ГЛАВА XXXIX
– Слезай с постели, Джордж. Сейчас начнут возвращаться твои новые родственнички.
Джорджина приоткрыла один глаз и увидела Джеймса, сидящего на краю ее постели. Из-за этого она во сне скатилась и прижалась к нему бедром. Но не это возмутило ее, а то, где покоилась его рука.
– Как ты попал сюда? – требовательным тоном спросила она, сразу проснувшись.
– Ногами, естественно. Добсон поступил очень мудро, поместив тебя в мою комнату.
– Твою комнату? Я же сказала ему…
– Да, и он понял это, как ты сказала. В конце концов, он не слышал, чтобы я отрицал твой статус, и только Джереми сомневается в этом, а вовсе не все семейство.
– Ты хочешь сказать, что он до сих пор сомневается? И ты не потрудился объяснить ему и убедить его?
– Я не видел большого смысла в этом.
Джорджина села в кровати и отвернулась от него, так что он не мог видеть, какое впечатление произвел на нее его ответ. Так, теперь ей все ясно. Не важно, верит его сын в то, что они муж и жена, или нет, она все равно здесь надолго не останется. Джеймс скорее всего собирается отправить ее первым же судном в Америку. Ну и прекрасно, чем скорее, тем лучше. Она и не хотела жить в Англии. И во всяком случае не хочет жить с человеком, которого соединяет с ней просто-напросто взаимное влечение. На некоторое время это хорошо, но не навсегда. Навсегда ей нужно нечто большее, намного большее. Плакать она не будет. Не сейчас. Если ему все равно, то и ей все равно, и больше он ничего не узнает. Пусть даже она погибнет.
Джеймс представления не имел о том, какие выводы она делает после его ответа, но поначалу он не принял во внимание того факта, что Джорджина совершенно не знает его сына. Неверие сына объяснялось тем, что он принял сторону отца, а он был хорошо знаком с отношением отца к браку и знал, что тот поклялся никогда не жениться. И Джеймс не готов был к объяснениям, почему он переменил это отношение к браку, так как им Джереми тоже не поверил бы. Поэтому и не было смысла вбивать сыну в голову свои мысли и путать его. Время придет, и он все поймет.
– Ты абсолютно прав, Джеймс, – произнесла Джорджина, вставая с постели.
– Прав? – У него аж вздернулись брови. – Могу я спросить, в чем ты со мной согласна?
– Что нет смысла убеждать кого-то насчет наших отношений.
Он хмуро наблюдал за тем, как она прошла к креслу, где он свалил в кучу ее одежду.
– Я имел в виду только Джереми, – объяснил он. – Нет необходимости убеждать кого-либо еще.
– А раз так, зачем беспокоиться. И я не вижу большого смысла встречаться с остальным твоим семейством.
– Ты позволяешь себе бояться Джереми, да?
– Конечно, нет, – ответила она, с удивлением посмотрев на него.
– Тогда что тебя беспокоит? В противоположность твоей семье, мои родственники будут обожать тебя. И ты прекрасно сойдешься с Рослинн. Она, я думаю, всего на несколько лет старше тебя.
– Рослинн, твоя невестка? Та самая, которая будет возражать против моего пребывания здесь? И какого же брата она жена?
– Энтони, конечно. Это ж его дом.
– Ты хочешь сказать, что он женат?
– Он надел на себя хомут за день до того, как я встретил тебя. С тех пор и длится его блаженство. Но когда я уезжал отсюда, он был в ссоре со своей шотландочкой. Интересно посмотреть, как они сейчас поживают друг с другом. Правда, Джереми уверяет меня, что Тони вышел из-под опалы.
– Тебе, по-моему, неплохо побыть здесь, однако, – со значением сказала Джорджина. – Мог бы рассказать мне об этом и до того, как мы приехали сюда, Джеймс.
Он равнодушно пожал плечами.
– Я не думал, что тебе будет интересно слушать про мое семейство. Мне твои точно неинтересны. В чем дело? – спросил он, увидев, что у нее на мгновение отвисла челюсть, а потом она снова повернулась к нему спиной. – Я не хотел обидеть тебя, дорогая, тем, что не выношу этих варваров, которых ты называешь своими братьями.
– Мои братья не вели бы себя по-варварски, если бы ты нарочно не провоцировал их. Любопытно, как бы отреагировало твое семейство, если бы я сделала то же самое.
– Гарантирую, что тебя не подвергнут порке и не отвезут на телеге на Тайнбернский холм, чтобы тебя там повесили.
– Скорее всего, нет, но я им не понравилась бы. И они стали бы сильно удивляться, как это ты потерял голову и привез меня сюда.
Он усмехнулся и подошел к ней сзади.
– Напротив, моя дорогая девочка. Делай и говори, что тебе заблагорассудится. Ты все равно будешь принята так же хорошо.
– Почему?
– Потому что благодаря мне ты стала одной из Мэлори.
– И это считается важным?
– Скоро ты сама все услышишь, я уверен, но тебе не удастся этого сделать, если ты не оденешься. Помочь тебе?
Она отмахнулась от руки, которая обняла ее и взялась за верхний край ее рубашки.
– Думаю, что я сама справлюсь, спасибо. А чьи это одежды, кстати? Рослинн?
– Это был бы самый убедительный ответ, но это не так.
Она чуть покрупнее тебя в настоящее время. По крайней мере, так уверяла меня ее служанка. Поэтому я послал к Реган, которая одного с тобой размера.
Джорджина повернулась в его объятиях и оттолкнула его.
– Реган? А, ну да, это кто зовет тебя «знатоком женщин» вместо «грязный развратник».
– Ну что ты такая злопамятная? – сказал он со вздохом, что осталось не замеченным ею.
– А я думала, что Реган – это твой приятель. – Потом она удивила его тем, что уперлась пальцем в его грудь и с жаром спросила требовательным тоном: – Так кто она? Брошенная любовница? Если ты берешь для меня платья взаймы у любовницы, Джеймс Мэлори, то позволь-ка мне…
Его смех прервал ее тираду.
– Даже не хочется прерывать такой приступ ревности, Джордж, но Реган – это моя любимая племянница.
Мгновение-другое ее лицо ничто не выражало, но потом на нем появился испуг.
– Твоя племянница?
– Она порадуется, услышав, что ты говорила о ней иначе.
– Нет, ради Бога, не говори ей! – испуганно воскликнула она. – Это была вполне естественная ошибка, учитывая, что ты такой отпетый негодяй.
– Теперь ты меня обидела, честное слово, – ответил он как можно более сухим тоном. – Когда ты зовешь меня распутником и негодяем, то между этими двумя словами огромная разница, дорогая девочка. И твоя исключительно естественная ошибка не выглядит естественной, поскольку у меня не было любовниц на годы.
– А ты как зовешь вранье Джереми? Болтовней?
– Забавно, Джордж, но это так. Я всегда предпочитал разнообразие. А любовницы очень утомляют своими претензиями. Но для тебя я сделал исключение.
– Я должна чувствовать себя польщенной? Но этого нет.
– Ты была моей любовницей на «Принцессе Анне». В чем ты видишь различие?
– А теперь я твоя жена, если ты простишь мне это неприятное слово. Так в чем разница?
Она хотела вызвать его раздражение сравнением, но вместо этого он широко улыбнулся ей.
– Ты мне очень нравишься, Джордж.
– Чем? – с подозрением спросила она.
– Тем, что не соглашаешься со мной. Немного людей решаются на это, знаешь ли.
Она неприлично фыркнула.
– Фи, если в твоих глазах это самый высокий комплимент, то считай, здорово ошибся. Здесь ты не набрал и очка.
– Если мы начали считать очки, то на сколько тянет вот это: я хочу тебя?
При этих словах он притянул ее к себе, и она своим телом смогла почувствовать, что он говорит не вообще, а о данном моменте. Он был возбужден, а когда Джеймс был возбужден, то соблазн исходил от всего его тела. Бедра его терлись о ее живот, движениями груди он приводил ее соски в твердое состояние, его прикосновения приходились только на ее чувствительные точки, а губы подавляли всякий протест. Какой протест, когда Джорджина сдавалась в тот момент, когда чувствовала его желание?
Но, сдаваясь, она умудрялась еще поддразнивать его, хотя ей и не хватало дыхания.
– А как насчет твоих родственничков, которых мне полагается сейчас увидеть?
– Дьявол с ними, – ответил Джеймс, прерывисто дыша. – Это важнее.
Он раздвинул своими ногами ее ноги и под мягкое место подтянул ее до определенного уровня. Она обняла его обеими руками за шею, обхватила ногами талию и зарычала при первых движениях. Затем откинула голову, и Джеймс впился губами в ее шею. Ушло всякое желание дразнить его, осталось только то, что происходило в данный момент, только нарастающая страсть.
Когда сцена подходила к апогею, в комнату и вошел Энтони Мэлори.
– Я думал, парень чепуху мелет, но, оказывается, нет.
Джеймс поднял голову и раздраженно прорычал:
– Чтоб тебя, Тони… Выбрал время, черт тебя подери!
Джорджина соскользнула на пол, хотя ноги ее не держали. До нее не сразу дошло, что к ним вторгся один из родственников. К счастью, руки Джеймса все еще поддерживали ее, но он ничем не мог бы помочь, чтобы убрать краску страсти и стыда, все приливавшую к ее лицу. Она помнила Энтони с того вечера в таверне, когда приняли Мака за кого-то другого, помнила, что подумала о нем, будто это самый красивый из голубоглазых дьяволов, каких она когда-либо видела – пока не заметила Джеймса. Но Энтони был по-прежнему неимоверно красив. И некоторое время тому назад она не просто из чувства раздражения сказала Джеймсу, что его сын больше похож на Энтони. Джереми действительно представлял собой юный образ Энтони, вплоть до голубых глаз и черных, как смоль, волос. Она не могла не задавать себе вопроса: действительно ли Джеймс уверен в том, что это его сын? И не могла не задаться вопросом, что подумает о ней Энтони с первого взгляда.
Ей бы повязку на глаз, и она выглядела бы сейчас форменным пиратом в широкой белой рубашке Джеймса, которую ему удалось расшнуровать на ней чуть ли не до конца, в его широком поясе, обрезанном по ней, – она носила его поверх рубашки из-за ее чрезмерно больших размеров, и в собственных узких бриджах. Она была босиком, и ноги ее были неприкрыты, потому что она успела только сбросить обувь и стянуть чулки, прежде чем упасть в кровать и, вместо того чтобы удариться в переживания, крепко заснуть.
О, еще бы не залиться краской, будучи застигнутой в таком наряде и в таком интимном положении. И то хорошо, что не по ее вине на сей раз. Она ведь была за закрытыми дверями и занималась тем, чем ей заблагорассудится, Это Энтони должно быть стыдно за то, что он вломился без предупреждения. Но не похоже, чтобы ему было стыдно. Он испытывал разве что легкое неудобство.
– Я тоже очень рад тебя видеть, брат, – ответил Энтони на запальчивую фразу Джеймса. – Но не твою эту крошку. У тебя есть пара минут на то, чтобы отделаться от этого цыпленка, – сюда придет поприветствовать тебя моя жена.
– Джордж никуда не пойдет, а ты можешь уходить отсюда.
– Ты что, пьян, что ли? Забыл, что это больше не холостяцкий дом?
– У меня с памятью все нормально, старина, и у меня нет никакой необходимости прятать Джордж. Она…
– Ну вот, приехали, – перебил его раздраженно Энтони, услышав, как и другие, шаги за дверью. – Запихни ее под кровать или еще куда-нибудь… Слушай, не торчи здесь! – И он сам направился к Джорджине.
– Только тронь ее, парень, – вежливо предупредил его Джеймс, – и ты сам растянешься на полу.
– Ну ладно, мне это нравится, – раздраженно ответил Энтони, но отступил. – Прекрасно. Тогда сам выпутывайся и говори, что знаешь. Но если у меня дело кончится ссорой с Рослинн, я вас выкурю отсюда, вот увидите.
– Энтони, – просто сказал Джеймс, – закройся.
Энтони замолчал. Он прислонился к стене, скрестил руки на груди и стал ждать начала представления. Джорджину он не удостаивал даже беглым взглядом. Он ждал, когда откроется дверь и появится его жена.
Тем временем Джорджина ждала появления настоящего дракона. Существо, которое могло заставить дрожать такого высокого и физически крепкого мужчину от страха, как бы она не сердилась на него, должно было быть поистине грозным. Но когда Рослинн Мэлори вошла в комнату, ее вид вовсе не показался ей устрашающим. Она одарила Джеймса ослепительной улыбкой, а потом с такой же улыбкой перевела взгляд на Джорджину. Она была потрясающе красивой женщиной, чуть повыше, чем Джорджина, чуть постарше и, кажется, чуть побеременнее.
– Меня сейчас на лестнице остановил Джереми и сказал, что вы женились, Джеймс. Это правда?
– Женился? – с интересом спросил Энтони.
– Насколько я помню, ты сказал, что не убедил Джереми, – сказала Джорджина, обращаясь к Джеймсу.
– Я не говорил. Мальчик упорно считает, что не со всеми обо всем можно говорить. Заметьте, что Тони он этого не сказал. Потому что еще сам не верит в это.
– Женился? – повторил Энтони то же, что и раньше, и больше ничего не добавил.
Рослинн спросила:
– Во что Джереми не верит?
– Что Джордж прибыла сюда в качестве моей виконтессы.
– Как умно с твоей стороны, что ты нашел для этого другое имя, Джеймс, – сказала Джорджина. – Но против этого я возражаю, найди другое. Не надо цеплять на меня английские титулы.
– Слишком поздно, дорогая. Титул приходит вместе с именем.
– Женился? – На сей раз Энтони закричал и тем самым привлек к себе внимание Джеймса. – Это резко меняет дело, правда? И никакой ругани.
И не успел Джеймс ответить ему, как Рослинн обратилась к мужу:
– А кто с ним собирался ругаться?
– Ты, дорогая.
Рослинн засмеялась. Смех у нее был низкий и хрипловатый, так что Джорджина от неожиданности даже заморгала глазами.
– По правде говоря, я сомневаюсь, но скажи, Энтони, почему я должна была ругаться?
Энтони неопределенно махнул рукой в сторону Джорджины, не удостаивая ее взглядом.
– Потому что он приехал домой с… со своей последней… в общем, с ней.
Это было слишком, чтобы Джорджина с ее характером смогла стерпеть.
– Я тебе не «с ней», ты, надутый осел, – спокойно произнесла она, но выражение лица ее было достаточно колючим и недружелюбным в отношении Энтони. – Я американка, а в настоящий момент – и Мэлори.
– Ну, молодец, дорогая. – Энтони презрительно улыбнулся. – Теперь ты будешь говорить, чему он тебя научил, да?
При этих словах Джорджина повернулась к Джеймсу и ткнула его в ребра.
– Больше никого не надо убеждать? Разве ты не так говорил?
– Ну, Джордж, – миролюбиво сказал Джеймс, – из-за чего сердиться?
– Я вовсе не сердита! – повысила она на него голос. – И вовсе не замужем, по меркам твоего семейства. Стало быть, это означает, что тебе надо искать другую комнату, понятно?
Это было слишком – угрожать ему сейчас, когда его организм не пришел в себя после того, как их так грубо прервали.
– Я поищу, черт возьми. Ты хочешь, чтобы его убедили? Сейчас я покажу тебе, как легко можно убедить моего братика. – И он со сжатыми кулаками двинулся на Энтони.
Встревоженная таким внезапным оборотом дела, Рослинн встала на пути Джеймса, который выглядел так, словно собирался разорвать ее мужа на мелкие кусочки.
– Ну вот еще, никаких драк в моем доме. Зачем вы позволяете ему дразнить вас? Вы же знаете, какой он.
Тут заговорил Энтони, уже более дипломатично.
– Но ты всем нам морочишь головы, разве не так, старик?
– Если бы ты думал головой, а не другим местом, то понял бы, что речь идет о вещах, насчет которых я не шучу, – с уничтожающим сарказмом ответил Джеймс.
Энтони медленно выпрямился, оторвался от стены. Джорджина, наблюдавшая за ним, подумала в этот момент, что он, наконец, поверил Джеймсу. Лицо Энтони приобретало все более комичное выражение. Прошло еще секунд пять, и он расхохотался.
– Господи, неужели правда? – его все больше разбирал хохот, да так, что он вынужден был опереться рукой о стену, чтобы не свалиться.
– Вот черт, – шепотом выругался Джеймс.
Рослинн с извиняющимся выражением лица улыбнулась Джорджине, а Джеймсу, который неодобрительно смотрел на Энтони, сказала:
– Вам этого следовало ожидать. Я слышала, вы безжалостно издевались над ним, когда он женился на мне.
– Не потому, что он женился на вас, моя дорогая, а потому, что он никак не мог перелезть через стену, которой вы перегородили брачное ложе.
Рослинн порозовела от напоминания о том, как долго она не могла простить Энтони предполагаемую неверность. Энтони начал приходить в себя – тема уже не веселила его, как несколькими мгновениями раньше. Во время паузы, последовавшей за сердитым замечанием Джеймса, Джорджина дала им понять, что ее все это тоже не очень развлекает. Она даже было подумала надеть одну из туфель, чтобы наподдать обоим Мэлори. Но вместо этого сказала:
– Джеймс Мэлори, ты бы лучше подумал о проблемах, которые могут встать перед тобой.
Это замечание вызвало у Энтони новый приступ смеха, а Джеймс хмуро взглянул на жену.
– Брось, Джордж, ты же видишь, что он поверил.
– Да что он… что его так разбирает смех, прямо в конвульсиях корчится? Я хочу знать, что тут такого веселого в том, что ты женился на мне?
– Господи, ты тут вообще ни при чем! Это из-за того, что я вообще женился!
– Тогда почему бы тебе не сказать ему, что это была не твоя идея, а что мои братья…
– Джордж!
– …заставили тебя?
Потерпев неудачу в попытке остановить ее, Джеймс закрыл глаза и стал ждать, какую реакцию вызовут слова этой маленькой прелести. Было бы слишком – надеяться, что Энтони этого не услышит.
– Заставили? – произнес Энтони, не веря своим ушам. Он замолчал ровно настолько, чтобы вытереть мокрые от слез глаза. – Ну, теперь все более-менее понятно. Надо было с самого начала так и сказать, старик. – Он слишком долго сдерживал себя, произнося столь длинную фразу. – Заставили? – давясь, произнес он и снова разразился смехом, еще пуще, чем до этого.
Очень спокойно Джеймс обратился к Рослинн.
– Или вытащите его отсюда, или в течение многих месяцев вам не будет от него никакой пользы. Может быть, целый год.
– Ну, Джеймс, – попыталась она успокоить его, сама еле сдерживаясь, чтобы не заулыбаться. – Вы должны согласиться, что мысль о том, что вас можно заставить, выглядит надуманной… – Но все более мрачный вид Джеймса заставил ее переключить свое внимание на мужа: – Энтони, перестань. Это не так уж и смешно.
– Вот черт… это ж… – с трудом выговорил он. – Сколько их, Джеймс? Трое? Четверо? – Когда Джеймс зло посмотрел на него, он взглянул на Джорджину, ища у нее ответа.
Она столь же неодобрительно посмотрела на него, но сказала:
– Если тебя интересует, сколько у меня братьев, то при последнем подсчете было пять.
– Боже милостивый! – В перерывах между приступами смеха Энтони состроил гримасу. – Да, дал ты там маху, братец. Я очень сочувствую тебе.
– Сейчас ты мне посочувствуешь, – прорычал Джеймс и снова двинулся на Энтони.
Но Рослинн опять вмешалась, на этот раз схватив мужа за руку.
– Ты не знаешь меры, когда нужно остановиться, – увещевала она его, таща к двери.
– Да я начать не успел, – запротестовал он, но одного взгляда на Джеймса ему хватило, чтобы внести поправки в свое поведение. – Ты права, дорогая, ты действительно права. А ты не сказала Джейсону, что мы нанесем ему визит, когда он будет в городе? Господи, никогда не думал, что мне так захочется повидаться со старшими и так много интересного рассказать им.
Не успел Энтони выйти, как дверь с треском захлопнулась за ним, но это снова повергло его в хохот, особенно раздавшийся за дверями взрыв ругательств.
Рослинн сердито взглянула на него.
– Ей-богу, так нельзя себя вести.
– Я знаю, – улыбнулся Энтони.
– Он может не простить тебе этого.
– Я знаю. – Улыбка расплылась на его лице еще шире.
Рослинн укоризненно цыкнула языком.
– И ты ни в чем не раскаиваешься, да?
– Ну ничуть. – Он усмехнулся. – Вот проклятье, я забыл его поздравить.
Она резко дернула его за руку.
– И не думай! Мне хотелось бы, чтобы твоя голова оставалась на плечах.
Эта тема сразу перестала его интересовать, он внезапно прижал ее к стене коридора.
– Ты да?
– Прекрати, Энтони! – Она засмеялась, больше для виду пытаясь увернуться от его губ. – Какой же ты неисправимый.
– Я влюблен, – хрипловатым голосом возразил он. – А влюбленный мужчина обычно неисправим.
Он покусывал ее уши, она задыхалась.
– Ну хорошо, раз уж ты так… Наша комната ведь совсем рядом.