Хани знала, что сегодня огни будут гореть ярче, а телекамеры будут вращаться быстрее, чем за всю ее предыдущую карьеру актрисы. Даже если по решению судьи ей предстоит покинуть зал заседаний без единого гроша, даже если разразится землетрясение силой в десять баллов по шкале Рихтера, даже если солнце навсегда исчезнет с небосвода — Хани Розен обязана предстать перед своей публикой во всем блеске своего очарования.

Повернувшись кругом несколько раз, она оценивающе осмотрела свое отражение в зеркальной стене туалетной комнаты: лицо, волосы, костюм от Зандры Родес, скромный, но элегантный, юбка на два дюйма выше колен. Изучив тебя с головы до ног, она села к туалетному столику и принялась рассматривать более пристально свой макияж — количество отливающих золотистым блеском теней на веках казалось ей то слишком большим, то слишком малым. Но ей никак не удавалось принять решение даже по такому пустяковому вопросу. Пока она пыталась сосредоточиться на том, не следует ли еще раз нанести тушь на ресницы, голова ее была забита другими проблемами: рейтинг, повторный показ, чистая прибыль после уплаты налогов, годовой доход — так продолжалось все пятнадцать лет. Интересно, думал ли об этом Джошуа сегодня утром?

Она взяла со стола фотографию в серебристой рамке— это была их свадебная фотография. Такая же была напечатана на обложке «Пипл». Джошуа был одет в неброский, но безукоризненный серый костюм от Армани: лицо его расплылось в самодовольной улыбке. Ее украшало свадебное платье от Сен-Лорана, и та улыбка, которая всегда служила ей торговой маркой. Платье было традиционное — из белого сатина, расшитое кружевами и жемчугом, с четырнадцатифутовым шлейфом; но спереди оно было нетрадиционно коротким и открывало ноги на четыре дюйма выше колен. На этой детали настоял Джошуа — он не мог упустить возможность запечатлеть на фотографии для прессы великолепные ноги его звезды. Еще были слезы радости в топазовых глазах, но фотокамера их не увековечила.

Действие показано наплывом до последнего кадра, в котором расторгается блестящий брак, ибо блестящий брак ничего общего не имеет с пылкой страстью и любовью до гроба, — блестящий брак — это умение блестяще развестись — по-голливудски.

Сэм уселась за туалетный столик, как была — в джинсах и белом пуловере; она причесалась и стала наносить макияж на свое чисто умытое лицо, пытаясь запудрить темные круги под глазами. Но пристально вглядываясь в свое зеркальное отражение, она жалела лишь о том, что не может найти в нем ответа на свой вопрос.

«Ради своего же собственного блага и блага Хани ты обязана это понять, Сэм», — сказала Нора. Черт бы тебя побрал, Нора, теперь я и сама стала сомневаться!»

Но сомневаться она стала не теперь. Еще накануне вечером, когда Хани только рассказала ей о своей идее, как распорядиться выигранными по суду деньгами, она задалась вопросом: а сможет ли она и в самом деле руководить студией? Она даже с Хани поделилась своими сомнениями — больше всего ей не хотелось оказаться просто мыльным пузырем. О Боже, сколько раз она получала скромные должности в киноиндустрии — задержись она хоть на одной из них дольше, чем на пару месяцев, может, теперь она лучше разбиралась бы в этом деле, была бы более уверена в своих возможностях.

А Хани, была ли она уверена, что ей действительно этого хочется? Не будет ли она всю оставшуюся жизнь сожалеть о принятом решении? И как она сама сможет все это выдержать, зная, что причинила Хани столько страданий? О черт, будь проклят этот глупый внутренний голос, подсказывающий ей, что права Нора, что малышка Хани и впрямь не создана для разводов и судебных процессов — эта ноша для нее непосильна.

Бейб позвала ее из своей спальни. Сэм встала и отправилась к ней. Видок у Бейб был жуткий — круги под глазами были еще темнее, чем у самой Сэм.

— Как ты себя чувствуешь, Бейб?

— Спасибо, ужасно. Который час?

— Почти десять.

— Звонил кто-нибудь? Ну, знаешь, проверить, дома ли я?

— Нет, еще нет, Бейб.

— Думаешь, мне уже пора вставать?

— Не знаю. Ты сама-то хочешь?

— Не уверена.

— Тогда пойду спрошу у Норы, не пора ли тебе вставать. Но сначала приму таблетку аспирина. Дать тебе одну?

— О Сэм, я даже не знаю.

— Миссис Принс, приехал мистер Рудман. Он просил передать вам, что отправляться надо прямо сейчас, что пробки на дорогах…

— Спасибо, Глэдис, — сказала Хани, вдевая в ухо жемчужную серьгу. — Передайте, пожалуйста, мистеру Рудману, что я уже иду.

Она посмотрела на свою левую руку — ее средний палец был украшен кольцом с грушевидным бриллиантом. Она резко сорвала его с руки, словно оно обожгло ей кожу, и швырнула в раскрытую коробку для украшений. От обручального кольца она отказалась еще несколько месяцев назад, а это все еще продолжала носить. Но сегодня она рассталась с ним навсегда. Кроме того, Бейб, разбиравшаяся в таких вещах, еще несколько месяцев назад объяснила ей, что грушевидные солитеры от Тиффани вышли из моды, а в моде теперь обрамленные изумрудами солитеры от Картье. Как может современная женщина носить то, что устарело?

«Современная — женщина — это именно то, что я из себя представляю, не так ли?»

Она принялась раздумывать, стоит ли ей выбрать другое кольцо из того, что Джошуа называл «коллекцией». Под этим он подразумевал набор драгоценностей, достойной которых могла быть только принцесса. Так же, как и Краун Хауз был единственным местом, достойным, чтобы в нем жила такая принцесса, как она.

Вдруг у нее мелькнула мысль, а не надеть ли сразу три кольца на одну руку — вполне в духе моды. Но был ли случай подходящим — в этом она сомневалась. Решения по всем вопросам, пусть даже самым пустяковым, всегда принимал за нее Джошуа. Что и говорить, решение о разводе было единственным, которое она приняла сама с того дня, как они познакомились. Он делал за нее заказы в ресторане, никогда не интересуясь ее собственным мнением, не принимая в расчет, что ей может хотеться чего-то совершенно другого.

«Икра? Она слишком соленая. Ты потом будешь пить, и у тебя появятся мешки под глазами».

«Жареный картофель? Совершенно очевидно, что об этом даже речи быть не может».

«Шоколадный мусс? Ты же знаешь, Хани, что от шоколада толстеют — в нем полно сахара. И потом, сегодня не твой день рождения».

Гамбургер был слишком жирным, а ее самое любимое блюдо — филе в белом вине и масляном соусе — слишком калорийным. «Ты не забыла, что ты блистательная Хани Розен, а не толстая тетка из цирка?»

Теперь что касается детей! Ни в этом, ни в следующем году их в персональном меню Хани Розен, конечно, предусмотрено не было. Может быть, когда-нибудь потом, через несколько лет…

В конце концов, она решила идти вообще без всяких колец, украсив свои пальцы лишь французским маникюром а-ля Джессика. Этот стиль и это имя были в Голливуде последним писком. И кроме того, голые пальцы с издевкой улыбающейся Хани будут восприняты как самостоятельное заявление, если, конечно, кто-нибудь обратит на них внимание. Нет колец — нет привязанностей. Время независимости и соответствующий маникюр.

Но вдруг, неожиданно для самой себя, она взяла усыпанный бриллиантами браслет и надела его на запястье. Этот браслет она купила сама за несколько месяцев до того, как они с Джошуа расстались. Начиная со дня их свадьбы это было единственное украшение, которое она купила сама. Тогда ей казалось, что она делает это против своей собственной воли. Она брела по улице Родео мимо магазина «Ван Клиф и Арпель». Под воздействием какой-то невидимой силы она вошла в магазин и попросила показать ей всю коллекцию браслетов, выполненных в виде «напульсников» — по мнению Джошуа, это был стиль для простушек. Такой браслет никак не мог подойти для ее королевского запястья. Сделав за несколько минут выбор, она оплатила покупку своей едва начатой кредитной карточкой, вместо того чтобы, как всегда, подписать счет, который потом будет отправлен коммерческому директору Джошуа, — уже это было отклонением от заведенных правил.

Ей вспомнилось где-то прочитанное индуистское изречение: «Мужчина, покупающий бриллиант, обретает кусочек вечности, но женщина, украшенная бриллиантом, озаряет себя рассветными лучами, светившими в день сотворения мира». Довольно заумно, решила она. Интересно, кто это придумал — мудрый индус или ювелир с улицы Родес?

Она понимала, что в тот момент ей просто хотелось вновь ощутить себя Хани Розен, и покупка ничего общего не имела с самим браслетом. Это было неудивительно, так же как и то, что ее теперешние раздумья по поводу раздела имущества и капиталов, сопутствующие закату и крушению блестящего брака, и шумный бракоразводный процесс ничего общего не имели с деньгами — речь шла о разрушении жизни Джошуа.

Так что же ей теперь делать? Она уже дала Сэм слово, а разводиться со своей подругой Сэм она не собиралась…

— Ты собираешься вставать, Бейб? — спросила Нора, садясь на край кровати.

— Знаешь, я себя отвратительно чувствую. — Она еще плотнее закуталась в плед. — Они ведь не звонили?

— Нет, — сказала Нора, и Бейб облегченно вздохнула, прежде чем она успела продолжить: — Я сама им позвонила.

— О нет! Ну зачем? — Бейб чуть не разревелась. — Ты говорила, что не будешь… Ты же обещала.

— Я обещала не звонить вчера вечером, сказала, что утро вечера мудренее.

— Но зачем ты вообще во все это вмешалась?

— А затем, что ни сделай я этого, Грег или твоя мать позвонят в полицию. Так себя ведут дети — убегают из дома, чтобы привлечь всеобщее внимание. Все очень расстраиваются: когда беглеца ловят, говорят ему «бедняжка» и прощают, вместо того чтобы наказать за непослушание. Но ты ведь не непослушный ребенок. Ты взрослая женщина. А если и согрешила, то только против самой себя. У тебя возникли проблемы, для решения которых требуется мужество, — иначе придется убегать снова и снова.

— Но мне страшно с ними встречаться, — проскулила Бейб. — Когда они приезжают?

— Часа через два. Так что тебе пора вставать и одеваться.

— Но разве я не могу поговорить с ними, лежа в постели?

— Ты хочешь прятаться от них под одеялом, как испуганный ребенок? Психологически это поставит тебя в невыгодное положение. Тебе следует одеться и спуститься вниз. Покажи им, что ты сильная и можешь постоять за себя.

Бейб снова всхлипнула:

— Но ты хоть побудешь со мной, Нора? Пожалуйста! — взмолилась она.

— Нет, я не могу, Бейб. Это ты должна сделать для себя сама. Иначе твои родители решат, что без меня ты можешь стать беззащитной и вновь превратишься в ребенка.

— Они станут говорить, что и всегда: если я подам на развод с Грегом, они будут на его стороне, и заявят, что я ненормальная, запутавшаяся девчонка, которая…

— На этот раз не станут. Они просто уедут. И заставят Грега уехать. Хоть я и не собираюсь принимать в этом участие сама, кое-какое оружие я тебе все-таки дам. И уверяю тебя, оно решит исход сражения в твою пользу.

Бейб широко раскрыла глаза:

— Какое оружие?

— Краткое жизнеописание твоей матери и немного информации о твоем настоящем отце. Поверь, этого окажется более чем достаточно, чтобы поставить их на место.

Бывают случаи, когда секреты других людей хранишь, как свои собственные. Но иногда эти самые люди делают подобное невозможным. И тогда, как говорит Тедди, только правда может расставить все по своим местам и принести свободу.