ГЛАВА 2

Вечером, под покровом темноты, они отчалили от пристани и направились в Севилью. Простояв там два дня, продолжили свой путь и скоро уже плыли по океану на север к Британским островам. Многие мили отделяли их от берегов Испании, когда лихорадка наконец отпустила Изабел, и она пришла в сознание. Слабая, как только что родившийся котенок, она с трудом могла проглотить несколько ложек питательного бульона, который Кэтлин и Делла вливали в нее. Потрескавшимися губами ей удалось прошептать слова благодарности Кэтлин и Риду, но все объяснения пришлось отложить до того времени, когда она окончательно окрепнет.

Изабел помногу спала, просыпаясь только тогда, когда Кэтлин с Деллой приходили ее кормить. Постепенно силы возвращались к ней. Скоро она уже смогла сидеть в кровати, обложенная подушками. Бульоны сменила более разнообразная, хотя по-прежнему легкая пища, и у Изабелл улучшился цвет лица.

До Ирландии оставался один день пути, когда Рид решил, что пришло время для разговора с Изабел.

— Изабел, — начал он, — после того как ты пришла к нам на корабль, до нас дошли слухи, что тебя разыскивают испанские власти в связи со смертью твоего мужа. Ты обратилась к нам за помощью, и мы помогли тебе. Теперь мы хотели бы услышать твои объяснения, если можно.

Рид говорил мягко, без осуждения. Тем не менее на лице Изабел появилось затравленное выражение, и она обратила испуганный взгляд черных глаз на Кэтлин, ища у нее поддержки.

— Все в порядке, Изабел, — успокоила ее Кэтлин. — Мой муж порядочный и справедливый человек. Господи, да у тебя такой вид, будто ты боишься, что мы выбросим тебя за борт. Дорогая, с нами ты в безопасности. Кроме того, я сказала Риду, что наверное произошла какая-то ошибка. Я не верю, что ты убила мужа.

Глаза Изабел наполнились слезами, губы задрожали, и она тихо проговорила:

— Но я это сделала, Кэтлин. Я заколола его и смотрела, как он умирает. Но об этом я не жалею, прости меня Господи.

От удивления Кэтлин лишилась дара речи.

— Но почему? — спросил Рид.

По щекам Изабел текли слезы, но она этого не замечала. Глядя на Кэтлин и Рида беспомощными, полными боли глазами, она печально рассказывала:

— Как мне объяснить, чтобы вы поняли, что значит жить с таким человеком день за днем, год за годом? Даже мой собственный отец не сумел разглядеть, каким чудовищем был мой муж, но, возможно, причина заключалась в том, что именно папа устроил этот брак. На людях Карлос вел себя очень сдержанно и вежливо. И только в собственном доме, без свидетелей, он проявлял свою истинную натуру. Слуги могли бы порассказать вам, каким страшным человеком он был.

Голос ее задрожал от волнения, но она все же продолжала:

— Все началось в нашу первую брачную ночь. Очаровательный мужчина, ухаживавший за мной, внезапно превратился совсем в другого человека — грубого, нетерпеливого, раздраженного моей стеснительностью. Я была испугана, плохо представляя, что меня ожидает, а Карлос повел себя со мной в ту ночь… не слишком нежно. Я прониклась отвращением к физической близости с ним, и все ночи, когда он приходил ко мне в спальню, стали мне ненавистны. Я жила в страхе перед ним и перед болью.

Оглядываясь сейчас назад, могу сказать, что хотя первый год нашей совместной жизни был достаточно плох, потом стало хуже, гораздо хуже. Карлос хотел сына, и когда, спустя год, я так и не забеременела, он рассвирепел. В любой момент — днем ли, ночью ли — он мог внезапно впасть в ярость и поволочь меня в спальню. Потом он стал приносить в дом разные странные порошки и отвары, которые давала ему какая-то знахарка, и заставлял меня принимать эти отвратительные снадобья. Он проявлял такое рвение, что я всерьез стала опасаться, как бы он не отравил меня.

Изабел закрыла лицо руками, словно желая спрятаться от стыда.

— Я не могу сказать вам, какие гнусные надругательства он совершал над моим телом и все ради того, чтобы я зачала. Вдобавок, он регулярно избивал меня и я вечно была покрыта синяками. Часто они были настолько заметны, что я не могла выйти из дома. Я стала его узницей, главным объектом его гнева.

— О Изабел! — вскричала Кэтлин. — Но почему же никто не остановил его?

— Ведь твой отец, — поддержал ее Рид, — наверняка не стал бы мириться с подобным отношением к дочери.

Изабел рассмеялась горьким, безжизненным смехом:

— Мой отец, заметив синяки, сказал, что если бы я была хорошей женой Карлосу, он не обращался бы со мной так. Он посоветовал мне научиться угождать мужу. — Смех оборвался, будто кто-то внезапно схватил Изабел за горло. — Только моя мать и моя дуэнья понимали, что мне приходится выносить, но они были бессильны мне помочь. Как жена Карлоса я была его собственностью, и он мог делать со мной все, что ему заблагорассудится. В Испании мужья убивали жен, и власти никак их за это не наказывали. Но для жены убить мужа — это величайшее преступление.

— Что же случилось в ту ночь, когда ты убила его? — спросила Кэтлин. — Наверняка у тебя и раньше много раз возникала подобная мысль.

— О! Я не могу сказать тебе этого, — простонала Изабел. — После этого ты никогда не захочешь меня видеть. Ты будешь испытывать ко мне омерзение, и я потеряю единственного друга.

Кэтлин поняла, что Изабел находится на грани истерики. Она нежно обняла плачущую девушку и стала гладить ее волосы.

— Изабел, послушай меня. Возможно, ты скажешь и вправду что-то ужасное, что-то, что потрясет и шокирует меня, но я всегда буду тебе другом. Ты пришла ко мне в трудную минуту, доверилась мне. Доверься мне и сейчас.

— Но Кэтлин! Как мне сделать так, чтобы ты поняла? Ты любишь своего мужа, это сразу видно, и он любит тебя. Вы с вашими детьми, должно быть, ведете спокойную, безоблачную жизнь.

На секунду у Кэтлин возникло сумасшедшее желание рассмеяться; поймав взгляд мужа, она увидела, что и он вот-вот расхохочется.

— Нет, Изабел, — серьезно сказала она, — вначале все было совсем не спокойно.

У Рида дрогнули уголки рта.

— Эмералд могла бы уверить тебя в обратном, — насмешливо проговорил он.

Изабел недоуменно нахмурила брови.

— Кто это Эмералд? Кэтлин покачала головой.

— В другой раз, дорогая. Расскажи нам про ту ночь, когда ты убила Карлоса.

Не протестуя более, Изабел с усталым вздохом опустила голову. Волосы закрыли ей лицо. Тихим, дрожащим голосом, больше похожим на шепот, она начала свой рассказ:

— В ту ночь в гостях у Карлоса были двое его друзей. Раньше я их ни разу не встречала. Он пригласил их к обеду, сказав, что это его деловые партнеры, и велев мне соответствующе одеться, тоже спуститься к столу.

После обеда я удалилась к себе в комнату, как только позволила вежливость. Я думала, что мужчины будут пить бренди и обсуждать дела. Но едва я приготовилась лечь, как дверь моей спальни распахнулась и вошел Карлос со своими двумя друзьями. Ты не представляешь, как я была потрясена. Но это было только началом того кошмара, который будет преследовать меня до конца жизни. Если бы хоть на один день я могла забыть, что случилось той ночью. Меня словно бросили в ад, а Карлос был дьяволом со своими двумя демонами.

Долгий стон, прозвучавший как воплощение муки, вырвался у Изабел, и она замолчала, пытаясь справиться с собой. Кэтлин все так же обнимала подругу, надеясь, что это поможет той унять ужасную дрожь, сотрясавшую все ее тело.

— Что же было дальше? — спросила она, хотя и сама уже догадалась, что сейчас услышит.

— Карлос сказал, что разрешил своим друзьям овладеть мною. Я не верила своим ушам. Он сошел с ума! Он сказал, что как жена я ниже всякой критики, что я нарочно выталкиваю из себя его семя. Раз уж от меня нет никакого прока как от жены, заявил он, то пусть я хотя бы буду его шлюхой. Он даже высказал предположение, что я, возможно, забеременею от одного из его друзей и таким образом восстановлю до некоторой степени свое женское достоинство. В своем безумии он дошел до того, что соглашался в этом случае признать ребенка своим наследником.

Изабел захлебнулась слезами, и Кэтлин еще крепче прижала ее к себе. Жалость и гнев породили в ней желание самой расправиться с обидчиками Изабел.

— Они изнасиловали тебя, — тихо сказала она, закрывая глаза, чтобы сдержать подступившие слезы. — Какой ужас!

Изабел кивнула:

— Да, и тот, и другой. Все они. Я пыталась сопротивляться, но у меня не хватило сил. Я испытывала невыносимые боль и унижение. В какой-то момент я наверное потеряла сознание, хотя помню, что все время слышала демонический смех Карлоса. Его я запомнила лучше всего, мне казалось, что этот смех доносится из самого ада. Я до сих пор слышу его в своих снах.

Когда я очнулась, они уже ушли, и в доме было тихо. Я сползла с кровати и кое-как умылась. Я с трудом узнала в зеркале собственное отражение. Губы и глаза опухли, щека уже начала багроветь. Я, помню, подумала, что нужно взять на кухне сырое мясо и приложить к лицу, поэтому накинула халат и спустилась по лестнице.

В коридор, ведущий к кухне, выходила дверь личной гостиной Карлоса, и эта дверь была открыта. Карлос сидел в кресле у камина и курил сигару. Я бы, скорее всего, прошла мимо, если бы в тот самый момент он не поднял голову и не увидел меня. Он не смог удержаться от того, чтобы лишний раз не поиздеваться надо мной. «Ну, как тебе понравился вечер, Изабел? — сказал он. — „Надеюсь, ты довольна? Мои друзья и я очень довольны. Мы собираемся проделывать это почаще, пока ты не забеременеешь“. И он засмеялся этим отвратительным безумным смехом, который так хорошо мне запомнился.

Закрыв глаза, Изабел горестно вздохнула:

— Сама толком не знаю, как это случилось, но я вошла в комнату, сняла со стены две шпаги и протянула одну Карлосу. Я вдруг совершенно успокоилась и даже испытала удовольствие, увидев изумление, появившееся в глазах Карлоса, когда сказала, что собираюсь убить его.

Карлос был неплохим фехтовальщиком, и я, помню, подумала, что, возможно, этой ночью убитой окажусь я сама. Но в тот момент мне было все равно. Смерть стала бы желанным освобождением от жизни с этим безумцем.

Карлоса, казалось, начала забавлять эта новая «игра». Он предупредил меня, что если мне не удастся убить его, жизнь моя станет еще более невыносимой, потому что он не намерен меня убивать. Он поклялся, что сумеет придумать для меня более изощренные пытки.

Мы стояли не более чем в четырех футах друг от друга, но я не испытывала страха. Возможно, его слова привели меня в состояние временного помешательства. Он поднял шпагу и рассек мой халат, поцарапав бедро. Но я гораздо позже осознала, что он ранил меня. Видимо, откуда-то из глубин памяти всплыло то, чему научил меня твой учитель фехтования, Кэтлин, хотя в тот момент я была как в тумане и ничего не соображала. Карлос расхохотался мне в лицо; ему и в голову не приходило, что у меня хватит мужества поднять шпагу и направить ее против него.

Этот смех стал последней каплей. Внутри меня словно лопнула какая-то струна. Я нашла в себе силы и мужество вступить в поединок. Воспользовавшись его самоуверенностью и невнимательностью, я подняла шпагу и вонзила ее прямо ему в сердце.

Смерть настигла его прежде, чем он коснулся пола, но все же он успел осознать, что я сделала. Навсегда я сохраню в памяти выражение величайшего изумления, которое увидела на его лице, когда вытаскивала шпагу из его груди.

Не знаю, сколько времени я простояла над его телом, упиваясь своей победой, не помню, как вышла из дома. Должно быть, инстинкт привел меня к дому родителей, потому что, придя в себя, я обнаружила, что сижу в каретном сарае рядом с их домом. На мне все еще был халат. Вспомнив, что я сделала, я стала раздумывать, стоит ли входить в дом, и тут увидела, как прибыли представители власти.

После того как они покинули дом, я пробралась по задней лестнице в комнату Хосефы, где и дождалась ее. Обнаружив меня в своей комнате, Хосефа тотчас же предупредила меня, чтобы я не показывалась на глаза отцу. Он пришел в ужас, объяснила она, узнав о предъявленном мне обвинении в убийстве Карлоса, и был полон решимости передать меня в руки властей, если я обращусь к нему за помощью, считая, что я должна понести заслуженное наказание за свое преступление. Всем слугам было приказано, увидев меня, немедленно поставить его в известность.

Хосефа, моя нянька и дуэнья с детских лет, решила помочь мне. У меня не было ни денег, ни одежды, и она дала мне одно из своих старых платьев. Она прятала меня до полуночи, а потом отвела в самую бедную часть города в дом друзей своей семьи. Из собственных денег она заплатила им за то, чтобы они меня приютили.

Приютившие меня люди не знали, кто я, а то у них могло бы возникнуть искушение выдать меня властям и получить обещанное за это вознаграждение. Они были очень бедны, и у них была большая семья. Хосефа приходила каждую неделю посмотреть, как идут дела, но той маленькой корзинки с едой, которую она приносила, нам конечно же не хватало, и скоро я выучилась просить милостыню на улицах вместе с другими. Еще мы обшаривали мусорные бачки в харчевнях и тавернах в поисках объедков. Я сразу же обменяла свое платье на картуз и одежду мальчика. Мальчику было гораздо безопаснее появляться на этих улицах, чем девушке.

— Хосефа — это та старая женщина, с которой мы разговаривали в карете? — поинтересовался Рид.

Изабел кивнула, не поднимая головы.

— Узнав от нее, что вы здесь, я сочла это настоящим чудом. Я почти утратила надежду выбраться из Испании и боялась, что так и буду жить в нищете, пока не умру от голода или пока меня не схватят. В те дни страх был моим постоянным спутником. Да, чувство страха было знакомо мне гораздо лучше, чем ощущение сытости.

— Учитывая, в каком состоянии ты появилась на корабле, в это легко поверить, — заметил Рид, слушавший эту невероятную историю, слегка качая головой.

Кэтлин и Рид обменялись взглядами и без слов поняли друг друга. Кэтлин выразила их общее мнение:

— Изабел, ты можешь остаться с нами, сколько захочешь. Хочешь, поедем с нами в Саванну. Тогда от Испании тебя будет отделять целый океан. В Америке ты сможешь чувствовать себя в безопасности, начнешь жизнь заново, забыв свои злоключения и мучения.

Рыдания сотрясли хрупкое тело Изабел и она теснее прижалась к обнимавшей ее Кэтлин.

— Я не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность, — залепетала она. — Я знаю, ты потрясена, тебе все это отвратительно, и все же ты предлагаешь мне помощь. Я отплачу, обещаю. Я буду мыть полы, заниматься уборкой, ухаживать за детьми.

— Нет, — твердо возразила Кэтлин. Лицо Изабел исказилось.

— Я тебя не виню, — задохнувшись, проговорила она. — Кто же захочет, чтобы за его детьми присматривала убийца?

— Ты не так поняла, Изабел, — мягко поправил ее Рид. — Кэтлин имела в виду, что ты не будешь прислугой в нашем доме. Ты будешь жить с нами, потому что мы твои друзья и хотим, чтобы ты осталась. Мы будем твоей семьей.

— И вы сделаете это для подруги Кэтлин? Преступницы, признавшейся в убийстве? Для женщины, которую вы едва знаете? — Казалось, Изабел не могла этому поверить.

— Я сделаю это для подруги Кэтлин, — подтвердил Рид, — но также для молодой, безвинно пострадавшей женщины, избравшей единственно возможный для нее выход из того невыносимого положения, в котором оказалась. Ты сделала то, что должна была, Изабел, и теперь ты свободна. Ты сможешь забыть прошлое и начать новую жизнь в новой стране, сможешь найти счастье, которого заслуживаешь.

Кэтлин прижала к себе хрупкое тело подруги.

— Добро пожаловать в нашу семью, Изабел.

Ввиду усиливавшейся напряженности в отношениях между Англией и Соединенными Штатами Рид счел неблагоразумным афишировать прибытие в Ирландию американского судна. Кэтлин предложила, чтобы они встали на якорь в редко используемой бухте рядом с ее поместьем. Эта была очень удобная и уединенная бухта.

Рид был ошеломлен, когда они прибыли на место. Дом из неотесанных серых камней был таким огромным, что по сравнению с ним их дом на плантации в Чимере казался хижиной. Он был окружен бескрайними полями, возделанными и засеянными, среди которых то тут, то там виднелись аккуратные домики арендаторов.

— Бог ты мой, Кэтлин! И все эти земли твои? — еле вымолвил он.

Она кивнула. В этот момент ее глаза были такими же зелеными, как этот ирландский пейзаж.

— Да, мои, — проговорила она с мгновенно вернувшимся к ней ирландским акцентом.

— А дом! — воскликнул Рид. — Да, это не дом, а замок!

— Нет, в нем всего тридцать комнат, маловато для того, чтобы попасть в разряд настоящих замков.

Рид засмеялся:

— Что же это тогда, замочек?

— Просто усадьба, — усмехнулась в ответ Кэтлин.

— Ладно, как бы он ни назывался, я все равно потрясен. А я-то думал, что Чимера поразит тебя, — он опять засмеялся. — Да, сюда можно целиком вместить наш дом в Чимере и еще останется место для дома твоей тети Барбары.

— Но, Рид, ты же знаешь, как я люблю Чимеру. Нигде в окрестностях Саванны не найдешь плантации, которая сравнилась бы с ней. Дом большой и светлый, безупречный в архитектурном отношении, и комнаты обставлены роскошно и со вкусом.

— И все же, — настаивал Рид, ему далеко до этого.

— Благодари за это свою счастливую звезду, капитан, — шутливо заметила она, подняв к небу широко раскрытые глаза. — Ты ничего не понимаешь. Знаешь, каким холодным и неуютным бывает этот дом зимой, какие в нем гуляют сквозняки? Камины почти не дают тепла, лишь наполняют комнаты дымом. Каменные полы холоднее льда. Кроме того, в таком большом доме невозможно поддерживать должную чистоту и поэтому большая часть комнат всегда закрыта. Их открывают и проветривают, только когда приезжают гости. Весной во время генеральной уборки Нанна обычно разрешала мне водить по дому команду по борьбе с пауками. Здесь все пропахло пылью. И ты увидишь, как мало здесь окон по сравнению с более новыми домами, к которым ты привык. Большинство этих старых замков в свое время служили крепостями. Те окна, что здесь есть, расположены очень высоко. Даже в яркие солнечные дни в них проникает совсем немного света, и в доме всегда сумрачно. Порой это очень угнетает.

Рид с нежностью посмотрел на нее:

— И все же ты любишь его.

Проглотив комок в горле, Кэтлин оглядела дом, в котором жили ее предки, дом, который она не видела четыре года.

— Да, я люблю его. Жаль, что бабушка Кейт не поехала с нами. Я знаю, что даже после стольких лет она скучает по Ирландии. Рука Рида легла ей на талию.

— Возможно, у нее связаны с ним болезненные воспоминания. Я предлагал ей отправиться с нами, но она твердо отказалась, сказав, что предпочитает сохранить имение в памяти таким, каким видела его в последний раз. Еще она сказала, что не следует цепляться за прошлое, если хочешь быть уверенным в будущем.

Кэтлин обдумала слова бабушки.

— Кейт — мудрая женщина, — заключила она с легкой улыбкой.

Прошел июнь, наступил июль, а никто этого и не заметил. Все были слишком заняты. Рид закупал товары, которые намеревался повезти в Штаты — ирландское виски, кружева и полотно, а кроме того, проверял, как идут дела в имении. Год выдался благоприятным, и все культуры — от ячменя до картофеля — обещали дать хороший урожай. И Рид, и Кэтлин остались довольны, просмотрев всю отчетность вместе с поверенным Кэтлин мистером Кирби. Поголовье скота значительно увеличилось. Именно этой весной перед их приездом овцы и козы принесли небывало большой приплод, много родилось жеребят и телят.

Куда более трудной проблемой оказался сам дом. Во время длительного отсутствия Кэтлин в нем оставалось минимальное количество прислуги. Многие комнаты были закрыты на протяжении всех этих четырех лет, все в них покрылось пылью и плесенью. Шторы и ковры были безнадежно испорчены сыростью, так же как и некоторые гобелены и большинство матрасов и кресел с мягкой обивкой.

Уезжая отсюда четыре года назад, Кэтлин почти ничего не взяла с собой в путешествие. Теперь ей надо было просмотреть свое имущество, отобрать и упаковать вещи, которые она хотела увезти в Чимеру. В первую очередь это относилось к фамильному серебру, фарфору и хрусталю и, конечно, драгоценностям ее матери и отца, которые мистер Кирби хранил в банковском сейфе. Теперь он вернул их Кэтлин.

А еще были портреты и другие фамильные ценности — давно забытые свидетельства юности Кэтлин. Одежда, оставленная в комодах и шкафах, либо стала Кэтлин мала, либо вышла из моды. Всю ее вместе с одеждой отца, не разобранной в свое время из-за недостатка времени, Кэтлин отдала семьям фермеров-арендаторов, жившим на ее землях.

Рид и Кэтлин обошли по очереди всех арендаторов и с удовлетворением обнаружили, что, благодаря стараниям мистера Кирби, их домики, расположенные на небольших, хорошо ухоженных участках, находились в отличном состоянии. Большинство сверкали свежей побелкой. Перед многими были разбиты красивые цветущие садики и к очень многим пристроены небольшие сараи, в которых арендаторы держали корову или коз и десяток-другой цыплят. Одним словом, арендаторы Кэтлин жили куда лучше таких же, как они, арендаторов в соседних имениях, и Кэтлин, любившая свою родину и свой народ, преисполнилась радостью и гордостью.

Кэтлин и Рид повидались также со многими ее бывшими друзьями и соседями, которые пришли навестить ее, прослышав, что она вышла замуж за американца. Многие гости очень удивлялись, увидев, что Рид совсем не похож на неотесанного дикаря с грубыми манерами, каким они его представляли. Они, как зачарованные, слушали его тягучую южную речь, а Рид в свою очередь изумлялся их ярко выраженному ирландскому акценту.

Так прошел почти месяц. Как-то во второй половине дня, ближе к вечеру, Рид и Кэтлин сидели на просторной лужайке перед домом, уставившись на крытую шифером крышу. Большинство дел было сделано, и они готовились к отплытию назад в Саванну.

— О чем ты думаешь, Рид? — спросила Кэтлин, прикрыв глаза рукой от солнца. — Может, мы просто залатаем крышу там, где она протекает, и на этом поставим точку?

— Не знаю, Кэт, — ответил он с сомнением в голосе. — Я бы пригласил парочку кровельщиков хорошенько осмотреть крышу. Мне кажется, она в худшем состоянии, чем мы думаем. Если протечек всего несколько, их можно залатать до будущего года, но, чтобы быть уверенным, надо как следует проверить всю крышу. Возможно, это слишком грандиозный план, но если уж вообще браться за это дело, нужно все сделать как положено.

— Черт возьми! Я мечтала уехать домой, Рид. Даже если мы отплывем в конце этой недели, то все равно прибудем в Джорджию не раньше середины сентября.

Рид торжествующе улыбнулся; на темном от загара лице блеснули белые зубы.

— Ты соскучилась по дому! — радостно воскликнул он. — Моя маленькая ирландская розочка глубоко пустила корни в плодородной почве Джорджии, и теперь ей не хватает ее.

Состроив гримаску, Кэтлин ткнула его в грудь тоненьким пальчиком.

— Слушай меня, ты, американский выскочка. Во-первых, я вовсе не маленькая, и хотя ты и отбрасываешь тень длиннее, чем большинство деревьев в округе, это еще не дает тебе права насмехаться надо мной. Во-вторых…

— В округе? В округе? — протянул, хохоча, Рид с южным акцентом. — Солнышко, с каждой новой фразой твоя речь становится все более похожей на речь уроженки Джорджии.

Кэтлин оставила это замечание без внимания.

— Во-вторых, — повторила она, — мне не кажется, что я похожа на розу, ирландскую или какую другую. Розы такие слабые и хрупкие и…

— И прекрасные, и нежные, — прервал Рид. — Совсем как ты, даже когда ты колешь меня своими шипами. Кроме того, розы утонченные и изящные, и очень душистые, — добавил он, уткнувшись носом ей в шею.

От его теплого дыхания по коже Кэтлин побежали мурашки, и она вздрогнула от удовольствия.

— Ну, хорошо. Я согласна быть розой, если только ты признаешь, что я не маленькая.

Теплая рука Рида обхватила ее грудь.

— Договорились, — усмехнулся он. Кэтлин оттолкнула его, пряча улыбку.

— Ты сумасшедший.

— Да, я схожу с ума по тебе, моя сладкая ирландская роза, — шутливо откликнулся он.

Кэтлин бросила на него предостерегающий взгляд.

— Кстати, о цветах, Кейт просила меня привезти кустик земляники, кустик молодой мяты и несколько усов клубники. Я чуть не забыла. Напомни мне, чтобы я выкопала их перед отъездом.

— Постараюсь не забыть, — пообещал Рид. Кэтлин, насупившись, снова посмотрела на крышу.

— На сколько нам придется отложить отъезд из-за этого ремонта?

— Думаю, это не задержит нас надолго, если удастся найти хороших мастеров. Кирби сможет проследить за работой, нам самим не нужно здесь оставаться. Я поговорю с ним об этом.

Кэтлин, прищурившись, взглянула в сторону появившейся в этот момент на подъездной аллее кареты. Ты сможешь поговорить с ним скорее, чем думаешь. Если не ошибаюсь, это его карета катит по подъездной аллее.

— Интересно, чем вызвана такая спешка? — задумчиво проговорил Рид.

Они направились к дому и встретились с Кирби в середине лужайки. Кэтлин сразу бросилось в глаза, что костюм всегда безупречно одетого поверенного был в беспорядке; это было верным признаком того, что случилось что-то из ряда вон выходящее.

— Что случилось, мистер Кирби? Сначала я вижу, как ваша карета несется с такой скоростью, будто вы вознамерились разбить ее вдребезги, а теперь вы предстаете перед нами в таком виде, будто ваша лучшая лошадь сломала ногу.

Кирби поджал тонкие губы и с явным замешательством посмотрел на Кэтлин, затем на Рида. Потом, откашлявшись, заговорил:

— Не знаю, как и сказать вам об этом. Только что получено сообщение из Лондона: восемнадцатого июня президент США Мэдисон официально объявил войну Великобритании.

Его слова не сразу дошли до них.

— Но это же месяц тому назад! — воскликнула наконец Кэтлин.

— Черт! — одновременно выругался Рид. — Я рассчитывал попасть домой прежде, чем это случится.

— Вы знаете, как медленно доходят до нас новости из-за океана, — сказал Кирби. — Мы только сегодня получили это сообщение, и я сразу же помчался к вам. Говорят, президент Мэдисон издал также указ о том, чтобы все каперские суда принимали участие в военных действиях против Великобритании.

Рид заскрипел зубами от разочарования и нетерпения.

— А у меня восемь кораблей, которые будут бездействовать, пока я не доберусь до дома.

— У нас восемь кораблей, — поправила его Кэтлин, — и мы должны как можно скорее вернуть их в порт и зарегистрировать как каперские суда.

Рид обхватил Кэтлин за плечи, его голубые глаза сверкали.

— Мы должны немедленно отплыть в Саванну, Кэт.

— Да, конечно, — согласилась она. — Договорись с мистером Кирби о крыше, а я пока сообщу остальным. — Она направилась к дому.

— Подождите! — взволнованно воскликнул Кирби, потом продолжил более спокойным тоном, хотя лицо его выражало отчаяние: — Это еще не все.

— Еще какие-то плохие новости? — догадался Рид. Кирби кивнул:

— Два дня спустя, после того как король Георг узнал об объявлении войны, он издал указ, согласно которому у американцев конфискуется вся собственность, какой они владеют в Британии. Оба эти сообщения прибыли с одним курьером.

Эта новость словно пригвоздила Кэтлин к месту. Кровь медленно отхлынула от ее лица, и оно стало смертельно бледным. Она вопросительно смотрела на Кирби, будто не веря тому, что услышала.

— А мое имение последние четыре года формально принадлежало Риду, — выдохнула она.

— А я американец, — добавил Рид.

— Да, — подтвердил Кирби.

— Но ведь имение было даровано нам королем, — с надеждой напомнила ему Кэтлин. — Многие годы оно принадлежало семье моей матери, а я ее прямая наследница.

Кирби печально покачал головой.

— В данном случае это не имеет значения. Ваша мать, Кэтлин, будучи католичкой, лишилась бы своихземель, если бы не ваш отец. Когда они поженились, собственность жены перешла к нему, но только потому, что он был протестантом. Будь он католиком, имение у вас отобрали бы.

— Но мой отец был лордом, — не сдавалась Кэтлин, — и я унаследовала титул.

Кирби вздохнул:

— Все это аннулировано указом короля. Все британские подданные, состоящие в браке с американцами и проживающие в Америке, лишаются титулов и земель.

— И нет никакого способа отменить это решение? — спросила Кэтлин.

— Только если вы и Рид поклянетесь в верности Британской короне, откажетесь от ваших владений в Америке и будете жить здесь.

— Никогда! — вскричал Рид. — Ни за что на свете! Кэтлин также отвергла это предложение.

— Нет. На это мы не пойдем ни в коем случае. Я не обращусь к мужу с такой просьбой даже ради сохранения собственных земель. Я бы перестала его уважать, если бы он согласился.

Рид обнял жену, думая теперь лишь о ее потере.

— Кэт, мне так жаль.

Она подняла на него глаза, в которых блестели слезы, — он будто заглянул в два изумрудно-зеленых озера.

— Что ж, я всегда была больше ирландкой, чем англичанкой, и будь я проклята, если позволю этому напыщенному тупице диктовать мне с трона свою волю. Мои дети американцы и сама я теперь американка. Пусть отбирает имение, это бесплодная победа, я все равно буду поступать по-своему.

Расправив изящные плечи, они обратилась к адвокату:

— Мистер Кирби, не доходили ли до вас слухи о том, кто станет новым владельцем имения?

Откровенно поморщившись, Кирби ответил:

— Сэр Лоуренс Эллерби. Кэтлин отшатнулась как от удара.

— Ларри Эллерби! — взвизгнула она. — Этот недоумок не способен управлять фермой с одной лошадью, не говоря уж об имении такого размера. Да он разорит его за несколько недель!

— Я знаю, — охотно согласился Кирби. — За последние шесть лет он сначала промотал наследство, оставленное ему дедом, а потом и состояние, доставшееся ему после смерти отца. Во всем, что касается собственности, этот человек как Иона, приносящий несчастье. Он может стать владельцем имения, стоящего целое состояние, и через несколько месяцев снова оказаться банкротом.

— Никакой он не Иона, — возмутилась Кэтлин. — Он просто круглый дурак. Эллерби истощает землю ради немедленной прибыли, а деньги тратит на азартные игры, пьянство и женщин. Ему никогда не приходит в голову вложить какую-то часть денег в свое же хозяйство. Любой, у кого есть хоть капля разума, знает, что поля не засеваются сами собой и урожай сам собой не созревает, так что тебе остается лишь собрать его. Но он, судя по всему, именно на это и рассчитывает и страшно удивляется, когда его доходы начинают падать, а амбары пустеют. Он идиот, он помеха для общества. Не удивительно, что король поспешил отослать его в Ирландию. Дай этому человеку волю, он быстренько обеспечил бы Англии поражение в войне, американцам не пришлось бы сделать ни единого выстрела.

К концу этой тирады у Кирби отвисла челюсть, а уголки рта Рида стали подозрительно подрагивать. Кэтлин окинула обоих гневным взглядом.

— Знаешь, Кэт, боюсь, ты шокировала бедного Кирби, — сказал Рид. — Я не слышал, чтобы ты произносила такую речь со времен… «Эмералды», — и он незаметно усмехнулся, подумав об ирландском темпераменте жены.

— Я тебе вот скажу, Рид Тейлор. Ты еще многого не видел, — вскипела Кэтлин. Глаза ее метали зеленые молнии. — Единственное, чего я прошу — дать мне еще несколько дней, а тогда можно будет отплывать.

— До конца недели? — предложил Рид.

— Прекрасно. Мистер Кирби, когда примерно нам ждать прибытия Эллерби?

— Думаю, самое позднее через неделю. Он весь в долгах.

— Тогда нужно приступать к делу немедленно. Мистер Кирби, надеюсь, вы останетесь к ужину. Мне необходимо многое с вами обсудить. — Кэтлин быстро направилась к дому.

— Я так понимаю, у тебя есть план, — бросил Рид ей вслед.

Кэтлин на секунду обернулась. В ее глазах мелькнуло злорадство, а смех, в котором прозвучали металлические нотки, не предвещал Эллерби ничего хорошего.

— Могут ли рыбы не плавать? — вызывающе ответила она вопросом.

Наблюдая, как она уходит, Рид преисполнился гордости. Он почти забыл, как великолепна бывает его Кэт, если ее по-настоящему разозлить. Только что ей был нанесен страшный удар, но, глядя на нее, никто бы об этом не догадался. Каких-нибудь пару секунд она брела, спотыкаясь, но очень скоро обрела твердость в ногах и побежала. Она мгновенно взяла себя в руки и стала строить планы мести.

Чудесно было наблюдать за ней в действии, когда она была полна энергии и глаза ее сверкали. И самым приятным было то, что в кои-то веки объектом ее ярости был кто-то другой. Не знай он, как глубоко переживает Кэт этот удар, он, наверное, пожалел бы Эллерби. Хорошо зная жену, Рид предположил, что если она и даст волю своему горю, то произойдет это ночью в уединении их спальни. Он приготовился сделать все возможное, чтобы ее утешить: он хотел поделиться с ней своей силой, баюкать в своих объятиях, целовать, заставляя забыть о боли и слезах, добиться того, чтобы мир для нее вновь озарился солнечным светом.