30
Вскоре после того, как они вернулись в Вашингтон из Палм-Бич, где они провозгласили новогодний тост — «Пусть 1968 год станет самым прекрасным годом!», — Норе пришлось расстаться с надеждой, что Хьюби когда-нибудь закончит колледж. Она узнала, что хотя он каждый день аккуратно отбывал из дома, якобы на занятия в колледж, попадал он туда весьма редко. Его отвлекала по дороге масса других более интересных вещей — занятия любовью с женщинами всех возрастов, занятия в спортзале, где он добился хороших успехов, друзья, которые могли его уговорить съездить в Нью-Йорк на спортивные соревнования или развлечься там. Его также отвлекал аэродром, где он держал свой самолет — прошлогодний подарок Хью к двадцатидвухлетию.
Нора успокаивала себя тем, что в свете того, что происходило во всем мире, поведение Хьюби было не так ужасно. Она, конечно, была расстроена, что все ее надежды и мечты не сбылись. Она ясно понимала, что ее милый сынок стал типичным плейбоем.
Январь стал тем месяцем, когда Хью перестал вставать с постели, у него не стало сил даже сидеть в своей коляске.
В течение нескольких месяцев он становился день ото дня все слабее и слабее, но Нора настаивала, чтобы он был побрит и одет каждое утро перед тем, как начать новый день выхода в свет, даже если этот свет состоял из четырех стен и ее самой, везущей его кресло.
Нора не хотела, чтобы он оставался в стороне от происходящего, и настояла, чтобы он продолжал сидеть во главе стола, когда у них собирались гости к ленчу или обеду. Правда, он уже не так ясно мыслил и не так живо реагировал на разговоры. У него ухудшились слух и зрение, и он стал плохо говорить. Но Нора продолжала себя вести так, как будто с ним все было в порядке. Она старалась, чтобы он принимал участие во всех разговорах.
— Ты слышал, что сказал губернатор по поводу программы освоения космоса, дорогой? — спрашивала его Нора, повторяя все, что сказал губернатор, потом она быстро поворачивалась к этому человеку: — Хью говорит, что он с вами полностью согласен.
Но сейчас это уже было невозможно. С Нового года у него наступило явное ухудшение, в феврале ему стало еще хуже. В феврале же Никсон объявил о выдвижении своей кандидатуры в президенты, а Хьюби записался в морские пехотинцы.
Хью пытался успокоить Нору:
— Ты должна им гордиться. Он сделал свой выбор!
Была огромная разница в том, чтобы гордиться своим сыном и умирать от ужаса, что мальчик вскоре отправится во Вьетнам. Ей было трудно не думать о том, что двигало Хьюби — патриотизм или же стремление поучаствовать в приключениях? Она вспомнила маленького мальчика, который всегда мечтал об униформе.
В марте стало несколько получше. Боб Кеннеди также объявил о своем выдвижении, и это было хорошей новостью. Если кто-то и мог обойти Хитренького Дика, то только Боб Кеннеди. Хью был настолько рад этому, что в течение пяти дней сидел в кресле по нескольку минут в день.
В апреле убили доктора Кинга. Все испытали чувство тяжкой утраты, и самым страшным были волнения, вызванные его убийством.
Апрель также стал тем месяцем, когда на пороге появился Хьюби, великолепно выглядевший в своей голубой форме морского пехотинца. Он улыбался и был красив, как никогда! На какой-то момент время как бы вернулось вспять на двадцать пять лет, — сходство сына с Хьюбертом Хартискором всколыхнуло прежнюю боль.
Ее сердце сильнее забилось от гордости, и она подумала, что сейчас расплачется, но когда узнала, что Хьюби был в самоволке, ужасно разозлилась! Он уже не маленький мальчик, который творит разные проказы, а мужчина почти двадцати трех лет, на которого могут полагаться друзья во время сражения, и он должен вести себя соответственно.
Хьюби, как всегда, мило оправдывался:
— Я боялся, что они нас отправят и я не смогу попрощаться с вами. Я не столько волнуюсь о тебе, мама, как об отце. Знаю, что тебя увижу снова, но могу ли быть уверенным, что вновь увижу его? Я должен был это сделать…
И тут, конечно, Нора заплакала. Потом он пошел к Хью, чтобы посидеть у его постели. Хьюби держал его за хрупкую руку и целовал в морщинистую щеку, и все они плакали — Нора, Хьюби и Хью. Потом Нора потребовала, чтобы Хьюби тут же вернулся на базу. Нора еще поплакала, она вспомнила стихи: «Апрель — самый жестокий месяц…»
Но только в мае уплыл Хьюби. А в июне был убит еще один боец из клана Кеннеди — Роберт.
В июле Соединенные Штаты, СССР и пятьдесят девять других государств подписали Договор о нераспространении ядерного оружия. Это стало признаком надежды, что все наконец нормализуется в их сумасшедшем, перевернутом с ног на голову мире.
В июле же Хью заявил, что ему следует привести в порядок его дела, и он просил, чтобы послали за его старым и верным другом — адвокатом Уордом Проути.
— Зачем тебе понадобился адвокат? — спросила Нора. Она почувствовала, что Хью знает о близости своей смерти. — У тебя же есть целых четыре своих адвоката. Они посещают тебя каждый день. — Она попыталась пошутить, но ей это плохо удалось.
— Они приходят не для того, чтобы навестить меня, они приходят, чтобы увидеть тебя.
Нора засмеялась:
— Меня? Они что, внезапно влюбились в меня, после всего, что было?
— Не думаю. Они приходят, чтобы выведать, что еще ты задумала. Чтобы увидеть, как ты стараешься подтолкнуть умирающего старика, чтобы он завещал тебе все свои деньги…
— Нет, нет, Хью, — запротестовала Нора. Она не знала, почему протестует: потому ли, что не хочет думать о такой возможности и о том, что он умирает, или ужасается мысли, что его сыновья приходят сюда не из любви к отцу. Потом она спросила, заранее зная ответ:
— Почему ты пригласил Уорда?
— Чтобы завещать тебе все деньги, ведь они боятся именно этого! Я хочу отменить наш брачный контракт и оставить тебе все! Тогда ты сможешь отдать парням то, что захочешь, то, что посчитаешь нужным.
— Нет, Хью. Когда мы женились, я подписала контракт, ты сам настоял на этом и учил меня, как следует торговаться. Все твои сыновья, включая Хьюби и меня, имеют равные доли наследства. Мне кажется, что так будет законно и честно. Твои сыновья были с тобой большую часть твоей жизни, и я…
— Ты сделала мою жизнь праздником и счастьем, — закончил Хью за нее.
Нора взяла и поцеловала его руку, кожа на ней стала тонкой и шелковистой.
— Если это так, пусть все и останется праздником любви, тем праздником, который не будет нарушен ни злобой, ни жадностью.
Было очень трудно не думать о прошлом и еще труднее думать о будущем.
Август был месяцем, когда Нора и Хью следили по телевидению за тем, как демократы выдвинули Хьюберта Хэмфри, но затем пришлось выключить телевизор, потому что погромы на улицах Чикаго слишком расстраивали Хью. В августе же она ходила по всему дому с переносным радиоприемником, чтобы не пропустить новостей о войне во Вьетнаме. Она слышала в это время много песен. «Битлз» пели «Хей, Джуд», Доорс — «Хеллоу, я люблю тебя». Но ее самой любимой стала «Солнечный свет твоей любви!».
Весь сентябрь она ждала, когда же принесут письмо от Хьюби, и обмирала от страха, что вместо письма может прийти страшная телеграмма о его смерти. Все смешалось с бесконечными «марафонами», когда она, не отрываясь, читала Хью, сидя у его постели. У нее появилось суеверие, что если она не перестанет читать, то смерть не придет и не заберет у нее никого из любимых. Только вдруг ей недостанет книг для чтения?! Но этого бояться не следовало, и поэтому все должно было сложиться в ее пользу.
В сентябре она стала жалеть, что побоялась отвезти Хью на Кейп-Код на лето, потому что хотя он и стал хуже видеть, но смог бы еще раз насладиться тем, как встает солнце над Антлантикой. Поэтому в сентябре Нора отвезла его туда. У него все еще оставалось время, чтобы в последний раз полюбоваться поднимающимся солнцем, вместо того чтобы просто лежать и ждать смерти!
Когда они приехали на Кейп, Хью вспомнил о том Дне благодарения, когда Хьюби выпалил, как он счастлив, что Хью его отец. Эти воспоминания заставили его заплакать.
— Это прекрасные воспоминания. Пожалуйста, Хью, не надо плакать.
— Но я подвел его… Нора, и тебя тоже.
— О, Хью, как ты можешь так говорить! Это неправда. Ты был прекрасным отцом для Хьюби.
— Но ты ждала, что я смогу обеспечить его будущее — найти ему работу. Когда он вернется, меня уже не будет, чтобы сделать это для него.
Она не стала оскорблять его фальшивыми заверениями.
— Ты дал ему любовь и чувство принадлежности, и больше этого никто не смог бы сделать для сына. Хотя я не всегда это понимала, но люди могут иметь только то будущее, которое они сами уготовили для себя.
Она планировала отвезти Хью в Палм-Бич в конце октября, когда начнет краснеть и желтеть листва, — самое прекрасное время, чтобы избежать серых дней вашингтонского ноября, но Хью сказал, что он хочет вернуться в Вашингтон.
— Это наш городской дом и наш родной город, где мы жили вместе. Мы с тобой перевернули этот город вверх дном на некоторое время, правда, моя дорогая?
Вот что они делали в октябре: они вернулись домой.
В ноябре, когда она с ума сходила, так и не получив ничего от Хьюби, она не услышала вестей от него, но услышала о нем! В ту же секунду, когда она услышала новости, она ринулась в комнату Хью, которая теперь больше напоминала больничную палату, а не спальню. Хотя сиделка сказала ей, что только что дала мистеру Кантингтону успокоительное, Нора воскликнула:
— Хью! Хьюби жив. Он ранен, но жив!
— Как? Что?
— Ты не поверишь, но он прыгнул в лужу, и он вынырнул из нее, весь покрытый грязью и тиной, но… — ее голос стал торжественным, — но омытый славой! Наш Хьюби!
— Какая лужа? — спросил Хью, нетвердо ворочая языком.
Тогда Нора попыталась ему объяснить, что, конечно, это была не лужа, а рисовое поле. Там залег отряд северовьетнамцев, и после того как он долго полз на брюхе, младший капрал Кантингтон бросил в них гранату, а потом полез в самую кашу, чтобы прикончить их выстрелами из «М-16», не знаю, что это такое. Мне кажется, что я все правильно пересказала тебе, но я так взволнована… Да, они еще добавили, что он ранен, но не тяжело, что-то с его ногой… О, Хью, он скоро вернется домой!
«Пожалуйста, дождись его!»
— Скоро, — прошептал Хью. — Но почему ты назвала рисовое поле лужой? — спросил он, засыпая.
«Потому что жил на свете маленький мальчик, который прыгнул в лужу просто потому, что ему так хотелось, а они устроили по этому поводу страшный шум, называли его хулиганом. Кто бы мог подумать, что этот хулиган снова прыгнет в лужу, когда станет взрослым… и вылезет из нее героем?!» Может быть, в конце концов, она все сделала правильно… она и Хью…
«Может, Хьюби прыгнул еще раз просто, чтобы доказать что-то себе».
Декабрь стал тем месяцем, когда она похоронила Хью. Две недели спустя, после того как Хью похоронили на Кейп-Коде, на семейном участке рядом с его первой женой Ритой (она должна была это сделать из-за Билли, Бобби, Поля и Питера), Нора организовала поминальную службу в Вашингтоне в Национальном кафедральном соборе..
Все две тысячи мест в соборе были заняты, она сама проследила, чтобы все важные местные персоны или люди, известные в международных кругах, были усажены на отведенные им места. Так что никто не мог пожаловаться на невнимание. Явились все дипломатические представители, президент и миссис Джонсон присутствовали там. Были также вновь избранный президент Ричард Никсон и его хорошенькая жена Пат и провалившийся кандидат Хьюберт Хэмфри. Хью был бы доволен. Он верил, что следует заживлять разрывы и наводить мосты!
Нора пришла в собор одетая в прекрасный черный костюм, на лацкане которого была прикреплена бриллиантовая булавка. Нора пришла с единственным членом ее семьи — Хьюби, украшенным знаками отличия и слегка прихрамывающим. С ней также был милый Тони, прилетевший, чтобы поддержать ее. Она гордо улыбалась. Она уже достаточно плакала одна, сейчас с этим было покончено. Так думала Нора, но когда Хьюби вошел на возвышение, протянул медаль, полученную им за отвагу и сказал:
— Медалью наградили меня, но я ее не заслужил — ее заслужил мой отец. Рука Хью Кантингтона была на моем плече, он подтолкнул меня, и его голос прошептал мне на ухо: «Сделай это, сын… сделай то, что от тебя требуется, — и я это сделал…» — Нора расплакалась.
«Он прыгнул, но на этот раз просто потому, что ему так хотелось…»
После того как Хьюби вернулся на базу, Нора на некоторое время поехала в Палм-Бич. Она еще не была готова начать жить на «Р»-стрит. Тони поехал с ней, чтобы ей не было так одиноко.
— Ты такой милый, Тони, что остаешься со мной.
— Нет никакого другого места, где бы мне было так хорошо, как то, где есть очаровательная Нора Холл-Хартискор-Нэш-Кантингтон. Потом сейчас пик сезона в Палм-Бич, а ты прекрасно знаешь, как старый, любящий развлечения Тони обожает разгар сезона.
— Тони, ты такой хороший друг. Самый лучший!
— Но все же не лучший из мужей. Как жаль! Когда я приехал сюда под тем предлогом, что хочу поддержать тебя и составить тебе компанию, у меня в уме был совершенно другой мотив.
— Вот как? — Нора продолжила его игру.
— Я подумал: может быть, мне удастся тебя ухватить в перерыве между мужьями!
«Он что, дразнит ее? Возможно. С Тони никогда ничего не знаешь наверное и точно!»
— Сэр, я вас умоляю, я вдова в трауре и со мной нельзя так…
Он опустил глаза, поняв, что Нора подала ему сигнал — стоп-сигнал. — Хью был самым хорошим мужем? Я надеюсь, что да. Ты всегда заслуживала самое лучшее.
— О, Тони, я не уверена, что могу дать определение «самый лучший», так же как не уверена, что могу описать любовь. И то и другое проявляется в разных формах. Но я могу сказать, что Хью был лучшим из мужчин и я очень сильно любила его.
«Я выходила за него замуж из-за имени и денег и чтобы он любил Хьюби, а получила от него так много!»
— Что же будет дальше с моей подругой Норой? Ты вернешься в Англию? В поместье Меррилли?
— Иногда мне этого хочется — там так легко и спокойно. Но нет, я не могу этого сделать. Я теперь американка, и что самое главное — Хьюби гражданин США, его наследство находится здесь. Я должна сделать так, чтобы он нашел свое место здесь, как этого хотел Хью. Я поеду в Вашингтон, чтобы продолжить там работу с фондом. Хью гордился, что он демократ. Это стало частью его, и я надеюсь, что Хьюби тоже станет частью этой работы. Мне кажется, что таким образом будет лучше всего использована часть наследства Хьюби.
— Но как насчет тебя, Нора? В своем хрустальном шаре ты не видишь для себя еще одного мужа?
— Нет, не думаю, — рассмеялась Нора. — Во-первых, у меня было больше мужей, чем должно быть у одной женщины. И самое важное — я выходила замуж по самым разным причинам, а теперь, ты знаешь, мне кажется, что у меня больше не осталось ни одной причины, чтобы еще раз выйти замуж!
