Наконец они улеглись и уже готовы были уснуть — Сэм и Бейб в большой кровати, а Хани на кушетке, на знакомых полосатых простынях и под тем же темно-розовым одеялом, которое всегда было ее, когда она оставалась здесь ночевать. Однако свет они не выключили, а ждали, что это сделает Нора, когда придет к ним пожелать спокойной ночи, — тоже часть ночного ритуала, который всегда соблюдался в этом доме.

Нора должна убедиться, что, по крайней мере, хоть одно окно в спальне открыто, что комната полна вечернего воздуха.

— Мои дорогие, именно свежий воздух и дарит розы вашим щечкам, — говорила она, поправляя им одеяла и целуя Хани и Бейб, но никогда — Сэм, хотя та всегда устраивала целый спектакль, как бы прячась от нее. Но даже это движение Сэм, когда она отшатывалась от Норы, поправляющей ей одеяло, стало одним из моментов обязательного ритуала отхода ко сну, хотя Хани всегда казалось, что Сэм не совсем искренна. Неважно, какие чувства она испытывала по отношению к Норе, но не может быть, чтобы она не тосковала по материнской ласке, особенно по вечерам, когда ложилась спать, так же как тосковали по ней и она, и Бейб.

Затем Нора гасила свет и произносила волшебные слова: «Сладких вам грез…» Хани всегда верила, что эти слова приносят счастье и что это не просто пожелание, но торжественное обещание.

Иногда, когда у нее было более игривое настроение, Нора говорила: «Пусть будет ночка неплоха, пусть не укусит вас блоха». И они с Бейб всегда смеялись над детской прибауткой и хором отвечали, что не позволят ни одной блохе на себя напасть. Но Сэм всегда молчала, иногда лишь что-то бормотала про себя или же читала стишки про Нору, которые она сама сочинила:

Если кто нас и кусает, —

Это Нора — морда злая,

Ведьма, грязная свинья.

Если с ней поссорюсь я,

То куснет меня она.

Боже, в чем моя вина?

Но сегодня, даже если Нора и произнесет свою шутку насчет блох, Хани сомневалась, что Сэм прочитает свой стишок. Ситуация была неподходящей для этого. И сегодня, хотя они все трое опять ночевали в Грантвуде, им уже было по тридцать с хвостиком, все они уже были взрослыми и не очень-то счастливы в жизни, и если им надо будет перечислить, что именно может помешать им спокойно спать, то уж блохи наверняка займут в этом списке последнюю строчку.

— Ну что, мои цыплятки, уже готовы бай-бай? — В комнату быстро, как будто опаздывая на важную встречу, влетела Нора в темно-оранжевом пеньюаре из тафты, который шуршал при малейшем движении.

— Все твои цыплятки готовы и ждут, когда мамочка клюнет их в щечку на ночь, — защебетала Сэм. — И какая ты холесенькая! А можно посмотлеть, что у тебя там, под этим класивым-плекласивым платицем?

Нора без лишних слов распахнула пеньюар, и они увидели красивую ночную сорочку из атласа, всю в кружевах.

— Ой какая холёсенькая! Правда, цыпляточки?

Хани и Бейб дружно согласились, но Сэм, как всегда, этого было мало.

— Но не может быть, чтобы вся эта красота, эта роскошь, эти дразнящие сисечки, просвечивающие сквозь кружево, были только ради нас, цыпляточек. Может быть, мама-курочка кого-нибудь ждет? Может быть, имеется новый кандидат на место супруга Норы Грант, томящийся в ее постели, пока мы здесь щебечем?

— Увы, нет, — с преувеличенным отчаянием ответила Нора. — Вся эта роскошь, как ты мило заметила, Сэм, лишь на всякий пожарный случай. Вдруг мне ночью станет плохо и придется отправляться в больницу? — И когда Сэм насмешливо-вопросительно посмотрела на нее, добавила: — Ах, если бы вы знали, каких красавцев мужчин я встречаю, к сожалению, только во сне.

Затем, смеясь собственной глупой болтовне, Нора выполнила весь традиционный ритуал — проверила окна, не забыв напомнить о розочках на щеках. И Хани подумала, что воздух, который проникает в комнату, уже не такой свежий, как двадцать лет назад, когда Нора впервые произнесла свою знаменитую фразу.

Затем Нора подошла к кроватям, поправляя одеяла, поглаживая и расправляя их, наклонилась, чтобы поцеловать Бейб в лоб, затем Хани, и, как всегда, пропуская Сэм. Но в этот раз Сэм нарушила традицию:

— Что? — возмутилась она. — А поцелуй на ночь маленькой Сэмми?

— Ну, для тебя, Сэм, у меня есть кое-что получше.

— Правда? — спросила Сэм и уселась на кровати. Она почувствовала, что Нора ведет себя сегодня довольно необычно. Но все же была не готова к тому, что последовало.

— Да, это касается студии, — протянула Нора.

Теперь и Хани поднялась, даже Бейб на некоторое время, позабыв о своей собственной проблеме, стала внимательно наблюдать за происходящим, приподнявшись на локте, в то время как Сэм и Хани незаметно обменялись быстрыми взглядами. Они этого так ждали! Как при разводе, подумала Хани, это является последним шагом. Решение о разделе имущества…

— Ну и?.. — Сэм не могла поверить, что этот момент действительно настал, что Нора наконец-то решилась отдать ей то, что ей принадлежит по праву. — Да? — повторила она.

— Так вот, Сэм, как ты и сама, наверное, чувствовала, в последнее время я много думала об этой студии. Но я не была уверена, что хочу, чтобы…

— О, Бога ради, Нора, — голос Сэм звенел от напряжения, — вы когда-нибудь дойдете до сути?

— Потерпи, дорогая, и выслушай меня до конца. Ты так давно ждала, пока я приму решение, что можешь потерпеть еще несколько минут, — заметила Нора безо всякого раздражения в голосе. — Как я уже сказала, я медлила с принятием решения. Я анализировала все возможные последствия, поскольку это решение касается не только меня. Мне надо было подумать и о сыне…

— Хьюби! — Сэм была поражена. Она настолько привыкла рассматривать студию как яблоко раздора между собой и Норой, что ей и в голову не приходило, что Хьюби может иметь к этому хоть какое-то отношение.

— И затем, конечно, я думала о тебе, Сэм, и о твоем убеждении, что производство фильмов, знание всего этого процесса, у тебя в крови, так же как это было в крови твоего отца.

Терпение Сэм было на пределе, казалось, она сейчас взорвется. Ей никогда в жизни не хотелось придушить Нору больше, чем в эту минуту. Она чуть было не выпалила, что, говоря о последствиях, надо было принять во внимание и ее долю наследства, которую она могла получать только по доверенности, но заставила себя промолчать. Нора сегодня казалась особенно милой и любезной, Сэм и не помнила, чтобы она еще когда-нибудь улыбалась так ласково. Все выглядело очень обнадеживающе… даже очень. Зачем же вносить неприятную нотку в этот разговор?

Сэм опять взглянула на Хани для поддержки, и Хани ободряюще кивнула ей, как бы говоря: «победа близка!» Сэм показалось, что победа уже здесь, в этой комнате, ее аромат витает в воздухе и перебивает запах жасмина, проникающий из ночного сада.

— И пока я обдумывала различные варианты и не могла решить, что же мне все-таки делать, случилось нечто необыкновенное! Совершенно неожиданно я получила одно предложение, которого никак не ожидала!

Хани почувствовала, как сильно забилось ее сердце. Значит, те слухи, которые до нее доходили, были правдой!

— Какое предложение? — потребовала ответа Сэм, чувствуя, как ее бьет внутренняя дрожь.

— Боюсь, что это останется моей маленькой тайной.

— Но вы им сказали, что им сделать со своим предложением? — Голос Сэм звучал хрипло. — Что они могут засунуть его в…

— Но, дорогая моя, конечно же, я этого не сделала! Это прекрасное предложение и… Ну, короче говоря, я уже подключила к этому делу своих адвокатов.

— Но как вы могли? Это же моя студия… это все, о чем я мечтала. Это моя сладкая греза, — прошептала Сэм, и в голосе ее прозвучало такое отчаяние, что у Хани заныло сердце от жалости.

Улыбка так же быстро сошла с лица Норы, как и изменился ее тон.

— Твоя сладкая греза! — фыркнула она. — Ты прекрасно знаешь, что грезы осуществляются лишь нами самими, Сэм, и они такие же сладкие, как и наше воображение. Я полагаю, твое воображение подвело тебя. Оно позволило тебе уйти в сторону от действительности, а это всегда неразумно. Все, что ты делала, это ныла, жаловалась и требовала. — В голосе Норы появились гневные нотки по мере того, как усиливалась резкость тона. — И почему это ты решила, что, когда мне придется выбирать между тем, чтобы просто отдать тебе студию или получить за нее кучу денег, я выберу тебя? Потому что ты достойна благотворительности, а я филантроп? Или потому, что ты такая добрая и ласковая падчерица? Это тоже твоя греза? Или это еще одно доказательство твоей невероятной самоуверенности?

Затем ее голос зазвучал скорее твердо, чем гневно:

— Разве ты не знаешь, Сэм, что таких вещей, как сладкие грезы, не существуют на свете? Есть лишь действительность. Так же, как и в браке. Мы все грезим о том, как это все будет, — этакая сладкая конфетка из сказки. Затем начинается жизнь, и все сводится к тому, как мы справляемся с этой жизнью, что совершенно не соответствует тому, о чем мы грезили. — Она внимательно посмотрела на Бейб. — Разве не так, Бейб?

Не ожидая, что ее втянут в разговор, Бейб только охнула, но Нора продолжала:

— Но в обоих случаях — в грезах и в реальной жизни — всегда имеется последняя черта, и иногда эта черта — всего лишь сумма, как это бывает при разводе. Ты согласна со мной, Хани?

Хани посмотрела на Нору. Она была поражена тем, что Нора фактически продает студию Сэм. В глубине души она никогда не могла поверить, что Нора способна на это, она была сбита с толку. Как это они от продажи «Грантвуд студии» перешли к браку Бейб, а затем и к ее собственному разводу?

В комнате раздавались приглушенные всхлипывания Бейб, но вдруг прозвучал яростный вопль Сэм:

— Твоей последней чертой, может быть, и является сумма, но я думаю, здесь есть и другая последняя черта. Это то, что многомужняя Нора на самом деле — гораздо более жадная шлюха, чем я всегда думала. И мне бы еще хотелось задать пару вопросов: насколько жадна эта жадная шлюха и где, черт бы тебя побрал, мои деньги, которые доверил тебе мой отец?

Нора лишь рассмеялась:

— Продолжай грезить, Сэм. Может быть, скоро вы все трое проснетесь и найдете правильные ответы на свои вопросы.

— Иди отсюда, и чтобы черти тебя затрахали!

— Фу, как грубо, — пожурила ее Нора. — Уж чему-чему, а хорошим манерам я тебя учила. Кроме того, я получаю гораздо больше удовлетворения, как физического, так и материального, когда это со мной проделывает очередной муж. — С этими словами она обошла комнату, выключая свет. Когда в комнате стало совсем темно и ее освещал лишь свет луны из окна, Нора подошла к двери, и Хани затаила дыхание. Неужели она осмелится сейчас пожелать им «сладких грез»?

Но Нора этого не сделала. Однако она не могла и просто так отказаться от обычного ритуала, она не могла уйти, не сказав ничего, и поэтому она вспомнила старую прибаутку: «Пусть будет ночка неплоха, пусть не укусит вас блоха».

— Это ты и есть настоящая кровопийца, и ты уже укусила, — произнесла Сэм усталым голосом, в котором уже не слышалось ни злобы, ни возмущения. У нее не осталось уже ни того ни другого.

Затем послышался звук закрываемой двери, и наступила тяжелая тишина, нарушаемая лишь тихими, как мяуканье котенка, всхлипываниями Бейб, а Хани мысленно все возвращалась к тому, что только что сказала Нора: не бывает сладких грез — ни желаний, ни очарования удачи, ни обещаний.

Она чувствовала себя чудовищно обманутой. Она так верила в Норины прекрасные грезы. Да, действительность показала, что счастье и радость, которые им так рано наобещала жизнь, ускользнули от них. Может быть, это произошло из-за того, что сама Нора не верила в них? Но что мы сделали такого ужасного, что жизнь обернулась для нас такой жестокой? Могут ли они еще ожидать, чтобы жизнь отдала им то, что пообещала в юности, или они в свои тридцать лет уже исчерпали отпущенное им?

Закрыв за собой дверь, Нора прислонилась к ней в полном изнеможении. Хотя она и не ожидала, что этот день будет легким, она не предполагала, что Бейб подбросит ей еще одну задачу, которую будет необходимо решать. Но, к счастью или несчастью, бомба была сброшена, и ей оставалось только наблюдать за последствиями, начать разбирать руины, а затем, возможно, приступить к восстановлению.

Ну что ж, еще никто не говорил, что война — это не ад. Она надеялась, что сказала то, что нужно и приняла правильное решение. Она почувствовала, как ей холодно и одиноко, и пошла к телефону, чтобы позвонить единственному на свете человеку, который, она знала, успокоит и поддержит ее.