Ужин затянулся до глубокой ночи. Уже через час Шпеер понял, что сегодня заполучить Гитлера для решения проблем его ведомства не удастся, и целиком отдался во власть стихии.

На самом деле вошедший в раж фюрер был страшнее любого стихийного бедствия. Гораздо непредсказуемее, неудержимее и беспощаднее. В отличие от ураганного ветра, который, натолкнувшись на естественное препятствие, теряет свою первозданную силу, Гитлер, заведясь, даже не мог натолкнуться на очевидное невнимание своего слушателя, поскольку с первых же секунд вообще терял его из виду, а скорее всего, никогда не имел в виду. Во время застольных бесед, когда фюрера обуревала неуемная жажда говорения, Шпеер привычно уходил в себя, при этом ни на миг не переставая пожирать его глазами. Собственно, так в ставке, и не только, делали многие.

Но в эту ночь ситуация в Средиземном море волновала Шпеера не меньше Гитлера, и, не имея возможности, за редким исключением, вставить хотя бы слово, он тем не менее слушал божественные откровения Гитлера и чем глубже вникал в суть сказанного, тем больше удивлялся способности вождя даже в такие критические для всей страны и для него самого минуты размышлять о событиях поистине с божественным высокомерием и хладнокровием, как будто ни Германии, ни его самого это совершенно не касалось. Иногда казалось, что он, как Нерон на фоне горящего Рима, наслаждается звуками собственного голоса и стихийными порывами собственных мыслей.

Ночью Гитлер, словно после многокилометрового бега, обрел второе дыхание и выдвинул несколько различных предположений загадочного ввода Великой Армады союзников в воды Средиземного моря.

– Шпеер, попомните мои слова, это операция по широкомасштабному обеспечению всем необходимым англо-американских соединений, теснящих Африканский корпус Роммеля. Вот и ответ на вопрос, почему корабли держатся вместе! Они собираются пройти узкий пролив между Сицилией и Африкой под прикрытием темноты, защищающей их от нашей авиации.

Он самодовольно стал потирать руки, но уже через минуту выдал новую, еще более шокирующую версию.

– Сегодня вечером противник высадится в Центральной Италии, где не встретит никакого сопротивления. Немецких войск там нет, а итальянцы просто разбегутся. В результате противник отрежет Северную Италию от Южной. И что тогда станется с Роммелем?

Гитлер торжествующе глянул на Шпеера. А тот, пораженный его первобытным цинизмом, только, как эхо, повторил вопрос.

– И что же тогда станется с Роммелем, мой фюрер?

– Он будет разгромлен! У него нет резервов! А доставлять ему боеприпасы, продовольствие и горючее… – тут Гитлер патетически развел руками, – мы попросту не можем!

– Но, мой фюрер, – не удержался Шпеер, – вы говорите об этом так спокойно и, я бы сказал, даже с радостью, как будто вы, – министр вооружений на секунду запнулся перед тем, как сказать непоправимое, но по инерции все же выпалил, – как будто вы… Черчилль!

– Черчилль?! – презрительно крикнул Гитлер. – Этот вечно надутый толстяк с изжеванной сигарой во рту! Черчилль – раб своего глупого парламента! Да он попросту политический и военный импотент! На его месте я бы сейчас сразу занял Рим и сформировал итальянское правительство! Или – и это третий вариант– я бы воспользовался этим огромным флотом для десанта в Южной Франции! Но Черчилль все сделает наоборот! Он, скорее всего, погонится за Роммелем и будет сорок лет бегать за ним по пустыне, как евреи за Моисеем! Мы, Шпеер, всегда вели себя слишком благородно! И вот результат! В Южной Франции у нас нет никаких войск! Мы совершили огромную ошибку, не оставив там гарнизоны! И правительство Петена не окажет англичанам никакого сопротивления!

Шпеер плеснул себе в бокал красного вина и рискнул ненавязчиво подкинуть фюреру свою версию.

– А что если цель столь грандиозной операции вовсе не внезапный удар? Что если… – Гитлер протестующе махнул рукой, но Шпеер успел благополучно завершить свой прогноз, – что если, высадив войска на безопасных участках, англичане потом методично, без ненужного риска развернут наступление?

Фюрер отрицательно замотал головой. Подобная стратегия, даже со стороны противника, была ему абсолютно чужда.

– В вопросах стратегии и тактики, Шпеер, вы отчаянный дилетант! Однако… – он тяжело вздохнул, – не исключено, что англичане тоже отчаянные дилетанты! И мыслят так же абсурдно, как и вы! Я это вполне допускаю! Но тогда, Шпеер, это… это же второй фронт! Но сейчас это совершенно невозможно! Вся моя интуиция выступает против этого! Признать такую глупость – значит, признать, что мы… проиграли войну! Нет, нет и нет, Шпеер! Забудьте!

До утра десантный флот стоял севернее марокканского и алжирского побережья. А с первыми лучами солнца войска западных союзников неудержимым потоком устремились в Северную Африку.

А Гитлер на встрече со «старыми борцами» в Мюнхене в своей речи, посвященной памяти Пивного путча, с пафосом произнес:

– Мы уверены в нашей победе! Они полные идиоты, если думают, что смогут когда-нибудь разгромить Германию! Мы погибнем, следовательно, погибнут они!

И – ни слова правды.