ГЛАВА 10
Помещение класса было душным и тесным. Спертый воздух пропитан запахом плесени и потных детских тел и замутнен меловой пылью. После девяти посещений Эва поняла, что запах – визитная карточка этого места. Сегодняшний день не стал исключением. Эва ждала, сидя за пианино, выдвинутом на «парадную» половину комнаты. Она наблюдала за Рэйчел со смешанным чувством благоговейного страха и почтения. Как же эта девочка умудряется сохранять спокойствие, когда окружившие ее двадцать три ученика скачут, визжат и награждают друг друга тумаками и тычками. Эва была убеждена, что, окажись она на месте Рэйчел, она уже давно сдалась бы и разогнала всех по домам еще час назад.
– Как вы думаете, может, попробовать «Слушай песню пересмешника» еще раз? – завопила Рэйчел что есть силы, чтобы перекрыть шум и гам.
Эва посмотрела на нее поверх мелькающих туда-сюда ребячьих голов и в ответ выдала два мощных мажорных аккорда. Старшие ученики весело заржали, но громовые звуки привлекли-таки внимание малышни, которая разбежалась по местам и приготовилась петь.
– Ну, это уже что-то, – буркнула Эва себе под нос. Слава Богу, что в качестве своей новой профессии она не избрала преподавание.
Едва только прозвучало вступление, как девчушка лет десяти с последней парты вытолкнула вперед одного из самых младших мальчиков и завизжала:
– Он меня укусил!
Эва подождала, держа руки на клавиатуре, пока Рэйчел, выловив из толпы шалуна, путающегося в мешковатых штанах, препроводила его за плечо к первой парте, где он был обречен сидеть в полном одиночестве, уронив голову на скрещенные руки.
– Харолд Хиггинс, когда ты надумаешь вести себя, как подобает джентльмену, каковым ты, я знаю, являешься, ты снова сможешь присоединиться к нам, – с драматическими интонациями в голосе объявила Рэйчел.
Поскольку это была уже третья или четвертая подобная выходка конопатого чертенка за последние несколько дней, то Эва никак не могла понять, почему же ни один из соучеников Харолда Хиггинса просто не даст ему сдачи.
– Может, он голодный, – громко пошутила Эва. Рэйчел повернулась так, что только Эва могла видеть ее лицо. Она вытаращила глаза и произнесла одними губами: «Он просто маленькая бестия».
Эва хихикнула и снова вернулась к созерцанию своей партитуры.
Безалаберный хор наконец призвали к порядку, и Эва играла, пока нестройные, ломающиеся голоса не добрались наконец до последней строки песни: «Слушай песню пересмешника, что звенит в ветвях орешника».
Когда смолкли последние аккорды, Эва повернулась на вертящейся табуретке и улыбнулась ученикам.
– Я думаю, вы наконец готовы к завтрашнему концерту. Не правда ли, мисс Рэйчел?
Рэйчел Олбрайт кивнула.
– Вполне согласна. Это еще раз наглядно доказывает, что систематические репетиции творят чудеса, верно?
Эва начала закрывать нотную тетрадь, когда Рэйчел завопила:
– Джордж Райли, стой спокойно! А потом, уже к Эве:
– А вам не кажется, что нам не помешал бы еще один музыкальный номер – что-нибудь повеселее?
Эва, уже решившая для себя, что ей не мешала бы хорошая порция выпивки, все же вымученно улыбнулась и начала наигрывать «Глиняный кувшинчик». Некоторые ученики, узнавшие мелодию, нестройно затянули:
– Ха, ха, ха, ты и я…
Рэйчел всплеснула руками и завопила:
– Замолчите все, немедленно!
Эва остановилась. Ученики – хор в заштопанных рубахах, линялых штанах, стоптанных башмаках до щиколоток, дырявых носках – затихли – муха пролети, и то слышно было бы, а Рэйчел подошла к пианино, укоризненно качая головой.
– Эва, я полагаю, эта песня нам не подходит. А вы как считаете? – прошипела она.
– Ну, я…
– Мелодия не плоха, но слова! – Она неловко поежилась, явно волнуясь, не обидела ли она Эву, не одобрив ее выбор песни.
Нахмурившись, Эва мысленно произнесла про себя слова и залилась румянцем: «С моей женой живу один, шалаш из веток – вот наш дом. Я ром люблю, а женка – джин, как веселимся мы потом! »
Она немедленно признала свою оплошность, конечно же, в школьном концерте такой музыкальный номер совершенно недопустим.
Настоящая леди в таком случае никогда не попала бы впросак.
Рэйчел положила руку на плечо Эвы.
– Ничего страшного. Наверняка многие дети неоднократно слышали это дома, но большинству родителей очень не понравится, если это споют здесь.
Когда Рэйчел жестом разрешила ученикам расходиться, Эва чуть не подпрыгнула, потому что кто-то дернул ее за подол. Подобрав свою пышную юбку, но так, чтобы не выставлять на всеобщее обозрение алое нижнее белье, она обнаружила Харолда Хиггинса, этого поросенка, лежащим на полу в такой позе, чтобы удобно было заглядывать под подол.
– Ах ты, дрянной мальчишка!
Быстро наклонившись, она схватила хулигана за ухо и поставила его рядом с табуреткой. Вот уже кем-кем, а грозой класса он совсем не казался. В полный рост он едва доходил ей до пояса. Глядя на огромные голубые глазищи и чумазую мордочку, она едва сдерживалась от смеха. Однако заставила себя изобразить свирепое выражение на лице и нагнулась к нему так низко, как только осмелилась. Не хватало только, чтобы ей откусили кончик носа, особенно, если ей придется оставить место экономки и перебираться в другие края.
– Тебе разве никто никогда не говорил, что заглядывать под дамские юбки неприлично?
– Конефно. – Воздух с шипением вырывался из щели, где, по идее, должны были находиться два его передних зуба. – Об этом мне мама фегда говорит.
– Так почему же ты ее не слушаешься?
– Потому фто мой папа говорит, ефли хофефь быть нафтояфим Хиггинфом – не пожволяй фебя поймать.
Мудрый совет. Эва покачала головой и, повернув озорника к двери, легонько подтолкнула его туда, где толпились его соученики.
– Хорошенько умойся к завтрашнему дню, Харолд, и, пожалуйста, обязательно поешь дома.
Она наблюдала, как тот пробирается к выходу каким-то уж очень запутанным маршрутом между партами. Потом он неожиданно остановился в двух шагах от двери и, обернувшись, одарил ее озорной беззубой улыбкой и поклонился, как будто это не она только что прочитала ему нотацию.
– До жавтра, миф Эва. Вы ждорово играете! – И помчался догонять остальных.
Наслаждаясь благословенной тишиной, Эва тряхнула головой и позволила себе хихикнуть.
– Вы и правда думаете, что они готовы? – спросила Рэйчел.
Эва встала и взяла нотную тетрадь, решив, что сегодня вечером надо будет потренироваться дома.
– Думаю, они готовы, насколько это возможно. Должна высказать вам свое восхищение, Рэйчел.
У вас просто ангельское терпение. Я бы на вашем месте половину из них уже давно выставила бы вон.
Рэйчел улыбалась и сновала по комнате, собирая бумажки, вытирая исписанную мелом доску и разговаривая одновременно.
– Вы привыкните. А когда вы увидите их «в кругу семьи», вы поймете, почему они так себя ведут.
Эва вспомнила про Лейна. Она видела его в домашней обстановке, с Чейзом, но не могла понять, почему с ним так трудно общаться и откуда в нем столько злобы. Конечно, переходный возраст и связанные с ним трудности в какой-то степени объясняют его поведение, но дело ведь не только в этом. Она догадывалась, что открытое неповиновение Лейна связано с отсутствием Чейза и его освобождением из тюрьмы. Сколько же времени пройдет, пока мальчик сможет избавиться от груза прошлого, тяготеющего над ним.
Рэйчел носилась по комнате, расставляя все по местам к завтрашним урокам, а Эва молча ждала, уронив на колени ноты и совершенно забывшись. Мыслями она вернулась к событиям последних двух недель. Каждый день кто-то из работников отвозил ее в город и дожидался, пока она освободится. Поначалу она пыталась возражать, так как прекрасно знала, что у Чейза все рабочие руки на счету, но потом, когда ее предоставили заботам Орвила, смирилась.
Чейз никогда не вызывался собственноручно отвезти ее в город. После поцелуя, который она подарила ему тем туманным утром на кухне, он держался отчужденно. С тех самых пор он выглядел таким угрюмым, что Эва боялась, не обидела ли она его своей бесцеремонностью. Она старалась держать себя в руках и избегала даже мимолетных прикосновений, хотя все ее существо так и тянулось к нему.
Последние несколько дней она посвятила переоборудованию кухни, руководствуясь советами книги по домоводству, и даже выкроила время, чтобы посадить возле крыльца несколько цветочных кустов. Она заручилась поддержкой Орвила, и они вместе наконец убедили Чейза, что курятина внесет приятное разнообразие в их извечное меню из говядины. И теперь Орвил строил курятник из деревянных реек. На первый взгляд, жизнь на ранчо текла спокойно, потому что она и Чейз вели себя, как актеры, выучившие назубок свои роли и строго следующие сценарию. О том, как их влечет друг к другу, они как будто забыли.
Какое-то движение за двустворчатыми дверьми школы отвлекло ее и заставило поднять глаза. На долю секунды у нее перехватило дыхание, потому что она решила, что это Чейз приехал за ней, но она тут же пришла в себя, вспомнив, что сегодня с ней поехал Лейн. Силуэт юноши вырисовывался на фоне дверного проема. На первый взгляд, их с Чейзом легко было спутать. Оба высокого роста, Лейн унаследовал гордую стать своего дяди, его широкие плечи и узкие бедра.
Нельзя сказать, что парень просто умирал от счастья с тех пор, как Чейз позволил ему не ходить в школу, но он стал намного спокойнее и баловаться с оружием перестал.
Когда он зашел за ней в школу, Эва встала и приветливо улыбнулась.
– А я все гадаю, когда ты наконец за мной вернешься.
– Я ждал, пока ребятня разбежится. Эва покачала головой и рассмеялась.
– Я догадываюсь, почему. – Она уже открыла было рот, чтобы рассказать о проделках Харолда Хиггинса, но в разговор вступила Рэйчел.
– Здравствуй, Лейн. Как поживаешь?
– Потихоньку, мэм. – Он кивнул Рэйчел и прикоснулся к полям шляпы.
– Ты придешь на концерт завтра вечером? – спросила Рэйчел.
Лейн покачал головой.
– Я не думаю…
Эва ободряюще улыбнулась ему.
– Конечно же, он придет. Если только Чейз его отпустит. Я уже всех на ранчо пригласила на концерт. – Перехватив задумчивый взгляд Рэйчел, она добавила: – Это ничего?
– О, конечно. Это просто здорово.
Хотя голос Рэйчел звучал не особенно уверенно, Эва решила больше не сталкивать их с Лейном.
– Ты не поверишь, сколько сил затратила мисс Олбрайт на подготовку программы, Лейн.
– Конечно. – Он посмотрел в окно, потом перевел взгляд на классную доску. Куда угодно, только не на Рэйчел Олбрайт. – Так вы готовы? – поторопил он Эву.
Она кивнула. Сколько усилий, чтобы втянуть его в простой разговор. Наверное, ей нужно сказать спасибо и за то, что их сегодняшнее пребывание в городе обошлось без приключений.
– Я только шляпу возьму.
Она попрощалась с Рэйчел и пообещала завтра вечером приехать пораньше, чтобы помочь детям подготовиться к концерту. Лейн подсадил ее в повозку и помог устроиться поудобнее. Но прежде чем взять в руки поводья, он полез в карман рубашки и вынул оттуда конверт.
– Я остановился у магазина Карберри и забрал почту. Это для вас. – Он протянул ей письмо.
– Спасибо. – Она с первого взгляда узнала почерк Джона. Слава Богу, что кузен додумался не писать на конверте своего имени и обратного адреса. Эва заложила письмо в папку с нотами и держала все это на коленях, когда Лейн выезжал из города.
Они ехали в полном молчании примерно с четверть часа. Эву так и подмывало распечатать конверт, но доводы рассудка велели потерпеть до дома, когда она останется одна. Она скользила взглядом по знакомому пейзажу и поняла, что ей стали дороги эти пологие холмы и островерхие горные пики.
– А вы не собираетесь читать письмо?
Эва взглянула на Лейна и поправила локон, спускавшийся на лоб.
– Подожду до дома.
Он помолчал немного, потом спросил:
– Письмо от подруги?
– От родной души.
– А она похожа на вас?
– Она – это он, мой кузен Джон. Он работает в Шайенне.
– А чем он занимается?
Представив себе Джона, работающего кулаками направо и налево в гудящей толпе, она словно на миг вернулась обратно во «Дворец Венеры» и улыбнулась.
– Ну, он что-то вроде управляющего. – И поспешила сменить тему. – Как ты думаешь, Чейз придет на школьный концерт?
Лейн рассмеялся.
– Маловероятно. Он не бывает в городе.
Не желая признаваться в том, что ей известна причина, по которой Чейз никогда не ездит в Последний Шанс, Эва продолжала непринужденно щебетать.
– Надеюсь, вы все будете присутствовать. Это удобный случай познакомиться с соседями. И дать шанс им получше узнать вас.
Он повернулся к ней, крепко сжимая поводья в руках.
– Не рассчитывайте на это, Эва. Мы, скорее всего, не приедем.
Лейн был так молчалив, что Эва решила было, что разговор окончен, однако он, искоса взглянув на нее, спросил:
– У вас был случай побеседовать с кем-нибудь из горожан, кроме мисс Рэйчел?
Эва покачала головой.
– Ни с кем. К школе вообще никто не приближался за исключением детей, а у меня не было возможности прогуляться по городу, сразу нужно было возвращаться домой, готовить ужин. Кстати, ты купил перец, как я просила?
– Да.
– Спасибо.
– Мисс Эва?
– Да, Лейн?
– Не рассчитывайте на нас. Кроме Орвила, никто на концерт не придет. Это не из-за вас, нет. Мы просто не годимся для подобных собраний.
Как бы ей хотелось отбросить притворство и рассказать ему, что она знает, почему Чейз никогда не покидает ранчо и почему жители города не признают его, но она понимала, чего стоила Лейну его откровенность, и решила, что не стоит усугублять его страдания. Поудобнее уложив на коленях папку с нотами, Эва думала о ковбоях, трудившихся в поте лица, и о привлекательном хозяине «Конца пути», и решила, что сейчас самое время внести в их жизнь маленькое приятное разнообразие.
Чейз сидел на своем обычном месте во главе длинного стола и пытался угадать, удосужится ли Эва объяснить ему те изменения, которые она произвела на кухне. Вместо обычного грубо обтесанного дерева, стол теперь сверкал веселеньким набивным ситчиком, который Эва получила от Рэйчел. Она все утро провела, вколачивая гвозди в стену за плитой и развешивая утварь так, чтобы удобно было до нее дотянуться. Он и представить себе не мог, что накупил столько всяких приспособлений. По-видимому, за это надо благодарить когорту его домоправительниц.
Каким-то образом Эва и Орвил, сговорившись, умудрились убедить его купить дюжину кур и построить курятник. Это чертово пернатое племя теперь будило его в три часа утра, и ему приходилось ворочаться в постели до тех пор, пока не приходило время вставать, потому что заснуть он был не в состоянии. И эти долгие предрассветные часы он проводил в мыслях об Эве.
– Это очень вкусно, мисс Эва, – объявил Джетро, собирая остатки коричневой подливки с тарелки кусочком хлеба.
Нед, чья рана превратилась в багровый шрам, пересекавший всю щеку, ухо и подбородок, пробубнил:
– Как и вся ваша стряпня, мэм.
– Благодарю вас, джентльмены, – сделав изящный реверанс, она остановилась у плиты, бросила взгляд поверх плеча и улыбнулась. Чейз заметил, что ее сияющие глаза устремлены в его сторону, попытался отвернуться, но не слишком преуспел. Его так и подмывало броситься к ней, запустить пальцы в ее медные волосы, обнять прямо тут, у плиты. Он бы чмокнул ее в ушко и прошептал бы что-нибудь ласковое.
– Ты все еще считаешь, что кому-то нужно съездить посмотреть западное пастбище?
Чейз очнулся и обнаружил, что Рамон смотрит на него с противоположного конца стола, ожидая ответа. На смуглом лице помощника играла легкая улыбка. Чейз не стал прятать глаза, а встретил взгляд Рамона, искрящийся весельем, со всей серьезностью.
– Это не помешало бы.
Эва пересекла кухню и остановилась рядом с ним, будто ожидая, не скажет ли он еще что-нибудь, но, поскольку он хранил молчание, заговорила сама:
– Я надеялась, что сегодня вы соберетесь все вместе. На сегодняшний вечер у меня для вас приготовлен сюрприз.
У него противно засосало под ложечкой. Что она задумала? Он оглядел сидящих за столом людей. Лейн рассматривал ее с таким же любопытством. Почти со страхом Чейз спросил:
– Что еще за сюрприз?
Он видел, как она собирается с духом, набирает в легкие побольше воздуха. При этом ее грудь высоко поднялась, обтянутая тканью лифа простенького голубого платьица. А какой соблазнительный кусочек кружев надет на ней сегодня? Она скрестила руки на груди и приосанилась, как будто собиралась сделать какое-то важно объявление.
– Как вам всем известно, я помогала мисс Олбрайт готовить школьный концерт, и я решила пригласить вас всех на генеральную репетицию.
Чейз ответил за всех, не дав никому рта раскрыть.
– Мы не можем приехать.
Широко распахнув глаза, в которых все еще светилась надежда, она продолжала настаивать.
– Конечно же, сможете. Потому что это состоится сегодня, в гостиной.
Лейн со звоном уронил вилку на стол.
– Вся эта детвора припрется сюда сегодня?
Совершенно ошеломленный, Чейз внутренне содрогнулся, представив, что с Эвы сталось бы пригласить полон дом чужих людей.
Эва рассмеялась.
– Нет, конечно же. Это моя репетиция. Я хочу сыграть несколько песен, а вас прошу послушать и… – она сделала театральную паузу, – … я приготовила чудесный шоколадный торт. Я принесу его, как только вы займете свои места в другой комнате.
Никто не двинулся с места, но все глаза умоляюще смотрели на Чейза. Никто из них никогда дальше кухни в дом не входил. Он попал в затруднительное положение. Ему никак не хотелось играть роль злодея в этой пьесе, поставленной ею. Вместо того, чтобы обратиться прямо к ней, он сконцентрировал внимание на Рамоне.
– Я сам съезжу на западное пастбище. После десерта.
Все вскочили, как по команде. Кухня наполнилась бряцанием шпор. Джетро и Нед чуть не стукнулись лбами – так они спешили в гостиную. Орвил начал очищать тарелки, быстро смахивая объедки в помойное ведро. Лейн встал из-за стола, качая головой и едва заметно улыбаясь, но присоединился к остальным. Под конец оказалось, что Чейз с Эвой остались наедине. Она потянулась к стопке разномастных тарелок, чтобы вытащить блюдца для торта. Намереваясь помочь, он бросился к ней, ухватившись за возможность оказаться к ней поближе, чтобы вдохнуть этот неповторимый аромат сирени. Их плечи соприкоснулись.
– Зачем это все, Эва?
– Ну, просто так, – быстро отреагировала она, дважды моргнув.
Он смотрел на ее ресницы, отливающие золотом и медью на фоне молочной кожи. Россыпь веснушек на ее носике вводила его в искушение немедленно их поцеловать.
Она облизала губы, продолжая смотреть на него.
– Мне действительно необходима генеральная репетиция. И потом, вы все так напряженно работаете, что я решила организовать небольшой отдых.
Он так долго молчал, что она отвела взгляд.
– Если вы считаете, что мне лучше заняться мытьем посуды и не отлынивать от своих прямых обязанностей…
Он вздохнул. Какая теперь разница, что он думал об этом ее импровизированном концерте. Теперь уже ничего не исправишь.
– Наверное, вы правы. Ребятам не помешает небольшое развлечение.
– А может быть, вы все и на завтрашнее школьное представление приедете?
Он отступил на шаг.
– Сейчас как раз самое время…
– Извините, – немедленно сказала она. Хлопнула входная дверь. Это Орвил вышел покормить Кудлатого. Она улыбнулась Чейзу. – Об этом мы позже поговорим, а пока присоединяйтесь к остальным, а мы с Орвилом принесем торт.
Он понял, что потерпел сокрушительное поражение, и вышел, когда она всадила длинный нож в аппетитный шоколадный торт.
Уже через пару минут он и остальные уминали торт так, что за ушами трещало, и даже попросили добавки. Оглядев комнату, Чейз смотрел на своих ребят, рассевшихся на немногих имеющихся в наличии предметах мебели и прямо на полу, с трудом удерживая в рука чашки с дымящимся кофе. Нед и Джетро были в полном восторге от Эвы, которая, сидя за органом, играла одну мелодию за другой. Лейн по ее знаку переворачивал страницы нот.
Но даже когда в комнате находилась Эва, стены как будто давили на него. Он прислонился спиной к дверному косяку и устремил взгляд на двор, жадно вдыхая ночной воздух. Была ясная лунная ночь. Музыка обволакивала его, и казалось, что даже цикады стрекочут, вторя мелодии. Скрестив руки на груди, он смотрел, как Эва улыбается Лейну, и тут, как-то неожиданно для него самого, песня смолкла. Не в состоянии пошевелиться, изо всех сил стараясь не прятать глаз, он обнаружил, что Эва наблюдает за ним. Их глаза встретились. Она одарила его улыбкой. При виде ее открытого, доверчивого личика на него как будто накатила теплая волна, и их как будто связало что-то родное – чувство, которое ему не было знакомо.
Он хотел бы ответить, возвратить ее улыбку, чтобы она узнала, как дорога ему. Он не смел зайти дальше, не мог позволить себе ничего большего, чем простой обмен взглядами. Его чувства были заперты замками такими же прочными, как и тюремные замки.
Она сидела за органом в своем небесно-голубом платье, на фоне которого ее глаза отливали бирюзой. На нее было просто приятно смотреть. И, казалось, ей не составляет труда доставлять удовольствие всем окружающим. В эту секунду ему в голову вдруг пришла мысль, что, обладай он могуществом мага, он повелел бы, чтобы на земле никогда не наступала ночь, чтобы он мог вечно наслаждаться сиянием ее глаз.
Страх, что он может заставить погаснуть этот чудный блеск, и удерживал его от признания о своем прошлом. Больше всего на свете он боялся, что в один прекрасный день она не вернется из своей поездки в город, готовая бросить ему обвинения в том, что он преступник, отсидевший в тюрьме. Может быть, Бог снова насмехается над ним, нарочно скрывая правду от Эвы, дожидаясь, пока она не займет прочное место в его сердце, чтобы ему было во много раз больнее, когда она его покинет.
А пока он наслаждался созерцанием ее волос, в которых играли отблески света лампы. Она словно парила на крыльях вдохновения. Плечи расправлены, грудь гордо поднята. Ее изящные ручки плавно движутся, и пальчики нежно касаются клавиатуры. Как бы он хотел почувствовать, как эти руки и пальцы скользят по его телу, играют с ним, как с этими клавишами. Он хотел…
Он хотел ее.
Он страстно ее хотел.
Чейз отодвинулся от дверного косяка и вышел, пока она не успела заметить вспыхнувшее в его глазах желание.
Может, холодный лунный свет, отливающий синевой, хоть немного успокоит его.
Заметив, что Чейз исчез за дверью, Эва почувствовала, что впервые за этот вечер ее улыбка дрогнула, но она продолжала с усилием улыбаться, пока не смолкли последние вариации «Слушай песню пересмешника». Лейн закрыл папку с нотками и заявил, что пошел за вторым куском торта. Нед крикнул:
– А вы знаете «Девчонки из Буффало», мисс Эва?
Сосредоточившись на внезапном исчезновении Чейза, она расслышала только вторую часть вопроса, но осмыслила его. Ее пальцы начали наигрывать бравурную мелодию, которую ее каблуки в свое время выбивали по три раза за ночь. Мужчины затянули песню. Когда они повторили все куплеты раза по четыре, она закончила играть и в самых цветистых и изысканных выражениях напомнила им о своем приглашении на завтрашний концерт, если, конечно, – особо подчеркнула она – Чейз позволит.
Ее так и подмывало сразу броситься вдогонку за Чейзом, поэтому она очень удивилась, когда к органу приблизился обычно сдержанный и молчаливый Рамон. Когда она разбиралась в своих юбках, собираясь вставать, он наклонился и протянул ей руку, чтобы помочь подняться на ноги.
– Спасибо, сеньорита, за такой прекрасный вечер.
Эве раньше никогда не представлялось случая разговаривать с ним с глазу на глаз.
– Спасибо за добрые слова, Рамон. Он кивнул.
Между тем она продолжала:
– У меня порой возникает такое чувство, что вы меня недолюбливаете. Есть какие-то причины?
Одна темная бровь слегка приподнялась. Она догадалась, что Рамон тщательно подбирает слова.
– Скажу только, что у меня были причины не доверять вам в самом начале, сеньорита.
Неужели он знает, кто она? Изо всех сил она старалась скрыть свой страх.
– А теперь?
– Я вспомнил одно старинное изречение.
– Какое?
– Caras vemos, pero corazones no sabemos. Эва скрестила руки на груди и бросила взгляд на дверь. Чейз даже не думал возвращаться.
– Боюсь, что на вашем языке я знаю очень немного слов, Рамон. И большинство из них в порядочном обществе употреблять нельзя.
– Лица мы видим, но сердец не знаем, сеньорита.
– Как верно замечено, – тихо отозвалась она. – Сердец мы не знаем.
Он вышел из комнаты, не сказав больше ничего, и Эва тоже покинула гостиную через простую сосновую дверь. Стук ее каблучков гулко раздавался в тишине ночи. Она вышла на крыльцо и заметила Чейза у одного из загонов. Он седлал свою большую гнедую лошадь, которая, похоже, была его любимицей.
Эва прикинула, что если она поторопится, то сможет перехватить его по дороге. Ей не нужно было задавать себе вопрос, почему она так жаждет остаться в темноте наедине с Чейзом Кэссиди. Она знала ответ, как знала, что не сможет долго сдерживать все разгорающуюся страсть к нему. Она вздохнула и судорожным движением разгладила спереди юбку.
В полном расстройстве чувств, однако не желая переступать рамок приличия и, возможно, выставлять себя круглой дурой, Эва вернулась в дом.
Одна, в своей комнате, она распустила волосы и с особой тщательностью расчесала кудри, переоделась в ночную сорочку и выдвинула верхний ящик комода, где в ворохе нижнего белья спрятала письмо Джона.
Она лелеяла это письмо, как бесценную награду, откладывая прочтение напоследок, «на сладкое». Она терпела весь вечер, и вот долгожданный момент наступил. Забравшись в кровать, Эва осторожно вскрыла конверт.
Дорогая Эва,
Все девочки по тебе очень скучают, но я – особенно. Куинси чуть с ума не сошел от ярости, когда подсчитал убытки, и заявил, что ты должна ему две сотни долларов. Я знаю, что у тебя таких денег нет, но думаю, тебе стоит пересылать сюда все, что ты заработаешь. Он грозился самолично поехать получить с тебя долг, но я не признался ему, где ты сейчас. Твои вещи я тебе скоро перешлю.
Эва подняла глаза и судорожно прижала письмо к груди. Кто-то прошел через кухню и остановился у ее двери. Она не смела даже дышать. Чейз? Собирается постучать? Не дай Бог, потому что, чего бы он ни попросил этой ночью, она дала бы ему, не раздумывая.
Шаги удалились. Ее сердце продолжало колотиться, как овечий хвост, но она вернулась к своему письму.
«Твои вещи я тебе скоро перешлю». Она в смятении перечитала эту строчку. А что если Джон пришлет что-то, компрометирующее ее? Она кулаком стукнула себя по лбу. Господи, а если он додумается прислать Честера? Как ей потом выкручиваться, объясняя, откуда у нее мумия?
– Джон, умоляю, не надо, – прошептала она.
Бумага зашуршала, когда она разгладила листок на коленях и снова углубилась в чтение.
Твоя матушка прислала письмо. Она тоже хочет знать, где ты, как ты. Я снова скоро напишу.
А пока остаюсь всегда твой, любящий кузен Джон.
Эва встала, положила коротенькое письмецо обратно в конверт и сунула его в верхний ящик под свое нижнее белье. Мать хочет узнать, как она? Выходит, Джон сообщил ей, что с ним она больше не работает?
Эва застонала и нервно начала мерить шагами комнату. Милый, милый Джон, такой добряк, но с куриными мозгами. Неужели он уже доложил Великолепным Эберхартам-старшим все, что их интересовало? В лучшем случае они будут только писать ей. Это-то она как-нибудь сможет объяснить – вроде бы, письма от дальней родни.
Но что если они самолично заявятся на ранчо? Как ей тогда оправдывать чудесное воскрешение своей безвременно почившей в Бозе матушки?