38
Девочки сошли со школьного автобуса на углу Родео-драйв и Чарливилль.
— Наш дом в конце квартала, — показала Хани, — вот этот розовый, средиземноморского дизайна с этими австралийскими папоротниками и бугенвиллией перед домом.
— О, как красиво, — радостно восклицала Сэм.
— Мне кажется, что Тедди выбрал его, потому что он так напоминал ему дом в Сен-Тропезе, где когда-то он жил с моей матерью, когда они только поженились.
— Когда ты мне сказала, что живешь в Беверли-Хиллз, я понятия не имела, что ты говорила о южной части БХ, — заметила Бейб, пока Хани рылась в сумке, чтобы достать ключи.
— Я не думала, что мне следовало все так подробно объяснять, — пробормотала Хани, краснея.
— Конечно, это совсем не обязательно. Просто когда ты сказала — Родео, я естесс-но подумала, что это северное Родео. Я ни на что не намекаю хотя бы потому, что северная часть считается лучшей по сравнению с южной. Боже, я не хотела сказать лучшей. Я имела в…
— Ты имела в виду, более дорогая, — слабо улыбнулась Хани, она продолжала шарить в поисках кошелька с ключами в своей большой кожаной сумке. Но поиски пока не увенчались успехом.
— Я не это хотела сказать. Я знаю, что некоторые люди считают, что дома в южной части не так популярны, но…
— Ты увязаешь все глубже и глубже. Тебе лучше замолчать, иначе ты совсем застрянешь, — фыркнула Сэм. — Кроме того, мы и так все поняли. Ты не можешь быть нечем иным, кроме как снобом, — дразнила она Бейб. — Ты же дочь своей матери, как говорят… «Яблоко от яблоньки…»
— Ты еще не видела мою мать, хоть она и сноб, но это совсем не значит, что я тоже сноб. У нас также нет миллиона акров земли в старом Бель-Эйр, как у аристократов Грантов.
— Я бы не назвала Нору аристократкой. Но я действительно аристократка и не позволяю себе делать снобистские замечания.
— Нет никого высокомернее тебя. Я же никому не рассказываю, как ты, что твоя мать — аристократка из Пасадены. Кроме того, Кэтрин говорит, что Пасадена уже в прошлом, она пережила свою общественную значимость!
— Вот так выражение! «Общественная значимость!» И кто такая твоя мать, что она может судить, что имеет общественную значимость в Калифорнии, а что нет?! Она даже не родилась в Калифорнии, как моя аристократка-мать и я. И моя бабушка. Я калифорнийка уже в четвертом поколении. И что это за белиберда насчет тех самых Ли из старой Вирджинии? Если я правильно помню американскую историю или хотя бы мое самое любимое кино — «Унесенные ветром», генерал Ли и ваш дорогой Юг потерпели поражение в войне. Вот это и можно назвать прошлым.
— Почему бы вам не прекратить? — умоляла их Хани. — Вы сцепились, как две дикие кошки, а предполагается, что мы друзья. Помните об этом? — Она так и не нашла ключей и перестала их искать. Потом наклонила каменную вазу с розовыми геранями и пошарила ключ, который они прятали там именно для таких экстраординарных ситуаций.
— Я прекрасно знаю цену вашим подобным разговорам. Бейб, я совсем на тебя не обиделась. Сэм, перестань ее дразнить. Ты очень вредная.
Когда она наконец с радостным криком выудила ключ и широко открыла дверь, она протянула:
— Добро пожаловать, в скромную хижину Розенов, но помните, мои друзья, что она не такая уж скромная. Хотя она и расположена в менее модных южных кварталах, у нее есть две ванны и еще три четверти ванны с импортным мраморным биде в спальне хозяев. И она расположена только в полутора кварталах к югу от Уилшира, может, это и не так уж модно, но и не так уж плохо.
Она быстро чмокнула съежившуюся Бейб в щеку. Они вошли в холл, где стоял только длинный и узкий испанский стол, а на нем синяя фарфоровая ваза с садовыми цветами. В темном холле было прохладно и тихо. На полу лежала груда почты.
Хани наклонилась и стала собирать ее, воскликнув:
— Почтальон приносит почту в полдень, но к этому времени Тедди творит у себя наверху. Он не реагирует на то, что происходит в доме, и, конечно, не собирает почту, которую почтальон всовывает в отверстие двери. Такими бывают настоящие писатели, когда они полностью отдаются своей работе, — они не замечают никого и ничего, — с любовью заметила Хани, внимательно просматривая прибывшую почту.
— Что ты там хочешь найти? — с любопытством спросила Сэм.
— Ты от нас что-то скрываешь. У тебя есть тайный любовник и ты ждешь письма от него? Приятель во Вьетнаме?
— Если тебя это так интересует, то я смотрю, нет ли там чеков. Их нет.
— Чеки? — удивилась Бейб. — Кто может посылать тебе чеки? Твоя мать?
— Нет, отнюдь. Хотя однажды я получила банкноту в сто франков от нее, она лежала между двумя листками ее фирменной бумаги. Там не было написано ни одного слова, но эти листки были надушены духами «Арпеж». Она иногда присылает мне открытки из Биаррица, с какого-нибудь греческого острова или еще откуда-нибудь. Иногда бывает поздравление с днем моего рождения и обязательно подарок. Я всегда получаю подарок на Рождество. Мне кажется, что ей трудно забыть Рождество… — У нее задрожал голос, и Бейб и Сэм молча ждали, когда она придет в себя.
— Подарок обычно очень дорогой, как, например, громадная бутыль дорогих духов, которые испортятся прежде, чем я их успею использовать. Мне кажется, что так было, когда мне исполнилось восемь лет. Однажды она прислала мне розовое атласное неглиже, отделанное перьями марабу, наверное, чтобы я надела его на прием в Голливуде. Когда мне было двенадцать лет, прибыл розовый бархатный слон, ростом примерно с меня. Мне кажется, что она с каждым годом все больше забывает, сколько же мне лет! — Хани пожала плечами и попыталась улыбнуться. — Я не удивлюсь, если в этом году она пришлет мне палочку для инвалидов или же кресло-каталку!
— Или это, или же бикини, но без верха, — подсказала Бейб, она старалась развеселить Хани, ей было так ее жаль!
— Будем надеяться, что это будет бикини, — бодро подстроилась Сэм.
— Нам они пригодятся, когда мы будем штурмовать стену особняка «Плейбоя». Если у нас под школьной формой будет надет купальник без верха, как только мы окажемся там, мы сможем быстро снять форму и будем готовы ко всему. Мне кажется, что мы даже сможем посидеть у бассейна, и никто не догадается, что мы там лишние.
— Нет никаких чеков, — Хани положила почту на стол, она была разочарована.
— Вы знаете, ведь писатели не получают деньги каждую неделю и они всегда бегут проверить почту — вдруг там окажется какой-нибудь нежданный чек. Деньги за переиздание старой книги, авторский гонорар или же аванс за новую книгу, — объяснив все это, Хани не сказала, почему ее отец никогда не просматривает почту, оставляя это своей дочери, которая ежедневно разбирает ее, придя домой после школы.
— Вы проходите в гостиную, а я посмотрю, продолжает ли работать Тедди. Если он работает, я оставлю его в покое, и вы с ним познакомитесь позже.
Она привела их в большую комнату без занавесок, она вся купалась в солнечном свете, там была стеклянная дверь, выходящая во внутренний дворик, и крохотный прекрасный сад. Хотя комната с ее белыми стенами была очень строгой, в ней было уютно, теплоту ей придавали глазурованные терракотовые плитки пола, ставшие от времени розовыми.
На мебели были надеты белые чехлы. С высокого потолка свисали полотна импрессионистов. Вокруг всей комнаты шли полки с книгами, книги лежали на столиках в аккуратных стопках, их яркие обложки еще больше оживляли комнату.
— Как прекрасно! — восхитилась Бейб.
— Ты права, — согласилась с ней Сэм, — хотя так странно, когда из темной комнаты приходишь сюда.
— Я понимаю, — заметила Хани. — Мой отец хотел именно этого. Он сказал, что такие комнаты есть в Средиземноморье. Когда входишь с улицы, где царит страшная жара и слепит солнце, необходимо побыть в темной и прохладной комнате, чтобы успокоиться и возродить свой дух. Потом переходишь в другую комнату, полную света, чтобы отогреть душу. Так говорит Тедди, — сказала Хани с гордостью. — Но вы сами все увидите, я сейчас вернусь.
Она тихонько постучала в закрытую дверь, ей никто не ответил, тогда она открыла дверь и на цыпочках вошла в комнату. Тедди спал на кушетке. Его длинные волосы были растрепаны, несколько прядей упали на лоб. Рядом на полу стояла наполовину пустая бутылка виски.
Ее глаза метнулись к старенькой машинке «смит-корона», стоявшей на столе, рядом валялось несколько листов скомканной бумаги. В машинку был заложен свежий лист, но даже от двери она видела, что там было напечатано только одно слово. Хани видела фотографию, высовывавшуюся из-под смятых листьев бумаги. Ей не нужно было подходить ближе, чтобы узнать это фото.
Снимок был сделан на фоне моря. На переднем плане — улыбающийся молодой мужчина в белых купальных трусах с белокурой смеющейся девочкой на руках. Очень красивая женщина в темных очках — густая масса ее волос развевалась на ветру — сидела на песке и смотрела па них. Ее фигура выглядела роскошно даже в простой полосатой майке. За очками невозможно было разглядеть выражения ее лица, видны были лишь надутые губы. На обороте фотографии было написано: Малибу, 1957 год.
Хотя Хани рассматривала эту фотографию раз сто, каждый раз, глядя на нее, она пыталась понять, о чем же думала Мими, наверное, даже тогда она мечтала освободиться от тех двоих людей с фотографии.
Хани тихонько подошла к кушетке и прикрыла отца мохеровым покрывалом. Она подняла бутылку, поставила ее на стол, старательно отводя глаза от разбросанных бумаг и фотографии. Потом она спустилась вниз и сказала Бейб и Сэм, что Тедди сильно увлечен сценарием, над которым работает и который обещал сдать через два дня — самый крайний срок. Если он много сделает до обеда, он к ним присоединится, так как очень хочет познакомиться с ее новыми друзьями.
Девочки пошли на кухню и сели у желтого с белым стола. Хани предложила им «коку», блюдо с чипсами и быстро приготовила салат из авокадо.
— У нас в саду растет авокадо, и мы едим его плоды.
— О, как вкусно, но я не знала, что ты умеешь готовить, — заметила Сэм с полным ртом.
— Салат приготовить очень легко, а готовить я умею, В основном, правда, этим занимается Тедди. Мне кажется, что он привык делать это еще с тех пор, когда я была совсем маленькой и он заботился обо мне. Ну, вы понимаете, когда они разошлись с моей матерью…
— Разве у него нет экономки?
— Наверное, была раньше.
— И у вас сейчас нет совсем никакой прислуги? — Бейб была в шоке. Она оглядела всю кухню — сверкающий пол из плитки, сияющие медные кастрюльки и сковородки, полированная плита, маленькие горшочки со специями, стоявшие на стеклянных полках перед сверкающим окном с затемненным стеклом.
— Но все в таком порядке! Безупречном! И комнаты такие чистые и красивые! Все просто идеально, чистое и сияющее!
Хани засмеялась:
— Ну, не приходи в такой восторг! А что ты ожидала увидеть? Слои пыли шестимесячной давности, горы немытой посуды и ползающих везде тараканов? Я уверена, что у вас в доме все сияет и ты считаешь, что так и должно быть!
— Так оно и есть, недаром мою мать иногда называют «Безупречной леди». К ней приходится вызывать бригаду по реанимации, если она находит налет пыли на коврах. Она не разрешает, чтобы у нас в доме стояли розы — лепестки могу осыпаться на ковер. У нас есть кухарка и горничная на полный день, чтобы содержать все в порядке, не считая услуг профессиональной команды химчистки, которая примерно раз в месяц приезжает и все чистит, включая самих обитателей дома!
Девочки громко рассмеялись. Бейб начала заводиться:
— И хотя «Сеньора Само Совершенство», конечно, сама не делает никакой работы, я могу вас уверить, что она постоянно занята тем, что просматривает характеристики и рекомендации новой прислуги, не говоря уже о садовниках, рабочих по очистке бассейна и прислуги для разных поручений. У нее всегда существует проблема с постоянной сменой прислуги, потому что у них у всех должно быть железное здоровье, чтобы отвечать всем ее требованиям. Немного найдется желающих первым делом по утрам целовать ей ноги и ее кольцо в полдень. Сейчас в наше время всеобщего равенства найти людей, которые будут обращаться к ней «Мадам Вселенная», — весьма сложно!
Хани начала хохотать так сильно, что едва смогла вымолвить:
— У нас есть миссис Маккарти, она приходит к нам раз в две недели на пять часов. Она работает у нас уже три года. Тедди хорошо с ней ладит. Я тоже немного помогаю им. Но каждое утро Тедди делает почти всю необходимую работу. Он говорит, что так приучает себя быть дисциплинированным, а писателю просто необходима дисциплина. Он также считает, что безупречный порядок вокруг помогает четко организовать свои мысли, что тоже весьма важно для писателя. Но мне кажется, что он просто от природы аккуратист, мне также кажется, что моя мать не была такой, и у него вошло в привычку все подбирать и убирать за нею…
Хани отлично понимала, что Тедди использует свою страсть к уборке для того, чтобы отдалять момент, когда ему придется снова сесть за эту старую побитую машинку «смит-корона», которая начала приводить его в ужас. Но она, конечно, не собиралась делиться этими своими соображениями с Бейб и Сэм. Это было бы предательством по отношению к отцу. Еще она знала, что когда Тедди трет и убирает, моет и полирует, он старается избавиться не столько от грязи, сколько от воспоминаний о прошлой славе и разбитой мечте, которые не перестают его преследовать.
Когда Сэм и Бейб захотели посмотреть ее комнаты, Хани отказала им под тем предлогом, что они могут побеспокоить отца. Вместо этого она показала все помещения внизу.
Столовую с некрашеным полом из сосны, как и гостиную, заливали потолки света. Мебель там была самая простая — белый стол из сосны, такой же сундук и французские стулья с сиденьями в синюю и белую клеточку.
Потом Хани отвела их в библиотеку, весьма темную комнату с тяжелыми занавесками из атласа, которые полностью закрывали окна. Она включила свет, и девочки увидели разностильные кресла и кушетки с обивкой в зелено-белую полосочку из атласа и мягкую софу с обивкой из серого бархата. Прелестная коллекция эмалевых шкатулочек расположилась на столике времен Наполеона рядом с его бронзовым бюстом. Везде стояли зеленые растения в фарфоровых горшках. Телевизор еле умещался на совершенно неподходящем для него разрисованном столике, украшенном позолотой. Довершали обстановку два огромных книжных шкафа, стоявшие с распахнутыми дверцами, так что можно было видеть полки, полностью забитые книгами.
— Мне кажется, что это можно назвать нашим парижским салоном, — засмеялась Хани, — хотя я, конечно, не имею никакого представления о том, как выглядит настоящий парижский салон. Я знаю только одно: когда моя мать оставила Калифорнию и отца, чтобы вернуться во Францию, он купил этот дом и все эти вещи привез из Малибу. Мне кажется, что Мими они нравились, потому что они ей напоминали о Французской Ривьере. Там был свой круг французов, работавших в киноиндустрии, жили артисты и писатели, и у моей матери было что-то вроде салона — ну, вы понимаете, все французы дневали и ночевали в нашем доме, пили вино и рассуждали о том, как они скучают по Парижу, и так далее. Мне не хочется задавать Тедди слишком много вопросов об этом — он становится таким грустным…
Бейб и Сэм сидели молча, широко открыв глаза, и Бейб спросила:
— Но почему она вернулась во Францию?
— Я точно не знаю, но если она уехала, куда она еще могла вернуться? Это был ее дом, там все ее друзья, а Тедди говорил, что она обожала своих друзей. Кроме того, Тедди сказал, что ей никогда не нравилась Калифорния, она просто ненавидела Голливуд! Она сделала здесь один фильм, его она тоже ненавидела. Она говорила, что американские режиссеры не понимают европейских актрис и что они только эксплуатировали ее сексуальность, вместо того чтобы как-то использовать ее лучшие актерские качества.
— Плохо, что она не сделала фильм на нашей студии, — заметила Сэм. — Я могу поклясться, что мой отец сделал бы такой фильм с нею, что Мими была бы довольна!
Хани покачала головой:
— Я боюсь недооценить положительные качества и талант твоего отца, Сэм, но мне кажется, что ей ничего не могло здесь нравиться!
Сэм прищурилась:
— Но почему же она уехала? Из-за карьеры? Потому что она не желала снимать фильмы здесь?
— Я точно не знаю, но для этого ей совсем не обязательно было бросать нас с Тедди, — резко заметила Хани. — Разве вам не понятно? Он взял бы меня под мышку и пошел за ней на край света!
— Вот как! — У Бейб заблестели глаза. — Это так романтично! Тебе не кажется, Сэм?
— Ты просто невозможна, Бейб. Что тут романтичного, если он не поехал за нею? Почему он не поехал, Хани?
— Все так просто! Потому что она не желала, потому что ей не нужны ни мужья, ни дочери! — Она начала было кричать, но закончила тираду шепотом, и слезы градом покатились по ее щекам.
— Ей всегда были нужны только любовники. И насколько я в курсе дел, они ей нужны до сих пор! Месяца два назад у дантиста я видела фото в журнале. Это было фото Мими на Балу изящных искусств в Париже, окруженной «обожателями», как назвал их журнал. У них был такой лощеный вид, а мой отец, — она остановилась, подыскивая подходящее слово, — он такой хороший…
Хани пошла к письменному столу, стоявшему в алькове, и взяла в руки фотографию в филигранной серебряной рамке.
— Это мой папа, когда он закончил Принстон.
— Ну, — завизжала Бейб, — я даже не подозревала, что он такой красивый. Он сам, как кинозвезда!
— Мне кажется, что он похож на поэта, — провозгласила Сэм.
— Он выглядит как порядочный и добрый человек. Он до сих пор не изменился?
— Конечно. Вы его сами можете увидеть, только позже. — Она взяла еще одну фотографию. — А эта была сделана, когда он получил премию Пулитцера. Он был самым молодым писателем, который получал подобную премию.
— Премия Пулитцера, — не веря, повторила Сэм.
— Именно так! Ее лауреатов не так уж много. Он получил ее за свой роман «Праздник желания» спустя год после окончания Принстона. Книге было присуждено и множество других литературных премий.
Хани достала большую кожаную папку.
— Здесь хранится все: все его интервью и статьи о нем… Его называли «Золотым голосом поколения». Все предсказывали, что еще до тридцати пяти лет он будет награжден Нобелевской премией.
— Он получил ее? — спросила Бейб. — Я что-то совсем не в курсе.
Хани закрыла папку:
— Нет, он ее не получил.
— Почему? — Казалось, что Бейб сейчас расплачется.
— Ну, Бейб, что за глупый вопрос, — сказала Сэм, но она тоже чуть не плакала.
Хани вернулась, чтобы сказать, что Тедди все еще сидит за машинкой.
— Он просил извиниться, но мы должны начинать обед без него. Я сейчас подогрею курицу в вине, он приготовил ее сегодня.
— К сожалению, вы будете обедать без меня, — огорченно заявила Бейб. — Я звонила матери, пока ты ходила наверх. Она сказала, что я не могу остаться на обед, потому что мне было разрешено только заехать к тебе после школы, и что теперь я начала хитрить! Что если я с самого начала хотела остаться на обед, то должна была получить у нее специальное разрешение, но теперь уже поезд ушел!
— Ты не можешь ее уговорить?
— Нет! Они уже поставили мой прибор на стол! — Бейб сказала это так, что стало ясно: ничего изменить уже невозможно.
— Как насчет тебя, Сэм? Ты же можешь остаться, не правда ли?
— Конечно. Твоя мать заедет за тобой, Бейб?
— Черт! Мы с ней об этом не договаривались. Мне кажется, что она решила, что один из родителей Хани просто отвезет меня домой…
— Один из моих родителей? Ты что, не сказала ей?..
— Нет, Хани! Я ей этого не сказала! Я ей вообще ничего не рассказывала! Пусть она думает то, что ей придет в голову. Я ей не рассказала и кто твоя мать. Если бы она знала, что твоя мать — французская актриса, которая снималась во всех этих сексуальных картинах, нам пришел бы конец. Она никогда не разрешила бы мне дружить с тобой. Я сказала, что твой отец писатель, что он учился в Принстоне, и этого оказалось достаточно, чтобы она не обратила внимания на его отрицательную черту…
— Какая еще отрицательная черта? — У Хани задрожал голос.
«Что он пьет?»
— Что его фамилия Розен, — ответила Бейб, смущенно наклонив голову. — Я не могу сказать, что она ненавидит евреев. Она говорит, что у них есть своя ниша в общей схеме жизни, но не в ее гостиной. Извини меня.
— Тебе не в чем извиняться. Я все понимаю. Никто из нас не выбирал себе матерей, — тихо заметила Хани.
На самом деле ей стало спокойнее, — если уж ей придется выбирать между двух зол, она предпочитает, чтобы в ее отце видели еврея, а не пьяницу. Тедди очень гордился своим еврейским происхождением, он и ее научил гордиться этим. Для них было абсолютно все равно, как к этому относились другие люди. Она не могла перенести только одно: что Тедди приходится искать утешения в бутылке! И что об этом могут узнать посторонние. В их глазах он потеряет все.
— Но как я смогу добраться домой? Если снова придется звонить домой и объяснять, что меня не могут привезти, она задаст мне тысячу вопросов.
— Как ты считаешь, твой отец может оторваться на несколько минут от машинки и отвезти меня домой? У него это займет не больше двадцати минут.
Хани была в панике. Как она сможет им объяснить, что Тедди не может сейчас вести машину?
Сэм посмотрела на расстроенное лицо Бейб и перевела взгляд на такое же расстроенное лицо Хани.
— Черт возьми, — сказала она, — я совсем забыла. Папочка пригласил сегодня кого-то на обед — актера из «мыльной оперы», которую они снимают в Палм-Спрингсе. Папочка подумал о том, чтобы снять его в своей картине, и ему хотелось бы знать, что я думаю по этому поводу — ну, вы понимаете, считаю ли я его сексапильным? Мне тоже придется уехать. Сейчас я позвоню Норе, и она пришлет Олафа, чтобы он меня забрал, и мы сможем подвезти тебя, Бейб.
— Слушай, Сэм, если бы ты не была такой врединой, я бы расцеловала тебя, — облегченно сказала Бейб.
— Если бы ты не была таким снобом, Бейб, я бы тоже поцеловала тебя.
Хани была так рада найденному выходу, что расцеловала обеих своих подруг.
