ГЛАВА XXVIII
– Где тебя черти носили, Клинтон? – сбивая с толку брата спросил Дрю, как только тот вошел в обширную студию, которая служила в доме общим местом для встреч.
Клинтон глянул на Уоррена и Томаса, развалившихся на темно-бордовом диване, ища объяснения столь необычному приветствию. Но, поскольку Дрю не позаботился сказать ни одному из них, почему он так ждал возвращения Клинтона, они лишь пожали плечами.
– Думаю, что все дело в моей привычке заботиться о деле, когда я бываю дома. Я провел утро в офисах «Скайларка». Если бы ты потрудился спросить Ханну, она бы тебе сказала.
Услышав ответ брата, Дрю почувствовал некоторое угрызение совести, но только потому, что не подумал спросить повариху их домовладельца.
– Ханна слишком занята подготовкой к вечеру, чтобы ее тревожить.
Клинтон едва сдержал улыбку при этом промямленном ответе. Вспышки гнева у Дрю бывали чрезвычайно редко и случались совершенно неожиданно. Не было никакого смысла отягощать только что продемонстрированную. У Уоррена отсутствовали такие сомнения.
– Мог бы спросить меня, дурень, – захохотал он. – Я бы сказал…
Дрю уже подходил к дивану, поэтому Уоррен не стал утруждать себя продолжением своего заявления. Он просто встал навстречу младшему брату.
– Дрю!
Предупреждение пришлось повторить громче, прежде чем Дрю обернулся к Клинтону. Последний раз, когда эти двое разошлись во мнениях в его студии, ему пришлось чинить свою конторку, а две лампы и стол были заменены.
– Вам обоим не мешало бы помнить, что мы собираемся дать вечер, – строго заметил Клинтон. – Когда весь город ринется сюда, эта комната понадобится нам, как и все остальные. Я был бы весьма благодарен, если бы мне не пришлось переделывать весь распорядок.
Уоррен разжал кулаки и сел снова. Томас покачал головой.
– Что тебя так встревожило, Дрю, что нельзя было обсудить с Уорреном или со мною? – Он спросил тоном, предполагающим примирение. – Не мог ты подождать?…
– Ни один из вас не был вчера дома, а Клинтон был, – огрызнулся Дрю, но не добавил ничего больше, словно это все объясняло.
Томас вновь обрел спокойствие и только спросил:
– Ты вышел из себя, так ведь? В чем же дело?
– Просто я хочу знать, что тут произошло без меня, вот в чем! – Дрю обернулся к старшему из братьев. – Так помоги мне, Клинтон, если ты отшлепал Джорджи после того, как сказал, что не…
– И не думал ничего подобного делать! – возмущенно возразил Клинтон.
– А следовало бы, – высказал свое мнение Уоррен. – Добрая взбучка сняла бы с нее чувство вины.
– Какой вины?
– За то, что она беспокоила нас. Ее хандра и…
– Она хандрит потому, что не оправилась еще от Камерона. Она любила…
– Чепуха, – хмыкнул Уоррен. – Она никогда не любила этого маленького ублюдка. Просто она хотела его, потому что он самый смазливый во всем городе, хотя я никогда не понимал, с чего она это взяла.
– Если так, брат, то почему же она ревет с тех пор, как мы покинули Ямайку? У меня сердце разрывается при виде ее красных распухших глаз. И я ничем не мог ее утешить, пока мы не вернулись домой. Но мне все же удалось это сделать. Что же опять выбило ее из колеи? Ты ничего ей не говорил, Клинтон?
– Я вообще перекинулся с ней всего парой слов, она почти весь вечер пробыла в своей комнате.
– Ты говоришь, она опять ревела, Дрю? – заботливо спросил Томас. – Именно это тебя и расстроило?
Дрю сунул руки в карманы, кивнул и коротко бросил:
– Я просто не могу это вынести, действительно не могу.
– Привыкни, придурок, – вставил Уоррен. – У всех у них глаза на мокром месте, когда это кто-то может заметить.
– Никто и не ожидал, что циничный осел сможет отличить истинные слезы от фальшивых, – огрызнулся Дрю.
Увидев, что Уоррен серьезно обиделся на последнее замечание, Клинтон уже был готов к прыжку. Но оказалось, он зря беспокоился. Томас успокоил брата, просто положив руку ему на плечо и покачав головой.
При виде этого у Клинтона губы скривились от печали. Вся семья восхищалась способностью Томаса оставаться спокойным при любых обстоятельствах и, по иронии, Уоррен больше всех. Он был склонен серьезно относиться к неодобрению Томаса и в то же время пропускать неодобрение Клинтона мимо ушей, что безмерно огорчало последнего, поскольку Томас был на четыре года моложе Уоррена и на полфута ниже его.
– Ты забыл, Дрю, что был согласен с остальными, когда мы решились на эту смешную помолвку, – указал Клинтон. – Никто из нас не думал, что чувства Джорджины будут серьезно затронуты. Бога ради, она была всего лишь шестнадцатилетней девочкой…
– Наше согласие не имеет значения, когда ей плохо, и все мы оказались не правы, – настаивал Дрю.
– Все это только доказывает, что Джорджина невероятно преданна… и столь же упряма, – ответил Клинтон. – И я склонен согласиться с Уорреном и не думаю, что она по-настоящему любит Камерона.
– Тогда почему она шесть…
– Не будь ослом, Дрю, – отрезал Уоррен. – Ситуация у нее не изменилась за все эти годы. В этом городишке все так же мало неженатых мужчин, из которых она могла бы выбирать. Так почему бы ей не подождать его возвращения. Пока она не нашла никого, кого бы предпочла ему. Но если найдет, то забудет этого корнуольца в то же мгновение.
– Тогда почему она сбежала на его розыски? – с жаром спросил Дрю. – Ответь-ка?
– Очевидно, она решила, что уже достаточно долго ждала его. Мы с Клинтоном уже пришли к единому выводу. Он собирался взять ее с собой, когда ездил в Нью-Хейвен навестить своих детей. Его теща все еще ведет светский образ жизни.
– Какой светской жизни? – фыркнул Дрю. – Нью-Хейвен не больше, чем Бриджпорт.
– Если это не сработает, то я съезжу с ней в Нью-Йорк.
– Ты?
Тон Уоррена стал явно угрожающим:
– Ты полагаешь, что я не знаю, как надо сопровождать женщин.
– Женщин – возможно, но не сестру. Кто к ней подойдет, если рядом будешь ты со своими вечными мрачными раздумьями.
Уоррен с пылающими глазами вскочил снова.
– Вовсе я не…
– Если бы вы двое перестали провоцировать друг друга, – Томасу удалось прервать их, не повышая голоса. – Вы, вероятно, заметили бы, что отклонились от темы. Фактом остается следующее: Джорджина несомненно несчастнее, чем мы думали. Если она плакала… Ты спросил ее почему, Дрю?
– Почему? Да почему же еще? Я же говорю вам, у нее разбито сердце! – воскликнул Дрю.
– Но она тебе этого не говорила?
– А ей и не надо было. В тот день, когда она нашла меня на Ямайке, она сказала, что Малком женился на другой женщине, и тут же залилась слезами.
– Она вовсе не казалась убитой горем, – заметил Клинтон. – Наоборот, если бы меня спросили, она держалась боссом уже на второй день по прибытии. Этот чертов прием сегодня – тоже ее идея, и она вовсю готовится к нему.
– Хорошо, ты ведь не видел ее сегодня утром? Она, вероятно, скрылась у себя в комнате потому, что у нее опять глаза опухшие.
Томас нахмурился.
– Время кому-то поговорить с ней. Клинтон?
– А что я, черт возьми, понимаю в таких вещах?
– Уоррен? – Но прежде, чем тот смог ответить, Томас хихикнул: – Нет, лучше не ты.
– Хорошо, поговорю я, – неохотно предложил Дрю.
– Когда все, что ты можешь, – это делать предположения и раскисать при первых признаках слез? – хмыкнул Уоррен.
Прежде чем они затеяли новый спор, Томас поднялся и направился к двери.
– Так как Бойд, вероятно, все еще спит, пропутавшись полночи, полагаю, что этим надо заняться мне.
– Счастливый путь, – крикнул вдогонку Дрю. – Или ты забыл, что она все еще зла на тебя.
Томас остановился и посмотрел на Дрю.
– А ты не интересовался, почему?
– Зачем. Она не хотела ехать в Англию, хотела, чтобы поехал ты.
– Вот именно, – ответил Томас. – Ее не волновало, увидит она Камерона или нет. Ей просто хотелось уладить это дело.
– О, черт, – проговорил Дрю, когда он ушел. – Разве это так важно?
Уоррен не мог не съязвить по поводу последнего замечания Дрю:
– Просто удивительно, что ты все еще не девственник, так мало ты знаешь о женщинах.
– Я? – чуть не задохнулся Дрю. – Хорошо, я, по крайней мере, оставляю их улыбающимися. Удивительно, что твои женщины не замерзают в твоей постели!
Они были слишком близко друг от друга для такого разговора. И Клинтон прокричал:
– Поберегите мебель!
