ГЛАВА 13

После этого, закончившегося их полной победой боя, Кэтлин с Жаном направили свои корабли на Гранд-Тер. Там они пересели в лодки и поплыли в Новый Орлеан.

Кэтлин и Изабел посчитали, что для подобного путешествия им лучше надеть платья. В самом деле, не ходить же по улицам Нового Орлеана в их морской экипировке. Впервые за много месяцев Кэтлин пожалела, что должна носить траур — с собой у нее было только два черных платья. Убедив себя, что вдовий наряд не к лицу дерзкой пиратке, она решила, что купит два новых платья в одном из роскошных магазинов прославленного города.

Единственным, что омрачало их путешествие, было Решение Пьера поехать с ними якобы для того, чтобы повидать жену и детей. Он и вправду навестил свою семью, но при этом слишком часто увязывался повсюду за ними, главным образом ради того — была уверена Кэтлин, — чтобы досадить ей. При братьях бывал неизменно любезен, но при каждом удобном случае отпускал в ее адрес ядовитые замечания, и Кэтлин чувствовала, что за его лживой улыбкой клокочет ненависть. В такие минуты Кэтлин черпала утешение в прикосновении к кинжалу, надежно укрепленному у бедра под юбкой.

Жан, похоже, знал в Новом Орлеане всех, и все знали его.

Большинство французов и креолов обожали его так же как и кое-кто из американцев, но были и такие' в их числе губернатор Клэборн, кто не доверял Жану и во всеуслышание чернил его. Во время прогулок по городу Кэтлин сама убедилась в неприязни губернатора. Почти на каждом углу висели объявления о людях, разыскиваемых властями. Губернатор обещал награду в пятьсот долларов за поимку и арест Жана Лафита.

Мгновенно встревожившись, Кэтлин обратилась к Жану:

— Жан, мы должны вернуться на Гранд-Тер — Она положила ладонь ему на руку. — Я бы ни за что не поехала, если бы знала, какой опасности ты себя подвергаешь. Тебя же в любой момент могут арестовать.

Будь Жан действительно в опасности, в этот момент ему было бы наплевать на это. Он готов был заплатить эту цену за то, чтобы узнать, что Кэтлин беспокоится за него, почувствовать прикосновение тонких пальцев к своей руке. Ладонью он накрыл руку Кэтлин. Прикосновение ее пальцев, казалось, жгло его через рубашку, заставляя кровь быстрее бежать по жилам.

— Спасибо за заботу, дорогая, но не расстраивайся так. Эти объявления ничего не значат, уверяю тебя. Дешевый трюк и только. Как видишь, я спокойно хожу по городу и никто не думает меня арестовывать. Жители Нового Орлеана любят меня. Я провожу через английскую блокаду товары, в которых они нуждаются, и им вовсе не хочется остаться без привычных удобств. — Жан помахал торговцу, мимо лавки которого медленно проезжал их экипаж.

Доминик засмеялся:

— Посмотри-ка туда! — Он указал на объявление, висевшее на заборе неподалеку. — У Жана свои способы поквитаться со славным губернатором.

Прочитав объявление, Кэтлин расхохоталась. Жан наклеил по городу собственные плакаты, обещая награду в пятнадцать тысяч долларов тому, кто захватит губернатора Клэборна и доставит его на Гранд-Тер.

— Я глазам своим не верю, — проговорила она в изумлении. — Жан, у тебя злой юмор.

— Это игра, в которую мы с губернатором играем с ухмылкой объяснил Жан. — Пока я выигрываю, и Клэборн рвет на себе волосы.

Жан повел их по магазинам, не позволив Кэтлин и Изабел заплатить ни цента за те платья и украшения, что они себе выбрали.

— Жан, — кокетливо пожаловалась Кэтлин, — ты заставляешь меня чувствовать себя содержанкой.

И хотя он знал что она шутит, в его ответе прозвучала серьезная нотка.

— А разве это так уж страшно, cherie?

Их взгляды встретились и какое-то время не отрывались друг от друга, пока Кэтлин, покраснев, не отвела глаз и не отвернулась.

Бродить по магазинам Нового Орлеана было все равно что праздновать Рождество. В витринах были выставлены роскошные платья из гипюра; перед изящнейшими зонтиками от солнца невозможно было устоять; атласные туфельки и сумочки всевозможных цветов радовали глаз.

— Божественно! — в экстазе воскликнула Изабел, вдыхая аромат еще одного флакона с духами в дорогом парфюмерном магазине, на который они набрели. — Не припомню, когда в последний раз я получала такое удовольствие.

За прошедший год Изабел практически избавилась от своей замкнутости и сдержанности, и сейчас эта оживленная черноволосая молодая женщина напоминала ту девушку, какой была, когда Кэтлин впервые ее встретила. При этом она стала более женственной и оттого еще более очаровательной. Она часто весело и от души смеялась, и лишь иногда в ее глазах мелькало выражение, свидетельствующее о каких-то горьких тайнах, о борьбе, которую ей пришлось выдержать, чтобы вновь обрести самоуважение. Исцеление Изабел было почти полным, у Кэтлин оно только началось.

Немыслимо было бы, находясь в Новом Орлеане не навестить старую подругу Элеонору. Элеонора очень обрадовалась и пригласила Кэтлин и Изабел остановиться у нее на время их пребывания в городе. Кэтлин разрывалась между желанием побыть с подругой и невольным чувством вины перед ней. Она ощущала себя предательницей из-за того, что Жан откровенно обожал ее. Ни за что на свете Кэтлин не хотела вольно или невольно причинить боль подруге.

Сидя за чаем в гостиной Элеоноры, женщины обсуждали последние события в своей жизни.

— Я от души сочувствую тебе, Кэтлин, — заметила Элеонора. — Вы с Ридом так любили друг друга. Могу только догадываться, как тебе тяжело.

Кэтлин кивнула. Ее вдруг охватило отчаяние, глаза наполнились слезами.

— Элеонора, я и представить не могу большей боли. Долгое время я отказывалась верить в то, что это правда. Я была уверена, что Рид жив и долгие месяцы искала его. Только когда мы нашли обломки «Кэт-Энн», я поверила в реальность случившегося.

Элеонора понимающе кивнула.

— Жан рассказывал мне. А теперь ты снова в море и снова стала Эмералд. Почему? — Элеонора была одной из тех, кто знал о прошлых похождениях Кэтлин — Эмералд. Хотя в то время Элеонора была любовницей Жана, она восхищалась приключениями Кэтлин и помогала ей всем, чем могла.

— Месть, — коротко ответила Кэтлин. — Что же еще? Месть англичанам за то, что они начали эту войну, которая навсегда отняла у меня Рида.

Элеонора печально вздохнула.

— Я тоже жду конца войны. Хочу ехать во Францию. Уже долгое время меня одолевает тоска по дому. Я бы все отдала, чтобы снова оказаться на французской земле.

— Теперь моя очередь спросить почему? Новый Орлеан вполне может сойти за один из французских городов, так много в нем французского. Культура, архитектура, язык, обычаи, сами люди — все несет на себе печать французского наследия.

— Верно, — согласилась Элеонора, — но все же это не то. Все это даже усиливает мою тоску по дому, напоминая, чего я лишилась.

Поколебавшись, Кэтлин спросила:

— А насколько эта тоска по дому связана с Жаном? Ты сильно переживала ваш разрыв?

Элеонора тихонько засмеялась:

— Ах, Кэтлин! Как объяснить тебе, которая безумно любила Рида, насколько ваши отношения отличаются от моих с Жаном. Да, я любила Жана, и он по-своему меня любил, но между нами никогда не было того, что было у вас с Ридом. С самого начала мы знали, что наша связь будет непродолжительной. Мы жили вместе и любили друг друга без обычной для любовников ревности. В то время мы нуждались друг в друге. Мы были друзьями, а не только любовниками. Теперь искра страсти угасла, осталась только дружба. Это была прекрасная пора, но она кончилась, и ни один из нас не жалеет об этом. Нам было хорошо вместе, мы не забудем этих дней. Мы встретились и расстались как друзья, такими мы и останемся навсегда.

— Но вы так подходили друг другу, между вами было что-то особенное, — не соглашалась Кэтлин.

Элеонора покачала головой, не сводя с Кэтлин взгляда мягких карих глаз.

— Жану и мне было нужно больше, чем мы могли дать друг другу. Так лучше. Жан не способен дать мне то, чего я хочу.

— И что же это, Элеонора?

— Я хочу уехать во Францию, где надеюсь найти себе мужа из своего круга, к примеру графа или маркиза. — Выражение лица Элеоноры стало мечтательным. — Ты и представить себе не можешь, как мне не хватает высшего общества. В придворной жизни есть свое особое очарование — волнение, интриги — все это затягивает тебя. Я люблю это.

— Да, я согласна, здесь этого явно не хватает, — вставила Изабел. — Американцы так трясутся над своей демократией. Во многих отношениях она хороша, но ей не хватает пышности, блеска.

— Совершенно верно, Изабел, — подтвердила Элеонора. — Не говоря уж о Версале, Париж сам по себе город уникальный по своему великолепию. Как же я мечтаю вновь пройти по его улицам, походить по магазинам со старыми друзьями, устав, заскочить в какое-нибудь кафе и выпить кофе с круассанами побродить по галереям.

— И привлечь внимание какого-нибудь подходящего холостяка, — пошутила Кэтлин.

— Конечно, — согласилась Элеонора. — Я хочу завести детей, пока не превратилась в старуху. — Взгляд ее стал мечтательным. — У нас будет дом в Париже для светских приемов, а остальное время мы будем проводить в загородном шале, растя детей и выращивая виноград. Мой муж будет обожать меня, и мы будем очень счастливы.

— Надеюсь, твои мечты сбудутся, — искренне сказала Кэтлин. — Мне будет недоставать тебя.

— А мне — тебя, — откликнулась Элеонора. — Мы многое пережили вместе. Мы будем писать друг другу, как делали, когда ты с Ридом уехала в Саванну. Просто писем придется ждать дольше. Ты должна будешь приехать ко мне во Францию. Мы сядем вдвоем поздно вечером, когда все уснут, и будем предаваться воспоминаниям, дорогим только для нас с тобой, да?

Кэтлин кивнула, а Элеонора со смехом добавила:

— А когда я стану старухой, я буду сажать своих внуков на колени и рассказывать им истории о пиратах и необыкновенных приключениях, которые были у меня в молодости, а они будут задаваться про себя вопросом, то ли с их бабушкой и в самом деле происходили все эти удивительные вещи, то ли она на старости лет выжила из ума. — Со знакомым блеском в выразительных глазах Элеонора продолжала: — И я, прежде всего, расскажу им об одной пиратке и о мужчинах, которые любили ее и как Кэтлин с ярко-рыжими волосами и сверкающими зелеными глазами, и как Эмералд с гривой черных, как ночь, кудрей, развевающихся на морском ветру. — Немного помолчав, она тихо добавила: — Жан любит тебя, Кэтлин. Это написано на его лице, когда он смотрит на тебя.

Кэтлин с трудом сглотнула.

— Я не хочу, чтобы он любил меня, Элеонора. Я не хочу причинять боль ни ему, ни тебе.

— Мне ты не причинишь боли, — возразила Элеонора. — Напротив, я буду счастлива видеть вас вместе. Видишь ли, Жану нужна сильная женщина, способная разделить его любовь к приключениям. Ты великолепно ему подходишь.

В глазах Кэтлин заблестели слезы.

— Не сватай меня, Элеонора, — запинаясь, проговорила она. — Еще не время. Возможно, мне всегда будет казаться, что еще не время. Я слишком сильно любила Рида.

— Сейчас, возможно, и не время. Но ты молодая женщина. У тебя впереди долгая жизнь и нет причин для того, чтобы ты прожила ее, окруженная лишь воспоминаниями о более счастливых днях. Не закрывай свое сердце и душу для новой любви, Кэтлин, — посоветовала Элеонора. — Твоим детям нужен отец, а тебе в жизни нужен мужчина, с которым ты делила бы дневные хлопоты, кого обнимала бы в долгие темные ночи. Жан мог бы стать этим мужчиной. С самого начала между вами было взаимное притяжение, думаю, оно и сейчас не умерло, просто боль не дает ему вырваться наружу.

Кэтлин в смущении застонала, закрыв лицо руками.

— Неужели это заметно, Элеонора? Легко было противиться этому притяжению, когда Рид был жив. А теперь, так скоро после его гибели… Я ненавижу себя за то, что постепенно поддаюсь обаянию Жана. Я задыхаюсь от чувства вины, и все же меня тянет к нему против моей воли. А Жан все более явно проявляет свои чувства ко мне. Он добрый и мягкий, он оказал мне огромную помощь в поисках Рида… его терпение меня поражает.

Он обожает тебя, — поправила ее Изабел. — Его преданность возрастает с каждым днем. Любому, у кого есть глаза, ясно, что этот мужчина околдован тобою. Элеонора не единственная, кто это заметил.

— Тогда для тебя не будет неожиданностью, если я скажу, что Доминик очарован тобою, Изабел, — парировала Кэтлин. — Ты готова разделить его любовь?

Изабел нахмурилась:

— Не уверена. Но сейчас речь не обо мне.

— Нет, все сводится к одному и тому же, Изабел, — не согласилась Кэтлин. — Жан больше не скрывает своих чувств ко мне. Иногда сердце говорит мне одно, а тело совсем другое.

— Слишком уж у тебя строгая совесть, — заявила Изабел. — Рид мертв, а вы с Жаном очень даже живы и вас тянет друг к другу. В этом нет ничего плохого.

— Изабел права, — поддержала ее Элеонора. — Последний раз ты видела Рида в начале мая. Это девять месяцев назад. Формально период твоего траура скоро закончится, и никто не осудит тебя, если ты начнешь новую жизнь и полюбишь снова. Ты молода, для тебя естественно стремление к любви и радости.

— Но я узнала об исчезновении Рида только в июле, — заметила Кэтлин. — Кроме того, Рид был самой большой любовью в моей жизни. Наверное, я никогда не смогу любить Жана так, как любила Рида, а я не хочу его обманывать. Это будет несправедливо по отношению к нему.

— А тебе никогда не приходило в голову, что Жана ты можешь любить иначе, чем Рида? — мягко спросила Элеонора. — Возможно, у тебя с ним не будет восторгов первой любви, но будут теплота, нежность, взаимопонимание. Каждая любовь неповторима, друг мой. В жизни можно любить несколько раз и каждый раз глубоко, полно, чудесно.

— Я не хочу думать об этом сейчас, — твердо сказала Кэтлин. — Все эти разговоры о любви потерянной и обретенной смущают меня. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. — Ее глаза вспыхнули от неожиданно пришедшей ей в голову мысли. — А еще лучше, давайте наденем наши самые красивые платья и отправимся втроем в театр.

— Давайте, — понимающе согласилась Элеонора, а Изабел энергично закивала. — И будем соблазнять джентльменов Нового Орлеана, пока они совсем не потеряют голову от страсти к трем самым недоступным в мире женщинам.

Они подняли чашки с чаем в шутливом тосте.

— За новоорлеанских роковых женщин. — Глаза Кэтлин снова вспыхнули. — Да здравствует их власть!

— За их красоту, очарование и женские хитрости, — дополнила Изабел. — Да здравствуют их победы!

— Аминь! — со смехом заключила Элеонора.

Знакомство Кэтлин с Новым Орлеаном было омочено одним происшествием. Гуляя однажды днем с Жаном по городу, она набрела на ювелирную лавку. Выставленные в витрине изделия, хотя и немногочисленные, привлекли ее внимание изумительной работой. Заинтригованная, она вошла в лавку, чтобы посмотреть другие товары. Жан последовал за ней.

— Месье Лафит! Рад вас видеть, — восторженно приветствовал Жана ювелир.

— Мистер Лавит, как идут дела?

Мужчина с огорченным видом покачал головой.

— Плоховато, да так, наверное, и будет, пока не снимут блокаду.

— Мы делаем все, что в наших силах, чтобы заставить англичан убраться. А некоторым смельчакам удается проскальзывать через блокаду за город.

Мистер Лавит неожиданно просиял.

— Это напоминает мне… Ваш друг, капитан Тейлор, не пришел, чтобы забрать ожерелье, которое я для него сделал. Передайте ему при встрече, что оно готово. Мне кажется, он говорил, что оно нужно ему к Рождеству, но, возможно, я ошибаюсь.

Кэтлин схватилась за прилавок, ноги у нее внезапно подкосились. Ее придушенный вскрик заставил ювелира посмотреть на ее ставшее белым, как мел, лицо. Сильные руки Жана обхватили ее.

— Дорогая, вздохни глубже. Я здесь. — Успокаивающий голос Жана был единственным, что дошло до ее потрясенного сознания.

— Может, вашей даме принести стул? Или стакан воды? — поспешно предложил ювелир.

— Ожерелье, — выдохнула Кэтлин.

— Что? — Жан едва расслышал ее слова. Глубоко вздохнув, Кэтлин выпалила:

— Ожерелье, Жан. Скажи ему, что я возьму его.

Ювелир услышал ее просьбу.

— Но, мадам, это ожерелье не для продажи. Оно сделано специально для жены капитана Тейлора.

Руки Жана крепче обняли Кэтлин, словно он хотел поддержать ее, зная, какое воздействие окажет на нее то что он сейчас скажет.

— Мистер Лавит, капитан Тейлор погиб прошлой весной. Эта леди была его женой. Ожерелье предназначалось для нее. Пожалуйста, принесите его.

— О Господи! — воскликнул ювелир, явно расстроившись. — Простите меня, мадам. Я сейчас же принесу его. — Он поспешил в заднюю комнату.

Кэтлин боролась со слезами, старательно делая глубокие вдохи.

— Кэтлин, дорогая, не хочешь ли сесть? — предложил Жан.

Внезапно она повернулась к нему лицом и уткнулась головой в грудь.

— О Жан, — прошептала она. — Пожалуйста, держи меня. Просто держи меня крепче.

Жан подчинился с нежностью, которая изумила бы его врагов.

— Столько, сколько ты позволишь мне, дорогая, — прошептал он так тихо, что Кэтлин подумала, не вообразила ли она себе эти слова.

Ожерелье, принесенное ювелиром, представляло собой как бы ошейник из слоновой кости, украшенный тончайшей резьбой. Между верхним и нижним рядами бусин располагались вырезанные из кости буквы, образующие слово «КЭТ», а по бокам от них по три маленьких фрегата, в которых резчик не упустил ни одной, даже самой мелкой, детали. Надень Кэтлин это ожерелье, и буквы ее имени пришлись бы как раз на середину горла, а кораблики силуэтами выделялись бы на фоне ее кожи. За всю их супружескую жизнь Рид неоднократно дарил ей ожерелья, подобные этому. Они стали как бы опознавательным знаком Кэтлин — разные по узору и композиции, но неизменно в форме ошейника, плотно охватывающего ее шею. Даря ей первое ожерелье, Рид шутливо заметил, что каждая зеленоглазая киска должна иметь ошейник. В последующие годы она получила много таких ожерелий, которые Рид всегда заказывал у одного и того же ювелира.

Сейчас, прикоснувшись к изумительной резьбе, Кэтлин вздрогнула.

— Это такое странное ощущение, Жан, знать, что Рид заказал его для меня много месяцев назад. По-моему, есть какая-то ирония в том, что для этого своего подарка он выбрал узор из корабликов. А тебе так не кажется? Может, он чувствовал, что с ним что-то случится, предчувствовал свою гибель?

— Мне кажется, воображение уносит тебя слишком далеко, — откликнулся Жан. — Рид знал, как ты любишь корабли и море, и никакого другого объяснения искать не нужно.

— Возможно, ты прав, — со вздохом сказала Кэтлин — И все же невольно задаешься вопросом… — Повернувшись к ювелиру, она спросила: — Сколько я вам должна?

Ювелир, все еще пребывавший в смущении, с обиженным видом ответил:

— Ваш муж уже оплатил его, миссис Тейлор. Ожерелье ваше.

Позднее Кэтлин спрашивала себя, сказал ли он правду или отдал ей ожерелье из жалости. Она не исключала также и другую возможность: Жан вернулся в лавку и заплатил ювелиру, но спрашивать его об этом не стала. Как бы там ни было, а она весьма дорожила этим последним подарком Рида, хотя на время он обострил утихшую было боль.

В эти несколько дней Кэтлин успела многое осмотреть в Новом Орлеане. Иногда ее сопровождал один Жан, иногда к ним присоединялись Изабел, Элеонора и Доминик. Они ходили по магазинам, посещали театры, побывали на складах Жана и даже на двух приемах. По стечению обстоятельств на одном из них присутствовал и губернатор Клэборн.

Как только Жан с опиравшейся на его руку Кэтлин вошли в зал, там мгновенно возникло напряжение, от которого, казалось, завибрировал даже воздух. Жан и Клэборн с преувеличенно вежливым выражением на лицах вступили в настоящий словесный поединок, и каждое их новое замечание все чаще попадало в цель. К счастью, остальные гости привыкли к подобным перепалкам и не особо обращали на них внимание. Ни для кого не было секретом, что эти двое не любят друг друга.

Для начала губернатор принялся откровенно рассматривать Кэтлин. Его оценивающий взгляд прошелся по ней, начиная от черных волос до атласных туфелек, не пропуская ни одной детали. Кэтлин на сей раз пренебрегла трауром, и на ней было великолепное Гласное платье изумрудного цвета с вызывающе низким вырезом. Черные волосы были уложены в высокую прическу, образуя подобие короны, но несколько локонов нарочито небрежно спадали вдоль щек. Шею обвивало ожерелье из слоновой кости.

В глазах Клэборна Кэтлин увидела восхищение смешанное, однако, с презрением, которого он не сумел скрыть.

Искоса посмотрев на Жана, губернатор сухо заметил:

— А где же нынче Элеонора? Не эта ли красавица рядом с тобой причина того, что ты стал редко появляться в городе?

Кэтлин почувствовала, как под ее пальцами на руке Жана напряглись мышцы, но ответ его прозвучал совершенно естественно:

— Любопытство, которое вы проявляете к моей персоне, не перестает изумлять меня. У меня подчас складывается впечатление, что другие знают о моих делах больше, чем я сам, или им кажется, что они знают.

Клэборн сконцентрировал внимание на Кэтлин.

— Ты не представил нас, Жан. — Он протянул руку и слегка коснулся пальцами букв на ее ожерелье. — Кэт, не так ли?

— Катерина, — коротко ответила Кэтлин. Этот человек вызывал у нее неприязнь, но она не собиралась пасовать перед ним. Она намеренно употребила испанский вариант своего имени. Взгляд, которым Кэтлин смерила стоявшего перед ней мужчину, был не менее презрительным, чем его собственный.

— Катерина Эмеро, — добавил Жан, переводя на французский имя Эмералд.

От шутки, понятной только им двоим, в глазах Кэтлин вспыхнул веселый огонек, а губы изогнулись в лукавой улыбке.

— Катерина, позволь представить тебе нашего уважаемого губернатора Вильяма Клэборна, — закончил Жан церемонию представления.

Губернатор низко склонился над ее рукой, поцеловав кончики пальцев.

— Должно быть, вы недавно в нашем прекрасном городе. Не припомню, чтобы я встречал вас раньше, а я бы ни за что не забыл такую привлекательную женщину.

Кэтлин постаралась как можно более незаметно отнять у него руку.

— Да, это мои первый приезд в Новый Орлеан, — холодно ответила она.

— Надеюсь, вы довольны своим пребыванием здесь, — продолжал Клэборн. — Откуда вы?

Кэтлин бросила на него ледяной взгляд.

— Я бы сказала об этом сама, губернатор, если бы посчитала нужным, — проговорила она с поистине королевским величием.

Клэборн уставился на нее и возвысил голос:

— Ходят слухи, что вы новая пассия Жана Лафита, мадам.

Услышав столь бестактное замечание, кое-кто из окружавших их людей замер, а Жан едва не вцепился Клэборну в горло, но Кэтлин, сжав ему руку, удержала его.

В зеленых глазах, смотревших на застывшего с вызывающим видом губернатора, вспыхнула ярость, но она равнодушно пожала плечами.

— Я не придаю значения слухам и сплетням, мистер Клэборн. Языками обычно чешут от скуки, от недостатка воображения или ума. Я слишком занята, чтобы обращать внимание на болтовню недалеких, ограниченных людей.

И Кэтлин торжествующе посмотрела на покрасневшего губернатора, а изумленные свидетели этой сцены вернулись к прежним разговорам.

— Прекрасно сказано, дорогая, — усмехнулся Жан и повел ее прочь от раздраженного, лишившегося на время дара речи губернатора.

Вот таким образом Кэтлин узнала, что ее считают любовницей Жана. Однако губернатор Клэборн и его прихлебатели были единственными, кто отнесся к ней с пренебрежением; большинство же из тех, с кем она встречалась, были настроены дружелюбно и явно ей симпатизировали. Никому не приходило в голову задавать ей вопросы о ее отношениях с Жаном, да многих это и не интересовало. Они судили о Кэтлин по тому, какой она была сама по себе — очаровательная, весьма неглупая, утонченная дама с прекрасными манерами. Ее остроумие и обворожительная Улыбка сразу располагали к ней людей, а сообразительность и спокойное, выдержанное поведение вызывали уважение.

Кэтлин не старалась опровергнуть слухи о себе и Жане, хотя и не делала ничего такого, что могло бы дать им новую пищу. Зная, что люди все равно будут верить тому, чему им хочется, она рассудила, что какие бы усилия она ни предпринимала, изменить она все равно ничего не сможет. Если слишком бурно протестовать, это лишь укрепит всех во мнении, что слухи соответствуют действительности. Поэтому она вела себя так, будто ее это ни в малейшей степени не волновало.

Но на самом деле она была расстроена. Не то чтобы она придавала какое-то значение мнению жителей Нового Орлеана, она скорее всего и не увидит их больше. Ее смущали собственные чувства. Старое и, казалось, забытое влечение к Жану все больше давало о себе знать. Она не могла отрицать, что находит его очень интересным мужчиной. Ему было присуще обаяние, свойственное представителям Старого Света, и вместе с тем он был отважным человеком с душой искателя приключений. Перед таким сочетанием трудно устоять. Кэтлин знала его и изысканным джентльменом, и отважным корсаром и восхищалась и тем и другим. Его непревзойденное мастерство фехтовальщика и мореплавателя завоевали ее уважение.

Но все это она могла признать, не чувствуя за собой никакой вины. Тревожило ее другое — собственные сексуальные порывы, реакция на присутствие Жана рядом с ней. Иной раз она, обернувшись, ловила на себе его взгляд, полный желания, и ее сердце устремлялось навстречу тому, что она читала в его глазах. При соприкосновении их рук ее охватывало приятное волнение, а руки начинали дрожать. Если он случайно касался ее груди, ее кожа покрывалась мурашками. Она улыбалась в ответ на его нежную улыбку, а его дьявольские шутки неизменно вызывали у нее смех. Ей было приятно, но и как-то тревожно ощущать его руки на своем плече или на талии и это приводило ее еще в большее смятение.

У них с Жаном было так много общего. В иные моменты Кэтлин чувствовала, будто знает его всю жизнь, а в иные — что не знает совсем, особенно когда он молча молил ее стать частью его жизни. Он никогда словом, ни жестом не пытался оказать на нее жим, ноона всегда чувствовала его желание, на что он и рассчитывал.

Кэтлин держала его на определенном расстоянии, но где-то в глубине души не раз задавалась вопросом, каков он как любовник. Она упрекала себя за эти мысли, постоянно напоминала себе, как сильно они с Ридом любили друг друга, сколь многое их связывало. Со стыдом она говорила себе, что недавно овдовевшей женщине не пристало думать о таких вещах и испытывать подобные чувства к другому мужчине. Слишком скоро. Слишком откровенно. Господи, все это было так запутанно и так соблазнительно, так предосудительно — и противиться этому с каждым днем становилось все труднее.