ГЛАВА 28

– Как все прошло сегодня? – спросил Алек. – Я имею в виду вашу пункцию.

Оливия, придерживая трубку, перевернулась на бок. Она поддернула рубашку на бедрах, и положила руку поверх повязки у себя на животе.

– Все прошло хорошо. – Она была рада слышать голос. Алека, рада говорить с кем-то, кто знал о ребенке. Сегодня она чувствовала себя одинокой более, чем когда-либо, с тех пор как Пол оставил ее. Она плакала всю долгую дорогу в Чизепик и обратно и вечером легла рано, в половине десятого, как будто таким образом могла приблизить звонок Алека.

– Сегодня было самое легкое, – сказала она. – Теперь нужно ждать.

– Я представляю себе, как вы едете туда в одиночестве. Мне нужно было предложить сопровождать вас. Но я подумал об этом, когда было уже слишком поздно.

Оливия улыбнулась. Он такой милый. Внимательный. И голос у него сонный. Теплый. Как треугольник лунного света, который вскарабкался к ней в постель, пробрался по ногам, руке и устроился наконец у нее на животе. Скорее всего, его комната сейчас тоже залита лунным светом. Возможно, он светит ему прямо в глаза, лежит на груди. Она представляла себе клин белого света, играющий в мягко вьющихся волосах на его груди. В тот день, когда они ездили на Рио-Бич, она не разглядывала его, почти не смотрела в его сторону, но сейчас оказалось, что она помнит его тело во всех подробностях.

– Оливия?

– Да?

– Вы сегодня молчаливая. Вы уверены, что у вас все в порядке?

Она сняла руку с живота и поднесла ее к глазам, разглядывая лунный свет сквозь бриллианты своего кольца.

– Просто моя постель сегодня вечером кажется особенно пустой.

– Ах, вот в чем дело. А вы знаете, как позвонить Полу? Может быть, вам следует поговорить с ним?

– Пожалуй, сейчас гораздо проще поговорить с вами, чем с Полом.

– Да, но я не могу заполнить вашу постель.

– Куда нас заведет этот разговор? – Она снова перевернулась на спину.

– Пора менять тему?

– На самом деле, эта тема уже давно у меня на уме. Думаю, с тех пор, как вы сказали мне, что Пол считает, что он сделал ошибку. Тогда я начала думать о нем – ну, вы понимаете: о том, чтобы быть с ним – а потом он уехал в округ Колумбия.

– Может быть, когда он вернется…

– Может быть, Алек? А как вы… – Она искала подходящие слова. – Как вы обходитесь без женщины?

Он засмеялся.

– Это чертовски интимный вопрос, доктор Саймон.

– Извините. Алек вздохнул.

– Мать-природа заботится о таких вещах, – сказал он. Когда умирает жена, то временно пропадает всякое влечение. По крайней мере, я полагаю, что временно, – он усмехнулся. – На самом деле, я в этом уверен. Думаю, когда просто живешь отдельно от мужа, то это не срабатывает, да?

– Да, – сказала она.

– Вы все еще ходите на массаж?

– Это не одно и то же, – сказала она сердито. Алек немного помолчал.

– Что произойдет, если вы появитесь в номере Пола в гостинице?

– Я не хочу, чтобы меня унижали.

– Я уверен, что он все еще любит вас.

Почти бессознательно она опустила руку к теплому треугольнику волос на лобке, непроизвольно немного раздвинула ноги. Она могла бы это сделать, могла бы слушать голос Алека и…

– О Боже! – Она резко села, натягивая ночную рубашку на колени.

– Что случилось?

– Такие разговоры совсем не решают эту проблему, Алек. – Она приподняла подушку в изголовье кровати и откинулась на нее, взяв с ночного столика голубую папку и положив ее на колени. – Почему бы вам не поспрашивать меня о маяке?

На следующий день под вечер к ней в кабинет зашел Майк Шелли.

– У тебя есть минутка?

Она закрыла историю болезни, над которой работала, и он сел у стола напротив нее.

– Оливия, в сентябре я ухожу из отделения.

– О нет. – Она была искренне огорчена. Ей нравилась спокойная деловая атмосфера, которую Майк создавал, будучи заведующим отделением скорой помощи.

– Боюсь, что так. Мои родители живут во Флориде, и последний год они не слишком хорошо себя чувствуют. Я хочу быть поближе к ним, и мне предложили там работу. – Он помолчал. – Так что моя должность здесь освободится. Я хотел сказать, что у тебя равные шансы с Джонатаном и двумя кандидатами со стороны.

Амбиции, которые Оливия сумела подавить, когда начала работать в этом маленьком, спокойном отделении, вдруг проснулись снова. Она улыбнулась.

– Для меня большая честь быть включенной в этот список.

– Между нами, Оливия, для меня ты стоишь на первом месте. Джонатан – хороший врач, но у тебя более разнообразный опыт, и ты сохраняешь хладнокровие во всех нештатных ситуациях. В такой работе, как у нас, это существенно. Однако я не хочу попусту возбуждать твои надежды. Ты ведь занимаешь самую младшую должность в штате, – он встал и вздохнул, – а Джонатан буквально жаждет получить это место. – В его голосе послышалось предупреждение. – Полагаю, он будет из кожи вон лезть, пока все не закончится.

Оливия улыбнулась.

– Ну, это не новость.

Едва Майк вышел из ее кабинета, она сняла трубку и набрала номер Пола, но услышала лишь автоответчик. Она совсем забыла, что Пол в Вашингтоне. Слушая его голос, записанный на пленку, она представляла, как его звук заполняет маленький коттедж, отражаясь от цветных изображений на витражах Энни.

Она не стала оставлять сообщения, а вместо этого позвонила Алеку и обрадовалась, когда он предложил вместе пообедать и отметить радостное событие.

– На самом деле, отмечать пока нечего, – сказала она. Майк предупреждал, что не стоит возлагать на это слишком большие надежды, а она уже размечталась, как занимает его место.

– А я вам говорю: есть чего. – Голос Алека звучал непривычно бодро. – И более чем вы думаете.

– Что вы имеете в виду?

– Я расскажу вам при встрече.

После окончания ее смены, он заехал за ней в отделение скорой помощи и отвез в маленький ресторан, на который она никогда прежде не обращала внимания. Он был зажат между площадкой с аттракционами с одной стороны и стоянкой трейлеров с другой, но внутри в нем было уютно и темно. Столики освещались свечами и были покрыты розовато-лиловыми скатертями. Когда она села, официант положил ей на колени салфетку. Обстановка была как нельзя более романтической.

Они сделали заказ. Из солидарности с ней Алек отказался от вина. Когда официант удалился, Оливия через стол взглянула на Алека.

– Итак, – сказала она, – что вы имели в виду, говоря, что нам есть что отмечать, и, причем, более, чем я думаю?

Он положил себе на колени салфетку.

– Сегодня я был на работе.

– Ну, и как, Алек? Как все прошло?

– Замечательно – до тех пор, пока не начали появляться животные.

Она сочувственно улыбнулась, прежде чем сообразила, что он шутит.

– На самом деле, это было совершенно безболезненно. Спасибо, что уговорили меня. Теперь я буду ходить на работу три раза в неделю.

– Похоже, именно это вам было нужно?

С тех пор, как они пришли сюда, он не переставал улыбаться, и теперь ей с трудом припоминался тот изможденный, страдающий человек, с которым она познакомилась в студии.

Они подошли к стойке и наполнили свои тарелки салатами.

– Вчера вместе с пункцией вы, наверное, сделали и ультразвук, да? – спросил Алек, когда они вернулись за свой столик.

– Конечно.

– Не двойня?

– Один невероятно крошечный младенчик неопределенного пола, – сказала она.

– А каково быть близнецами? – Алек аккуратно разрезал пополам маленький помидорчик. – Должно быть, вы были очень близки со своим братом?

– Детьми – да, мы были близки, но, может быть, не так, как вы себе это представляете. – Она отпила воды и поставила стакан на столик. – Я родилась первой, но до родов моя мать не наблюдалась у гинеколога, и акушерка не была готова принимать двойню. Прежде чем она сообразила, что там еще и Клинт, пуповина, совсем ненадолго, успела обмотаться вокруг его шеи, в результате он получил повреждение мозга.

– О, нет!

– Не то, чтобы очень тяжелое. Он несколько отставал в умственном развитии, и довольно сильно в физическом. – Она вспомнила своего брата ребенком с такой белой, такой прозрачной кожей, что на висках были хорошо видны вены. – Он всегда был слишком маленьким и слабым для своего возраста и к тому же страдал астмой. Так что мы не были обычными близнецами. Мне приходилось присматривать за ним.

Она сидела с Клинтом во время его полуночных астматических припадков, била ребят, которые смеялись над ним и даже делала за него домашние задания до тех пор, пока одна из учительниц не сказала ей, что она не сможет защитить Клинта от всего. «Ты должна побеспокоиться и о себе самой, Ливви», – сказала она, и Оливия последовала ее совету. Однажды она ушла из дома, надолго вычеркнув Клинта из своей жизни. В первые годы замужества Пол уговаривал ее связаться с Клинтом, но даже чувствуя его поддержку, она не смогла заставить себя сделать это и вернуть брата в свой мир.

– Как он умер? – спросил Алек.

– Легкие и что-то с печенью. Моя мать умерла через несколько лет после того, как я ушла из дома, а Клинт с моим старшим братом Эвери остались в доме на Пайн-Барренс. Клинт преклонялся перед Эвери, но это был не тот мальчик, которого следовало обожествлять.

Официант поставил перед ними заказ, и Оливия откусила кусочек нежной, прекрасно приготовленной семги.

– Вы стали врачом, потому что росли рядом с Клинтом? – спросил Алек. Оливия покачала головой.

– Когда я начала учиться в колледже, у меня не было даже медицинской специализации. Там, в Пенсильвании, я жила у женщины, которая оказалась врачом. Она была сестрой… – как много ей придется объяснять. – Это все очень запутано. Она была сестрой моей школьной учительницы – учительницы, которая приютила меня, когда я ушла из дома. – Она отправила в рот еще кусочек семги и не торопясь прожевала его, прежде чем продолжить. – На меня всегда сильно влияли женщины, оказывающиеся рядом со мной. Мать была плохим примером для подражания, поэтому я выросла не слишком уверенной в себе как женщина. Пока я была маленькой, сильнее всего на меня влияли мои братья. К тому времени, когда мне исполнилось двенадцать, я могла побить почти любого из сверстников. – Она улыбнулась. – Но став подростком, я поняла, что такое поведение девочке не к лицу, и поэтому стала присматриваться к своей учительнице, чтобы понять, как же должна вести себя женщина. Я начала… подражать ей, и она стала для меня образцом. А живя у ее сестры, пока училась в колледже, я стала брать пример с нее, и поэтому медицина приобрела для меня такую привлекательность.

– Хорошо, что она не была мусорщицей. Оливия засмеялась. Еще несколько минут они ели в уютной тишине ресторана, прежде чем Алек заговорил о Лейси и Клее. Оливия вспомнила, как вульгарно выглядела Лейси в отделении скорой помощи несколько дней назад. Да, Алеку хватает с ней проблем.

– У них есть бабушки, дедушки? – вдруг спросила Оливия, думая о том, получает ли Алек какую-то помощь от родственников. – Ваши родители, кажется, еще живы?

– Нет. Они умерли уже давно, прежде чем у нас родились дети.

– А со стороны Энни? Алек поперхнулся.

– Дети даже не знакомы с ними, – сказал он с горечью.

– Неудачная тема.

Алек положил вилку на стол.

– Родители Энни распланировали всю ее жизнь. Она должна была все делать по их программе: частная школа, бал дебютантов. Они выбрали молодого человека, чтобы она вышла за него замуж – за него и ни за кого другого. Когда она предпочла меня, они порвали с ней всякие связи. Не только в финансовом плане, но и в душевном. – Алек снова взял вилку. – Я пытался связаться с ними, несколько раз звонил, но они даже не подходили к телефону. Я писал им письма, указывая адрес ветеринарной лечебницы, чтобы Энни ни о чем не узнала, но никогда не получал в ответ ни слова. В конце концов, – Алек улыбнулся каким-то своим воспоминаниям, – я придумал то, что, как мне казалось, должно было сработать на сто процентов.

– И что же это было?

Он наклонился к ней через стол.

– Это было пять лет назад, во время одного из приступов депрессии у Энни. Я всегда считал, что эти ее приступы связаны с переживаниями из-за их разрыва. Поэтому я отправился в Бостон, вооружившись фотографиями Энни и наших детей, и записался на прием к ее отцу-кардиологу.

– На медицинский прием?

Алек засмеялся.

– Чертовски умно, правда? Вы бы видели его кабинет! Невероятно шикарный. Множество бездарных копий со старинных полотен. Это вызывало тошноту. Его сестра провела меня в кабинет и спросила, на что я жалуюсь. Я сказал, что у меня болит в груди, и она заставила меня снять рубашку, чтобы сделать ЭКГ, что совершенно не входило в мои планы. Я не собирался знакомиться со своим тестем, будучи по пояс голым.

Оливия улыбнулась: она хорошо помнила, как он выглядит без рубашки.

– Ну, и конечно, у меня была совершенно нормальная ЭКГ. Сестра вышла, и появился доктор Чейз. Он спросил, какие у меня проблемы, и я сказал: «Я не болен. Я ваш зять».

– И что же он сказал?

– Он побагровел и совершенно недвусмысленно предложил мне убраться к черту, а после этого вышел из кабинета, хлопнув дверью у меня перед носом. Я тоже ушел, но перед этим попросил сестру передать ему конверт с фотографиями.

– Он их получил? Он как-то связывался с вами? Алек вилкой ворошил кусочки краба в тарелке.

– Через некоторое время мы узнали, что он умер от сердечного приступа. Давняя подруга Энни сообщила об этом в письме примерно через месяц после его смерти, и когда я вычислил дату, то понял, что удар его хватил на следующий день после моего визита.

– О Господи! – Оливия откинулась на спинку стула.

– Ну, и понятно, что я никогда не рассказывал Энни об этой своей поездке. Она очень расстроилась, что слишком поздно узнала о кончине отца, и поэтому не попала на его похороны. Господи. – Алек покачал головой. – Однако, мать Энни имела дерзость появиться на ее похоронах. Я даже не разговаривал с ней, хотя, конечно же, мне много чего хотелось ей сказать. Чертова сука! – Он взглянул на Оливию. – Извините меня.

Оливия засмеялась, и Алек улыбнулся.

– Как это я снова перескочил на разговор об Энни? Вернемся к Оливии. Вы готовы к своему завтрашнему дебюту в качестве знатока кисс-риверского маяка?

– Думаю, да.

– Я заеду за вами около десяти.

Официант убрал тарелки, и они заказали кофе. Оливия смотрела, как Алек улыбается чему-то, кидая в чашку два кусочка сахара.

– Алек?

– М-м-м.

– Сегодня вечером вы сами на себя не похожи.

– Правда? Это хорошо или плохо?

– Это просто замечательно. Вы выглядите счастливым. Даже говоря о таких неприятных вещах, как отношения с родителями Энни, вы не принимали это близко к сердцу.

Он кивнул.

– Я чувствую себя лучше и лучше. Каждый день я наблюдаю небольшое улучшение по сравнению с предыдущим. – В его светлых зрачках мерцали огоньки свечей. – Своим самочувствием я во многом обязан вам. Вы дали мне возможность выговориться, поплакать на вашем плече или, по крайней мере, на вашей кухне. А сегодняшний выход на работу – буквально апофеоз ваших усилий. Спасибо вам.

Она почувствовала, как их колени встретились под столом, и на этот раз не стала отодвигаться.

Воздух снаружи заполнялся музыкой и возгласами из парка аттракционов по соседству. Небо над ним было залито разноцветными огнями. Когда они пересекли стоянку, направляясь к «бронко», Алек положил руку на спину Оливии. Он касался ее совсем легко, но она ощущала каждый его палец.

Им навстречу шли трое подростков, по-видимому, срезая угол, чтобы попасть к аттракционам. Они были уже совсем близко, когда Оливия узнала Лейси и двух ее друзей, которых видела в отделении скорой помощи.

– Папа? – Лейси остановилась в нескольких шагах перед ними.

Алек обомлел и быстро убрал руку со спины Оливии.

– Привет, Лейси, Джессика. – Алек рассматривал парня, который шел между его дочерью и ее подругой, в то время, как Лейси в упор смотрела на Оливию глазами, полными панического ужаса.

Оливия нарушила молчание.

– Мне нравится, как ты подстригла волосы, Лейси, – сказала она. – Ты выглядишь совсем не так, как в декабре.

Она твердо посмотрела в глаза девочки, давая той понять, что ничего не сказала Алеку о ее визите в отделение скорой помощи.

– Это Оливия Саймон, Лейси, – произнес Алек, отступая от Оливии. – Ты помнишь ее?

Лейси коротко кивнула, но Алек, казалось, не заметил. Он протянул мальчику руку.

– Я – отец Лейси, – сказал он.

– Бобби, – представился мальчик, церемонно пожимая протянутую руку.

– Куда направляетесь, ребята? – спросил Алек.

– На аттракционы, папа. – Лейси прошла мимо отца, Джессика и Бобби последовали за ней.

– Ладно, повеселитесь как следует! – крикнул Алек им вслед.

Он взглянул на Оливию, и они продолжили свой путь к «бронко». Теперь их разделяло несколько футов, но эти футы казались милями.

В полном молчании они сели в машину. Алек оглянулся, задним ходом выезжая со стоянки на улицу, и костяшки его пальцев на руле были совершенно белыми в ярком мигающем свете аттракционов. Он повернул в сторону Килл-Девил-Хиллз. «Наверное, сейчас ему хочется избавиться от меня, – подумала Оливия. – Ему хочется вернуться домой, а не везти меня обратно к отделению скорой помощи».

Они проехали четыре квартала, когда Оливия нарушила молчание.

– Вам не хочется, чтобы Лейси видела вас с любой женщиной или только с той, которая не смогла спасти жизнь ее матери?

Алек коротко глянул на нее, и снова сосредоточил внимание на дороге. Он вздохнул.

– Извините. Мои дети никогда не видели меня ни с какой женщиной, кроме Энни, и сейчас я чувствую себя просто нелепо. Я бы не хотел, чтобы Лейси сделала какие-то неверные выводы из того, что увидела нас вместе. Вероятно, ей кажется, что я предаю Энни.

– Мы друзья, Алек. Разве вы не можете иметь друзей?

Казалось, он не слышит ее.

– Этот парень, с которым она была, выглядит слишком взрослым для нее.

Оливия крутила на пальце обручальное кольцо.

– Может быть, вам следует обращаться с ней несколько строже?

Он покачал головой.

– Ни в коем случае! Энни никогда не стала бы ее ограничивать.

Оливия тщательно взвесила каждое слово, прежде чем тихо произнесла.

– Энни уже нет. Этим ситуация сильно отличается от той, что была прежде. Вы не можете знать, что бы она на самом деле сделала.

Алек въехал на стоянку отделения скорой помощи.

– Ну, очень скоро у вас будет собственный ребенок, и тогда вы сможете воспитывать его или ее, как вам заблагорассудится. А у Лейси все эти годы не было никаких сложностей, и сейчас я не собираюсь что-либо менять.

Он выключил зажигание, вылез из машины и обошел вокруг, чтобы открыть дверцу Оливии. Когда она выбралась наружу, ее глаза были полны слез. Она посмотрела на Алека.

– Я поняла, как вас смутило то, что Лейси увидела нас вместе, – сказала она, – но, пожалуйста, не надо вымещать свою досаду на мне.

– Извините, – произнес он почти шепотом, удрученно опустив голову, и она была рада, что Они стоят на ярко освещенном месте и не могут коснуться друг друга.

Оливия села в свою машину и выехала со стоянки. Она обернулась, чтобы посмотреть на Алека, стоявшего в пятне яркого белого света и глядевшего ей вслед.

Приехав домой, она обнаружила на автоответчике четыре сообщения, оставленные одним и тем же репортером «Газетт», молодой женщиной с нетерпеливым голосом. Каждое следующее было настойчивее предыдущего. А последнее носило почти угрожающий характер, поскольку репортерша наконец объяснила цель своего звонка.

– Я обязательно должна побеседовать с вами сегодня вечером, доктор Саймон. Это касается Энни О'Нейл.

Оливия рассвирепела и нажала кнопку стирания. Что уж такого срочного может быть в разговоре о женщине, которая давно умерла, и о которой Оливии, как бы то ни было, совершенно не хотелось говорить сегодня вечером? Однако она знала репортеров. Эта молодая женщина не успокоится до тех пор, пока не поговорит с ней.

Оливия подошла к стене и выдернула телефонный провод из розетки. Затем она отключила телефоны в спальне и на кухне, прекрасно сознавая, что таким образом отсекает для себя возможность этим вечером поговорить с Алеком. Ну, что ж, пусть так и будет. Если же он не позвонит сегодня, то она этого и не узнает.