ГЛАВА 11

– Голливуд никогда не прощает провала, – сказал Каспер Стиглиц, у которого четыре последних фильма провалились. Он взялся посвятить Филиппа Квиннелла в нелегкий процесс работы киноиндустрии. – Он может простить все, даже пренебречь вашими всевозможными подлогами, растратами, иногда убийствами, но не прощает провалов.

Каспер посмотрел на Филиппа сквозь очки с темными линзами, которые никогда не снимал, затем с насмешкой осмотрел зал ресторана. Он покачал головой, выражая недовольство по поводу собравшихся среди дня посетителей.

– Сегодня я здесь самый известный человек, – сказал он мрачно. Минуту он раздумывал над тем, почему Мишель, метрдотель, усадил его за этот столик, и стоит ли поднимать шум, требуя пересадить его за столик в дальнем конце зала, где он видел Марти Лески, главу «Колосс Пикчерс», когда ходил в мужской туалет. Он назвал ресторан «Ле Дом», когда позвонил Филиппу Квиннеллу и пригласил его на ленч, чтобы обсудить процесс работы над их проектом, только потому, что ресторан обслуживал тех, кто связан с кино и музыкальным бизнесом, и где могли обратить внимание на то, что разговор идет о новом фильме.

Каспер развернул большую салфетку эффектным жестом и положил ее на колени. Филипп заметил, что парик Каспера был разновидностью прически середины месяца: пятнадцать дней со дня последней «стрижки» и шестнадцать дней до следующей «стрижки», и в тот день завязал волосы в хвост с помощью резинки. В тот сезон такая прическа среди продюсеров и сотрудников кино среднего возраста считалась самой шикарной, а Каспер, как отметил Филипп, был всегда на переднем фронте киномоды. Его черный вельветовый пиджак от «Армани» был расстегнут, и под ним виднелась майка с изображением фрагмента «Герники» Пикассо. Филипп должен был признать, что парик Каспера почти нельзя отличить от естественных волос. Он подумал, участвует ли Уиллард, дворецкий, который казался таким щепетильным, в водворении парика на голову Каспера каждый день и помогает ли приклеивать, прикреплять или что-то другое, что делают с париками.

Каспер, продолжал волноваться по поводу предоставленного им столика, очень нервничал, постоянно чихал и сморкался.

– Мне надо отойти, – сказал он, вскакивая из-за стола. Поднявшись, он заметил Мону Берг. – Смотри-ка, Мона здесь. – Сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно, но оборвал фразу, когда увидел кого-то, не менее известного, чем Мона Берг, в том же конце зала, где он сидел с Филиппом.

– Привет, Мона! – крикнул он в сторону ее стола.

– Привет, Каспер! – отозвалась Мона Берг, показывая жестом руки, что им надо переговорить по телефону позже.

– Поздоровайся с Филиппом Квиннеллом, – сказал Каспер, представляя ей своего соседа по столику. – Мона Берг – лучший агент в городе.

Филипп и Мона обменялись приветствиями.

– Эй, Мона, это тот Фил, что написал очень, очень острую книгу о Резе Балбенкяне, «Смена» называется. Ты ее читала?

– У меня никогда нет времени читать что-то, кроме сценариев, Каспер, ты же знаешь, – сказала Мона Берг. – Но я выберу время и прочту вашу книгу, Фил, обещаю. Что ты думаешь о моем предложении Эллиота Карвера на роль Блая? – спросила она.

Каспер отрицательно покачал головой.

– У Эллиота Карвера было шесть провалов подряд. Эллиот Карвер годится для комедий на кабельном телевидении, а не для ведущей роли в картине Каспера Стиглица, – сказал он.

– Ты делаешь большую ошибку, Каспер, – настаивала Мона, которая славилась упорством в продвижении своих клиентов. – Марти Лески просмотрел вчера вечером у себя дома монтажный вариант «Карьеры для девушки» и сказал, что Эллиот потрясающ. Даже Сильвия Лески пришла к выводу, что он великий актер, а ты знаешь, как трудно угодить Сильвии.

– Извините, я на секунду. Мне надо высморкаться, – сказал Каспер.

– Когда-нибудь он упадет замертво из-за того, что вытворяет со своим носом, – сказала Мона.

Филипп кивнул, соглашаясь, но не ответил.

– Я слышала, вы пишите сценарий для документального фильма о наркотиках?

– Да.

– Неблагодарная работа.

– Я это уже понял.

– Если вы не найдете настоящих полицейских и вам понадобятся актеры на роли полицейских, что всегда получается лучше, то позвоните мне. Мне бы очень хотелось, чтобы вы встретились с Эллиотом Карвером.

– Хорошее предложение, но всем занимается Каспер.

– А, наконец-то пришел мой партнер по ленчу. Ты заставляешь себя ждать, Джоэль, – сказала она, посмотрев на часы и с укоризной в голосе.

– Извини, Мона, – сказал Джоэль, усаживаясь за стол.

– Ненавижу ждать, Джоэль.

– Я же сказал, извини, Мона. Попал в «пробку».

– Как вас зовут? – обратилась она к Филиппу.

– Квиннелл, Филипп Квиннелл.

– Джоэль Циркон, Филипп Квиннелл, – сказала Мона, представляя их друг другу.

– Не вас ли я видел на похоронах Гектора Парадизо? – спросил Джоэль. – Вы – тот парень, что передал платок Фло Марч, правильно?

– Слушай, Фил, тебе следует одеваться по-другому, – сказал Каспер Стиглиц, когда в очередной раз вернулся к столу. Филипп заметил, что после каждого из многочисленных посещений туалетной комнаты он возвращался с новой идеей, которую тут же выкладывал.

– Что же тебе не нравится в моей одежде? – спросил Филипп.

– Здесь так не одеваются, – сказал Каспер. – Голубой блейзер, серые фланелевые брюки, рубашка от «Брукса». Все не то. Так одевались много лет назад. И надо отказаться от этих галстуков в горошек. Ты выглядишь, как учитель истории, а не как сценарист. Для полного сходства тебе не хватает трубки. Это очень важно для сценариста, особенно сценариста-документалиста. Наркоманы не захотят разговаривать с тобой, если ты так одет.

– Мне казалось, что тебе нравится то, что я уже написал.

– Нравится, конечно.

– Следовательно, наркоманы будут разговаривать со мной, хотя я одет в голубой блейзер, серые фланелевые брюки, рубашку от «Брукса» и галстук в горошек.

– Я имею в виду, что твой вид не подходит для здешних мест, вот и все.

– Послушай, Каспер, а мне не нравится, как одеваешься ты. Черный вельвет мне всегда казался дешевкой, но мне нет никакого дела до этого, потому я молчу, так и тебе не должно быть никакого дела до того, как одеваюсь я. Ты одеваешься по-своему, я – по-своему. О'кей?

– Согласен, о'кей. Не кипятись. Я лишь попытался объяснить тебе, как одеваются в Калифорнии, вот и все, – сказал Каспер.

– Я в Калифорнии ненадолго, – заметил Филипп. Каспер прищелкнул пальцами.

– Послушай, ты подал мне идею. Мне вдруг понравилось, как ты одеваешься. Даже твой галстук в горошек. Я хочу попросить тебя об одолжении.

– Это касается фильма?

– Нет, речь идет о том, чтобы ты пришел на обед в следующее воскресенье вечером.

– О, нет, благодарю, не могу. Я собираюсь с подругой на ее ранчо в Солванг, – сказал Филипп.

– Вот как? Приезжай пораньше.

– Зачем?

– У меня на обеде будет несколько шишек, и, сдается мне, ты им подойдешь. Я никогда не знал, о чем с ними разговаривать.

– А кто они?

– Арни Цвиллман.

– Кто такой Арни Цвиллман?

– Это тот, кто поджег «Вегас Серальо», чтобы получить страховку.

– Так ты его называешь «шишкой»?

– Нет, он не «шишка». Будут другие, кто действительно являются «шишками».

– Кто, например?

– Жюль и Паулина Мендельсоны.

– Жюль и Паулина Мендельсоны придут к тебе на обед? – спросил Филипп, не скрывая удивления.

– Ты их знаешь?

– Скажи мне, ты и Ину Рей с Дарлин собираешься позвать на обед?

Каспер засмеялся.

– Я тебе не рассказывал, в какой майке была одета Ина Рей?

– Нет.

– На майке было написано: «Внимание! Я воплю, когда занимаюсь любовью». Смех да и только! Я думал, живот надорву от смеха. Эта девчонка – настоящая хулиганка.

– Паулине Мендельсон это показалось бы очень забавным, – сказал Филипп.

– Не думаю, что Ина Рей подходит этим людям, – сказал Каспер, размышляя о том, что сказал Филипп. – Я позову ее позже, когда будут показывать гостям фильм, но не на обед. Мне нужна еще одна девушка за столом. Как насчет девушки, с которой ты встречаешься? Как ее зовут?

– Камилла Ибери.

– Актриса, манекенщица, танцовщица?

– Нет, не из этих.

– Приведи ее.

– Воскресные вечера она проводит с дочерью. Они обедают вместе в «Загородном клубе». Семейная традиция.

– Скажи ей, что я покажу новый фильм.

– Она на это не клюнет.

Каспер снова прищелкнул пальцами.

– Гортензия Мэдден. Вот кого я позову. Она классно подойдет.

– Кто она, Гортензия Мэдден?

– Литературный критик «Малхоллэнда».

– О, ради Бога!

– Ты знаешь ее?

– Нет, я с ней не знаком. Но она раскритиковала мою книгу о Резе Балбенкяне.

– Такова Гортензия. Она в пух и прах разделывает все, что популярно.

– А какова цель обеда, Каспер? – спросил Филипп.

– Арни Цвиллман хочет познакомиться с Жюлем Мендельсоном, насколько мне известно, и он просил меня организовать обед.

Филипп задумался.

– Хорошо, я приду, – сказал он через минуту.

– Ты был любезен, что сводил Банти сегодня в кино, – сказала Камилла.

– Она – замечательный ребенок.

– Она обожает тебя. Даже сказала мне, что считает тебя красивым.

– Думаю, мне не стоит приглашать тебя пойти со мной на обед к Касперу Стиглицу в следующее воскресенье.

– Почему же, если я смогу взять с собой Банти.

– Не думаю, что дом Каспера Стиглица подходящее место для Банти.

– И мне так не кажется, – сказала Камилла, и они оба рассмеялись. – Хотя было бы любопытно посмотреть на его коллекцию париков. Или на Ину Рей. Не знаю, что бы меня больше поразило.

– Мендельсоны собираются придти.

– Мендельсоны придут к Касперу Стиглицу? – спросила Камилла. – Что-то мне не верится.

– Так сказал сегодня Каспер за ленчем.

– Должно быть, у них там дело или что-то в этом роде, – Камилла покачала головой. – Предлагаю пари.

– О чем?

– О том, что они в последнюю минуту откажутся. Я знаю Паулину.

После Парижа, где они, наконец, стали любовниками, Жюль Мендельсон в порыве страсти решил снять дом для Фло, чтобы обеспечить им возможность тайно встречаться. Фло к тому времени бросила работу в кафе «Вайсрой», съехала с квартиры, которую снимала в районе Силвалейк, и одновременно поселилась в отеле «Маркиз» на Сансет в Западном Голливуде. Жюль поначалу хотел снять квартиру в одном из высотных зданий на бульваре Сансет, но когда пришел туда, чтобы осмотреть квартиру, то в лифте столкнулся с Марти Лески, главой «Колосс Пикчерс». Два известных всему городу человека поздоровались и дружески поболтали. Позже от управляющего домом он узнал, что у Марти Лески в доме есть квартира. По тому, как нервничал Марти в лифте, и зная, что Марти и Сильвия Лески владеют одним из самых больших особняков на Бель-Эйр, Жюль догадался, что Марти поселил в этой квартире некую молодую леди. Больше Жюль в этот дом не возвращался.

– Сегодня я видела очень миленький дом на Бель-Эйр, – сказала Фло. Она был в полном восторге от того, что у нее появилась возможность подыскать дом в самом шикарном, как ей казалось, районе города. Поиск дома стал для нее новым развлечением, от которого она получала огромное удовольствие. Жюль к этому времени взял для нее напрокат ярко-красный «мерседес», и она часами ездила по городу, особенно по богатым районам Беверли-Хиллз, Холмби-Хиллз и Бель-Эйр, где она до тех пор никогда не бывала, в компании агента по продаже недвижимости, которую звали Элейн. Бывшая актриса, она хорошо знала историю каждого дома. «В этом доме дочь Ланы Тэрнер убила Джонни Стомпанато, – рассказывала она об одном доме. – В этом доме Джуди Гарланд приняла слишком большую дозу», – говорила она о другом доме. Или сообщала: «Джек и Анжелика бывало жили здесь». Фло догадывалась, что Элейн имела ввиду Джека Николсона и Анжелику Застон, и эта информация будоражила ее воображение.

– Где? – спросил Жюль.

– В конце Стоун-Каньон, сразу за отелем «Бель-Эйр». Элейн говорит, что он принадлежал одной из бывших жен Амоса Сванка.

– Бель-Эйр? О, нет, нет, – сказал Жюль, отрицательно качая головой. – Только не в Бель-Эйр.

Фло уже знала, что, когда Жюль говорит «О, нет, нет» на какое-либо ее предложение и при этом качает головой, это означает, что она нечаянно вторглась в его основную жизнь, жизнь, которую он разделял с Паулиной. Для Жюля же снять дом в Бель-Эйр, где живет так много друзей его семьи, означало бы подвергнуться риску встречи с хорошо знакомыми людьми на узких улочках этого фешенебельного анклава. Оберегая свой имидж в той жизни, Жюль с содроганием представлял, как кто-нибудь из друзей Паулины, особенно Роуз Кливеден, скажет ей: «Сегодня днем я видела Жюля в Бель-Эйр». «Сегодня днем? Представить не могу, что Жюль мог делать в Бель-Эйр в это время», – могла бы ответить Паулина. «В конце Стоун-Каньон, сразу за отелем», – продолжала эта доносчица Роуз настаивать. «О, ради Бога!» – ответила бы Паулина.

– Думаю, будет лучше, если ты поищешь в других районах, вроде Бенедикт и Коулдуотер, – сказал Жюль Фло. Каньоны Бенедикт и Коулдуотер были районами, где случайность встречи с людьми, с которыми он и его жена обедали почти каждый вечер, была сведена к нулю.

– Что ж, хороший район, – сказала Фло, соглашаясь. Она быстро перебрала в уме имена нескольких телезвезд, владевших домами в этих каньонах.

Наконец Фло нашла подходящий дом, скрытый от глаз любопытных за разросшимися кустами на небольшой улочке Азалиа Уэй в Каньоне Коулдуотер. Элейн сказал, что дом принадлежит телезвезде Тренту Малдуну, чей сериал на телевидении сняли с производства, а за четыре года отсутствия работы Трент растратился вчистую. «Тратил, тратил, а теперь разорен, разорен», – сказала Элейн. – Поучительная история».

– Это действительно дом Трента Малдуна? – спросила Фло в восхищении.

– Развод с женой совершенно разорил его, приходится как-то выкручиваться, – сказала Элейн.

Фло была на вершине блаженства, став обладательницей собственного дома с бассейном, адресом на Беверли-Хиллз, с почтовым индексом 90210 и номером телефона, начинающимся цифрами 274. Она с трудом сдерживала свои эмоции. Когда она пожаловалась Жюлю, что чучела и мебель в стиле модерн нагоняют на нее депрессию, он разрешил ей большую часть обстановки, сданной в наем вместе с домом, передать на хранение и обставить дом по ее усмотрению. Какое-то время счастливее ее не было человека на свете. Но она чувствовала себя очень одиноко, Иногда ей казалось, что она всего лишь сосуд для утоления его желаний, а потому понемногу начала пить и курить сигареты с марихуаной.

– Алло?

– Я уже еду.

– Сейчас?

– Будь голой, когда пойдешь открывать дверь. Как он и просил, она голая открывала дверь.

– Выпьешь? – спросила она.

– Нет. – Он жадно разглядывал ее тело, развязывая галстук и снимая рубашку. – Пойдем в спальню.

В его любви не было ни ласки, ни нежности, почти не было поцелуев. Он хотел удовлетворить только неистовое желание обладать ее красивым телом, обладать как можно дольше. Его страсть к ней была, казалось, ненасытной. Но тогда он еще не предвидел, сколь важной и неотъемлемой частью его жизни предстоит ей стать. Он считал, что она – всего лишь отдушина для возраставшей с каждым днем сексуальной потребности. В жизни Жюль отводил Фло место только для этого. Он был известный коллекционер, а достойный образ его жизни был примером для многих. Ее же вкусы казались ему слишком грубыми, чтобы испытывать к ней чувство любви. Некоторые черты ее характера и поведения приводили его в бешенство. Она произносила слово «бутерброд» как «бутброд», словно рифмовала его со словом «урод». Читая что-либо про себя, она двигала губами. Лимонад и прочие напитки она пила прямо из бутылки или банки. Она совершенно не разбиралась в вопросах, которые он считал жизненно необходимыми и важными. Он вовсе не собирался играть роль Пигмалиона для этой молоденькой Галатеи, но при этом отметил, что на его замечания, сделанные по поводу ее поступков или слов, которые выводили его из себя, она никогда не обижалась. Ей даже нравилось, что он поправляет ее или объясняет, как надо делать, а потому своих ошибок больше не повторяла. Поначалу его забавляло, как быстро она реагирует на все его замечания и советы. Затем он взялся за ее облагораживание всерьез. Улучшилась ее манера говорить, осанка, походка. В глубине души он сознавал, что красивая молодая женщина проводит жизнь впустую, скрываясь от глаз посторонних, но менять что-либо в ее жизни он не собирался. Конечно же, сделай он всего один звонок Марти Лески в «Колосс Пикчерс» – и Фло могла бы получить небольшую роль в одном из многочисленных телесериалов, которые снимали на студии, или могла бы попробовать себя в кино. И Марти Лески не отказался бы помочь. Такого вида услуги были приняты между богатыми людьми, имеющими любовниц. Но он не мог заставить себя сделать такой звонок, который помог бы стремлению Фло стать в жизни кем-то, заняться любимым делом. Она ему нравилась только за то, что полностью принадлежала ему.

После любовных утех, утомленный и удовлетворенный, он заводил с ней разговоры о том, о чем мало с кем в своей жизни разговаривал: о своем бизнесе, о возможной передаче его коллекции какому-нибудь музею, о квартирке в Брюсселе на авеню Амуар, которую он для нее присмотрел, где бы она могла поселиться на время переговоров делегации, которую он, вероятно, возглавит. Перспектива пожить целый год в Брюсселе приводила Фло в восторг. Затем он, как всегда посмотрев на часы, говорил: «Надо уходить», вскакивал с постели, одевался и отправлялся домой, чтобы оказаться там вовремя к вечернему бокалу вина, который он с Паулиной неизменно выпивал перед тем, как идти переодеваться к обеду или отправляться на очередной прием. Часто из машины, по пути домой, он звонил ей по телефону.

– Что ты делаешь?

– Ты звонишь уже в третий раз, как ушел от меня одиннадцать минут назад, – ответила она однажды, не сдержав возмущения.

Она знала, что ему не нравится, когда она бывает грубой, за исключением моментов близости, но порой она не выдерживала, чувствуя, что сыта им по горло. Услышав в ответ неодобрительное молчание, она пошла на попятную:

– Лежу на новых коричневых простынях, что ты купил мне в Париже, и набираюсь сил после твоих ласк, Жюль, а еще пью вино, которое ты принес с аукциона Брешани. Вот чем я занимаюсь.

При этом она словом не обмолвилась, что курит сигарету с марихуаной. Она знала, что он не одобрит этого. Однажды он сказал, что терпеть не может людей, употребляющих наркотики.

Со временем Фло поняла, что их отношения сводятся только к удовлетворению неистового желания Жюля заниматься с ней любовью. Он хотел, чтобы она была готова встретить его в любое время, чтобы всегда была на месте, если он вдруг выкроит время и неожиданно приедет к ней или позвонит, а звонил он по десять, а то и больше раз на день. Если телефон был занят, это вызывало у него приступ ярости. Он начинал воображать, что в ее жизни появился другой мужчина, хотя знал наверняка, что ничего подобного нет. Она стала пить еще больше. Все больше курила марихуану. Несколько раз она пригрозила ему, что бросит его, но такие угрозы на Жюля не действовали. Он нисколько не сомневался, что самым замечательным событием в жизни Фло Марч была встреча с ним. Он знал также, что и Фло понимала это. Он прекрасно осознавал власть денег. Как эта власть огромна, как легко привыкнуть к ней, как ужасно потерять внезапно все, когда к этому уже привыкаешь.

Жюль перестал пользоваться «бентли», за исключением вечеров, когда он возил Паулину на приемы, потому что чувствовал, что машину могут узнать, поскольку она появляется ежедневно на Азалия Уэй, где находился дом Фло. Он взял напрокат дорогой, но малопримечательный «кадиллак» с затемненными стеклами, чтобы прохожие не видели, кто находится в машине. Однажды, когда Паулина была в Нью-Йорке, он вез Фло на ее старую квартиру в малоизвестный, по крайней мере, для Жюля, район города под названием Силвалейк, где Фло жила, пока судьба ей не улыбнулась и полностью не изменила ее финансовые обстоятельства. Фло хотела забрать там почту, о которой сообщила ее бывшая хозяйка. Когда они остановились на красный свет на авеню Мелроуз, Фло выглянула в окно и увидела, как бездомная женщина сооружает из коробок укрытие на ночь. Ужас охватил Фло.

– Она напомнила мне маму, – сказала Фло.

– Кто? – спросил Жюль.

– Эта женщина, – Фло указала на бездомную, – Держу пари, когда-то она была красива, так же, как и моя мама.

Жюль кивнул головой.

– Моя мама умерла при пожаре в гостинице для малоимущих.

– Ты мне рассказывала об этом в Париже, – сказал Жюль.

– Ты ведь позаботишься обо мне, Жюль, не так ли? Не могу я умереть в нищете, как моя мать, просто не могу.

– Но я же забочусь о тебе.

– Нет, я имею ввиду после.

– После чего?

– Всего.

Он понял, о чем она говорила, но даже думать не хотел об этом. Дальше они ехали в молчании.

Каждое утро, без исключений, Филипп Квиннелл шел на собрание анонимных алкоголиков в бревенчатый домик на бульваре Робертсона. До начала собрания он сидел, читая газету, и редко вступал в разговоры с другими участниками собрания.

Однажды утром в статью на спортивной странице «Лос-Анджелес Трибьюнэл», которую он читал, кто-то ткнул пальцем с ярко-красным маникюром.

– Кто бы мог подумать, что Макэнрой вернется? – спросила Фло.

– Привет, Фло, – сказал Филипп.

– Привет, Фил, – ответила она. Она открыла сумочку и вынула платок, который он передал ей на похоронах Гектора Парадизо. Он бы выстиран и выглажен.

– Спасибо за одолжение.

– Это же были похороны, – сказал Филипп, беря платок.

– Ты видел Лоретту Янг? – спросила она. – Надеюсь в ее годы выглядеть не хуже.

Филипп улыбнулся.

– Кто бы мог подумать, что мы окажемся на одних и тех же светских похоронах, не успев толком познакомиться, – сказала Фло. – Надеюсь, ты был на ленче, который устраивала Роуз Кливеден в «Загородном клубе» после похорон?

– Нет, не был.

– Я читала о ленче в колонке Сирила Рэтбоуна в «Малхоллэнд». – Сказала Фло. – Бедняжка Роуз.

– Почему бедняжка?

– Ты не знаешь? Она упала и сломала ногу на этом ленче. Запнулась о собачку Гектора, Астрид.

– Ты об этом прочла тоже в колонке Сирила Рэтбоуна?

– Я всю информацию черпаю оттуда, – сказала Фло. После собрания, уже уходя, Филипп спросил у Фло:

– Как назывался клуб, о котором ты в прошлый раз упомянула, тот, в который заходил Гектор Парадизо в ночь, когда покончил жизнь самоубийством?

– Что-то я не припомню, что ты говорил о самоубийстве Гектора, не так ли?

– Но таково, кажется, общее мнение.

– Удивляюсь, что ты, такой ученый парень, разделяешь это мнение. «Мисс Гарбо» – так называется клуб. Некоторые парни, посещающие его, называют клуб просто «Гарбо».

– Где он находится? – спросил Филипп.

– На улице Астопово, между бульваром Санта-Моника и Мелроуз. Только не думаю, что подобное заведение подходит для тебя.

– Ты бы не хотела сходить туда со мной? В «Мисс Гарбо»? Мне хочется узнать, с кем Гектор ушел оттуда в ту ночь.

– Я бы с удовольствием, но не могу.

– Почему?

– Я же говорила тебе, что занята.

– Послушай, я не собираюсь приударять за тобой, клянусь. Просто хочу пойти туда с тобой как с подружкой. Одному не хочется идти.

– У меня парень очень ревнивый. Он звонит по двадцать раз на день, чтобы следить за мной.

– Значит, отказываешься?

– Извини, Фил.

– Вообще-то я Филипп, а не Фил. Не люблю, когда меня называют Филом.

– О, прости, Филипп. Имя звучит классно.

– Ты уверена, что не сможешь пойти?

– Красивые девушки, вроде меня, отказываются ходить в «Мисс Гарбо» после полуночи. Но я бы пошла, чтобы узнать, что ты там услышишь. Спроси Мэннинга Эйсдорфа. Это он устраивает знакомства.

– Я уже слышал об этом.

– Знаешь, что, Фил?

Филипп посмотрел на нее. Она прищелкнула пальцами.

– Я имею ввиду – Филипп. Ты парень умный, сообразительный. Оставь-ка ты это дело.

В тот же день Филипп Квиннелл позвонил Сэнди Понду, издателю «Лос-Анджелес Трибьюнэл».

– Мистер Понд в курсе, о чем вы хотите с ним поговорить? – спросила секретарша, когда Филипп ей представился.

– Скажите ему, что я – автор книги «Смена» о Резе Балбенкяне, – ответил Филипп.

– Не могли бы вы мне сказать, по какому поводу вы звоните мистеру Понду? – настаивала секретарша.

– Нет, не могу, – ответил Филипп.

– В мои обязанности входит спрашивать о цели звонка. Мистер Понд очень занят.

– Я понимаю.

– Так вы мне скажете?

– Нет. Вы только передайте ему, кто я, и пусть мистер Понд сам решает, будет он разговаривать со мной или нет, хорошо?

Голос в трубке на минуту замолчал, затем послышалось:

– Одну минуту.

Недосягаемый Сэнди Понд наконец ответил.

– Я конечно же, с удовольствием прочел вашу книгу, мистер Квиннелл. Это правда, что Реза Балбенкян грозился переломать вам ноги? До нас дошли такие слухи.

Филипп засмеялся.

– Да, чем-то подобным угрожал.

– Я узнал от своей жены, что вы встречаетесь с большим другом нашей семьи Камиллой Ибери, – сказал Сэнди Понд.

– Да, – ответил Филипп, не желая вдаваться в подробности.

– Чем могу вам помочь? – спросил Сэнди Понд.

– Меня интересует, почему ваша газета не написала об убийстве Гектора Парадизо? – спросил Филипп.

Наступила пауза.

– Убийство? Какое убийство? – в ответ спросил Сэнди Понд.

– Тогда о смерти, – сказал Филипп. Сэнди Понд молчал.

– Вы знали Гектора Парадизо, не так ли?

– Да знал. На похоронах я шел в процессии с венками. Обаятельный был человек. Большой друг моей жены. Она всегда говорила, что Гектор – лучший танцор в Лос-Анджелесе. Все это так печально, ужасно печально.

– В него стреляли пять раз, мистер Понд, – сказал Филипп. – Я был в его доме несколько часов спустя после случившегося вместе с Камиллой Ибери. Опознавал тело для полиции.

– Но это же было самоубийство, мистер Квиннелл. Я видел заключение патологоанатома.

– Не показалось ли вам странным, что человек мог стрелять в себя пять раз? – спросил Филипп.

– Видимо, он был в глубочайшей депрессии. В заключении по вскрытию говорилось, что он был плохой стрелок. Я буду рад послать вам через свою секретаршу копию заключения, – сказал Сэнди Понд. По его тону было ясно, что ему не терпится прекратить разговор.

– Но разве вы не считаете, что даже при таких обстоятельствах это событие достойно того, чтобы о нем писали, мистер Понд?

– Объясните.

– Известный в городе человек, вращающийся в высших общественных кругах, присутствует на обеде в доме Жюля Мендельсона, беспечно танцует, а затем совершает самоубийство, стреляя в себя пять раз. В тех местах, откуда я приехал, эта история заслужила бы публикации в газете. Добавьте к этому, что он был родом из знатной семьи местных землевладельцев, что в честь его семьи назван бульвар в городе. Да эта история заслуживает публикации на первой полосе.

– Это все, мистер Квиннелл?

– Я уверен, что по причинам, мне пока не понятным, вокруг этой смерти создан заговор молчания, что в этой истории что-то скрывается, и ваша газета участвует в этом заговоре.

– Нелепость и клевета, – сказал Сэнди Понд. В его голосе не осталось и следа от прежней любезности.

Филипп, опасаясь, что Сэнди Понд повесит трубку, торопливо продолжал:

– Разве это не факт, что Жюль Мендельсон приходил к вам в то утро, когда был убит Гектор Парадизо? Извините, в то утро, когда Гектор Парадизо покончил с собой.

– До свидания, мистер Квиннелл.

Вечером того же дня на званом обеде в доме Ральфа и Мэдж Уайт в Хэннок-Парк Сэнди Понд попросил Жюля Мендельсона пройти с ним после обеда на веранду, пока другие гости будут пить кофе в гостиной.

– Тебе знаком некий Филипп Квиннелл? – спросил он. – Тот, что написал книгу о твоем друге Балбенкяне?

– Да, знаком. Он встречается с Камиллой. А в чем дело? – спросил Жюль.

– У меня с ним был сегодня неприятный разговор по телефону.

В тот же вечер в другой части города клуб «Мисс Гарбо» был переполнен. Впрочем, переполнен он бывал каждый вечер. Выступление певицы Марвин Маккуин было в самом разгаре. «Ты – не моя первая любовь, знавала я мужчин и раньше» – пела она, смотря прямо на прожектора подсветки. Ее губы складывались в трубочку над торчащими вперед зубами. Слезы наполнили подведенные карандашом глаза, когда она жалобно пропела ключевую фразу песни. Лямка вечернего черного платья соскользнула с плеча, пряди распущенных волос прикрыли один глаз на манер кинозвезд сороковых годов. Но ее попытки вызвать у слушателей ответную реакцию оказались бесполезными. Никто в переполненном баре не обращал ни малейшего внимания на нее.

– Зейн, – позвал Мэннинг Эйнсдорф бармена. Мэннинг сидел на высоком стуле у бара, откуда мог наблюдать за залом. – Не подавай больше выпивки мистеру Кофлину и гостям за двадцать шестым столиком. Им уже достаточно. И скажи мальчику на парковке, чтобы он нашел для них такси, а не давал им садиться за руль своих машин. Не хочу, чтобы из-за горстки пьяниц полиция Западного Голливуда прикрыла мое заведение.

– Успокойся, Мэннинг, – сказал Зейн, – все заметано.

– «Мисс» Эйнсдорф в последнее время что-то очень нервничает, – сказал Джоэль Циркон, стоявший у бара и слышавший разговор Зейна и Мэннинга.

– «Мисс» Эйнсдорф нервничает с тех пор, как кое-кто покинул заведение кое с кем и закончил с пятью пулями в теле. Она по десять раз за ночь талдычит мне об этом, – сказал Зейн.

В то время в клуб вошел Филипп Квиннелл. В переполненном и шумном зале он некоторое время оставался незамеченным. Пройдя через толпу в центре зала, он нашел свободное местечко сбоку от стойки бара. Джоэль Циркон, которому Мона Берг в ресторане «Ле Дом» представила Филиппа, посмотрел на него с удивлением и стал наблюдать за ним через зеркало на стене бара. Филипп, ожидая, когда его обслужат, внимательно следил за выступлением Марвин Маккуин.

«Лучше уйди сейчас, потому что я люблю тебя так сильно, лучше уйди…» – пела она.

– Пиво? – спросил Зейн, когда, наконец, освободившись, обратился к Филиппу, чтобы обслужить его.

– Содовую, – ответил Филипп.

– С лимоном? С соком лайма? – спросил Зейн.

– С лимоном.

Зейн наполнил стакан и поставил его перед Филиппом. – Кто эта певица? – спросил Филипп.

– Марвин… Забыл фамилию, – сказал Зейн.

– Переодетый красавец?

– О, нет, настоящая девица.

– Кривозубая.

– Совершенно верно.

– Я разыскиваю человека по имени Мэннинг Эйнсдорф, – сказал Филипп. Он наклонился ближе к Зейну, чтобы не повышать голос.

Зейн внимательно посмотрел на Филиппа.

– Вот тот парень, что сидит на высоком стуле в конце стойки, и есть Мэннинг. Он сегодня очень занят. Он ждет вас?

– Нет.

– Что мне сказать ему, кто хочет его видеть?

– Я представлюсь сам, – сказал Филипп.

И он направился к месту, откуда Мэннинг Эйнсдорф руководил деятельностью своего клуба.

– Зейн! – зашептал Джоэль Циркон, когда Зейн повернулся к нему и знаком попросил его подойти. – Чего хочет этот парень?

– Спрашивал Мэннинга. Кто он? Не похож на наших посетителей, понимаешь, о чем я говорю? – сказал Зейн. – Но кто его знает…

– Нет, нет. Точно не из наших. Он пишет сценарий для документального фильма Каспера Стиглица. С помощью этого фильма Каспер хочет выкрутиться, чтобы не пойти под суд за то, что его поймали с десятью фунтами кокаина, – сказал Джоэль, – Мона Берг рассказала мне об этом. Какого черта он здесь делает, как ты думаешь?

– Кто? – спросил Мэннинг Эйнсдорф, наклонившись с высокого стула и приложив руку к уху.

Филипп повторил имя «Лонни».

– Никогда не слышал о человеке с таким именем, – сказал Мэннинг.

– Блондин, красивый, насколько мне известно.

– Таким, как вы его описали, может быть любой из пары сотен, что заходят сюда по ночам.

– Значит, имя это вам ничего не говорит?

– Совершенно верно.

– Понимаю, – сказал Филипп. – Вы знали Гектора Парадизо?

– Нет, не знал, – ответил Мэннинг Эйнсдорф. Он отвернулся и позвал бармена: – Зейн, за столиком двадцать два требуют спиртного. И пошли бокал шампанского Марвин, когда она кончит. Скажи ей, что сегодня она была ужасна. Скажи ей, чтобы в следующий выход она не забыла «Плачь тише».

Филипп, о котором Мэннинг, казалось, забыл, решил напомнить о себе.

– Вы сказали, что не знали Гектора Парадизо, – продолжил разговор Филипп.

– Повторяю, я его не знал.

– Но вы были на его похоронах.

– Кто вам сказал, что я был на похоронах?

– Никто.

– Так откуда вы взяли, что я был там?

– Я сидел за вами. Вы были с Джоэлем Цирконом, агентом, работающим с Моной Берг; и Уиллардом, дворецким Каспера Стиглица.

Мэннингу Эйнсдорфу стало не по себе.

– Ну, конечно, я немного знал Гектора, – сказал Мэннинг. – Я имею в виду, что все знали Гектора Парадизо, упокой, Господи, его душу, но близкими друзьями мы не были.

– Как я понял, он был в вашем клубе в ту ночь, когда его убили.

– Его не убили.

– Извините, в ту ночь, когда он покончил с собой.

– Нет, я не помню, чтобы он был здесь.

– Подумайте.

– Посмотрите вокруг. Зал забит так каждую ночь. Я не могу помнить каждого, кто сюда приходит. «Мисс Гарбо» – не место для такого джентльмена, как Гектор, вы понимаете. Гектор был человеком из высшего общества.

Филипп продолжал настаивать.

– Он приходил сюда в ту ночь в смокинге, прямо с приема у Паулины Мендельсон. Мне рассказывали, что он описал вам костюм Паулины, в который она была в тот вечер одета.

– Ничего подобного не припомню, – сказал Мэннинг.

– И вы не помните, что он ушел отсюда с молодым блондином по имени Лонни?

– Сколько раз вам надо повторять, что я никогда не слышал ни о каком Лонни и не видел в тот вечер Гектора.

– Благодарю вас.

– Не уходите. Моя новая певичка будет сейчас опять петь.

– Я достаточно наслушался эту певичку.

На автостоянке Филипп Квиннелл протянул мальчику, обслуживавшему стоянку свой номерок.

– Бежевая, «ле сабр», – сказал он.

В это время задняя дверь клуба отворилась. Зейн высунул голову и, увидев Филиппа, свистнул. Когда Филипп обернулся на свист, Зейн кивком головы подозвал его подойти поближе.

– Я выскочил в туалет, потому поговорим побыстрее, – сказал он.

– Твой босс явно не из правдолюбцев, – сказал Филипп.

– Да уж, правда не по его части, – ответил Зейн.

– Ну, так что ты хочешь сказать? – спросил Филипп. Зейн обернулся и посмотрел нет ли кого-нибудь поблизости, затем сказал:

– Вы ищите Лонни?

– Да, я разыскиваю Лонни, хотя даже не знаю его фамилию.

– Эдж. Его полное имя Лонни Эдж. Живет на бульваре Кауэнга, 7204 1/4, вблизи Айвар. Не знаю номера телефона, а в телефонной книге его имени не найдете, но он точно ушел отсюда с Гектором около половины третьего той ночью.

– Как тебя зовут? – спросил Филипп.

– Зейн.

– Спасибо, Зейн. Как ты решился рассказать мне об этом? Твой босс может пристрелить тебя.

– Гектор Парадизо был добр ко мне, и я не верю в эти россказни о самоубийстве. В ту ночь, когда он в последний раз был здесь, ничто не говорило о том, что он собирается покончить с собой. Ничто. Кто-то покрывает это убийство.

Филипп кивнул головой, соглашаясь.

– Именно это и происходит. Как выглядит Лонни Эдж?

– Сами увидите. Таких, как он, в этом деле называют «великий блудник». Мужчины, женщины – для него все равно, главное, чтобы цена была хорошая. Богатые парни возили его в Нью-Йорк или на Гавайи на уик-энд. Вот так-то. Он участвует и в групповухе, если вам понятно, о чем я говорю. А еще он – своего рода порнозвезда в видео. Слушайте, мне надо возвращаться. «Мисс» Эйнсдорф даст мне нахлобучку. Она последнее время очень нервная.

– Спасибо, Зейн.

– Да, вот еще что. Вы никогда со мной не разговаривали, верно?

– Никогда даже не встречал, Зейн.

Уже садясь в машину, Филипп увидел, как Марвин Маккуин вышла из клуба через ту же дверь, в которую выходил Зейн. На ней были темные очки, как у кинозвезды. Она пересекла автостоянку и села в старенькую «хонду».

Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета № 11.

«Вся беда в том, что даже о костюме от «Шанель» мне некому было рассказать. Кроме Глицерии, горничной Фей Конверс, да еще Луки, который меня причесывает, и, может быть, Нелли Поттс, декоратору, а больше мне и поговорить было не с кем. Иногда звонила Керли, управляющему из кафе «Вайсрой». Немного поболтаем, посмеемся, как в старые времена. Вообще-то, если говорить правду, именно у Керли я покупала травку.

В один прекрасный день я поняла – с сигаретой с травкой и белым вином с аукциона Брешани, которого с легкой руки Жюля у меня было предостаточно, потому что он хотел всегда иметь его под рукой, – так вот, я поняла, что пристрастилась «балдеть» каждый день. А когда я «балдела», мне становилось все равно, есть мне с кем поговорить или нет. Но моя кожа стала не такой свежей, как раньше. Не хочу хвастаться, но кожа у меня красивая. Все говорят об этом. Из-за этого я враз покончила и с вином, и с травой. Было, правда, тяжело. Пуки, мой парикмахер, неплохо подрабатывающий на кокаине, рассказал мне об анонимных алкоголиках. Я намекнула об этом Жюлю. Он рассвирепел. Он ненавидел подобные собрания. «Нельзя, чтобы тебя там видели», – сказал он. Пуки же рассказал мне о собраниях в бревенчатом доме на бульваре Робертсона, которые проводились каждое утро в семь часов. Я привыкла вставать рано с тех пор, как работала официанткой. Там-то я и встретила Филиппа Квиннелла.»