ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Джулиет озадаченно и немного обиженно смотрела через стол на Дэна. Они сидели в маленьком, освещенном свечами бистро. Вчера она была так уверена, что он испытывает к ней те же чувства, что и она, такая взволнованная взаимной симпатией, вспыхнувшей в них. А сейчас она не понимала, в чем дело.
– В чем дело? – спросила она его. – Похоже, ты витаешь где-то далеко отсюда.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты… чем-то озабочен. А это не слишком-то любезно.
– Извини. У меня был трудный день.
– Насколько трудный? Ты собирался повстречаться с судьей, ведь так? Ты узнал что-нибудь интересное?
– Нет.
Его резкий ответ шокировал ее.
– Извини, что расспрашиваю! – бросила она. – Если ты так устал, то тебе, наверное, лучше пойти домой!
– О черт, Джулиет… – Он потянулся через стол и накрыл ее руку своей. – Я не хотел огорчить тебя. Но я подумал, что ты хотела оставить эти посмертные расследования в прошлом.
– Это было до того, как я узнала, что в деле замешан этот сенатор. Это проливает новый свет на все дело.
– Я в этом не уверен. Я не уверен, что он замешан. Я спрашивал Джона Джермена, судью-сотника, чтобы он прояснил, было ли на него оказано какое-нибудь давление, чтобы он оставил в покое де Валя. Он это отрицает, и я ему верю.
– Но…
– У де Валя есть что скрывать, это верно, и из этого могла бы получиться интересная история. Но я очень сомневаюсь, что он имеет какое-нибудь отношение к смерти Луи.
Крошечная морщинка перечеркнула лоб Джулиет.
– Что ты называешь «интересной историей»?
– Я думаю, он замешан в недостойных сенатора пирушках. Но это не делает его убийцей, – сказал Дэн, кляня себя за неосторожность. Хотя он понимал, что приближается время, когда ему придется рассказать ей, чем он зарабатывает на жизнь, многолюдное бистро – явно не подходящее для этого место.
– Но ведь это хороший мотив, – возразила она.
– Я думаю, хорошие мотивы были у половины джерсийцев. Но это не означает, что они убили его. И даже если бы они это сделали, чем бы мы могли это доказать по прошествии стольких лет?
Она озадаченно смотрела на него.
– Но это совсем не то, что ты говорил раньше. Ты действительно хотел докопаться до сути этой истории. Что теперь изменилось?
– О… – Он поиграл с хлебной палочкой. – Я подумал, более рационально взглянув на это дело: если бы кто-то посторонний убил Луи, ему пришлось бы последовать за ним домой. В тот вечер его дома не было – не забывай, его часто не бывало дома, а София, наоборот, предпочитала не выезжать. Ни один из посторонних, если он был в здравом уме, не поехал бы в Ла Гранж с намерением убить Луи. Просто они не знали бы, когда его можно было застать дома.
– Но если это было сделано под горячую руку… Предположим, Луи шантажировал этого Фрэнка де Валя, и де Валь поехал за ним, чтобы попытаться заставить его отказаться от шантажа. Они могли поссориться, и он мог застрелить его.
– Из пистолета Луи? Из пистолета, о существовании которого не знал никто, кроме его близких родственников? И вспомни, не было ни одного свидетеля. Домоправитель спал и ничего не слышал. Ничего не слышал и Дэвид, у которого был грипп, – он отправился спать пораньше с горячей грелкой и пузырьком аспирина. Никто не выступил и не сказал, что видел на дороге чужую машину или кого-нибудь, кто не должен был там находиться. Не забывай, был ноябрь, на острове уже не было множества туристов, остались одни местные, практически знавшие друг друга. И двадцать лет назад это было еще более достоверно, чем сейчас.
Джулиет дрожала. Она прижала руки к клетчатой скатерти.
– Значит, ты хочешь сказать то, что, как я поняла, ты признаешь вину моей бабушки?
– Нет, я этого не говорил. Я говорю, что не знаю. Но думаю, что спустя столько лет будет лучше забыть все это – и оставить в покое. А? – Он посмотрел на официанта, который подошел к ним с заказанным десертом. – Наконец! Сегодня обслуживают очень медленно. Хочешь кофе, или поедем домой и там выпьем?
– Поедем домой. – Почему-то в этом бистро ею овладела клаустрофобия, и у нее пропал аппетит к десерту. Она не понимала, чем вызвана перемена в Дэне, не понимала, почему, несмотря на то, что он озадачивает и раздражает ее, она все равно находит его неотразимо привлекательным? Когда она была с Сином, ей не хотелось, чтобы он находился рядом, и даже сама мысль о том, что он дотронется до нее, была непереносима. Но даже сейчас один только взгляд на лицо Дэна, находящееся в тени, потому что оно не попадало в зону свечи, заставлял ее ощущать слабость в коленях.
– В чем дело? – спросил он. – Что-нибудь не так с твоим сладким?
– Нет, оно прекрасное. Немного приторное, и все… – Она положила ложку. – Извини, мне кажется, я вообще-то его не хочу.
– Не беспокойся так! Оставь его! – Он быстро закончил свой десерт и положил ложку на стол. – Тогда поедем, а?
Дэн заплатил по счету, и они вскарабкались по винтовой лестнице на первый этаж. Был приятный теплый день, и Джулиет решила не надевать пальто поверх своего трикотажного хлопкового брючного костюма с туникой. Но сейчас, после влажновато-теплого бистро, вечерний воздух пронзил ее холодом, и она вздрогнула.
– Холодно? – спросил он.
– Нет. Мне хорошо. – Она произнесла это нетерпеливо, чтобы скрыть смятение чувств.
– Хочешь, набрось мою куртку.
– Да нет, не надо. Честно, мне хорошо. Он положил руку ей на плечи.
– Иди сюда.
Она хотела возразить, хотела отодвинуться и выказать снос раздражение, но почему-то не смогла. Его рука крепко обняла ее, и вдруг в ней опять забилось ощущение его – как мощные, неожиданные грозовые разряды. Она немного наклонила к нему голову, и, как только она это сделала, он притянул ее к себе и поцеловал. Губы их встретились, и она почувствовала, что ноги ее настолько ослабели, что она не может идти, а тело вдруг стало чувствительным, ей ничего не хотелось, лишь прижаться к нему.
Сумасшедшая! Как это могло так внезапно случиться? С Сином ей надо было добиваться этого, а с Дэном – один поцелуй, одно прикосновение – и на нее это так действовало, как пересечение обнаженных проводов. Рот его был жестким, но в то же время упоительно податливым. Когда он оторвался от ее губ, Джулиет почувствовала так, словно потеряла что-то.
– Ты замерзла. – Он выскользнул из куртки и набросил ей на плечи. Она зарылась в нее лицом, как будто это был он. Минуту или две назад она хотела наказать его за то, что он предположил, что ее бабушка скорее всего виновна, ну а сейчас, совсем неожиданно и почти против своей воли, она хотела лишь находиться рядом с ним.
Он снова обнял ее рукой, придерживая куртку. Она немного придвинулась к нему, и они пошли, слегка запинаясь, вверх по склону – к автостоянке на Форт-Регент, но он не целовал ее, пока они не добрались до гулких сводов отделанной бетоном автостоянки, где их никто не видел.
Его машина была припаркована на верхнем этаже; у них заняло некоторое время, чтобы добраться до нее, и, когда они дошли до машины, Джулиет больше не думала ни о Софии, ни о Луи.
Машина его была старым, но красиво отреставрированным кабриолетом с мягкой крышей «ТР-6». Низкие ковшеобразные сиденья не позволяли ему отвлекаться, и он сосредоточился на вождении, но между ними все так же сильно вспыхивали электрические разряды, она почти ощущала их прикосновением на коже. Она сидела в его куртке и наслаждалась легким мужским запахом, исходившим от нее. Их поездка заняла считанные минуты, но для Джулиет время утратило всякое значение. Она почувствовала себя в каком-то восхитительном нереальном измерении, и ее буквально потрясло, когда она увидела свою машину, припаркованную возле дома Дэна, где она оставила ее. Но шок был недостаточно сильным, чтобы вернуть ее к действительности.
Дэн поставил машину, а она стояла в ожидании, пока он откроет дверь. Когда она вошла вслед за ним в дом, чары почти развеялись, но потом он закрыл дверь и притянул ее к себе, снова обнял ее, и чары вернулись, сильные, как всегда.
– Ты хочешь этот кофе? – прошептал он ей на ухо. Она покачала головой. Она не хотела ничего – только его одного.
Я совсем потеряла рассудок, подумала она. Но мне все равно. Это чудесно!
Он целовал ее в холле – снова и снова, куртка соскользнула с ее плеч и упала на пол. Освободившись, она придвинулась к нему ближе, сама нащупывая рукой жесткие линии его плеч, горки мускулов и впадины, ощущавшиеся под его ворсистой прохладной хлопковой рубашкой. Близость его пьянила – в этот вечер она выпила очень мало, но чувствовала себя так, словно уговорила целую бутылку шампанского, которое сейчас пузырилось у нее на языке и пенилось в венах.
Он проделал поцелуями дорожку от ее губ к шее, бедра ее затрепетали, слабость распространилась к ногам. И в тот момент, когда она почувствовала, что упадет на пол, он поднял ее на руки, легко, словно она была ребенком, и понес в гостиную.
Шторы не были опущены, ибо, когда он уходил из дома, был еще день. Теперь же комната купалась в мягком свете уличных фонарей, и это освещение создавало расплывчатую романтическую обстановку потертым кожаным креслам и простой удобной мебели. Он не стал задергивать шторы и положил ее на диван, а потом нагнулся к ней, чтобы снова поцеловать. Она обвила руками его шею, притягивая его вниз, а мгновение спустя они раздевали друг друга, нетерпеливо и нежно. Она вздрогнула от прикосновения его тела и выгнулась к нему навстречу. В этот момент все куда-то исчезало, когда она занималась любовью с Сином, а страсть, которая, казалось, уносилась прочь, оставляя ее холодной и безучастной, напоминала о себе смутным чувством потери. На какой-то краткий миг она испугалась, что сейчас повторится то же самое – и, если так будет, подумала она, я умру от разочарования и отчаяния. Но ей нечего было беспокоиться: с Дэном все было иначе. Приливы и отливы были чудесны, и каждый из них поднимал ее на все большую высоту. Когда все было кончено, у нее не возникло ощущения ужасного провала или расстройства. Вместо этого она чувствовала себя полностью расслабленной, удовлетворенной и счастливой – какой никогда в жизни не была.
Раздражение, которое она испытывала по отношению к нему, куда-то испарилось, и практически в первый раз с момента, что она приехала на Джерси, ее не посетила даже мимолетная мысль о прошлом.
– Ну как насчет этого самого кофе? – спросил Дэн, выпутываясь и вставая на ноги.
Она кивнула:
– Звучит заманчиво.
Но, если говорить честно, по ее теперешнему настроению, все, что бы он ни сказал, для нее звучало бы заманчиво. Такое настроение ее посещало редко, и оно было настолько прекрасно, что Джулиет хотела бы, чтобы оно длилось вечно.
Уже далеко за полночь она приехала домой. Дэн старался убедить ее остаться на ночь, но она отказалась.
– Я не знаю, что ты теперь будешь обо мне думать, раз я позволила тебе заняться со мной любовью в первый же раз, когда мы куда-то по-настоящему выбрались!
– Что я думаю? Я думаю, ты совершенно особая леди. Между нами произошло что-то особенное. И, что бы дальше ни происходило, я хочу, чтобы ты это запомнила.
На миг она почувствовала, что он что-то недоговаривает, что-то такое, что у него почти на языке, но она не позволила себе нарушить счастье, которое искрилось в ней.
– Наверное, я не могу остаться на ночь, Дэн. Родственники будут удивляться, в кого я превратилась.
– Ты вроде бы говорила, что Дебора уехала.
– Да, уехала. По крайней мере до завтра. Но дома Дэвид. И бабушка.
– Но они не узнают, что тебя не было дома. Оставайся, Джулиет.
– Нет. – Она покачала головой. – Правда я не могу. Это будет выглядеть невоспитанно.
– Давай тогда я отвезу тебя домой. Я не могу позволить, чтобы ты ехала ночью на машине совсем одна.
– А почему бы нет?
– С моей стороны это не по-рыцарски. – Он не добавил, что его ужасала мысль потерять ее.
Она засмеялась, не с презрением, но от удовольствия.
– О, ты знаешь, как заставить девушку умирать от желания! Но я собираюсь отказаться, Дэн. Я не хочу оставлять машину возле твоего дома на всю ночь. Со мной будет все в порядке, правда.
Он нехотя отступился, а она, повернув на дорогу к Ла Гранжу, была довольна, что настояла на своем – в окне спальни Софии горел свет. Было бы крайне неловко и неразумно оставаться где-то на ночь, тем более если бы София знала об этом.
В доме было очень тихо. В этой тишине в холле очень громко раздавалось тиканье больших напольных дедушкиных часов. Свет вползал в холл из-под двери, отражался в стекле часов рассеянным светом, отбрасывая тени на полированный пол. Джулиет крадучись пересекла холл, потом резко остановилась, задохнувшись от потрясения.
На полу, ближе к гостиной, лежала темная фигура. Темная фигура как раз на том месте, где умер Луи. Джулиет показалось, что у нее застыла кровь, и первой ее мыслью было то, что перед ней – привидение. Мгновение она не могла пошевельнуться и стояла тихо, а сердце ее сильно билось, потом здравый смысл одержал верх, она бросилась вперед и включила свет в холле.
Это была София. Джулиет опустилась на колени перед ее кажущимся безвольной грудой телом и перевернула ее лицом к себе, пытаясь отыскать пульс. В панике она никак не могла нащупать его. Потом София застонала низким протяжным стоном.
– Бабушка! – позвала Джулиет. – Бабушка, ты меня слышишь?
София снова тихо застонала. Джулиет вбежала в комнату, схватила диванную подушку и подложила Софии под голову. На бабушке был халат, надетый поверх ночной рубашки, но ей было холодно, и Джулиет схватила плед, висевший на стене, и набросила на нее.
– Побудь здесь, бабуля! Я приведу Дэвида. Веки Софии дрогнули.
– Нет… нет… не Дэвида! – Голос ее был прерывистым, но настойчивым.
– Дебора уехала, бабушка. Дэвид знает, что надо делать.
Глаза Софии были широко раскрыты, и, поскольку ее обычно искрящийся аметистовый взор был странно потускневшим, Джулиет не была уверена, что бабушка расслышала ее слова.
– Не Дэвида! – повторила София. Потом помолчала немного, когда Джулиет замешкалась, взбудораженная ее настойчивостью, и произнесла:
– Я не могла позволить ему взять вину на себя! Я не могла… не могла…
– Все в порядке, бабушка. Лежи спокойно. Я сейчас вернусь. – Джулиет побежала вверх по лестнице на подгибавшихся ногах, потом еще выше, к комнатам Дэвида и Деборы на верхнем этаже. Вольно же было Софии настаивать, чтобы она не беспокоила Дэвида – но другого выхода не было. Джулиет неистово застучала в дверь спальни, и через минуту Дэвид открыл дверь, вырванный из сна. На нем были лишь пижамные брюки.
– Что происходит?
– Бабушка упала в холле.
– О Господи! – Он задержался, чтобы натянуть шелковую рубашку, и бросился вниз, а Джулиет – за ним.
– Возьми ее сумку! – крикнул он Джулиет через плечо. – Там должны быть ее таблетки.
К тому времени, пока Джулиет обнаружила сумку Софии и разыскала коробочку с таблетками, из которой, она видела, давала Софии в ресторане таблетки Дебора, Дэвид позвонил доктору Клавелю.
– Положи одну таблетку ей под язык, – проинструктировал он Джулиет, прижимая трубку к подбородку и поднимая голову Софии, в ожидании ответа доктора. – Быстрее! Интересно, сколько времени она здесь пролежала?
– Не знаю. Я только что вошла.
Дэвид бросил на нее странный взгляд, принимая во внимание факт, что она была полностью одета, но перед тем, как смог это прокомментировать, на другом конце провода отозвался доктор, наконец-то разбуженный от глубокого сна.
К облегчению Джулиет, таблетки оказали почти мгновенный эффект. Джулиет подумала, что София не могла лежать там слишком долго и – спасибо ее счастливой звезде – Джулиет вернулась домой, когда она упала без сознания. Когда подскочил на своем мощном «ГТИ» доктор Клавель, они смогли удобно устроить Софию на диване, укрыть одеялом, которое Дэвид принес из ее спальни, и она почти совсем пришла в себя.
– Что случилось, София? – спросил ее доктор Клавель, сверяя ее пульс по часам.
София покачала головой.
– Не знаю. Очередной приступ. Ты же знаешь, что это за приступы, Дэмон. Так сильно сжимает грудь, что я чувствую, что не могу дышать, а потом – темнота.
– А что случилось, что вызвало его?
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Тебя что-нибудь расстроило?
– Расстроило меня? – Она довольно горько засмеялась. – Нет.
– Тогда почему ты бродишь здесь в такое время?
– О, не знаю. Я не могла уснуть. Разве это имеет значение? У меня был приступ, и все тут… – Но глаза ее были непроницаемы, и доктор понял, что больше из нее ему ничего не вытянуть.
– Я собираюсь дать тебе снотворное, София. Но, думаю, будет лучше, если ты сегодня не станешь подниматься по ступенькам. Ты можешь спать здесь, внизу?
– Глупости! Я хочу спать в собственной кровати.
– Если бы ты была в кровати, мама, а не бродила бы здесь, ничего бы не случилось, – сурово сказал Дэвид. – Взгляды их пересеклись, и Джулиет мимолетно заметила некую борьбу воли, вспыхнувшую в их глазах. Дэвид первый отвел взгляд, безнадежно пожимая плечами.
– Видите, в чем дело, доктор? Моя мать – очень упрямая женщина.
– И кое-кому повезло, что я такая! – резко сказала София.
– Нам придется установить лифт, – сказал Дэвид, не обращая на нее внимания. – Лестница достаточно большая, чтобы разместить его здесь.
– Я не хочу лифт! – воскликнула София. – Ты сделаешь из меня инвалида, Дэвид, если будешь дальше так продолжать.
– Это разумная мысль, София, но давай сегодня об этом не беспокоиться. – Доктор Клавель повернулся к Джулиет. – Вы можете устроить постель здесь, внизу?
– В последний раз говорю, я не хочу здесь спать! Если вы мне поможете, я постараюсь и доберусь до своей комнаты.
Доктор обменялся взглядом с Дэвидом. Мы ей причиняем больше вреда тем, что волнуем ее, казалось, говорили его глаза.
– Очень хорошо, София, пусть это будет на твоей совести. Но не обвиняй меня, если опять потеряешь сознание.
– Но, Дэмон, я когда-нибудь в чем-нибудь тебя обвиняла?
– Я думаю, она чувствует себя лучше, – сухо сказал Дэвид.
Он и Дэмон Клавель помогли Софии подняться по широкой лестнице и уложили ее в постель. Джулиет была очень встревожена.
– Я приду и взгляну на тебя, если ты скоро уснешь, бабуля! – пообещала она перед тем, как выключить свет.
– Ради Бога, не суетись! – жестко возразила София, но голос ее прозвучал немного невнятно. Очевидно, начали действовать таблетки доктора Клавеля.
– Я все-таки хотел бы понять, почему она бродила здесь, внизу, в такое время, – сказал Дэвид, когда доктор уехал, а Джулиет подогревала молоко для шоколадного напитка.
Она слегка покраснела.
– Наверное, это из-за меня. Я очень поздно вернулась домой. Думаю, бабушка волновалась из-за меня.
– Сомневаюсь. Твоя бабушка – не из тех, кто следит, кто когда приходит. Возможно, на тебя она реагирует по-другому, чем на нас. Мы были парнями, а ты – девушка. И она чувствует, что несет за тебя ответственность. Но, по правде говоря, на нее это не похоже. И есть еще одна странная вещь, которая мне совсем не нравится. – Он замялся. – Она лежала практически там, где был застрелен Луи.
Джулиет вздрогнула – и не только из-за страшного совпадения. Она знала об этом, даже если бы ей не сказали! Ну, может, ей говорили, а она забыла, и, разумеется, совершенно иной по стилю ковер в гостиной указывал на то, что его поменяли не в таком уж отдаленном прошлом. Возможно, его выбирал человек, который отвечал за меблировку всего дома, – может, это была Дебора? Джулиет представила себе, что она могла бы предпочесть ковровое покрытие от стены до стены обычным коврам, неважно, какими дорогими и красивыми они могли быть. Но проход! – подумала Джулиет. Откуда я знала, что это было на проходе? Она снова вздрогнула. Рок, предзнаменование!
– Не могу отделаться от чувства, что она все последнее время думает об этом, – сказал Дэвид. – Но с чего бы это вдруг, не понимаю. Бог знает, как все это было ужасно, но она, похоже, всегда легко с этим справлялась. Мать всегда была специалистом по скрыванию чувств. Но, возможно, с годами они начинают проявляться. Не знаю. Но, право же, она вела себя очень странно. – Он снял с крючка две кружки и поставил их на стол. – Два приступа за столько времени, а, насколько нам известно, их вызывают стрессы. Что ты с ней делала, Джулиет?
Его голос подсказал ей, что он поддразнивает ее, но при этом он говорил обиженно, и Джулиет почувствовала, как ее захлестнула горячая волна вины.
– Я? Ничего! – поспешно ответила она, радуясь, что возится с молочной кастрюлькой и Дэвид не может видеть ее лица.
Неужели это возможно, что она вызвала приступы бабушки? Может, ей удалось растревожить то, что София отчаянно пыталась скрыть? Вначале она это делала из лучших побуждений, но реакция Вив недвусмысленно показала ей, что она играет с огнем, а Катрин сделала ей суровое предупреждение, чтобы она оставила все как есть. И теперь казалось вероятным, что София была расстроена ее интересом к этому делу.
Ради Бога, в смятении подумала Джулиет, мне надо все это прекратить. Наверное, бабушка действительно случайно застрелила Луи и теперь хочет забыть об этом. Или, может, у нее были причины взять на себя вину и она видит это сейчас так же отчетливо, как двадцать лет назад.
– Я возьму какао с собой, и постараюсь снова уснуть, – сказал Дэвид. – Завтра мне предстоят две очень важные встречи.
– Я сейчас взгляну на бабушку, а потом тоже пойду спать, – согласилась с ним Джулиет.
Потрясение, которое она пережила, увидев упавшую в холле Софию, полностью стерло приятную теплую взволнованность, которая сопровождала ее после вечера, проведенного с Дэном. Позже, устроившись в постели с какао, она подумала, что ей, быть может, удастся возродить сладостные ощущения. Она так на это надеялась! Бог знает, сколько проблем смогут вызвать эти отношения, если они перерастут в нечто серьезное, – а она подумала, что, скорее всего, так оно и будет. И в тот миг ей захотелось продлить очарование тех минут еще хоть ненадолго.
София мирно спала. Ее безмятежное лицо казалось таким молодым – слишком молодым для человека, пережившего столько травм, подумала Джулиет. Но она понимала, что это – лишь иллюзия. Без сомнения, все, что случилось, отняло у Софии почти все силы и здоровье.
– Спокойной ночи, бабушка, – прошептала Джулиет. – Не беспокойся, я больше не буду тебя огорчать. В полумраке ей показалось, что София улыбнулась.
Джулиет почти уснула, когда на нее это накатилось вновь. Что же именно, черт возьми, имела в виду София, когда она сказала, почти без сознания лежа на полу в гостиной: «Я не могла позволить ему взять вину на себя… Я не могла…» Кто был тот человек, кого она не была готова обвинить?
Джулиет ворочалась, пытаясь докопаться до ответа, который, она была уверена, лежал именно там, но все время ускользал от нее. И вдруг он явился ей, и она внезапно окончательно проснулась и задрожала.
Я приведу Дэвида, сказала она Софии, а та ответила «Нет, нет, не Дэвида». В тот момент Джулиет была уверена, что она хочет видеть Дебору, а не Дэвида. Дебору, которая всегда заботилась о ней и всегда была рядом в случае необходимости. Но сейчас потрясенная Джулиет поняла, что бабушка, видимо, имела в виду совсем не это.
«Нет, нет… не Дэвида» и «Я не могла позволить ему взять вину на себя» – прозвучали как одна фраза, а может – и одна мысль.
А если предположить, что это именно Дэвида София защищала все эти годы? Дэвиду в 1971 году было девятнадцать лет, он был слишком молодым, чтобы помешать своему брату разрушить право своего первородства, но уж, конечно, достаточно взрослым, чтобы понимать, что происходит. Джулиет вспомнила, что во время гибели Луи он был в Ла Гранже, прикованный к постели гриппом. Так же, как и домоправитель, он заявил, что ничего не слышал, не знал, что происходило в холле. Но если предположить, что это он нажал на спуск? Тогда что могло быть естественнее, чем защита его Софией? Если бы его обвинили в убийстве Луи, все его будущее было бы в опасности. А ведь он был младшим сыном, ее любимцем. Видимо, София поддалась материнскому инстинкту и, образно говоря, положила свою жизнь за сына.
Боже мой, как он может жить в мире с собой, если все это так! – подумала София. Ничего удивительного, что София болезненно не переносила, когда задавали слишком много вопросов. Ничего удивительного, если она подумала, что ее тайна вот-вот раскроется, поэтому она так расстроилась и страдала от участившихся сердечных приступов.
Дэвид! – подумала Джулиет и вздрогнула. Родители ее наверняка знали правду – и не оттого ли они убежали с Джерси и от Софии, что не могли оставаться, зная что Дэвид позволил матери принять на себя наказание, которое предназначалось ему? И знала ли об этом Дебора?
Покрывшись мурашками, Джулиет вылезла из постели и подошла к окну. Она понимала, что больше не уснет. На дворе стояла ночь, тихая, темная. Где-то возле узкой аллеи, сбегавшей к морю, ухала сова. Прекрасный дом, ее наследство, был населен людьми, которых она легко полюбила, потому что они были ее кровной родней. Но в тот момент Джулиет подумалось, что ей не стоило сюда приезжать.
