Глава 30
В этот уикэнд мы забыли о часах.
Время остановилось. Это был сон. Фантастический медовый месяц. Казалось, люди еще не испытывали такой близости. Периодически мы подкреплялись пищей.
Обессилев, засыпали.
Мы отгородились стеной от нашей прежней жизни.
Реальными были только нынешние чувства. Обычные, повседневные вещи пробуждали в нас смех; бритье, душ, смена одежды, кофе, пенящийся в кофейнике, подгоревшие тосты. Мы жили в собственном мире, который создали себе на радость.
Но как все, построенное руками человека, этот мир оказался не вечным. Возможно, конец пришел быстрее, чем мы думали; наше время истекло. Мы оба знали это, хотя и хранили молчание. И вдруг, когда мы заговорили на эту тему, зазвонил телефон, и наш уикэнд лопнул, как мыльный пузырь.
Я лежал на полу перед камином. Пламя пощипывало мою кожу; я лениво потянулся. Элейн только что вышла из ванной и направилась ко мне. Я не встречал женщины, так обожавшей принимать душ, как Элейн. Она была готова становиться под него ежеминутно.
Красновато-золотистый отсвет пламени падал на ее ноги, видневшиеся из-под полотенца. Перекатившись, я схватил Элейн; она, смеясь, упала возле меня. Я засмеялся вместе с ней, срывая полотенце. Она мешала мне сделать это, но не слишком упорно.
Элейн посмотрела на меня печальными глазами. Я поцеловал ее маленький носик. Она на мгновение улыбнулась, потом в глазах Элейн снова появилась грусть.
Впервые за два дня в ее голосе зазвучала тревога.
— Бред, что с нами будет?
Это был разумный вопрос, но он заставил меня оцепенеть. Она имела право на ответ. Только я не был готов дать его.
— Не знаю, — сказал я.
— Это не может продолжаться вечно.
Я попытался отшутиться.
— Что в этом плохого? Мне нравится.
Она пропустила мои слова мимо ушей.
— Ты не можешь до конца жизни лежать здесь, спрятавшись от людей. Раньше или позже тебе придется выйти из дома.
Она подняла полотенце.
— Не знаю, как ты, но я не создана для такой жизни.
Я зажег сигарету, выпустил дым, потом протянул ее Элейн. Мой ответ вырвался из сердца.
— Я тоже не создан.
Глядя мне в глаза, она тихо спросила:
— Что мы будем делать, Бред?
Я надолго задумался, прежде чем ответить. Тут нельзя было отделаться шуткой.
— Мы можем сделать только одну вещь, — сказал я, поворачивая ее лицо к себе. — Пожениться.
— Ты уверен, что хочешь этого? — тихим дрожащим голосом спросила Элейн.
Я набрал воздух в легкие.
— Уверен.
— Больше всего на свете я хочу жить с тобой, находиться возле тебя, — сказала она, по-прежнему глядя мне в глаза. — Но как быть с твоей женой? С твоими детьми?
Боль сдавила мне сердце. Я думал о многом, но только не о них. Теперь я осознал, что волновался только лишь о себе. Посмотрел на Элейн.
— Я не искал тебя, а ты не искала меня, — произнес я и вспомнил, что сказала мне Мардж в то утро, когда я отправился к Брэйди. Понял, что Мардж знала ответ, прежде чем я произнес его.
— Думаю, Мардж уже известно о том, как я отношусь к тебе. Она сказала недавно, что пожизненных гарантий не существует. Она сама не захочет, чтобы мы поступили иначе.
Она прильнула к моей груди.
— Пусть так, но ты ничего не сказал о детях.
— Они уже не дети, — отозвался я. — Они — взрослые люди. Джини исполнилось шестнадцать, Бреду скоро будет девятнадцать. Они знают, что случается в жизни. Уверен, они поймут. Они уже почти достигли возраста, когда человек способен сам заботиться о себе.
— Но что, если они осудят тебя и не пожелают иметь с тобой ничего общего? Как ты это воспримешь? Возможно, со временем ты возненавидишь меня за то, что я увела тебя от них.
Комок подкатил к горлу. Я едва смог заговорить.
— Я... не думаю, что это случится.
— Но это возможно, — настаивала она. — Подобное происходило в прошлом.
Я не хотел об этом думать.
— Я переживу это.
— Еще есть вопрос о деньгах, — продолжала она.
— Что такое? — настороженно спросил я.
— Развод обойдется тебе недешево, — ответила Элейн. — Я тебя знаю. Ты отдашь ей все, что она попросит, и ты должен так поступить. Она заслужила это годами вашей совместной жизни. Но позже ты можешь пожалеть о том, что из-за меня лишился этих денег.
— Я мало имел в начале нашей жизни, — сказал я. — Меня устроит, если в ее конце я останусь с тем же.
Я улыбнулся Элейн.
— Если, конечно, ты не возражаешь.
Она сжала мою руку.
— Мне не нужны твои деньги. Мне нужен только ты.
Я хочу, чтобы ты был счастлив.
Я поцеловал ее руку.
— Ты сделаешь меня счастливым.
Она поцеловала меня в губы.
— Сделаю, сделаю, — пообещала Элейн.
Я откинулся на спинку кресла.
— Завтра поговорю с Мардж.
— Может быть...
Она колебалась.
— Может быть, тебе следует немного подождать для уверенности.
— Я и сейчас уверен, — твердо заявил я. — Не стоит тянуть. Это только все затруднит.
— Что ты ей скажешь? — спросила она.
Я собрался ответить, но Элейн поднесла палец к моим губам.
— Нет, — промолвила она. — Не говори мне. Не хочу ничего слышать. Ты скажешь ей то, что втайне боится услышать каждая женщина. Мы живем со страхом, что однажды он придет и скажет, что разлюбил. Я не желаю слышать, что ты ей скажешь. Только обещай мне одну вещь, дорогой.
Она заглянула в мои глаза.
— Что? — спросил я.
— Будь к ней добр, — прошептала она. — И никогда не говори об этом со мной.
— Обещаю, — сказал я, целуя ее в лоб.
— Я никогда не надоем тебе, Бред?
— Никогда, — ответил я, и тут зазвонил телефон.
Застигнутые этим звонком врасплох, мы отпрянули друг от друга. Телефон ожил впервые за этот уикэнд.
Элейн вопросительно посмотрела на меня.
— Кто это может быть? — произнесла она. — Никто не знает, что этот уикэнд я провожу дома.
Она встала и подняла трубку.
— Алло, — сказала Элейн.
Из трубки донесся чей-то голос. На лице Элейн появилось странное выражение.
— Нет, что вы, я его не видела, — сухим, сдержанным тоном произнесла она и как-то странно посмотрела на меня.
В трубке снова зазвучал голос. Глаза Элейн широко раскрылись, в них появилась боль. Та боль, которую я заметил в них, когда мы познакомились. Она на мгновение сомкнула веки и покачнулась.
Я вскочил с ковра и обнял Элейн.
— Что случилось? — прошептал я.
Ее лицо выражало муку.
— Мистер Ровен, — внезапно упавшим голосом произнесла Элейн. — Он здесь. Сейчас я передам ему трубку.
Она протянула ее мне.
— Папа? — сказал я в микрофон, глядя на удаляющуюся Элейн.
Он старался сдерживать свое волнение.
— Мардж попросила меня разыскать тебя. Твой сын серьезно болен. Она полетела к нему.
Я почувствовал, как пол закачался под моими ногами.
— Что с ним?
— Полиомиелит, — отозвался отец. — Он в больнице.
Мардж сказала, что ты должен молиться за нас всех.
На мгновение я потерял дар речи.
Его голос испуганно зазвучал в трубке.
— Бред! Бред! С тобой все в порядке?
— Да, — откликнулся я. — Когда Мардж вылетела?
— Сегодня днем. Она велела мне связаться с тобой.
— Где Джини? — спросил я.
Я услышал щелчок.
— Я здесь, папа, — произнесла она.
— Положи трубку, маленькая чертовка! — закричал отец.
— Ничего, папа, — сказал я.
Она, должно быть, находилась у второго аппарата, в спальне. Рано или поздно Джини все равно узнала бы о болезни брата.
— Как ты себя чувствуешь, милая?
Она заплакала в трубку.
— Спокойно, детка, — ласково произнес я. — Слезами горю не поможешь. Я немедленно отправлюсь туда и выясню, что можно сделать.
— Правда, папа?
Ее голос заметно ожил.
— Ты нас не оставляешь?
Я закрыл глаза.
— Конечно, нет, малышка. А теперь положи трубку и спи. Мне надо поговорить с дедушкой.
Голос Джини зазвучал еще бодрей.
— Спокойной ночи, папа.
— Спокойной ночи, милая.
В трубке снова щелкнуло.
— Папа, — сказал я.
— Да, Бернард.
— Я выезжаю. Ты не хочешь что-нибудь передать Мардж?
— Скажи ей, что я молюсь вместе с тобой.
Я положил трубку с чувством горечи. Мардж не позвонила, потому что она знала. Отец позвонил, потому что он знал. Я обманывал лишь самого себя.
Я подошел к Элейн.
— Слышала?
Она кивнула.
— Я отвезу тебя в аэропорт.
— Спасибо.
Я направился в ванную.
— Мне надо одеться, — глупо сказал я.
Она ничего не ответила. Повернулась и исчезла в спальне. Спустя несколько минут вышла оттуда одетой.
Завязывая галстук, я посмотрел на Элейн в зеркало.
Узел получился неважный, но сейчас меня это не волновало.
Ее лицо выражало сочувствие.
— Мне очень жаль, Бред, — сказала она.
— Говорят, если вовремя начать лечение, эта болезнь не опасна.
Элейн кивнула.
— Теперь врачи справляются с ней гораздо лучше, чем когда...
В ее глазах снова появилась боль.
— Дорогая.
Повернувшись, я прижал Элейн к себе.
Она оттолкнула меня.
— Торопись, Бред.
* * *
Возле трапа я поцеловал ее.
— Я позвоню тебе, дорогая.
Она заглянула в мое лицо.
— Я — и она, — печально сказала Элейн. — Приношу несчастья тем, кого люблю.
— Не говори глупости. Тут нет твоей вины.
Ее широко раскрытые глаза смотрели на меня.
— Не знаю...
— Элейн! — резким тоном произнес я.
Ее мысли вернулись издалека.
— Я буду молиться за его здоровье.
Повернувшись, она побежала к машине.
Я поднялся в самолет и отыскал свободное место у окна. Уткнулся в иллюминатор, но не увидел Элейн. Моторы взревели. Я наклонился вперед и обхватил голову руками. В моем сознании крутилась одна безумная мысль. Если тут и была чья-то вина, то не Элейн, а моя.
Что сказано о грехах отцов?