ГЛАВА XXXVI
Джереми рассказал Саре очень мало. Только то, что в городе тихо, жители сидят по домам, поезда из Бойсе отменены до окончания эпидемии. Она чувствовала, что это далеко не все, но у нее не хватало храбрости расспрашивать. Чтобы не думать о том, что с ее друзьями и соседями, она вся ушла в шитье приданого для новорожденного, стирку, штопанье одежды, готовку еды.
Она ждала. Все время ждала.
Через неделю после того как Том приезжал на ферму Уэсли с сообщением об эпидемии, Джереми вернулся из Хоумстеда в самый разгар дня. С начала эпидемии он ни разу не возвращался раньше темноты, и, как только он вошел в дом, Сара поняла, что произошло что-то ужасное.
Отложив распашонку, которую она шила, Сара встала с кресла. Джереми взглянул на нее и сейчас же отвел глаза. Он снял шляпу и повесил на один из крючков на стене. Потом скинул пальто. Она не могла не заметить, что он двигается так, словно весь мир навалился ему на плечи.
Когда он обернулся к ней, у нее от страха застыла кровь в жилах. Это дедушка? – подумала она. Это Том? Но она не могла задать вопрос, не могла найти в себе силы открыть рот.
Джереми подошел к ней, остановившись на расстоянии протянутой руки.
– С Хэнком и Томом все в порядке. – Он замолчал, потом добавил: – Сегодня утром умер доктор Варни.
Чувство облегчения смешалось с глубокой скорбью. Это не дедушка. Не Том. Они живы. С ними все в порядке.
Но умер доктор. Доктор Варни. Он был все равно что член семьи Мак-Лиодов. Доктор чинил сломанные кости Тому и залечивал ободранные коленки Саре. Доктор так трогательно ухаживал за бабушкой Дори до самой ее смерти, доктор выходил дедушку и поставил его снова на ноги. Она даже не знала, что доктор заболел. Она к этому была не готова.
Джереми положил руки на плечи Сары.
– Том думает, что миссис Варни не доживет до утра.
Сара посмотрела на него.
– Оба?
Как же это могло случиться? Доктор всегда был таким бодрым, таким живым. Трудно было поверить, что он пожилой человек. И Бетси Варни... Она же на двадцать лет моложе мужа.
Джереми притянул Сару к себе и обнял. В том, как он обнял ее, было какое-то отчаяние.
– Что-то еще? – прошептала она, прижимаясь щекой к его груди. Потом она отклонилась назад и подняла голову, чтобы взглянуть на него. – Есть еще что-то, что ты мне не сказал. Что? Не скрывай от меня.
– Том говорит, что из Бойсе-Сити не приедет никакой доктор. У них такая же эпидемия к югу от города, как у нас. Нам придется обходиться без доктора, своими силами. Том сделает все, что может, все, что умеет и знает.
Она закрыла глаза и опять прижалась щекой к груди Джереми.
– Бедный Том.
Утрата доктора – удар для города, но для ее брата это невосполнимая потеря. Доктор вдохновлял его, был его наставником. Теперь жители Хоумстеда будут ждать от Тома, что он их вылечит, а он еще даже не начинал своей официальной учебы. Ему только восемнадцать, хоть и выглядит он взрослым мужчиной.
– Я должна ехать к нему. Ему нужна моя помощь.
– Нет!
Резкость, с которой он это произнес, поразила ее. Она отступила от него на шаг.
– Я не позволю тебе ехать в город. Это слишком опасно.
– Но, Джереми, я...
– Нет, Сара. У твоего брата много помощников. Там Фанни и другие. Ты должна оставаться здесь, где тебе ничто не угрожает.
Она пристально посмотрела на него и поняла, что он думал о Милли.
Помоги ему, Господи! Все повторяется снова. Сара беременна. Их окружает море болезни. И в городе нет врача.
Он вспомнил, как Милли лежала на постели, лицо бледное, перекошенное, глаза остекленели, губы потрескались от жара. Она была такая хрупкая, так исхудала, и от этого еще сильнее бросался в глаза большой живот. И Джереми никак не мог помочь ей. В округе не было ни одного доктора, за которым можно было бы послать. Да если бы и был, то не на чем было довезти туда Милли и не было денег заплатить врачу, даже если бы они до него добрались. Милли умерла потому, что Джереми ничего не мог сделать, чтобы спасти ее. Он был бессилен.
А теперь Сара. Она вернула в его жизнь тепло, согрела его сердце. С ней он был полон жизни, как никогда прежде. Она дала ему надежду. Прогнала чувство одиночества, которое не оставляло его долгие годы. Он любил Сару, как никогда не любил раньше, как никогда не надеялся полюбить. Она стала для него воздухом, которым он дышал и без которого не мог жить. Если только Сара заболеет...
– Я останусь, Джереми, – тихо произнесла она. – До тех пор, пока я не буду нужна Тому и дедушке, я не поеду в город, если не пройдет опасность. Но если я понадоблюсь одному из них, я поеду. С чувством облегчения он закрыл глаза.
– Джереми, – Сара дотронулась до его руки, – не отгораживайся от меня, Джереми. Я твоя жена. Я люблю тебя. Пожалуйста, не отгораживайся от меня.
Ему хотелось произнести те слова, которые она так желала услышать. Хотелось сказать ей, что он тоже любит ее. Но не мог. Пока. И не имеет значения, что это было против здравого смысла. Логика подсказывала ему, что сказать Саре, что он любит ее, еще не значит поставить ее под удар.
К черту логику и здравый смысл! Он не может рисковать. Он не может рисковать и подвергать Сару опасности.
– Пойду присмотрю за лошадью, – отрывисто бросил он и вышел из дома.
Как только дверь захлопнулась, Сара опустилась на ближайший к ней стул. У нее сдавило горло. Боль пронзила живот. Перехватило дыхание.
Может быть, Джереми не любит ее. Может быть, он никогда не сможет полюбить ее. Возможно, Милли Паркерсон взяла всю его любовь, и для Сары ничего не осталось.
«Чего ты так боишься, Джереми? Как мне убедить тебя? Что я должна сделать? Что я могу сказать? «
Если бы только она могла поговорить с дедушкой. Он бы смог ей помочь. Он всегда умел помочь ей.
Но поговорить с дедушкой она не могла. Она обещала Джереми не отлучаться с фермы. Ей придется разобраться в этом самой.
Она стала мысленно складывать вместе все, что рассказывал ей Джереми с момента его приезда в Хоумстед. Разобраться в его жизни – задача нелегкая, Джереми всегда очень осторожен в словах. И тем не менее, он раскрывался перед ней бессчетное количество раз.
Она выпрямилась на стуле и посмотрела в окно, Сердце у нее громко застучало.
«Если бы не я... Во всем виноват я... «
Сколько же раз слышала она от него эти слова? Когда он рассказывал об отце. Когда рассказывал о брате. Когда рассказывал о Милли. Внезапно она поняла, какой смысл он вкладывал в эти слова. Джереми винил себя за все плохое, что случилось с теми, кого он любил.
«Он думает, что если меня полюбит, то потеряет».
Сара встала со стула. Как показать ему, что он ошибается? Как помочь ему открыть свое сердце и рискнуть?
Она подошла к окну и посмотрела на конюшню.
– Не знаю, Джереми, как, – прошептала она, – но я заставлю тебя раскрыть глаза.
Садящееся за горы солнце окрашивало рваные облака в розовый и сиреневый цвета, когда Том возвращался домой. Никогда еще он не чувствовал себя таким усталым и разбитым, как сегодня, но ноги не хотели идти по другой причине – у него было тяжело на сердце. Он не представлял себе, как он сообщит дедушке о докторе Варни. В это не мог поверить даже сам Том, хотя именно он в последний раз закрыл подслеповатые глаза доктора.
Остановившись на тротуаре, он посмотрел на двухэтажный дом. Не следует ли ему настоять, чтобы дедушка перебрался на ферму к Саре и Джереми. Доктор на десяток лет моложе Хэнка и не выстоял против инфлюэнцы. Что, если заболеет дедушка...
Наклонив голову, Том направился по дорожке к крыльцу, с трудом поднялся по ступенькам и обнаружил, что в глубине души надеется, что дедушка спит и можно будет отложить до утра разговор о докторе.
Ему не повезло. Не успел он закрыть за собой дверь, как на верху лестницы показался Хэнк. Том быстро взглянул в водянистые глазе старика, потом тряхнул головой и повернулся повесить на крючок пальто.
– Ты ел что-нибудь, мой мальчик? – спросил дедушка.
– Я не голоден.
– Тебе нужно поддерживать силы. Съешь хотя бы немного сыра с хлебом.
Том повернулся и посмотрел ему в лицо.
– Дедушка...
Хэнк начал медленно спускаться по лестнице.
– Я... я должен кое-что...
– Я уже знаю.
Том пытался побороть слезы. Он не плакал, вернее, не плакал no-настоящему, с того дня как доктор вправил ему вывихнутую руку, когда ему было девять лет. Но сейчас ему было невыносимо тяжело. Ему нравилось, что доктор обращался с ним так, как будто тот был ему ровней. Нравилось, что горожане относятся к нему уважительно, как обычно относятся к старшим и образованным людям. Он даже начал верить, что заслужил такое отношение и стал почти доктором.
Но не стал. Он не знал, что может сделать для всех этих людей. Он не знал, как заботиться о них. Не знал, как их лечить. Он устал и боялся.
– Вот так, – пробормотал дедушка, сойдя с последней ступеньки. – Давай-ка накормим тебя и отправим в постель. Ты просто выбился из сил.
Подталкивая его в спину, Хэнк заставил Тома пойти на кухню.
Тому совершенно не хотелось есть. Единственным его желанием было лечь спать. Лечь спать и не просыпаться до конца эпидемии.
– Сегодня из лагерей привезли женщину. У нее был выкидыш. Не знаю, сумеет ли она выкарабкаться.
Он подумал о Саре. Что, если Сара заболеет? Что, если она потеряет ребенка? Он так рассердился на нее за то, что она забеременела ребенком Джереми, еще не выйдя за него замуж. Но если она потеряет его из-за того, что он не сможет ей помочь...
На кухне он тяжело опустился на стул и, оперевшись локтями на стол, спрятал лицо в ладонях. Только бы перестало стучать в голове. Только бы перестали болеть мускулы и не жгло глаза.
– На. Выпей это. – Дед протянул ему стакан холодного молока из ящика со льдом.
Том думал, что у него не хватит сил протянуть руку и взять стакан, это получилось как-то само собой. Он проглотил молоко, поставил стакан на стол и рукавом вытер оставшиеся на губах белые усы. Голова у него мотнулась вперед и почти уткнулась подбородком в грудь. С большим усилием он выпрямился и поднял голову.
– Съешь хлеба. Его вчера испекла Фанни. Когда Фанни успела испечь хлеб? Она же все время была в школе, помогая ему. Разве не так?
– Том.
Голос дедушки донесся откуда-то издалека.
– Том?
Он попытался посмотреть на него. Свет от кухонной лампы померк. Изо всех углов комнаты на него надвинулись тени. В ушах раздался странный шум, похожий на рев морской бури.
– Том?
– Дедушка?
Он попробовал заговорить, но голос куда-то пропал.
Рев в ушах совершенно оглушил его. Комната пришла в движение, окружавший их свет превратился в единственную светящуюся точечку. Потом свет мигнул, и он погрузился в полную темноту.
Сара лежала, прильнув к Джереми, положив голову на его плечо. Она с наслаждением вдыхала его запах. Джереми сделался частью ее самой. Он заставил ее по-новому взглянуть на мир и все, что в нем есть. Если завтра она умрет, то умрет счастливой, потому что узнала и полюбила его. Она не представляет себе жизни без него.
– Джереми, – тихо позвала она и нежно провела рукой по его груди. – Ты спишь?
– Хммм. – Он потерся носом о ее волосы.
– Джереми, я хочу тебе что-то сказать. Я знаю, что не видела того, что видел ты, и не бывала в местах, где ты побывал. Я знаю, что жизнь у меня была безоблачной. Обо мне заботились, за мной ухаживали, сколько я себя помню. Но кое-чему в жизни я научилась. Я узнала кое-что про любовь.
Она закрыла глаза. «Пожалуйста, Джереми, услышь то, что я говорю».
– Не твоя вина, что твой отец был таким, каким он был. Не твоя вина, что я не захотела выйти замуж за Уоррена. И не твоя вина в том, что умерла Милли.
Она почувствовала, как он напрягся, но не дала ему отстраниться, теснее прижавшись к нему.
– Плохое не приключается с людьми из-за того, что ты их любишь. Плохое происходит потому, что это часть нашей жизни. Плохое происходит с праведными и неправедными, так говорится в Библии. Так уж устроен мир. Но, как бы то ни было, любовь делает жизнь стоящей. Милли вышла за тебя замуж и уехала с тобой, потому что любила тебя. Она собиралась родить тебе ребенка, потому что любила тебя. Но умерла она не из-за того, что любила тебя. Она умерла из-за того, что заболела. – Переведя дух, Сара продолжала: – Не любя никого, не убережешься от того, чтобы кого-нибудь не ранить. Сам же ты будешь ранен обязательно.
Он не пошевелился. Казалось, он даже не дышит. Она не могла сказать с уверенностью, слышал ли он, что она говорила. Она хотела, чтобы он ее услышал. Она просила Господа, чтобы Джереми услышал ее.
– Я твоя жена, Джереми, и я люблю тебя. Я буду любить тебя до своего смертного часа. Может быть, я не доживу до старости и седых волос. Никому из нас не известно, сколько дней нам дано прожить на этой земле. Но, пока жива, я буду с тобой. Я буду любить тебя. Обещаю тебе это, Джереми.
Она перевела дыхание, надеясь, что он ответит, надеясь, что он скажет, что понял, надеясь, что он наконец скажет, что любит ее. Но в комнате было по-прежнему тихо. Единственным признаком того, что он слушал ее, было то, что его рука крепче сжала ее плечо.
Может быть, подумала она. Может быть, он услышал её.
С надеждой в сердце Сара незаметно заснула.
