Глава 9
Гренобль — Милан

Расстояние от Гренобля до Милана невелико, но единственная преграда на нашем пути — граница между Францией и Италией — вызывала во мне такое беспокойство, словно я готовилась совершить ужасное преступление. У Жерара действительно не было с собой паспорта. Кляня на чем свет стоит его дурацкую солидарность с нашими юными авантюристами, я все же не могла не разделить с ним «страшную участь диверсанта».

Жерар чувствовал себя превосходно, только посмеивался над моей законопослушностью. Условия «соревнований», к счастью, оставляли свободу выбора метода пересечения границы. Моего спутника устраивали два из них — воспользоваться воздушным шаром или переплыть речонку, держа одежду над головой и дыша через соломинку. Его веселье оказалось заразительно, но я все-таки настояла на том, чтобы, не мудрствуя лукаво, сесть в поезд и понадеяться на то, что документы обычно проверяют выборочно. Жерар, конечно, обозвал меня занудой, но я предпочла не обижаться, учитывая то, что он не прибавил к своей оценке эпитет «старая».

Мы пересекали границу поздно вечером. Самым разумным решением проблемы представлялась идея притвориться спящими, по уж на подобную уступку благоразумию мой сообщник оказался просто не способен.

В купе мы были одни. Я сидела, забившись в уголок у окна, и тряслась от неконтролируемого детского страха. Перед глазами вставала унизительная картина нашего водворения в участок, процедура выяснения личностей (в моем случае, вероятно, через Дом моделей, где я работаю). Интересно, появятся ли заметки о наших подвигах в завтрашней прессе?

Жерару все было ни по чем. Он веселился, как дитя, в предвкушении необычайного приключения; не умолкая ни на минуту, подшучивая над моими глупыми страхами. Гангстер проклятый! Он просто изводил меня!

Когда Жерар, шутя, слегка дернул меня за волосы, я не выдержала и взорвалась. Я орала на него, как сумасшедшая, дубасила кулаками в грудь. Жерар тоже что-то кричал, пытаясь схватить меня за руки. Я не заметила, как медленно ползший поезд остановился, и опомнилась, только услышав шум раскрываемой двери. Я обернулась и застыла на месте: на пороге стоял офицер-пограничник. Он ошалело разглядывал нас с Жераром. Этот последний недвусмысленно кивнул в мою сторону, выразительно разведя руками. Пограничник чертыхнулся и с треском захлопнул за собой дверь купе.

Через пять минут поезд тронулся. Я опять забилась в свой угол, достала из кармана пудреницу и попробовала привести в порядок пошедшее красными пятнами лицо и растрепавшиеся волосы.

Жерар невозмутимо насвистывал известный мотивчик. Мне не хотелось смотреть в его сторону. Поезд неотвратимо приближался к итальянской границе.

Вагон дернуло, и он остановился. Я сидела, не двигаясь. В коридоре раздавались уверенные шаги, каждому из них соответствовал гулкий удар моего сердца. Они замерли у двери нашего купе. Прежде чем она успела открыться, я почувствовала, как на меня навалилось нечто невообразимо тяжелое. Господи! Это был Жерар. Он неистово целовал меня в губы, я оцепенела от неожиданности.

Дверь со скрежетом распахнулась. После секундной заминки моего слуха достигла длиннейшая тирада на итальянском языке, за ней последовало сдавленное хихиканье и хлопок закрываемой двери.

Я начала что-то соображать и первым делом отпихнула Жерара, который не собирался прерывать столь уместное занятие. Его руки лежали у меня на плечах, глаза смеялись.

— В чем дело, дорогая, я перестал тебе нравиться? — его манера имитировать итальянский акцент могла рассмешить мертвеца.

Через две минуты поезд снова был в пути, а мы безудержно хохотали. Я сообщила Жерару, что его способ прохождения французского паспортного контроля понравился гораздо меньше, чем итальянского. Он запер дверь и склонился ко мне. Кажется, этот мужчина действительно понимает меня с полуслова!

По дороге в Милан Жерар показал мне свою Италию. Я бывала здесь раньше, но всегда ограничивалась типичной экскурсионной программой и деловыми контактами. На сей раз все оказалось совершенно иначе. Жерар таскал меня по узким грязным улочкам, поперек которых висели веревки с бельем. Их жители не разговаривали спокойно — они кричали, размахивая руками, так что невозможно было понять, ругаются они или мирно обсуждают прогноз погоды на завтра.

В любом городке Жерар умел отыскать самую лучшую пиццерию и погребок с самым вкусным вином; повсюду пытался разговаривать по-итальянски, что приводило в восторг местное население.

Почему он так хорошо ориентируется в этой стране? Когда и при каких обстоятельствах бывал здесь? С кем? Этот последний вопрос интриговал больше всех остальных, но я боялась задать его, Жерар был слишком честен, чтобы соврать, а правда могла оказаться не очень-то приятна. Я успела привыкнуть к нему, и мне совсем не хотелось огорчаться и разочаровываться. Ревность к прошлому — глупейшая штука, но я знала, что понимание этого не сможет мне помочь.

Веселясь и давая уличные концерты, ни о чем друг друга не спрашивая и зная, что скоро увидимся со своими детьми, мы приближались к Милану.

Я старалась не думать о встрече с отцом Люси, — ребят, несомненно, следовало искать у него. Я давно не видела Луиджи, и он был мне не интересен. Следовало ли появиться у него вместе с Жераром или одной? В первом случае он мог решить, что я демонстрирую ему своего кавалера, а значит что вовсе не скучаю после нашего развода; во втором — возомнить о себе Бог знает что (например, я жить без него не могу и приехала мириться). Я махнула на все рукой — будь, что будет! Сейчас главным для меня был Жерар — мне всегда будет хорошо, лишь бы он оставался рядом!

Я поймала себя на этой мысли и испугалась. Подобная привязанность — самая опасная форма зависимости. Я привыкла быть хозяйкой своих мыслей, тела, чувств. Так мне было легко, с этим состоянием совсем не хотелось расставаться. А расстаться с Жераром? Мне стало страшно — это было бы похоже на собственную смерть.