ГЛАВА XVII

Прошло много дней, прежде чем мисс Тэвернер сумела восстановить свое обычное хладнокровие. И так же долго она не могла позабыть злоключений ее путешествия. Джудит всячески старалась не поддаваться мрачному настроению, но нервы у нее сильно сдали, и, хотя иногда ей удавалось выглядеть спокойной и веселой, на сердце у нее было тяжело, а все мысли были уничижительными для ее достоинства.

Перегрин прибыл в Брайтон на полчаса позже сестры. Но его приезд не принес ей никакого утешения. Джудит не стала спрашивать брата, что произошло между ним и Вортом, а сам Перри об этом ничего не сказал. Он пришел к сестре мрачный, в состоянии полунеповиновения-полустыда; он был готов обругать Ворта последними словами, но никак не хотел обсуждать с Джудит причину их разногласий. Было ясно, что Ворт был с ним беспощаден. Настроение у Джудит стало еще хуже. Она чувствовала, что именно она внесла разлад между этими двумя людьми. И никакие ее теперешние признания (как бы ни трудно их было ей сделать!), что для осуждения ее поведения у Ворта были совершенно справедливые основания, уже не могли бы смягчить возмущенного Перри. Обсуждать эти события теперь было бы уже бесполезно. Только время могло как-то сгладить нанесенные им обиды. Джудит понимала, что бессмысленно ожидать от Перри, чтобы он воспринимал все так же, как она сама. Перегрин сознавал, что он поступил плохо, и, вероятнее всего, в душе об этом сожалел. Но, в конечном счете, это мало что для него меняло; прошло совсем немного времени, и он уже позабыл обо всем, кроме той роли, которую в этой истории сыграл Ворт. Вскоре он с легким сердцем отправился на прогулку, чтобы познакомиться с Брайтоном.

Когда к дому подъехал экипаж с миссис Скэттергуд, прошло уже изрядное время после приезда Тэвернеров. И Джудит смогла встретить свою компаньонку, по крайней мере, с видимым хладнокровием. Но ей стоило большого труда выслушивать все жалобы миссис Скэттергуд, в равной мере как и давать ей отчет о том, что случилось в Кокфильде. Но даже миссис Скэттергуд не умела болтать бесконечно. К тому моменту, когда все сели обедать, почтенная дама уже почти все позабыла и начала вместо этого обсуждать всевозможные развлечения, которые предоставлял им Брайтон.

Дом на Морском Параде был чистый и вполне просторный, так что его новые жильцы были им довольны. Правда, можно было бы пожелать, чтобы гостиные были чуть более красивыми. Однако в целом надо было признать, что меблировка в доме, нусть не очень богатая, все-таки была намного лучше, чем обычно бывает в домах, сдаваемых на сезон на морском побережье. Эту недостаточную элегантность в убранстве дома вскоре удалось как-то восполнить, благодаря различным милым безделушкам и украшениям, которые миссис Скэттергуд так предусмотрительно привезла с собой с Брук-стрит в одном из своих многочисленных сундуков. Первый вечер прошел очень тихо, потому что все обустраивались, чтобы почувствовать себя в новом доме как можно более уютно. Обе; дамы рано легли спать. Миссис Скэттергуд положила на лицо кусочки телятины, чтобы не было морщин. А мисс Тэвернер провела полночи без сна, погруженная в свои бесполезные размышления.

Но горестное состояние Джудит не могло длиться вечно. Утром она увидела, как на поверхности моря сверкает солнышко, и почувствовала облегчение. А воздух был такой свежий, с привкусом соли, что настроение у мисс Тэвернер заметно улучшилось. Конечно, ее еще тяготила какая-то грусть, но ощущения несчастья уже больше не было. Джудит пронзило предчувствие нового дня, дня интересного и приятного. И с таким настроением она вышла к завтраку, застав за столом Перегрина и миссис Скэттергуд.

Накануне, когда дилижанс въезжал в Брайтон, Джудит мало что замечала вокруг, потому что глаза ее были полны слез. Тогда она даже не взглянула на павильон, который был расположен настолько удачно, что любой путешественник, въезжающий в Брайтон, сразу же его замечал. Поэтому сегодня первое, что они непременно должны были посетить во время утренней прогулки, – павильон. Вскоре после завтрака обе дамы отправились погулять вместе. До реки Стейн их сопровождал Перегрин, который затем поспешил в клуб Реггета.

Пройдя пять минут вдоль берега моря, миссис Скэттергуд и Джудит оказались там, где впадал в море Стейн. И тут же они увидели павильон, правда, не очень четко. Дамы спустились вниз и стали бродить по покрытой глазурью красно-кирпичной мостовой вдоль реки. Они миновали аккуратные садики, расположенные в геометрическом порядке; потом библиотеку Дональдсона, где выдавали книги на дом, и таким образом дошли до павильонного Парада. Тут перед ними во всем его великолепии предстало роскошное здание самого павильона. Павильон был построен для принца-регента архитектором Генри Голландом. Фасад его тянулся на четыреста восемьдесят футов, а все здание занимало территорию в десять акров. Павильон был задуман в соответствии с идеей, поданной самим принцем. Принц имел очень слабое представление об архитектуре, но хотел, чтобы задуманное им сооружение напоминало то, что было изображено на китайских обоях, полученных им как-то в подарок. Результат же получился и весьма впечатляющим, и оригинальным. При первом взгляде на павильон у совершающего по городу прогулку путешественника вполне могло создаться впечатление, что он забрел в какую-то фантастическую страну, настолько все здесь было необычным и громадным. Чувствовалось явное господство греческого, марокканского и русского стилей. С фасада здание украшали ионическая колоннада, фриз и карниз. Над зубцами башенок, завершавших верхнюю линию всего здания, поднимались купола и покрытые зелеными крышами минареты. Каждое крыло павильона венчали два конуса такой же высоты, как центральный – и самый большой – купол. На каждом углу здания были минареты и бельведеры. Они были выложены из батского камня, а весь остальной дворец – из оштукатуренного кирпича. Напротив каждого крыла стояла открытая аркада из арок, отделенных друг от друга восьмигранными колоннами и украшенных шпалерами. Вход был с западной стороны. В данный момент миссис Скэттергуд и мисс Тэвернер смотрели на главный фасад, выходивший на восток. Этот фасад открывал вид на лужайку, которую от парадной части отделяла низкая стена и какое-то крохотное строение. Однажды некий придирчивый критик, увидевший павильон впервые, заметил, что создается такое впечатление, будто бы Собор Святого Павла породил на свет целый выводок куполов. Но подобная богохульная мысль в голову мисс Тэвернер, конечно, прийти не могла. И если уж этот павильон был задуман человеком с не совсем простым вкусом, то, как считала Джудит, не ей следовало судить о недостатках этого здания. Она не собиралась противопоставлять свое мнение о нем мнению великого мистера Холланда.

– Какое благородное сооружение! – воскликнула миссис Скэттергуд. Сколько бы раз она этот павильон не видела, его величие всегда поражало ее снова и снова. – Знаете, только на постройку конюшен ушло семьдесят тысяч фунтов. Уверена, что вы никогда еще не видели дворца, равного этому! По сравнению с ним даже Карлтонский замок – просто ничто! Тот – совершенно простой, даже посредственный, а этот сразу же приковывает к себе взор любого посетителя, у которого дух захватывает от восхищения!

– Совершенно верно: этот дворец действительно нечто из ряда вон выходящее.

– А интерьер! Но вы все увидите сами! Вас, конечно же, обязательно пригласят на один из музыкальных вечеров. Здесь у каждого апартамента самые благородные пропорции! И все обставлено с такой элегантностью, что даже и представить себе невозможно!

Обе дамы проследовали дальше, чтобы посмотреть конюшни, расположенные в северной части территории. Пройдя совсем немного, они оказались у новой дороги, а свернув по ней вниз, они вышли на Норт-стрит. Это была крутая, забитая транспортом магистраль, где всегда было множество дорожных пробок. На этой улице находилось несколько крупных контор дилижансов. Минуты на две дамы задержались, чтобы проследить, как отъезжает один из почтовых дилижансов с конечной остановкой в Лондоне. Потом прогулка миссис Скэттергуд и Джудит несколько замедлилась, потому что их внимание привлекли выставленные в лавках различные предметы женской одежды. Тем не менее, они довольно скоро добрались до Рощи прогулок, расположенной с юго-западной стороны павильона. Там они присели немного отдохнуть, укрывшись в скудной тени тополей, окаймлявших дворец.

С этой стороны открывались такая гармония и такое совершенство пропорций, которые наверняка восхищали куда более критических наблюдателей, чем мисс Тэвернер. Она же от восторга лишь вскрикнула. После короткого отдыха она заявила, что хочет посмотреть все многочисленные беседки и идущие зигзагами аллеи, которые украшали рощу. Миссис Скэттергуд с большой охотой согласилась с предложением Джудит, и они потратили не менее получаса, блуждая по аллеям и вслух восхищаясь прелестными цветами, в изобилии украшавшими клумбы. Народу в роще было немного, поскольку обычное для прогулок время наступало позднее, когда из деревянной беседки в центре рощи раздавалась музыка оркестра. Тем не менее, во время своего неспешного променада миссис Скэттергуд и мисс Тэвернер встретили несколько знакомых. Один из них им поведал, что хотя принц-регент в свою резиденцию в павильоне пока еще не прибыл, его приезда ожидают в конце недели. В Брайтон уже приехал его секретарь, полковник Макмэхон.

Миссис Скэттергуд взглянула на свои часики и поняла, что утро почти кончается. Так как они с Джудит еще намеревались зайти в одну из библиотек и записаться там на абонемент, то они поспешили уйти из рощи. Пройдя мимо гостиницы «Замок», обе дамы перешли мост через Стейн и направились в библиотеку Дональдсона.

К этому времени мисс Тэвернер уже знала, как совершенны библиотеки в Лондоне, и тем не менее, просторная и элегантная библиотека Дональдсона ее просто поразила. Книг здесь было великое множество. На столах лежали утренние газеты и самые ценные периодические издания, которыми могли пользоваться все читатели библиотеки. Читальных залов было много; они были обставлены с таким вкусом, который теперь встречается очень редко. Во время курортного сезона здесь устраивались встречи за карточным столом и музыкальные вечера. Днем же сюда непрерывным потоком устремлялись модно одетые люди: одни – обменять книгу, другие – встретиться со своими знакомыми, третьи – продемонстрировать свои новые туалеты. Все это создавало здесь ощущение постоянного оживления.

Миссис Скэттергуд и ее подопечная вернулись домой чуть позже полудня. Оказалось, что Перегрин приехал раньше их. Он сидел перед эркерным окном гостиной первого этажа и был весь поглощен своим занятием. Перегрин направлял свой телескоп на купальные кабинки, расставленные внизу вдоль всего пляжа. Перри очень быстро узнал, что было одним из самых популярных развлечений у брайтонских повес: они направляли свои телескопы на эти кабинки (которые, в отличие от им подобных сооружений в Скарбороу или в Рэмсхгейте, не имели навесов), надеясь уловить момент, когда какая-нибудь красавица войдет в воду. И, узнав об этом, Перри, не тратя зря времени, тут же купил себе такой телескоп.

Миссис Скэттергуд окликнула Перри и сразу же обозвала его вульгарным и отвратительным мальчишкой. Но, так как лето еще не совсем вступило в свои права и дамы еще не очень жаждали купаться в море, Перегрин начисто отверг все ее обвинения и при этом предложил ей самой взглянуть в телескоп, чтобы она своими глазами убедилась, что на берегу находился один-единственный крупного роста джентльмен в алом купальном костюме. Как раз в этот самый момент он осторожно пробовал воду одной ногой. Миссис Скэттергуд возмутилась таким предложением Перегрина и наотрез отказалась хоть разок взглянуть в телескоп. Выхватив телескоп из рук Перри, она с треском захлопнула его и безжалостно отправила Перегрина вниз, в столовую, где на столе уже стоял холодный ленч.

Во время ленча всех волновал вопрос о том, чем занять вторую половину дня. Была среда, и потому не давали никаких балов. Обычно балы устраивались попеременно или в гостинице замка, или в отеле «Старый корабль». По средам и пятницам собирались любители карточных игр. Миссис Скэттергуд была бы очень рада провести вечерок за картами в казино или же на коммерческой бирже. Но она отлично знала, что мисс Тэвернер карты не любила. К счастью для всех, Перри, в порыве братской любви, устроил для них прекрасное развлечение. Он не только заранее заказал ложу в театре, но вдобавок предложил Джудит до спектакля покататься в экипаже.

Джудит была очень рада пойти в театр, а не на игру в карты. Но при одном упоминании о том, чтобы они с Перри поехали покататься в экипаже, она вдруг смутилась и покраснела. Джудит от поездки отказалась, сказав, что устала от утренней прогулки по городу. Перегрин настаивать не стал, а сразу же после ленча отправился поискать для себя какое-нибудь другое развлечение. Миссис Скэттергуд удалилась к себе в спальню, а Джудит села за рукоделие в гостиной, из окна которой она время от времени любовалась прелестным видом окрестностей.

Но долго наслаждаться тишиной мисс Тэвернер не удалось. Вскоре слуга сообщил о приходе гостя, и Джудит, смутившись, поднялась, чтобы поприветствовать капитана Аудлея, Джудит не смогла увидеть его глаза. Но после первого же его вопроса она поняла, что Ворт ничего о событиях предшествующего дня капитану не рассказывал. Ауд-лей поинтересовался, понравилась ли Джудит ее поездка, и была ли она достаточно комфортной. Мисс Тэвернер была совершенно уверена, что, будучи очень деликатным, капитан Аудлей никогда бы такого вопроса не-задал, если бы знал о случившемся. Джудит ответила весьма сдержанно и поспешила предложить другую тему для разговора. Сделать это было нетрудно. Усаживаясь рядом с нею у окна, капитан захотел узнать, как Джудит понравился Брайтон. А на эту тему она могла говорить сколь угодно свободно, не вспоминая о своих тяжелых раздумьях.

– О, Брайтон привел меня в полный восторг! – сказала мисс Тэвернер. – Он, конечно же, не очень большой, но зато в тысячу раз лучше, чем Скарбороу. А я-то привыкла считать, что лучше Скарбороу ничего быть не может! Но Брайтон превосходит все, что я когда-либо вообще видела. Мне бы хотелось остаться здесь навсегда.

– Очень скоро, когда наступит осень, вам захочется обратно в Лондон, – улыбаясь, произнес капитан. – Здесь прекрасно в яркий солнечный день, но, проведя тут некоторое время, понимаешь, что все тут одно и то же, и тогда становится ужасно тоскливо и скучно!

– Даже не верится! Вы действительно так считаете?

– Я? Лично я совсем так не считаю. Разве вы не говорили мне, что у меня прекрасный характер? Однако все молодые дамы очень скоро начинают в Брайтоне скучать, он им приедается. Это я могу сказать наверняка. Брайтон – совсем не то место, которое всегда доставляет одно удовольствие.

– Могу предположить, что эти молодые дамы с таким же успехом станут говорить, что им надоедает быть в Лондоне. А по мне, даже если можно пресытиться всеми этими балами и ассамблеями, я бы никогда не устала любоваться таким видом, как, например, этот.

– Я осмелюсь предположить, что вы измените свое мнение после первого же спокойного утра. Или же вы сейчас говорите не о море, а о Золотом бале? Да, здесь я с вами согласен, такой прекрасный вид вряд ли может быстро надоесть.

Джудит подалась вперед, чтобы получше разглядеть дорогу. Следуя за взглядом капитана, она с удовольствием заметила шоколадного цвета ландо, запряженное белыми лошадьми. Это ландо медленно ехало по плац-параду, а правил им высокий худой джентльмен. Он был одет настолько сверхмодно, что бросился бы в глаза в любой компании.

– Вы кое-что позабыли, – сказала Джудит. – Мистер Хьюз Болл – это такое зрелище, которое последние шесть-семь месяцев доставляло мне в Лондоне особое удовольствие. Он живет на Брук-стрит, как я знаю, и однажды оказал мне честь и нанес визит. А кто вон тот забавный пожилой джентльмен с напудренными волосами и с розой в петлице? Какой же у него странный вид, Боже правый!

– Что? Вы не знаете старину Хэнгера-Синий Крючок? – удивился капитан Аудлей. – Дорогая моя мисс Тэвернер! Это ведь лорд Колерейн. Его можно узнать по его зеленому плащу и напудренному парику. В Лондоне вы должны были встречаться с его братом.

– О, полковник Хэнгер! Да, конечно, я с ним встречалась.

– И он вам ужасно не понравился, – подмигнув, сказал капитан. – Он, вообще-то, не такой уж плохой малый, но, по правде говоря, близкие люди из окружения Регента не вызывают к себе большой любви у остальных граждан мира. Вот сейчас один из них как раз и трусит легким галопом перед нами. Чтобы найти человека, равного Макмэхону, надо объехать по крайней мере полсвета. Вот же он, вон тот коротышка в сине-темно-желтой униформе, который раскланивается и расшаркивается перед леди Дауншир!

Мисс Тэвернер заметила:

– Ах, так это и есть секретарь Регента! Он ужасно противный!

– Очень противный; и к тому же абсолютно ни к чему не пригодный.

Полковник Макмэхон попрощался с леди Дауншир и медленно пошел вдоль плац-парада. Как будто почувствовав, что за ним неотступно наблюдают две пары глаз, проходя мимо дома Тэвернеров, он взглянул наверх. Заметив в окне мисс Тэвернер, он бесцеремонно уставился на нее, не скрывая своего явного одобрения. Джудит покраснела и тут же отпрянула от окна, а капитан просто сказал:

– Не удивляйтесь, что он разглядывает вас с таким любопытством, мисс Тэвернер. У него очень своеобразные манеры.

Вскоре капитан предложил сопроводить Джудит на прогулку посмотреть статую Регента, созданную Росси. Статуя была установлена перед Королевским перекрестком. Джудит охотно согласилась пройтись, и они вскоре вышли из дома. Гуляя по плац-параду, они одновременно любовались великолепной красотой моря и расположенными с другой стороны рядами элегантных зданий, украшенных колоннами, пилястрами, фризами и карнизами в коринфском стиле. Все эти сооружения появились здесь за последние десять-пятнадцать лет. Куда бы прохожий ни взглянул, ничто не могло ранить его взор: все было совершенно по стилю; к тому же скверы и клумбы содержались в отличном порядке, а площади и перекрестки придавали плац-параду разнообразие, делая его вид не таким монотонным. Глаз радовался разноцветью и зелени лужаек и клумб.

Когда мисс Тэвернер и капитан Аудлей вернулись после прогулки, их встретила миссис Скэттергуд. Увидев своего молодого кузена (приезда которого в Брайтон она ожидала не раньше, чем через пару дней), она сердечно пригласила его сопровождать их вечером на спектакль. Капитан с явным удовольствием принял приглашение. Посидев с дамами несколько минут, он откланялся и пообещал встретиться с ними попозже в театре.

Этот театр, мимо которого миссис Скэттергуд и мисс Тэвернер проходили утром, располагался на Новей дороге. Здание было небольшое, но красивое, со всем необходимым для комфорта. И партер, и ярусы были просторными. По бокам в два ряда тянулись ложи, украшенные отороченными золотом драпировками. Здесь сидела более благовоспитанная публика. С левой стороны сцены была ложа Регента, отделенная от остального зала железной решеткой с толстым слоем позолоты. Эта ложа сейчас была пустой, а почти все остальные были заняты. До поднятия занавеса мисс Тэвернер ни минуты не сидела спокойно – она то и дело раскланивалась со своими знакомыми, которые пришли на спектакль. А миссис Скэттергуд тоже была очень занята – она с большим пристрастием рассматривала на своих соседках каждый тюрбан и каждую шляпку, твердо решив, что самая лучшая из всех принадлежит именно ей.

В первый антракт их ложу посетило несколько джентльменов, включая полковника Макмэхона. Он пришел по пятам за мистером Льюисом, упрашивая миссис Скэттергуд обязательно вспомнить, что они уже были знакомы. Она была вынуждена представить его мисс Тэвернер, на которую он тут же полностью переключился. Полковник оставался подле Джудит весь антракт. Его жеманные и подобострастные манеры вызывали у нее то отвращение, то смех. Полковник выразил свое полное недоумение по поводу того, что они не встречались ранее. Услыхав, что мисс Тэвернер еще не имела чести быть представленной принцу-регенту, он тут же заверил ее своим честным словом, что в самом ближайшем будущем она непременно получит приглашение в павильон.

– Отважусь предположить, – весьма внушительным тоном произнес полковник, – что вы получите равное удовольствие и от интерьера павильона, и от общения с его хозяином, представляющим королевскую семью. Такие прекрасные манеры, как у принца-регента, встречаются крайне редко. Вы увидите, что Его Высочество крайне снисходителен. Еще не было никогда человека столь приветливого, как он! Он вам безмерно понравится! Я наберусь храбрости и скажу, что я постараюсь, чтобы и вы ему тоже очень понравились!

Джудит едва сдержалась, высказывая полковнику приличествующую случаю благодарность, и страшно обрадовалась, когда антракт подошел к концу. Полковнику надо было возвращаться на свое место. Он отвесил Джудит низкий поклон и ушел, потирая руки.

А во время второго антракта произошло событие, лишившее мисс Тэвернер всякого удовольствия. Она вдруг почувствовала на себе чей-то очень пристальный взгляд. Посмотрев на противоположные ложи, Джудит заметила, что ее через монокль разглядывает граф Барримор.

Мисс Тэвернер сразу же его узнала, а по легкой усмешке на его губах она поняла, что и он узнал ее. Граф Барримор слегка подтолкнул локтем своего компаньона, указал ему на Джудит и совершенно очевидно, что-то у него спросил. Мисс Тэвернер догадалась, что это был за вопрос, покраснела и отвернулась.

Она постаралась больше в ту сторону не смотреть. Но тут Перегрин, бесцельно разглядывая зрителей в зале, вдруг воскликнул:

– Кто вон этот человек – он все время не сводит глаз с нашей ложи? Мне ужасно хочется подойти к нему и выяснить, что все это значит!

– Если бы я был на вашем месте, я бы на его нахальство просто не стал обращать внимание, – заметил капитан Аудлей. – Это всего-навсего – Хромые ворота, а Барриморов, как вам известно, нельзя обвинять за их странные манеры. Если вам доводилось знавать Чертовы ворота, то есть ныне покойного графа Бар-римора, то по сравнению с ним этот человек показался бы вам просто ангелом.

Перегрин нахмуренно смотрел через весь зал.

– Я понимаю, но, похоже, он всячески старается привлечь к себе наше внимание. Джу, ты его знаешь или нет?

Джудит быстро взглянула на противоположную ложу. Граф поцеловал свою руку, будто посылая ей воздушный поцелуй. Капитан Аудлей повернулся к мисс Тэвернер, и в его глазах отразилось крайнее удивление.

– Дорогая моя мисс Тэвернер! Вы с Барримором знакомы?

Джудит сильно смутилась и ответила:

– Да нет! Я с ним ни разу в жизни и словом не обмолвилась!

– Ну, тогда, вероятно, мне придется к нему подойти и прямо так ему и сказать! – поднимаясь с кресла, произнес капитан.

Мисс Тэвернер положила руку на рукав его камзола и очень горячо сказала:

– Это совсем не существенно! Я уверена, что он меня с кем-то путает. Видите, он уже сам понял, что ошибся, и перестал смотреть в нашу сторону! Умоляю вас, капитан Аудлей, пожалуйста, сядьте снова на свое место!

Приличия принудили капитана подчиниться просьбе дамы, хотя лицо его никакого чувства удовлетворения не выразило. Однако тут почти сразу же началось третье действие спектакля. А поскольку граф покинул свою ложу еще до его окончания, в тот вечер больше никаких неприятных событий не произошло.

Однако вскоре появились последствия того, что граф Барримор узнал в мисс Тэвернер ту самую даму, которая попалась ему в Хорлее, управляя своей двуколкой. И хотя теперь граф уже знал, как зовут эту даму и кто она такая, это ничуть не остановило его, и он всем и вся стал рассказывать об обстоятельствах их первой случайной встречи в Хорлее. Когда на следующий вечер мисс Тэвернер в сопровождении миссис Скэттергуд вошла в зал ассамблей в отеле «Старый корабль», ее имя передавалось от одной группки гостей к другой. А две дамы, которые до этого относились к Джудит очень дружелюбно, теперь поклонились ей столь холодно и надменно, что она чуть не упала в обморок.

Залы были переполнены. Среди собравшихся большую часть составляли офицеры. Поскольку совсем рядом с дорогой, ведущей в Льюис, располагались Кавалерийские казармы, Брайтон всегда кишмя кишел военными. Несколько самых молодых офицеров церемониймейстер представил мисс Тэвернер. Однако два первых танца она обещала капитану Аудлею.

Может быть, ей это просто взбрело в голову, но тем не менее Джудит показалось, что в поведении капитана появилось что-то суровое, а в его обычно веселых глазах мелькнуло мрачное выражение. Спустя какое-то время мисс Тэвернер настолько беспечно, насколько она могла, сказала:

– Полагаю, вы уже прослышали о моем ужасном поведении, капитан Аудлей. Вы возмущены? Может быть, вы считаете, что вам не следует общаться с такой скандальной личностью, как я?

– Я думаю, вы имеете в виду свою поездку сюда из Лондона; лично я так бы ее не оценивал.

– Однако одобрения у вас я не вызываю. Я же вижу, что вы обо мне из-за этого плохо думаете.

Капитан улыбнулся.

– Тогда, всего вероятнее, мой вид на редкость обманчив. Я плохо о вас думаю! Да как же такое возможно? Я ничего, ничего плохого о вас и подумать не могу!

– А вот ваш брат на меня очень рассердился!

Капитан ничего ей не ответил. Прошло минуты две, и Джудит, чуть улыбаясь, произнесла:

– В конце концов, я ничего особенно плохого и не сделала.

– Конечно, не сделали! Вы никогда не можете сделать ничего плохого! Скажем лучше по-другому: то, что вы сделали, было не очень разумным.

Джудит почувствовала, что горло у нее сжалось. Она преодолела спазм и сказала:

– Честно говоря, меня это не тревожит. У меня не хватает никакого терпения прислушиваться к общественному мнению. А вашего брате, как я вижу, сегодня здесь нет.

– У него заранее была договоренность отобедать сегодня с друзьями. Но, по-моему, он скоро появится здесь.

В этот момент мисс Тэвернер и капитан вошли в круг танцующих. Когда они встали друг против друга, возникла другая тема для разговора, который не прекращался, пока они были вместе.

Когда мисс Тэвернер шла рядом с капитаном к тому месту, где они оставили миссис Скэттергуд, Джудит заметила, что в зал вошел Ворт. Он стоял возле ее компаньонки и о чем-то серьезно с ней беседовал. Миссис Скэттергуд бросила взгляд в сторону Джудит, и та поняла, что говорили они именно о ней. А посему она приветствовала своего опекуна более чем сухо.

Граф Ворт отвесил своей воспитаннице сугубо вежливый поклон, и его лицо словно окаменело. Те несколько минут, которые он провел возле миссис Скэттергуд и мисс Тэвернер, речь шла о совершенно никчемных пустяках. О событиях прошлого вторника не было сказано ни единого слова. Но мисс Тэвернер нисколько не сомневалась, что именно эти события занимали умы всех. Увидев Ворта, Джудит живо вспомнила все унижения, испытанные ею во время их последней встречи. Ни явно доброжелательное выражение его глаз, ни его заметно потеплевшее обращение с ней – ничто не могло избавить ее от ощущения беспокойства. К Джудит подошел один из офицеров и пригласил на танец. Следуя приличиям, мисс Тэвернер не могла ему отказать, и тогда граф Ворт направился в другой конец зала и вскоре оказался в паре с некой молодой дамой, одетой в прозрачное платье из желтого шелка. Граф покинул большой зал задолго до того, как подали чай. Свою воспитанницу он ни разу за весь вечер на танец не пригласил. Джудит видела, как он уходил, и почувствовала себя глубоко несчастной. А уж если говорить о его вкусе в выборе своих партнерш, то Джудит была о нем весьма низкого мнения. В даме, одетой в желтое платье из подкладочного шелка, по мнению Джудит, не было ни на йоту не только что красоты или привлекательности, в ней не было абсолютно ничего такого, ради чего Ворту стоило вообще являться на этот бал.

Этот вечер показал мисс Тэвернер, что ей придется теперь выносить, пока ее шальная выходка не забудется. Несколько величественных дам смерили ее откровенно осуждающими взглядами. А ряд особенно близких друзей Джудит как бы сговорились между собой и вели себя с нею так, будто бы ничего вообще не случилось. Но делали они это с таким усердием, что настроение у нее испортилось еще больше. Джентльмены же относились к этому событию как к отменной шутке; они охотно и весело его обсуждали и даже готовы были поаплодировать ее смелости. А самые отважные среди них открыто рассматривали Джудит с какой-то фамильярной галантностью, что невыносимо задевало ее самолюбие. В довершении всех бед, по дороге домой миссис Скэттергуд беспрерывно скорбела вслух о столь грустных последствиях неприглядного поступка Джудит и при этом предсказывала, что такое скверное поведение будет давать о себе знать еще много много дней.

В конце недели в Брайтон прибыл Регент. Его сопровождал его брат, герцог Кумберландский. Мисс Тэвернер несколько удивилась, когда миссис Скэттергуд получила официальное письмо, в котором сообщалось, что в следующий четверг обе дамы приглашаются на вечерний прием в павильон.

В воскресенье обоих представителей королевской семьи видели ча воскресной службе в церкви. Старший брат был мужчиной крупного роста, с желтоватым цветом лица и по-своему красив. Он одевался по самой последней моде. Младший брат был необыкновенно высокий, с довольно смуглой кожей. Его лицо портил шрам от ранения, полученного в боях под Турне.

Мисс Тэвернер не могла удержаться и смотрела на младшего из королевских отпрысков с огромным интересом. С его именем связывали огромное множество скандальных историй; ему приписывали самые разные грехи, даже убийство. Всего пару лет тому назад его камердинер покончил жизнь самоубийством, и до сих пор многие, не стесняясь, намекали, что-де этот несчастный ушел в мир иной совсем не так, как об этом сообщалось официально. Герцог Клэренс, подобно всем своим братьям, исключая лишь герцога Кумберландского, любил бесконечно, безо всяких границ поболтать. По какому-то случаю он однажды упомянул о громком скандале в связи со смертью камердинера в разговоре с мисс Тэвернер, уверяя ее, что все слухи были абсолютно недостоверными. И при этом Клэренс добавил:

– Вообще, Эрнст неплохой малый. Плохо в нем только одно – если он знает, что у вас болит в каком-то месте нога, ему нравится наступить именно на это место.

Теперь, глядя на лицо герцога Кумберландского, мисс Тэвернер могла поверить в правоту этих слов.

До того, как в павильоне начался прием, Джудит с удовольствием узнала, что ее кузен тоже находится в Брайтоне. Он со своим дядей прибыл в дворцовую гостиницу в понедельник, в четыре часа. Они отправились с Пиккадилли от остановки у кабачка «Белая лошадь» и добрались менее чем за шесть часов. После обеда мистер Тэвернер нанес визит в дом своих кузенов на Морском Параде. Перегрин рано утром поехал в Вортинг и пока еще не вернулся. А обе дамы были дома. Пока миссис Скэттергуд беседовала с адмиралом, Джудит удалось отвести кузена в сторону и выложить ему все о своей опале и о том, что ее вызвало.

Мистер Тэвернер, слушая Джудит, не скрывал своего огорчения. Дважды он сжал ее руку и посмотрел на Джудит с таким сочувствием и пониманием, что она едва удержалась от слез жалости к себе. Мисс Тэвернер почувствовала огромную радость, что он помог ей облегчить душу и что есть на свете хотя бы один живой человек, кто ее ни в чем не обвиняет. В силу этих обстоятельств, сама того не сознавая, мисс Тэвернер. проявила в этот раз куда больше тепла по отношению к кузену, чем это бывало раньше.

– Видите, как плохо я себя вела, – сказала она с дрожащей улыбкой. – Но я никогда бы так не поступила, если бы лорд Ворт столь категорично не заявил, что я не должна ехать с Перри.

– Отступление от общих правил в вашем поведении – просто ничто по сравнению с поведением графа , который проявил абсолютное неуважение к приличиям, – ответил кузен. – Вы совершили ошибку, ваше поведение было неправильно истолковано. Однако я легко могу себе представить, что побудило вас так поступить. Лорд Ворт успокоится только тогда, когда вы станете ему во всем подчиняться! Я с большой тревогой наблюдал, как он все больше и больше начинает на вас влиять. Совершенно очевидно, он не сомневался, что вы безропотно исполните любой его приказ. Забудьте о своих несчастьях! Лорд Ворт сам себя разоблачил и раскрылся перед вами в истинном своем свете. А это уже хорошо. Он – просто деспот, а его мягкие манеры, которые он в последнее время демонстрировал в обращении с вами, насквозь фальшивы, настолько же неискренне и его к вам особое расположение. Вы ему абсолютно безразличны, дорогая моя кузина; если бы это было не так, его отношение к вам не было бы столь оскорбительным, как это описываете вы.

Нескрываемая страстность его речи буквальна ошеломила мисс Тэвернер. Однако слова кузена не дали ей того облегчения, которое они должны были бы дать. И печальная сторона ее положения показалась ей еще печальнее. Упавшим голосом она сказала:

– Граф никогда не давал мне ни единого повода даже на минуту заподозрить его в особом ко мне расположении.

Мистер Тэвернер внимательно посмотрел на нее.

– А мне казалось как раз наоборот. Иногда я даже боялся, что вы сами склонялись к тому, чтобы отвечать ему тем же.

– Никоим образом! – резко возразила Джудит. – Совершенно абсурдная мысль! Мне абсолютно безразлично, что он обо мне думает. Я только жду не дождусь того дня, когда освобожусь от его опекунства!

Мистер Тэвернер со значением произнес:

– И я тоже, Джудит, жду не дождусь этого дня.

На следующий вечер миссис Скэттергуд и мисс Тэвернер взяли закрытый экипаж и ровно в девять часов были возле увенчанного куполом подъезда павильона. Их провели через восьмигранный вестибюль, освещенный китайским фонарем, висевшим под крышей в форме шатра, и они оказались во входном зале. Это была квадратная комната, в которой потолок был расписан так, чтобы создавалось впечатление лазурного неба с кудрявыми облачками. Здесь дамы могли оставить свои шали и тщательно поглядеть на себя в зеркало, висевшее над мраморным камином. Миссис Скэттергуд назвала их имена одному из ливрейных лакеев, стоявших по обе стороны от двери, расположенной в глубине зала. Лакей громко произнес их имена, и они прошли через дверь, ведущую в Китайскую галерею.

Там собралась довольно многочисленная компания. Принц-регент стоял в центральной части галереи и, по мере появления своих гостей, приветствовал их. Всех входивших сразу же привлекала к себе его великолепная фигура – принц имел особое пристрастие к пышным нарядам. И хотя обхват талии у него был весьма значительным, это нисколько не мешало ему носить самые замысловатые жилеты и яркие фраки. Врачи запретили принцу исправлять дефекты его фигуры, прибегая к затяжкам или шнуровкам, ибо это могло привести даже к смертельному результату. А так как принц-регент всегда очень беспокоился о состоянии своего здоровья, он подчинился воле врачей. Однако, вопреки всей его тучности и явным следам беспутной жизни, которые очевидно проступали в нем, какие-то признаки напоминали о принце Флоризеле, который так очаровывал собою весь мир тридцать с лишним лет тому назад.

Когда миссис Скэттергуд, отвесив хозяину павильона нижайший поклон, испросила его разрешения представить ему мисс Тэвернер, принц-регент улыбнулся и с искренним добродушием пожал Джудит руку. Это его добродушие часто привлекало к нему очень многих, коих он затем умудрялся отвергать без малейшего угрызения совести. Принц-регент, хорошо зная, как использовать свои великолепные чары, тут же подтвердил, что прекрасно помнит миссис Скэттергуд и счастлив снова ее видеть (и в таком отличном здравии!), а также очень рад познакомиться с ее юной подругой. Просто невозможно было себе представить, что такой приветливый человек, как принц-регент, сделал все возможное, чтобы расстроить опасные планы своего отца, что он сумел отказаться от двух жен по причине их ненадобности, а также без всякого содрогания сердца отвергнуть всех друзей, которые начали его хоть как-то утомлять. Мисс Тэвернер знала, что принц – эгоистичный, капризный и может легко впасть в любую крайность. Но все это было мгновенно ею забыто, когда он повернулся к ней и, озаряя ее своей привлекательной улыбкой, очень любезно сказал:

– Вам, должно быть, известно, мисс Тэвернер, что один член нашей семьи рассказал мне о вас столько хорошего, что я давно уже горел желанием с вами познакомиться!

Джудит не знала, куда деть глаза. Но взгляд принца был настолько приветлив, что она осмелилась ответить улыбкой на его улыбку, едва слышно прошептав, что он чрезвычайно любезен.

– Это ваш первый приезд в Брайтон? – спросил принц-регент. – И долго ли вы собираетесь здесь пробыть? Я уже привык считать этот город настолько моим, что нахожу для себя вполне уместным сказать вам: «Добро пожаловать!»

– Благодарю вас, сир. Я в Брайтоне первый раз. Если бы мне только было позволено, я бы осталась здесь навсегда.

– Превосходно! – весело сказал принц-регент. – Это то, что чувствую и я, уверяю вас, мисс Тэвернер. Прошло уже столько лет с тех пор, как я впервые сюда приехал, а, как вы, наверное, знаете, мы тогда называли это место не Брайтон, а Брайтельстоун, но вы можете заметить, как этот город меня захватил! Обстоятельства вынудили меня ограничиться, и я построил для себя здесь всего лишь небольшой летний дворец. Даю вам слово, что я приезжаю и живу в нем при первой же возможности.

– А я абсолютно уверена, что в этом нет ничего удивительного, сир! – произнесла миссис Скэттергуд, поскольку отчасти эти слова предназначались и ей. – Я очень часто рассказывала мисс Тэвернер о красоте и элегантности вашего павильона. Ему просто нет равных в мире!

Принц-регент, видимо, остался очень доволен таким ответом и улыбнулся, хотя, в знак несогласия со столь высокой похвалой своего детища он сделал протестующий жест рукой.

– На мой взгляд, оный павильон просто необычный, – произнес он. – Я никоим образом не хочу сказать, что он – само совершенство, но мне он подходит, а у тех, на чей вкус и мнение я могу положиться, он вызывает восхищение. Осмелюсь предположить, что мисс Тэвернер заинтересуют некоторые образцы китайского искусства, которые она здесь увидит. Например, свет прямо у нас над головами, – продолжал принц, указывая на горизонтальную застекленную крышу из цветного стекла, сделанную посередине потолка. – Это изображение Мен-Чина, Бога грома; он, как вы видите, окружен барабанами и находится в состоянии полета.

Мисс Тэвернер подняла глаза к потолку и высказала свое восхищение. Принц сердечно пригласил ее осмотреть все, что ей только захочется. Похоже, он даже был готов сам провести ее по всей галерее, если бы не его обязанности хозяина, из-за которых он вынужден оставить мисс Тэвернер, чтобы принять следующего гостя, его имя как раз в этот момент называл лакей.

Миссис Скэттергуд и мисс Тэвернер отошли к тому месту, где стояла одна из знакомых миссис Скэттергуд. А пока пожилые дамы беседовали, у мисс Тэвернер появилась возможность оглядеться и прийти в восторг от всего увиденного ею.

То, что поразило ее в наружном облике павильона, давало ей основание предположить, что его интерьер превзойдет все ее ожидания. Но такой красоты она даже и представить себе не могла. Галерея, где сейчас стояла Джудит, была невероятно длинная. Частично она подразделялась на пять секций неравного размера. Для этого была сделана решетка, похожая на бамбуковую. Но при более близком рассмотрении выяснилось, что это не бамбук, а раскрашенное железо. Вокруг центральной секции висел китайский балдахин с колокольчиками, сделанный из такой же решетки. Сверху, через дверь, на полу отражался сводчатый потолок. Сквозь него лучился свет, тот самый, на который Джудит указал принц. Полка над камином, изготовленная из латуни и железа, тоже была сделана так, что напоминала бамбуковую. Она размещалась точно напротив среднего входа в зал. А по обе стороны от этой каминной доски были сделаны две ниши, окантованные желтым мрамором. В них были горки для фарфора. Насколько могла заметить мисс Тэвернер, по-видимому, такие же ниши были и в других секциях. Кроме того, тут были еще два углубления, в каждом из которых возвышалась фарфоровая пагода. В углах висели светильники из цветного стекла. Помимо этого, мягкий свет шел также и от боковых ламп, спрятанных в стеклянных тюльпанах и в цветках лотоса, которые украшали три камина галереи. В наружных комнатах проходили два лестничных пролета, тоже отделанные под бамбук. И лицевая сторона дверей была покрыта зеркалами, отражавшими интерьер галереи, отчего она казалась бесконечной. Стены были сделаны из досок шириною не более семи дюймов.

На них были навешены холсты, на которые в качестве грунтовки была нанесена краска цвета распускающегося персика. А на этой грунтовой краске светло-синим карандашом были нарисованы скалы, деревья, кусты, птицы и цветы. Все кресла и кушетки были цвета слоновой кости с черным рисунком. А дневной свет проникал только сквозь стекла, установленные в нескольких сводчатых крышах, а также через окно из цветного стекла, расположенное над одной из лестниц. Второе же окно – симметрично первому расположенное над другой лестницей – было не настоящим, а лишь имитацией.

Пока Джудит разглядывала все вокруг и поражалась, вошел лакей с подносом, на котором стояли различные блюда с угощениями. Она взяла чашечку кофе и повернулась, чтобы присесть. В этот момент она увидела прямо у себя под боком мистера Брюммеля. На нем был самый простой черный фрак и бриджи. На фоне всей этой сверкающей красоты мистер Брюммель выглядел на редкость неуместно.

– Вы ошеломлены, мисс Тэвернер? – поинтересовался он.

– Мистер Брюммель! Я и не знала, что вы в Брайтоне! Честное слово, не знала! Да, я ошеломлена – это все очень, очень красиво – просто необыкновенно! – Джудит заметила на его губах слабую, недоверчивую улыбку, которая обычно выражала его неодобрение. Она с облегчением вздохнула. – Вам тоже здесь не нравится? – заметила она.

– А мне показалось, что, на ваш взгляд, все здесь очень красиво?

– Ну, наверное, так оно и есть. Потому что все просто в восторге.

– И вы слышали, что я тоже выражал такой же восторг?

– Нет, не слышала. Но…

– Ну тогда нет никаких оснований, чтобы вы считали все это прекрасным.

Джудит улыбнулась.

– Умоляю, мистер Брюммель, не отчитывайте меня! Если вы собираетесь мне делать выговор, у меня в этом строгом ужасном мире не останется никакой поддержки. Вы ведь должны знать, что я сейчас в некоторой опале.

– Я слышал какие-то слухи. Если для вас мой совет что-нибудь значит, я вам кое-что порекомендую.

– Я слушаю вас, – охотно проговорила Джудит. Мистер Брюммель открыл табакерку так, как неповторимо умел делать только он, и взял щепотку табака.

– Ездите на своем фаэтоне, – сказал он. – Очень глупо, что вы не подумали об этом сами.

– Ездить на моем фаэтоне? – повторила Джудит.

– Конечно! При первой же возможности и во всех тех местах, где вас меньше всего ждут. Разве не сказал я вам однажды, мисс Тэвернер, чтобы вы не допускали ошибок?

Мисс Тэвернер ответила не сразу.

– Понимаю. Вы совершенно правы, именно это мне бы следовало сделать сразу. Я у вас в долгу.

Гости начали двигаться к северной части галереи в сторону зеркальных дверей. Двери эти распахнулись прямо в музыкальный салон, где должен был состояться концерт. Принц-регент обратился к мистерю Брюммелю и спросил его мнение об одном изделии из севрского фарфора, которое принц в этот момент показывал кому-то из гостей. Мисс Тэвернер вернулась к своей компаньонке. Они присоединились к общей процессии и вскоре оказались в огромной комнате, убранство которой затмило все увиденное Джудит раньше.

На первый взгляд, все здесь сливалось в яркое пламя из золота и пурпура. Но после первого ошеломляющего впечатления Джудит смогла более внимательно все рассмотреть. Оказалось, что она стоит не в каком-то фантастическом дворце, который может только присниться во сне, но в реальной квадратной комнате. В каждом конце этой комнаты были прямоугольные ниши, выполненные в красочном восточном стиле. Стены комнаты увенчивал карниз, украшенный щитом. Карниз поддерживали колонны с сетчатым узором из сверкающего сусального золота. А поверх карниза шла восьмиугольная галерея, состоящая из ряда эмпирических арок и окон такой же формы. Над галереей поднимался выгнутый свод, украшенный наверху орнаментом из золотых и шоколадных листьев. А уже над этим сводом располагался центральный купол, облицованный блестящими золотыми и зелеными плитками. Центр купола украшал большой лиственный орнамент. Из чашечки цветка свисала громадная хрустальная люстра в виде пагоды. К люстре на цепи была приделана лампа, напоминающая водяную лилию из золотых, белых и темно-красных лепестков. С нижней стороны на лампе держались четыре позолоченных дракона, а под ними висела стеклянная лилия меньшего размера.

Ниши в северном и южном концах зала были покрыты балдахинами на выпуклых подставках, имитировавшими бамбук и завязанными лентами. В этих нишах прятались четыре входа в зал. Каждый вход был под желто-красным и золотым балдахином, украшенным колокольчиками и драконами. Балдахины поддерживались позолоченными колоннами, на которых было еще больше драконов. На стенах висели двенадцать картин, изображавших окрестности Пекина. Виды были выполнены ярко-желтой краской на темно-красном фоне. Рамы у картин были тоже все с драконами. Драконы извивались и над оконными шторами из синего и ярко-красного атласа и из желтого шелка. На полу лежал гигантского размера аксминстерский ковер, на котором на бледно-синем фоне буйно веселились золотые солнца, звезды, змеи и драконы. Все кресла и диваны были обиты атласом желтого и голубого цвета.

У западной стены в камине с мраморными скульптурами горел огонь. На каминной доске стояли большие часы, удивлявшие всех своей крайней неуместностью. Хотя на основании корпуса часов опять был неизбежный для этого зала дракон, на их верхней части, к всеобщему удивлению, стояли Венера и Купидон, а к ним поднимались Марс и Павлин Любви.

Мисс Тэвернер была настолько подавлена всем увиденным, что, не переставая, только моргала. Ее изнуряла стоявшая в зале жара. Все дамы непрерывно обмахивались веерами. Мисс Тэвернер почувствовала, что ей становится дурно, а драконы и разноцветные огни вдруг начали как-то странно плясать перед ее глазами. И если бы она в этот момент не села на стул, она была уверена, что просто бы лишилась чувств.

Через пару минут Джудит пришла в себя и смогла с удовольствием дослушать концерт. В свои юные годы регент обучался игре на виолончели у знаменитого Кроссбиля. Будучи очень музыкальным, он сейчас отстукивал ногою ритм. Герцог Кумберландский разглядывал в упор самых хорошеньких женщин, чем приводил их в крайнее смущение. Мистер Брюммель упорно смотрел в пространство перед собою с выражением безмерной усталости, и лицо его являло предел всякого терпения. А сэр Джон Лейд больше всего на свете походил на кучера с почтового дилижанса, который попал в павильон по чистой случайности: он заснул в уголке дивана и тихонько похрапывал, пока не наступило время расходиться по домам.