказал он.

Катарина подскочила в седле и разгневанно повернулась к Хью.

— Я столько раз ездила по этой дороге, что и не сосчитать, — крикнула она, выхватывая у него поводья. — Как ты смеешь указывать мне, что можно, а чего нельзя?! — она слышала слова, срывающиеся с ее губ, но не узнавала себя. Откуда в ней эта ярость? Как их дружба с этим человеком могла окончиться таким кошмаром? Горькие, обидные слова продолжали вылетать из ее рта, а она не могла остановить это.

— Господин Вунэ, герцог Понтуазский, верный слуга Людовика VII и знаменитый рыцарь-тамплиер! Я забыла, что теперь даже для того, чтобы дышать, мне требуется ваше разрешение! Как я глупа! Вот! — она протянула ему поводья. — Отвезите меня в Шантильи. Можете въехать со мной в Париж, держа мою лошадь под уздцы, как будто я пленница. Это будет выглядеть просто замечательно. Я уверена, Людовик будет в восторге, — глаза ее яростно сверкали, ей не хватало воздуха. Никогда еще в своей жизни не была она так рассержена.

Хью сжал губы так, что они превратились в тонкую линию. Брови его нахмурились.

— Ты закончила свою речь? — спросил он спокойно.

Катарина, покраснев от возмущения, открыла рот, чтобы ответить, но Хью не дал ей сказать ни слова.

— Ты закончила! — сказал он, пристально глядя на нее своими голубыми глазами, показавшимися Катарине затянутыми прозрачной коркой льда. — Я не позволю тебе вести себя, как избалованному ребенку перед всеми этими людьми. Мы не на прогулке и не на охоте. Впереди сотни миль и много дней тяжелой дороги. Кроме того, я отвечаю за всех, кто едет с нами. Они будут делать то же, что и я, и если мне приходится скакать за тобой, как будто за нами гонится банда сарацинских убийц, то и они поступят так же. Я отвечаю за их жизни и за твою жизнь. Ты можешь не думать о себе, но о них ты помнить обязана! — бросив ей поводья, он повернул Цефея и поскакал прочь.

Катарина застыла в седле, осознав правду, прозвучавшую в его словах. Остатки злости тут же улетучились из нее. Хью выполнял свою работу. Он командовал этими людьми и исполнял эту обязанность со знанием дела. Она вспомнила, как в своих письмах он писал о командирах другого сорта, людях, не моргнув глазом отправлявших свои войска на смерть и не испытывавших при этом угрызений совести.

Подъехавшие к ней всадники вежливо кивали ей. Среди них были те, кого она знала давно, и кто находился на службе у ее отца. Были и рыцари из тех, кто прибыл из Константинополя. Катарине стало стыдно за свое равнодушие и эгоизм. Раньше она никогда не позволяла себе забывать об окружающих ее людях.

Жофрей Уинфри остановил коня рядом с ней.

— Мадемуазель Катарина, окажите мне честь, разрешите сопровождать вас.

Катарина кивнула и пустила лошадь шагом, подумав, что это меньшее, чем она может загладить свою вину. Жофрей немедленно начал болтать о вчерашнем ужине. Катарина не пыталась вслушиваться в его болтовню, изредка кивая, чтобы не подать виду, что занята своими мыслями, и незаметно разглядывая Жофрея Уинфри. У него были каштановые волосы и карие глаза, он был довольно крепким и мускулистым, как, впрочем, и большинство других рыцарей. Он носил неплохие доспехи, но она заметила, что кое-где они слегка заржавели, а кольчуга, несомненно, нуждалась в починке. Все в нем вроде было нормально, но все же этот молодой человек определенно ей не нравился. Она очень надеялась, что ее барон не будет похож на Жофрея Уинфри.

— …ездить на так плохо обученной лошади весьма опасно для такой нежной женщины, как вы, — закончил свою тираду Жофрей, улыбнувшись какой-то неискренней рыбьей улыбкой.

— Извини, Жофрей, я плохо расслышала.

— Я говорил, что вам надо бы подобрать более спокойную лошадь. Лучше всего подошел бы маленький пони.

— Мне говорили, что я довольно искусная наездница, — резко ответила Катарина. — Не стоит опасаться за меня.

— Но, Катарина, — на лице его появилась улыбка, которую можно было бы назвать не иначе, как снисходительной. — Дама должна ехать на более спокойной лошади.

Катарина подняла одну бровь.

— Похоже, вы вполне определенного мнения о женских способностях.

Жофрей понимающе улыбнулся:

— Настоящая дама всегда знает свое место.

— А должна ли настоящая дама уметь читать и писать, или вы оставляете ей только вышивание?

— Ну, Катарина, женщине, о которой хорошо заботятся, не стоит забивать себе голову глупыми буквами и цифрами. Мне, например, и самому это совершенно не нужно. Пусть этим занимается мой управляющий.

— А как вы узнаете, что ваш управляющий не обманывает вас?

— Узнаю, — самоуверенно заявил Жофрей.

— Понятно, — ответила Катарина. Оставшееся до полудня время она провела в молчании. У Жофрея был неиссякаемый запас скучнейших историй, и Катарина время от времени молча кивала, пытаясь вслушаться в то, что он говорит, но все это было слишком неинтересно.

На берегу Роны они сделали небольшой привал, слегка подкрепились и отправились дальше. Однако она постаралась избежать того, чтобы вновь остаться наедине с Жофреем, и обратилась к Аврилу:

— Поехали со мной, Аврил.

Тот с готовностью кивнул, пришпорил своего мерина и потрусил рядом.

— Госпожа, какой сегодня чудесный день! — возбужденно воскликнул он. — Я и не мечтал, что когда-нибудь выеду за пределы поместья, а теперь мы едем в Париж.

Катарина улыбнулась:

— Если ты будешь хорошим пажом для господина Хью, то, может быть, он возьмет тебя с собой ко двору.

— И я увижу самого короля?!

— Тебе представилась редкая возможность, — посмеиваясь, согласилась Катарина, — не каждому юноше выпадает такое счастье, ты должен извлечь из этого всю возможную выгоду для себя, Аврил.

Тот важно кивнул.

— Я никогда не подведу своего господина, я все время буду рядом на тот случай, если понадоблюсь ему, и он увидит, что сделал правильный выбор. Можете положиться на меня, моя госпожа.

Катарина довольно улыбнулась. Хью не ошибся, выбрав юного слугу своим пажом. Аврил умен и не ленив, может быть, ему и не удастся подняться выше рыцарского пажа, зато он многое увидит и многому научится. Во всяком случае, на службе у Хью жизнь его будет легче и интереснее, чем где бы то ни было.

Аврил был одним из тех детей, кого Катарина научила читать. Уже много лет она занималась обучением, уделяя этому большую часть своего времени. Она любила детей подданных своего отца и предпочитала обучать их грамоте, нежели сидеть за вышиванием с исколотыми иглой пальцами. Катарина собирала вокруг себя маленьких ребятишек, не способных еще работать в поле, и в течение часа каждый день рассказывала им о буквах и цифрах, хотя большинству из них вряд ли когда-нибудь могли пригодиться эти знания. Но у Аврила теперь появилась прекрасная возможность их применить, и это обстоятельство очень радовало Катарину.

Время, оставшееся до ужина, пролетело в компании Аврила значительно быстрее, чем утро вместе с Жофреем Уинфри. Аврил был двумя годами младше ее брата Жана и своим мальчишеским поведением во многом напоминал его. Несколькими часами спустя, взглянув на небо, паж сказал:

— Солнце скоро сядет, а мне говорили, что мы разобьем лагерь до темноты. Пойду, узнаю, не нужен ли я моему господину.

— Конечно, — согласилась Катарина, — благодарю тебя за компанию.

— Всегда рад доставить вам удовольствие, госпожа, но здесь столько охотников развлечь вас, — сказал он, махнув рукой в сторону кавалькады всадников.

— Если все они такие, как мсье Жофрей, я, пожалуй, умру от скуки. Уж лучше ехать одной и смотреть по сторонам, чем выслушивать бесконечную болтовню о какой-нибудь партии в шашки, сыгранной три года назад, — сказала она, нимало не заботясь о том, какое впечатление произведут ее слова на мальчика.

Аврил округлил глаза.

— Слава Всевышнему, мой хозяин не таков. Любой паж был бы рад служить такому рыцарю, как господин Хью. Он совсем не похож на этих, — он осторожно кивнул на группу рыцарей, собравшихся вокруг Жофрея Уинфри. Увидев Хью, скачущего навстречу отряду, Аврил быстро поклонился Катарине и помчался к своему господину.

Аврил был прав. Не прошло и часа, как они остановились у излучины реки на ночлег. Сразу было видно, что большинство этих людей — опытные путешественники, и Катарина с восхищением наблюдала за тем, как быстро были поставлены шатры для рыцарей, расседланы кони и разведен огонь. Все были заняты делом, Катарина же могла спокойно отдыхать как единственная женщина среди мужчин. Сидя на бревне, очень кстати оказавшемся рядом с лагерем, она наблюдала, как они работают, быстро сгребая снег с площади и растапливая его, чтобы напоить лошадей. Смотреть на это было интересно, но вскоре она подумала, что пока до нее никому нет дела, поскольку все заняты приготовлениями к ночлегу, она должна воспользоваться этой: возможностью, чтобы отдохнуть, привести себя в порядок и побыть одной. Открыв свою дорожную сумку, Катарина достала оттуда маленький кусок мыла, холщевое полотенце и отправилась к реке.

Берег реки был крут, и ей пришлось потратить некоторое время, чтобы найти удобный спуск, свободный от зарослей колючей ежевики. Она радовалась, что на ней высокие ботинки, отороченные волчьим мехом, и длинный плащ, так как снег местами был очень глубоким и доходил ей до щиколоток. По мере того, как садилось солнце, превращаясь в бледное пятно над горизонтом, быстро холодало. Наконец Катарина обнаружила узкую оленью тропу, ведущую к воде. Она засунула за пояс мыло и полотенце, подобрала одной рукой юбки, второй ухватилась за длинную ветку нависшей над склоном ивы и начала спускаться. Дважды она поскальзывалась на скользкой глине, и, если бы не ветка, за которую она крепко держалась, девушка уже кубарем скатилась бы в реку. В конце концов, она просто съехала по склону и когда достигла желанной воды, была грязнее, чем когда бы то ни было. Она отчаянно нуждалась в мытье. Сняв варежки, Катарина развязала тесемки плаща, разложила его на большом камне у самой воды и, встав на колени и закатав рукава платья до локтей, принялась умываться, вдыхая морозный речной запах и наслаждаясь обжигающе ледяной водой. Мелькнула мысль снять ботинки и чулки и вымыть ноги, но, вовремя одумавшись, Катарина отказалась от сумасшедшей затеи, слишком рискованной для этого времени года. К тому же стемнело, и пора было возвращаться в лагерь. Напоследок она решила напиться и, наклонившись, зачерпнула пригоршню свежей речной воды, оказавшейся гораздо вкуснее воды из мехов, которой им приходилось довольствоваться весь этот день. Собравшись, наконец, уходить, Катарина взглянула на крутой берег, с которого спустилась к воде, и обескуражено застыла — снизу берег оказался гораздо неприступнее. Ветка, за которую она держалась при спуске, сейчас была слишком высоко, и Катарина не могла до нее дотянуться. Она огляделась по сторонам, но все, что как-то могло бы ей помочь, было надежно укрыто снегом. Что ж, хочешь, не хочешь, надо взбираться, однако одной решимости было явно недостаточно. Трижды Катарина пыталась преодолеть крутой склон, и трижды соскальзывала вниз. Когда и четвертая попытка не удалась, Катарина стала искать выход. Она уже поняла, что вернуться тем же путем, каким пришла, ей не удастся, поэтому решила двигаться по берегу реки в сторону лагеря, пока не найдет более удобное место для подъема. Ее пугало, что она может пройти мимо лагеря, так как по пути сюда не видела ни одного просвета в густых зарослях ежевики.

Дорога вдоль реки оказалась куда тяжелее, чем поверху. Берег весь порос мелким кустарником и осокой, так что ей приходилось все время перешагивать кусты и траву, царапающие ноги и цепляющие плащ и юбку. Снова и снова Катарина останавливалась, чтобы отцепить колючки и репьи. К этому времени совсем стемнело и стало холодно. Катарина устала — то ли оттого, что много прошла пешком, то ли оттого, что дорога была такой трудной. Луны на небе не было и ничто не могло осветить ей путь, она едва различала почву под ногами. Где она находится, насколько далеко от лагеря? Через каждые несколько метров она останавливалась и осматривала склоны в тщетных попытках найти хоть какую-нибудь тропку, ведущую наверх. Но в темноте ей даже не удавалось разглядеть, насколько высок берег. Она изо всех сил напрягала слух в надежде услышать хоть какие-то звуки, доносившиеся из лагеря, хоть что-нибудь, что могло бы подсказать ей, где она находится.

Вдруг Катарина с ужасом увидела, что идти дальше некуда. Река в этом месте разлилась, а берег был совершенно отвесным. Между рекой и обрывом некуда было даже поставить ногу. В отчаянии Катарина смотрела на черную воду, абсолютно не понимая, где же находится лагерь. Она еще раз прислушалась, но вокруг царила мертвая тишина. Зажмурившись, Катарина заставила себя думать. Она заблудилась. Во всяком случае, в темноте она не сможет найти обратной дороги. Девушка понимала, что не могла уйти слишком далеко, и все же расстояние было достаточным, ведь ни звука, ни запаха дыма она не улавливала. Если она пойдет обратно, то все равно не сможет найти выхода из-за темноты. Она устала. Подол плаща и юбки совершенно промок и с каждым мгновением становился все тяжелее. Куда бы она ни пошла, это еще больше утомит ее, к тому же она не знала, где находится лагерь — впереди или позади нее.

Приняв, наконец, решение, Катарина открыла глаза и осмотрелась в поисках какого-нибудь укрытия. Она переночует здесь, а с рассветом найдет способ выбраться отсюда. На расстоянии броска камня от того места, где она стояла, находился куст с чем-то вроде дыры посередине. Она подошла к кусту и увидела, что это логово какого-то животного. Раздвинув ветви, Катарина обнаружила, что тот, кто использовал это место в качестве приюта, оставил его чистым и сухим. Там было достаточно места, а земля хорошо утоптана. Катарина вползла внутрь и поплотнее завернулась в плащ, поджав колени к подбородку и опустив капюшон на лицо. Здесь было жестковато, но зато не так холодно, как снаружи. Сунув руку за пояс, она нащупала кинжал, подаренный ей отцом. Раньше он казался ей чем-то вроде ненужного украшения, а теперь она очень рада, что ей есть чем себя защитить.

Катарина задумалась о том, станет ли Хью завтра ждать или отправится без нее. Она представила, что он будет настолько разъярен, что не оставит на месте лагеря даже ее кобылы. Прежний Хью — так она привыкла называть человека, с которым была раньше дружна — знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, что она нуждается в помощи. Но Хью Вунэ — рыцарь-тамплиер и герцог Понтуазский, обвинит ее в том, что она намеренно задерживает их путь. Он будет грозить ей, размахивая пальцем у нее перед носом, и предупредит, чтобы она не испытывала больше его терпение своими глупыми выходками. Катарина глубоко вздохнула. Новый Хью ничего не поймет.