22

Прошло четыре дня. Несмотря на то что Джослин ощущал себя счастливым, где-то в глубине души он боялся, что Лайза отвернется от него с отвращением и ощущением гадливости. Поэтому он все время смотрел на нее настороженно. Но она не отвернулась от него.

Они занимались любовью, и все это время они пребывали в таком состоянии, которое она сама называла супружеским блаженством. Она часто подходила к нему, когда он писал управляющему поместьем, целовала его в ухо и говорила: «Я все еще испытываю супружеское блаженство». Затем она поглаживала его руку, внутреннюю сторону его бедер, и он тут же забывал о своей настороженности.

Их супружеское счастье повлияло даже на его друзей, которые, за исключением, пожалуй, Ника, вели себя с ним так, как будто он заразился гриппом и скоро должен поправиться. Когда Джослин забыл о намеченной ранее политической встрече с Эшером и всеми остальными, его старые друзья были заметно оскорблены. А спустя десять дней после событий в охотничьем домике Ника Эшер, Винтроп и Терстонз-Кумес вторглись в дом Джослина.

— Так дальше не пойдет, старик, — сказал Терстонз-Кумес, когда Джослин угощал их кофе в гостиной.

Винтроп нахмурился, заметив, что его не обслуживали первым, в соответствии с его положением тайного королевского советника:

— Действительно, так больше нельзя!

— Мне не очень удобно об этом напоминать, — сказал Эшер, размешивая сахар в чашке, — но через три месяца в Хэмпликам-Спидоу пройдут промежуточные выборы, и все согласны в том, что это будет мой шанс. Наконец я получу реальную возможность стать членом Парламента, Джос.

— Дизраэли будет вне себя от ярости, — сказал Джослин, но как только в комнате появилась Лайза, он потерял к этому разговору всякий интерес.

— Доброе утро, господа.

Джослин сразу же вскочил и направился к Лайзе, не обращая никакого внимания на своих друзей, которые изумленно уставились на него.

— Тебе помочь?

— Нет, милорд, — сказала Лайза, в руках которой была огромная кипа писем. — Это в основном адресовано мне. Тоби прислал много бумаг из «Пеннантса».

Он остановил ее, приложив свой палец к ее губам и прошептал:

— Не здесь. Пойди в другое место, а я присоединюсь к тебе, как только мы закончим свои дела.

Она удивленно сдвинула брови, но он только улыбнулся ей и вернулся к обсуждению предвыборных проблем.

Через час он вошел в комнату Лайзы и обнаружил, что она полностью погружена в корреспонденцию. Увидев огромную бухгалтерскую книгу, которая была открыта на ее письменном столе, он нахмурился. Но наибольшее раздражение вызвал у него большой и широкий лист бумаги, размеченный, как календарь. Когда Джослин вошел в комнату, Лайза даже не подняла головы от своих бумаг, что противоречило ее обычному поведению — она всегда вскакивала на ноги при появлении мужа и подходила к нему. Джослин подошел к ее креслу, чтобы узнать, что могло так привлечь ее внимание. Какой-то контракт!

— Это контракт? — сказал он. — Деловой контракт?

Лайза подняла голову, улыбнулась ему и снова погрузилась в изучение лежавшего перед ней документа.

— Да, это обычный контракт. Банкет по случаю помолвки и праздничный бал в июле. Младшая дочь Девоншира.

— Мне наплевать, — сказал Джослин, — даже если бы это была младшая дочь королевы.

— Гм-м?

Он не был приучен ждать, когда его жена обратит на него внимание. Он жаждал этого внимания и не мог позволить, чтобы какой-то нудный контракт отвлекал ее от этого. Джослин встал за ее спиной и скрестил руки на груди. Но она не заметила его грозной позы. Джослин все еще молчал, нахмурив брови. Она продолжала рыться в своих бумагах. Джослин стал угрожающе постукивать ногой по полу. Она испытывала его терпение! Ну в самом деле! Он все еще не был до конца уверен в ее любви. Эта безграничная преданность делам компании пугала его, так как он начинал понимать, что «Пеннантс» становится его соперником.

— Брось все это!

— Через минуту, — сказала Лайза, макнула перо в чернильницу и подписала последнюю страницу контракта.

Когда она начала промокать чернила, вместо того чтобы отложить документ в сторону, Джослин резко опустил руки и пошел прочь. Но, передумав, он обошел вокруг стола, остановился перед ней и хлопнул ладонью по кипе писем, бухгалтерских книг и календарей. В его глаза бросилась подпись на одном из писем. Бронте. Он взял это письмо и посмотрел на обратный адрес — Барбара Лей Смит.

Барбара Лей Смит… Что-то очень знакомое… Нет, не просто знакомое! Что-то печально известное. Эта женщина писала скандальные памфлеты, в которых нападала на официальный статус замужних женщин, чья собственность, по ее словам, даже собственность на корсеты, полностью принадлежала их мужьям. Джослин с подозрением осмотрел большую кипу писем, заметил какой-то тоненький буклет и вытащил его из-под кучи бумаг.

«Краткое изложение, — прочитал он громко, — простым и доступным языком наиболее важных принципов озабоченных женщин Англии».

Лайза оторвалась от своих бумаг и посмотрела ему в глаза с осуждением, которого он и ожидал от нее. Он бросил памфлет на стол, снова скрестил руки на груди и медленно прошагал от стола до камина и обратно, погруженный в свои размышления. Она тем самым должна понять, как он сердит, и при этом не должна подозревать, что он опасается потерять свое влияние на нее из-за других дел, которые отвлекали ее от него.

— Я думал, что мы достигли взаимопонимания, — сказал Джослин, остановившись в грозной позе перед ее столом.

— Насчет чего?

Она казалась смущенной, и для этого были все причины.

Джослин понимал, что он теряет контроль над собой, что глупо с его стороны ревновать жену к книгам, бумагам и контрактам, но он не находил в себе сил остановить себя. До их встречи дела у Лайзы шли очень хорошо. Зачем он ей нужен, кроме, разумеется, того удовольствия, которое она получала с ним в постели? О, он слишком хорошо знал, насколько эфемерными могут быть плотские желания. Черт возьми! Он не должен соперничать со всеми этими бумагами. Ему надо просто вразумить ее как можно более спокойно.

— Лайза, милая, теперь ты моя жена, — он показал рукой на ее стол. — Все это, все эти коммерческие дела не могут дальше продолжаться. Я подберу тебе хорошего управляющего всеми твоими делами.

Лайза отложила в сторону контракт и хлопнула ладонью по крышке стола.

— Ты хочешь сказать, что я не разбираюсь в своем собственном бизнесе?

«Ох уж эти женщины!»

— Конечно же нет! Но дело не в этом. Я не могу позволить, чтобы моя жена занималась коммерцией. Никто из аристократок не занимается подобного рода деятельностью.

Ее реакция встревожила Джослина. Ему нужно ее убедить так или иначе. Он попытался изменить тактику.

Он подошел к ней, положил руки ей на плечи и прильнул губами к ее щеке. Лайза старалась быть спокойной, но не могла не вздрогнуть в его объятиях.

Джослин улыбнулся ей.

— Неужели ты не понимаешь, — сказал он, — что я хочу заботиться о тебе, защищать тебя? Я же люблю тебя и всегда буду изо всех сил заботиться о твоем благосостоянии. Тебе больше не надо бороться за свое существование, Лайза. Я собираюсь обеспечить тебя всем, что тебе нужно.

Она повернулась и посмотрела ему в глаза:

— Как какую-нибудь несмышленую идиотку?

— Прекрати! — Джослин выпрямился и возвысился над ней. — Я люблю тебя и не понимаю, зачем тебе заниматься всеми этими мировыми делами?

Лайза также вскочила на ноги и повернулась лицом к мужу:

— И это ты считаешь любовью? Это похоже на любовь хозяина к любимой лошади! Если это так, то боюсь, что тебе придется немного изменить свои представления о любви. Мне такая любовь не нужна. Я не желаю быть только средством для твоей самореализации. У нас есть общее, но у каждого из нас есть свое. Я хочу развить в себе это свое, чтобы стать личностью, чтобы быть достойной тебя, а не твоей правой рукой или левой ногой. Кроме того, ты забываешь, что своим делом я приношу пользу бедным и страдающим людям, и ты должен был бы не упрекать меня за это, а гордиться мной!

Джослин покачал головой и застонал:

— Но тебе же не обязательно все это делать?

— Ну да, конечно! Мне нужно только окунуться в эту проклятую жизнь — поездки по Гайд-Парку, утренние беседы, бесконечные покупки в магазинах, балы, обеды, вечеринки, пикники, опять встречи, опять прогулки в Гайд-Парке… — Лайза бросила на мужа такой раздраженный взгляд, что ему стало не по себе. — Что вам нужно, милорд, так это очаровательная кукла с интеллектом поменьше, чем у натренированного пуделя.

Джослин вытянулся, как по стойке смирно и спрятал за спину сжатую в кулак руку.

— Нет, мне не это нужно! Но у нас должна быть определенная ответственность за поддержание репутации рода, и потом — нужно подумать о детях.

Она продолжала спокойно смотреть на него. Джослин почувствовал прилив новой волны гнева из-за того, что она не хочет — именно не хочет! — понимать его.

— Разве ты не испытываешь чисто женского желания завести детей?

Лайза все еще оставалась совершенно спокойной. Возможно, она понимала, что доля правды в его словах есть. И она могла бы согласиться с этой долей, но не со всем, что он сказал, не с тем, как он это сказал, и, главное, не с конечной его целью — оторвать ее от «Пеннантса», от ее дела. Да и стереотип конфликтных отношений с мужем довлел над ней, заставляя постоянно противоречить, вступать в борьбу.

— Я прошу прощения, милорд, но меня ожидает моя корреспонденция.

Джослина будто ударили. Он не верил тому, что только что услышал. Да она просто игнорировала его! Черт возьми, он должен овладеть ее вниманием!

Джослин повернулся к ней спиной и сел в кресло возле камина. Немного успокоившись, он изменил тактику.

— Должен напомнить тебе, что когда мы поженились, я стал владельцем фирмы «Пеннантс» и всей другой твоей собственности. — Он медленно повернулся и посмотрел на ее письменный стол. — Вероятно, тебе следует еще раз перечитать законы.

Лайза подошла к нему.

— А сейчас послушай меня внимательно. Мне наплевать на то, что пишется во всех этих законах. «Пеннантс» — это моя фирма, и я не собираюсь превращаться в пуделя, который предназначен для удовлетворения твоей гордости.

Он резко повернулся, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Я этого не говорил! Господи, дай мне терпенья! Все женщины такие бестолочи! Не удивительно, что твой отец выбросил тебя из дому.

Пораженный глупостью только что сказанных им слов, Джослин даже не успел увернуться, как Лайза отвесила ему громкую пощечину. Боль и смущение заставили его забыть о благих намерениях вести разумный разговор.

Джослин перехватил ее руки, поднял ее и потащил в соседнюю комнату, где и бросил ее на кровать. Она упала на толстые покрывала, и все ее юбки оказались на голове. Затем он схватил одеяло и набросил его на жену, свернув ее в некое подобие трубы. Она что-то кричала из-под одеяла, но он только улыбнулся и вышел из комнаты. Закрыв дверь, Джослин повернул ключ в замке и прокричал ей оттуда:

— Ты останешься там до тех пор, пока мы оба не успокоимся.

Лайза стала стучать кулаками в дверь спальни.

— Ты не выйдешь оттуда до тех пор, — прокричал он ей в ответ, — пока не найдешь в себе силы спокойно выслушать меня без эмоций.

Через некоторое время, когда Джослин отказался разговаривать с ней и тем более выпускать ее из заточения, Лайза прекратила стучать. Он посмотрел на письменный стол рассеянным взглядом, сел за него, взял ручку и написал письмо своим адвокатам, в котором просил их устроить так, чтобы Тоби мог сам подписывать контракты фирмы «Пеннантс», что освободит его жену от излишнего бремени забот.

Затем он открыл ящик стола, чтобы найти чистую бумагу, и наткнулся на письма Тоби. Их содержание еще раз доказало ему, что он был прав, взяв Лайзу в свои руки. Она не только пыталась непосредственно управлять своей фирмой, но, ко всему прочему, продолжала свои попытки разобраться в причинах смерти своего брата и других его соратников.

Джослин прочитал краткое изложение событий, связанных со смертью Уильяма Эдварда, Эйри, Стэплтона и Холлоуэя. Были ли это несчастные случаи, связанные с обычной преступностью? Покачав головой, Джослин свернул все эти бумаги и положил в свой внутренний карман. Он отдаст их своему сыскному агенту и поручит ему разобраться во всем. Что-то здесь, конечно, было не так, но он не знал, что именно.

Возле стола он заметил небольшую книжную полку. Содержание лежавших на ней бумаг, как он и предполагал, было таким же, что и на столе, — Бронте с ее негодованием по поводу безрадостной судьбы женщины, какие-то трактаты небезызвестной Барбары Лей Смит и, что самое невероятное, — работы женского врача Элизабет Блэкуэлл. Положив на место томик Барбары Лей Смит, Джослин спустился по лестнице в свою библиотеку, где вложил всю информацию о предполагаемых убийствах в конверт, написал адреса и вызвал звонком Чоука.

Когда в библиотеке появился дворецкий, Джослин вручил ему конверты, адресованные Тоби и сыскному агенту.

— Чоук, отправь это, пожалуйста.

— Да, милорд.

— И еще вот что… гм… Ее светлость чувствует себя не очень хорошо и хочет, чтобы ее не беспокоили. Она в своей комнате, и, пожалуй, скажи всем слугам, чтобы они не бродили возле ее покоев.

— Да, милорд.

Это было великое достоинство Чоука. За двадцать лет безупречной службы в качестве дворецкого он научился беспрекословно выполнять все указания хозяина. Джослин с удовольствием наблюдал, как дворецкий вышел из библиотеки. Если бы только Лайза была такой же послушной! Но она такой не была, и он не мог подавить в себе легкое чувство беспокойства. Он должен заставить ее понять, что ее работа не должна препятствовать их нормальной жизни. Почему она не может быть более покладистой, как его любовницы, например, или его мать?

Мать. Да, сейчас его мать может быть хорошим примером, которому должна следовать Лайза. Его мать воплощала в себе все лучшие достоинства женщины — скромность, деликатность, сознательную зависимость, уважение к мужу. Но он был уверен, что Лайза никогда не будет относиться к нему так, как его мать относится к его отцу. Поэтому будет ли уместным выставлять свою мать в качестве образца для подражания?

Несмотря на все его ссоры с семьей, мать всегда оставалась верной ему. Правда, она оказалась неспособной выступить против отца. Но с другой стороны, это была не ее вина, что она не встала на его сторону. Она была слишком деликатной и послушной женщиной, чтобы вступить в борьбу против герцога. Однако ее превосходное воспитание и врожденное чувство долга заставят ее взять шефство над Лайзой.

Но прежде ему нужно найти подход к отцу. Он, конечно, сглупил, понадеявшись на то, что его отец посмотрит правде в глаза после стольких лет. Джослин подошел к своему столу и взял перо. Если его отец хочет сохранить наследника и превыше всего желает обрести внука, он должен извиниться перед Лайзой и пойти на уступки.

Джослин весело улыбнулся и начал писать на листе бумаги, украшенном его родовым геральдическим символом. Он заставит своего отца содрогнуться, содрогнуться оттого, что ему придется смириться с присутствием в его доме внучки мясника, и еще больше оттого, что ему нужно будет вывести ее в высший свет. Джослин громко рассмеялся, представив отца, выводящего Лайзу в свет.

Он быстро закончил свое письмо и ускакал на лошади из дому. Разумеется, он болезненно переживал, что оставил дома Лайзу, запертую в спальне. Он навестил Эшера, затем Ника, вместе с которым он вернулся к обеду. Карты и разговоры позволили ему забыть о временной ссоре с женой, и только после полуночи он поднялся к ней, прихватив с собой поднос с горячим чаем.

Отложив в сторону поднос, он легко повернул ключ в дверном замке. В этот момент он услышал слабое всхлипывание. В его горле застрял комок, который он с большим трудом проглотил. Не был ли он слишком жесток по отношению к ней? Она ведь действительно любит его, эта маленькая увлеченная букашка. Теперь он знал это наверняка и очень ценил тот благоговейный взгляд, которым она иногда его одаривала. И все же ему придется заключить с ней своего рода соглашение. Расправив плечи, он закинул руку за спину и вошел в спальню.

В спальне было темно, если не считать тусклого света, который отбрасывали свечи над ее кроватью. Он подошел к куче юбок и нижнего белья, лежавшего на кровати, и увидел, что плечи Лайзы слегка вздрагивают. Он стиснул зубы и прикоснулся к ее руке. Она отдернула руку и повернулась к нему, все еще всхлипывая. Ему стоило немалых усилий сдержать себя; он оказался совершенно не готовым к тому, что она бросится в его объятия и будет плакать у него на груди. Джослин нежно обнял ее и прижал к себе. Затем он прижался лицом к ее волосам и прошептал слова сожаления.

— Я не-на-ви-жу, — произнесла она сквозь слезы, — когда мы ссоримся.

— Ничего страшного, — сказал он и поцеловал ее волосы. — Мы больше никогда не будем ссориться. Мы поговорим об этом позже, моя дорогая, когда ты немного успокоишься.

— Я сожалею, что ударила тебя. Ты ненавидишь меня?

— Нет, любовь моя.

Он погладил ее волосы и улыбнулся. Теперь это была его Лайза — сварливая снаружи и покорная изнутри. Он держал ее в руках, пока она не перестала плакать и не уснула. Естественно, она была утомлена этой ссорой, но теперь он был абсолютно уверен, что она поймет все разумные доводы, так как она узнала пределы его терпения. Теперь она выслушает его, и ему наконец можно будет расстаться со своим страхом потерять ее.

Ночь прошла очень быстро для Джослина. Все это время он держал ее в своих руках, был рядом с ней, и никто из слуг не посмел напомнить ему о том, что следует отправиться в свою комнату и переодеться. Утром он проснулся, когда Лайза еще спала. Не желая беспокоить ее, он пошел в свою комнату. Затем он помылся, переоделся и позавтракал.

Ему очень хотелось навестить Лайзу, но он решил не тревожить ее и дать ей хорошо выспаться. Через некоторое время он заехал за Ником, чтобы вместе отправиться на лошадях вокруг поместья. Ник с удовольствием согласился на эту прогулку, поскольку он совсем недавно купил нового скакуна по кличке Тароубред и страстно желал побыстрее испытать его в деле. Они пронеслись галопом по зеленым лугам и выехали на любимую дорогу Джослина, пролегавшую по лесному массиву. Ближе к полудню они скакали по живописной тропинке мимо старых ветвистых деревьев.

Ник скакал рядом с Джослином и похлопал по шее его скакуна.

— Ты сегодня в хорошем настроении, дружище. Вчера ты выглядел, как Оберон после битвы с Титанией.

— О Господи, неужели ты читал «Сон в летнюю ночь»?

Ник хитро улыбнулся ему, приложил руку к груди и процитировал несколько строк, пока они ехали под густым грабом:

Джослин закрыл рукой ухо, но Ник оттолкнул ее и продолжал декламировать с еще большим усердием:

Джослин закатил вверх глаза:

— Ты уже закончил?

— Что случилось, мой друг? Твоя Титания устроила тебе небольшой разнос?

— О да, мы немного поругались, можно сказать. Но, к счастью, все уже позади.

— Ты принес свои извинения, старина? Это, как я понимаю, единственный способ поладить с женщинами.

— Разумеется, я не счел нужным извиняться. Это она принесла мне свои извинения.

Ник удивленно поднял брови и резко потянул за уздечку. Его лошадь остановилась.

— Лайза? Лайза извинилась перед тобой? За что?

— О, за то, что потеряла над собой контроль и поссорилась со мной. — Джослин невольно улыбнулся и весело посмотрел на друга. — Но все это уже позади. Она сказала, что ненавидит, когда мы ссоримся, и поэтому я думаю, что она согласится, чтобы ее фирмой управлял менеджер, а она не перегружала себя этой мелочной работой. Я был

достаточно тверд, и она поняла, что со мной такие штучки не пройдут.

— Неужели это правда? О ком мы говорим? О Лайзе Эллиот?

— Что ты хочешь этим сказать?

Ник уперся рукой в седло и покачал головой:

— Она что, полностью хочет оставить работу в «Пеннантсе»? Это не похоже на ту Лайзу, которую я знаю.

— Ну, возможно, не полностью, — уточнил Джослин. — Но она изменила свое представление о работе. Она любит меня.

— Откуда тебе известно, что она изменилась?

— Я же сказал тебе. Прошлой ночью, когда я поднялся наверх, к ней в спальню, она бросилась ко мне и сказала, что горько сожалеет о случившемся. Целый день она просидела взаперти, подумала и кое-что поняла…

— Подожди секунду. Дай мне разобраться, старик, — сказал Ник. — Ты хочешь сказать, что запер Лайзу Эллиот в ее комнате, как шкодливую дворняжку? Ты сказал ей, чтобы она забыла свою любимую фирму «Пеннантс», и прочитал ей лекцию о своем умственном превосходстве? И она позволила тебе это сделать? И к тому же попросила прощения за свою назойливость?

Джослин нахмурился и пришпорил копя.

— Ну, так, как ты это излагаешь, это звучит совершенно не правдоподобно. При таком подходе она никогда бы не уступила мне.

— Черт возьми, приятель! Здесь что-то не так.

— Да, похоже, — согласился Джослин. — Раньше она никогда не уступала мне так легко.

— Знаешь что? — спросил Ник, наблюдая за мелькавшими мимо них фиалками. — На твоем месте я бы был весьма обеспокоен этим обстоятельством.

— Да, ты прав. Я уже начинаю беспокоиться.

Они молча уставились на фиалки.

— Ник.

— Да, дорогой Оберон.

— Я думаю, что мне нужно ехать домой.

— Неплохая мысль.

Джослин резко повернул лошадь и галопом поскакал к дому. Ник последовал за ним. Подъехав к дому, Джослин слетел с лошади, даже не дождавшись, пока она остановится. Он бросил уздечку Нику и помчался в дом. На лестнице он столкнулся с Лавдэем. Слуга вежливо вручил ему конверт.

— Милорд, я только что обнаружил это под вашими шелковыми галстуками. — Лавдэй был слегка взволнован, а это значило, что произошло нечто из ряда вон выходящее.

Ник большими прыжками подбежал к другу и стал рядом с ним. Джослин разорвал конверт, извлек оттуда записку и стал читать:

Джослин смял записку в кулаке и уставился на Ника, не замечая его на самом деле. Ник взял у него записку, прочитал ее и присвистнул:

— Ну вот, теперь я вижу, что это Лайза.

— Черт меня побери! — воскликнул Джослин в сердцах.

— Где она?

— Ушла. Не пытайся ее найти, — Джослин посмотрел на записку. — Она уже однажды убежала от меня. У нее это здорово получается.

— Что ты теперь собираешься делать?

Джослин изобразил на лице что-то вроде улыбки:

— Конечно же, искать ее.

— Как?

— Я не знаю, Ник. Понимаешь, старик, на этот раз она будет более осторожной, чем прежде.