– У Скотта в его «роллсе» было семьсот пятьдесят долларов, – сказал Ким, когда они сели в поезд, уезжая обратно в Нью-Йорк.

– Семьсот пятьдесят долларов? – переспросила удивленная Салли. Скотт, не переставая, твердил, какие они бедные. Как они задолжали по счетам. Как они не могут позволить себе то, не могут позволить себе это. Как он вынужден занимать деньги у своего агента, у своего издателя.

– Они лежали в боковом кармане на дверце со стороны водителя. Я заметил их, когда садился в машину. Я сосчитал их.

– Почему они оказались там?

– Не знаю. – Ким пожал плечами. – Я отдал их Скотту, у него был такой вид, будто он впервые о них слышит. Потом он сказал, что, должно быть, положил их туда, когда оплачивал какой-то чек, и забыл.

– Не удивительно, что у них проблемы с деньгами, – сказала Салли.

– Не удивительно, – сказал Ким. – Я умираю от голода. Они так и не угостили нас.

– Ким, ты слишком явно хотел уехать как можно скорее, – мягко сказала Салли.

– Они расстроили меня.

– Им кажется, что у них все плохо, – сказала она.

– С нами такого не произойдет, – с усилием произнес Ким. – Это я могу тебе обещать.

– Может быть, они просто проходят через какой-то этап, – сказала Салли.

– Помолчи! – Терпение Кима кончилось. – Что ты понимаешь в таких делах.

Больше они не разговаривали, так и доехали молча до конца, поглощенные своими собственными мыслями. Они плотно поели и только в половине шестого попали в дом на Чарльтон-стрит. Кима ожидала обычная груда посланий. Он взял их вместе с бутылкой белого вина и поднялся в спальню. Он лег на кровать, где, как всегда, были навалены журналы, газеты и книги, и начал читать корреспонденцию вслух.

– Джей приглашает нас к себе на ужин сегодня, у него будет владелец книжного магазина из Чикаго, – сказал он. – Черт, я только что пообедал благодаря Фицджеральдам. Салли, скажи ему, что мы заняты или еще что придумай. Найди какую-нибудь отговорку.

– Ты уверен, что это необходимо? – спросила Салли. Обычно Ким с энтузиазмом принимал приглашения, а Салли всегда искала предлог остаться дома. Он был готов идти куда угодно, делать что угодно и часто в шутку, а иногда почти серьезно дразнил ее занудой. – Ты же убеждал меня, что с теми, кто продает книги, очень важно поддерживать отношения.

– Уверен, – отрезал Ким. – Но я сыт по горло тем, что меня, как любимую лошадь леди Астор, выводят, чтобы позабавить зевак.

За своим поздним обедом он выпил бутылку красного вина, а теперь потягивал белое. Салли заметила, что с тех пор, как «Дело чести» получило такую известность, Ким стал пить больше, чем обычно. Он начинал пить гораздо раньше в течение дня и, казалось, не хотел или не мог остановиться. Он пил за обедом и не останавливался, пока не наступало время послеобеденного сна; а когда просыпался, то начинал снова и пил до тех пор, пока не наступало время ложиться спать. Это беспокоило ее и было еще одной темой, на которую они не могли разговаривать.

– Скажи Джею, что мы не сможем быть у него на ужине, о'кей? – попросил Ким помягче. – Пожалуйста.

– Хорошо, – сказала Салли. – Ты же знаешь, Ким, тебе стараются сделать приятное.

– Я знаю, – сказал он. – Именно это и гложет меня. Я действительно расстроился из-за Скотта и Зельды. Он писатель. Я тоже писатель. Он знаменит. Я тоже. Он молод, и я молод. Он честолюбив. И я честолюбив. Когда я смотрю на него, вижу в нем себя. И это пугает меня, Салли, – сказал он. – Я чувствую себя отвратительно. Чего не могу терпеть, так это присутствовать в качестве «знаменитого писателя» у кого-то на ужине. Пожалуйста, помоги мне вырваться из этого.

– Конечно. Я позвоню и скажу, что ты вернулся, но подхватил грипп. Я слышала, что это хорошие люди. Они поймут.

Это в самом деле были хорошие люди, и они действительно поняли. Они прислали огромный букет красных роз и карточку с пожеланиями Киму скорейшего выздоровления. Их доброта заставила Кима страдать еще больше от своей мелкой лжи.

Ким не вставал с постели три дня. Все это время он лежал, обложенный подушками, читал и пил вино. Наконец Салли не вытерпела.

– Ким, давай поговорим.

– Салли, я так устал. Я измучен. Нельзя ли поговорить как-нибудь потом?

– Нет, я хочу поговорить с тобой сейчас, Ким, что с тобой?

– Ничего.

– Может, я что-то делаю не так?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

– Салли, я хочу уйти от тебя.

– О, Господи, – сказала она. Ким молчал.

– У тебя кто-то есть? – спросила наконец Салли.

– Да.

– Я ее знаю?

Ким утвердительно кивнул:

– Николь.

– Ты ее любишь?

– Да, – сказал Ким. Потом добавил: – Дело в том, что тебя я тоже люблю.

– О Господи, – сказала Салли, повторяясь. Потом сказала: – И что же теперь будет?

– Не знаю, – признался Ким и в первый раз за многие месяцы обнял ее. Они оба плакали и пытались утешить друг друга, но у них из этого ничего не выходило.