В январе 1924 года Эдуар Нуаре в шестой раз принес Николь новый образец духов. Они были превосходны. Духи благоухали, словно целый сад, но из этого благоухания невозможно было выделить запах какого-то одного цветка. Духи были уникальны тем, что, в отличие от остальных, запах которых был хорош лишь в начале, а потом слабел, эти духи были устойчивы. Женщины могли быть уверены, что в течение целого вечера они сохраняли аромат своих духов. Кроме того, запах был абстрактным, а значит, современным. Николь дала духи жене Кокто, и та душилась ими дома, когда надевала вышитое китайское платье. Другой образец она подарила Линде Портер, когда та заказала себе такое платье, какого никто еще не носил. Николь влюбилась в волнующий запах новых духов. Нуаре она сказала так:

– Вот теперь это то, что нужно. Я попробую что-то предпринять, хотя вы знаете, что Коти прав – производство наших духов потребует огромных затрат.

Нуаре объяснил разницу между его духами и обычными – он применял синтетические стабилизаторы, которые придавали духам абстрактный запах и устойчивость. К сожалению, синтетические компоненты были гораздо дороже эссенции, получаемой из цветов, растущих на полях вокруг Граса.

– Ставки большие, но я решила сыграть, – сказала Николь.

– Сначала мы должны договориться. – Химик почувствовал, что приходит конец его неудачам. – Я хочу иметь половину всех доходов от продажи духов… моих духов.

– Но это невозможно, – возразила Николь. – Мне нужно будет финансировать производство: дизайн и выпуск флакончиков, рекламу, упаковку, перевозку, продажу… Все это стоит целое состояние. Если вы потребуете половину, ничего не останется мне.

– Пятьдесят процентов, – настаивал Нуаре.

– Пятьдесят процентов от нуля, – отрезала Николь. – Я отказываюсь продавать духи, которые, кстати говоря, вовсе не ваши, – это я заставила вас сделать их такими, лишь с шестого раза вы принесли то, что я просила. Если бы не я, вы ничего бы не сделали. И никто, кроме меня, не захочет делать ваши духи. Они слишком необычны. И слишком много денег нужно на их производство. И не удивительно, что формула пылилась у Коти, покуда не появилась я. Я предлагаю вам пять процентов от чистого дохода.

– Вы что, думаете, я дурак? – вспылил Нуаре, побледнев от негодования. Его чахлая кожа покрылась морщинами.

– Нет, – сказала Николь, – я думаю, что вы ремесленник. Я изобретаю. Я создаю. Вы – копаетесь в формулах. Пойдите и продайте вашу формулу кому-нибудь еще. Или вы уже делали такие попытки? Ведь у вас уже в девятнадцатом году была готовая формула.

– Сука! – прошипел Нуаре, его холодная ненависть подсказала Николь, что ее предположение попало в точку. Он поднялся из-за стола, едва не повалив его. Он ненавидел женщин. Всех женщин. И эту женщину в особенности!

– Возвращайтесь к Коти, – одновременно раздраженно и безразлично сказала Николь. – Может, вам удастся уговорить его заняться вашей формулой. Вашей оригинальной формулой! Но не новой, которую вы вывели под моим руководством! Если вы предложите Коти мои духи, я отдам вас под суд, и тогда молите Бога, чтобы вам удалось остаться на свободе!

Четырнадцать месяцев ушло на дальнейшие переговоры, – они заняли больше времени, чем создание необходимой формулы, – наконец, Николь и Эдуар Нуаре договорились об условиях: он будет получать двадцать один процент от чистой прибыли, уйдет от Коти и никогда больше не будет изобретать новые формулы духов без указания или разрешения Николь Редон. За это он получал право раз в год совершать проверку всех счетов и его имя должно было указываться как имя изобретателя формулы – которую, разумеется, он не имел права раскрывать. Когда переговоры закончились и контракты были подписаны, Николь и Эдуар Нуаре сдержанно пожали друг другу руки, чувствуя взаимную подозрительность и недовольство условиями договора. Но теперь у Николь были собственные духи. Правда, кроме них, у нее ничего другого не было – ни финансов, ни распространителей, ни флаконов, ни рекламы, что самое для Николь странное, никаких идей. Вся ее энергия сконцентрировалась на Бое.