В кулуарах редакций и телестудий история получила известность как «Дерьмо Феликса»: его защита была не чем иным, как ножом в спину Лоре Фэрчайлд. Те, кто поумнее, поняли сразу же, как увидели статьи в деловых рубриках газет. О Феликсе говорили с презрением, но в то же время с некоторым восхищением: «Вот сукин сын, его не привлечь к ответу даже за клевету; он заявил, что она не причастия». Кроме того, он сделал журналистам настоящий подарок, предоставив в их распоряжение отличнейший материал, в котором было все: огромные деньги, международное общество, кражи произведений искусства, прекрасная молодая женщина и шикарные отели. Поэтому с воодушевлением и настойчивостью деятели прессы звонили Лоре. Не успело миновать начало рабочего дня, а секретарь Лоры выучила назубок стандартную фразу ответа: «Прошу прощения, но мисс Фэрчайлд на совещании и не может оторваться; она еще не видела сегодняшней газеты, но как только прочтет, вероятно, выступит с заявлением для прессы. Мы вас уведомим».

Лора не только видела, но и сотню раз перечитала эту статью; ну вот, еще один раскрытый секрет. Однако никто из репортеров не обвинил секретаря во лжи; они просто съехались в «Нью-Йорк Бикон-Хилл» и расположились в фойе.

— Лора, — обратилась секретарь по внутренней связи, — Сэм Колби на проводе. Я подумала, что ты захочешь поговорить с ним.

Лора кивнула:

— Спасибо.

Она обменялась быстрым взглядом с Джинни, сидевшей на софе, и подняла трубку.

— Да, мистер Колби.

— Мне хотелось бы встретиться с вами, мисс Фэрчайлд. Крайне сожалею, что не позвонил раньше.

— Я тоже. Хотя бы из любезности вы могли сначала побеседовать со мной.

— Я же сказал, что крайне сожалею!

Сэм Колби был взбешен, слова вырвались из него, как пуля из пистолета.

— Я проводил серьезнейшее расследование очень осторожно и чтобы не причинить ущерб ничьим интересам — никогда за всю мою практику никто не поступал подобным образом, не давал в прессу утечку моей версии, да еще извращая ее в собственных интересах…

Он подавил поток слов, готовых сорваться с языка.

— …Пожалуйста, извините; у меня было трудное утро.

— Разумеется, — сухо ответила Лора. — Не могу принять вас сегодня, мистер Колби, может быть, завтра или послезавтра; я извещу моего секретаря, она сообщит вам о времени

— Предпочитаю встретиться сегодня, мисс Фэрчайлд.

— Но я нет. У меня тоже нелегкое утро. Она повесила трубку.

— Нужно бы встретиться с ним сегодня, так ведь? — спросила она Джинни.

— Не думаю, чтобы была большая разница. Джинни взяла кофейник:

— Еще?

— Да, спасибо. Лору била дрожь.

— Всего лишь начало октября, с чего такой холод? Нужно было бы надеть свитер.

— Тебе стоило бы отравить Феликса, когда ты работала у него на кухне. Мерзнешь ты потому, что нервничаешь и волнуешься, дорогая; твое состояние ни шиша не связано с погодой. Когда найдешь своего братца и как только он признается, сняв тебя с крючка, сразу почувствуешь себя лучше.

— Понятия не имею, где его можно найти. Может оказаться, он вовсе ни при чем.

— Я была бы счастлива видеть его лицо, когда он будет говорить, что не причастен. Думаю, скоро его разыщут, особенно теперь, когда Бен нанял детектива.

Лора вновь передернула плечами:

— Не по душе мне. Нанимать детектива, чтобы выследить Клэя…

— Дорогая, он что-то не был ласков с тобой. Лора взглянула на свои руки:

— Знаю.

Она продолжала разглядывать их, думая о Поле. В тот день Эллисон сказала, что он находился в Лондоне, и она звонила ему в лондонский отель из дома в Бикон-Хилле, когда оставалась там на ночь. Пожелав спокойной ночи Бену и Эллисон, Лора ушла наверх, свернулась калачиком в своем любимом кресле у окна в старой гостиной и задумалась, вспоминая весь долгий день, начавшийся с собрания членов правления корпорации Сэлинджеров. И именно в тот момент она поняла, что остался еще один шаг, который необходимо предпринять. Сняв телефонную трубку, она позвонила Полю в Лондон в отель Сэлинджеров. Но там его не оказалось.

— Он просил записать для него все поступающие сообщения, — сказал консьерж, — пока он несколько дней пробудет на континенте.

После безуспешной попытки дозвониться до него, чтобы рассказать про Бена, Лора настолько расстроилась, что не знала, что делать дальше. Оставалось одно — оставить ему просьбу перезвонить ей в Нью-Йорк. Это происходило пять дней назад. С тех пор от Поля не было никаких вестей.

По внутренней связи прозвучал голос секретаря:

— На проводе Бен Гарднер, Лора; говорит, что он родственник и что ты определенно захочешь побеседовать с ним.

Лора невольно рассмеялась:

— Он прав.

— Хочу, чтобы ты знала, что приеду днем, — сказал Бен. — Звонил детектив. Пока ничего, но он продолжает поиски. Эллисон передает горячий привет.

Они протянули ей руку помощи, подумала Лора; семья берет ее под свою опеку, когда она оказалась в беде.

— Бен, рада тебя слышать, но совершенно незачем приезжать, здесь пока нечего делать. Что-нибудь скажу репортерам, еще раз поговорю с Мирной, постараюсь выяснить, куда мог отправиться Клэй, а потом мы с Джинни попробуем остановить лавину отказов от мест в отелях. Если удастся убедить клиентов, что они в полной безопасности, все будет в порядке.

Бен не стал говорить, как трудно будет добиться этого без раскрытия краж; она и сама прекрасно понимала это.

— Обещаешь позвонить, когда понадоблюсь?

— Конечно, приятно знать, что могу рассчитывать на помощь. Позвоню в любом случае, даже если помощь не потребуется.

Он усмехнулся:

— Перезвоню тебе днем.

Повесив трубку, Лора стала шагать по комнате.

— Что сказать репортерам?

— Что ты так же чиста, как школьница, что как только разыщешь Клэя, сможешь подробнее ответить на их вопросы, а до тех пор они могут уносить отсюда свои задницы и оставить тебя в покое…

— Нет, я не могу сказать им о Клэе, пока сама не уверена. У меня нет доказательств; нет их и у Колби. Но могу сказать, что мы установили, кто является вором, и что его больше нет среди работников отелей. Это правда, и она должна помочь людям чувствовать себя уверенно в отелях…

— Если они поверят.

Лора посмотрела на список отказов, лежавший перед ней.

— Некоторые из них могут.

Вновь зазвонил зуммер внутренней связи, на проводе был Карриер. Лора сняла трубку.

— Пыталась дозвониться до тебя, Уэс. Твоя секретарша сказала, что ты уехал из города.

— Я звоню из Далласа; буду в Нью-Йорке к двум часам. В три у нас назначена встреча с инвесторами.

— У нас встреча?..

— Да, они созвали. Настояли. Они обеспокоены за свои деньги, Лора; их нельзя обвинять.

— Уэс, дело возникло только вчера. Они могли бы дать мне хоть немного времени, чтобы выправить положение.

— Именно это я хотел порекомендовать; думаю, ты справишься. Другие отели тоже иногда переживают кризисы, но они не были настолько хороши, как твои. Но то, что я верю в наше дело, отнюдь не означает, что в него верят и другие; они захотят узнать твои планы. Они приобрели право знать, что ты собираешься предпринять.

Последовала пауза.

— Конечно. Где состоится заседание?

— В моем кабинете. Подумал, ты будешь чувствовать себя увереннее на знакомой территории.

— Спасибо, Уэс. Я буду.

Джинни задумчиво следила за ней.

— Твои вкладчики?

Лора кивнула:

— Переживают за свои деньги.

— Ты выглядишь потрясающе спокойно для женщины, которую пригласили в пасть ко льву. Лора слегка улыбнулась:

— Вынуждена быть спокойной; они не хотят думать, что доверили свои деньги эмоциональной женщине. Но я отлично их знаю; эти трезвомыслящие джентльмены с самого начала доверяли мне. Так что я не очень обеспокоена встречей.

— Дорогая, думаю, ты говоришь это ради меня. Не хочешь, чтобы я тревожилась за судьбу моих миллионов. Хорошо, послушай меня: я была бы дурой набитой, если б не волновалась, но непосредственно сейчас тревога не велика и можно перебиться. Я не собираюсь отзывать свой вклад, наоборот. Можешь приостановить причитающиеся мне выплаты, ну… скажем, месяцев на шесть. Таким образом сократятся расходы и у тебя появится возможность для маневра, пока отели не заполнятся вновь. Я уже подготовила письмо по этому поводу. Мой финансист ужасно любит оформлять все письменно.

— Спасибо тебе, Джинни, — сказала Лора срывающимся голосом, — надеюсь, все закончится раньше, чем за шесть месяцев.

— Я тоже надеюсь, но и голодать не буду, если такое все же случится. Что ты собираешься сказать этим толстосумам?

— Наверное, то же самое, что журналистам. Максимум правды. И чем проще, тем лучше.

Но когда она предстала перед ними в кабинете Карриера, именно ее инвесторы первыми употребили это слово.

— Будем проще, Лора, — сказал Тим Алкот. Он сам выдвинул себя в качестве рупора троих инвесторов, которых в свое время привлек Карриер, когда Лора предложила приобрести нью-йоркский отель Сэлинджеров. Тогда Карриер был против подобного шага, поскольку новые инвесторы, объединив свои голоса, могли взять под контроль «Оул корпорейшн». Однако Лора была столь решительно настроена приобрести отель, пока был такой шанс, что он уступил. До сих пор проблем не возникало. И вот теперь Лора сидела вместе с ними за круглым с гранитной крышкой столом в кабинете Карриера. Тим Алкот сказал:

— Мы будем смотреть на ситуацию проще.

Он владел «Алкот фрутс», крупнейшей в мире компанией по производству мороженых фруктов и любил повторять, что достиг нынешнего положения благодаря тому, что был столь же тверд и холоден, как его мороженая продукция.

— Нам нужна уверенность, что мы не потеряли управление «Оул корпорейшн». Мы вложили значительные средства и хотели бы чувствовать себя в безопасности. Но в настоящий момент мы испытываем тревогу. Справа и слева идут отказы от заявок. Если этот процесс, не будет остановлен и обращен вспять в ближайшее время, мы останемся с четырьмя отличными, но совершенно пустыми зданиями. Поэтому мы намерены узнать, как ты планируешь изменить положение вещей.

Прежде, когда они собирались впятером, на лицах сияли улыбки; до этой минуты Лора не отдавала себе отчета, насколько она привыкла воспринимать их улыбки как должное. Теперь вокруг стола она видела серьезные, изучающие лица дельцов, которые оценивали товар, взвешивая, удачной или нет оказалась заключенная сделка. Ей захотелось, чтобы в этот момент вместо шелкового платья на ней был деловой костюм, чтобы волосы были короче. Она хотела больше походить на мужчину.

Сложив руки на столе и гордо выпрямившись, она взяла слово:

— Действительно, в отелях «Бикон-Хилл» имел место факт воровства. Мы считаем, что нам удалось установить вора — лицо, которое входило в состав персонала компании и, очевидно, использовало свое служебное положение для проникновения с преступными намерениями в дома наших гостей. Больше он на нас не работает. Кроме этого увеличен штат службы безопасности. Эту информацию я направляю письмом в адрес каждого, кто хоть раз останавливался в отелях «Бикон-Хилл». Через день-два я встречаюсь с Сэмом Колби, инспектором страховой компании, который ведет расследование преступлений. В ближайшее время мы надеемся объявить о благополучном завершении расследования.

— Как скоро?

— Кто вор?

— Где он сейчас находится?

— Полагаешь, ты знаешь?

Трое из сидевших вокруг стола говорили одновременно.

— Думаю, мы могли бы позволить Лоре продолжить говорить, — сказал Карриер.

— До тех пор, пока у нас не будет доказательств, — спокойно сказала она, — пока ему не будет предъявлено обвинение, я не вправе назвать вам его имени…

— У вас нет доказательств?

— Пока нет, но мы ищем их.

— Итак, что, как ты полагаешь, тебе известно? Он дает показания? Кто его допрашивает?

— Главное, — сказала Лора, — состоит в том, что мы идем на контакт с нашими гостями. Кроме писем, которые пишу я, Вирджиния Старрет и я собираемся позвонить всем тем, кто отказался от номеров, и сотням других, чтобы уверить их в надежности отелей и сообщить, что лишь один из сотрудников был замешан в преступлениях и что отныне он больше не работает у нас, и предложить им вновь остановиться у нас. Уверена, многие возобновят бронь номеров, а, приехав сюда, они увидят, что все совершенно нормально…

— Во имя всего святого! — взорвался Алкот. — Дела идут совершенно ненормально! Эти отели запятнаны скандалом! А ты тут разглагольствуешь насчет стандартных и элементарных действий. Это далеко не то, что мы хотим. Нам нужно действие! И факты! И хорошая реклама для разнообразия! Кто этот вор, который скрылся? Я спрашиваю вас, юная леди, кто он?

— Пока не могу сказать вам этого. Я никого не обвиню публично до тех пор, пока не буду убеждена в его виновности.

— О каком публичном обвинении вы говорите, черт возьми, это же закрытое заседание!

— У тебя будет возможность высказаться, Тим. Хочешь хорошей рекламы? Я не стал бы так рисковать, — вступил Карриер.

— Пропади все пропадом! — Лицо Алкота побагровело. — Кто ты такой, чтобы учить меня, как поступать? А? Когда вы перестанете быть здесь лопухами? Теперь послушайте меня: ты обязана сказать, кого ты подозреваешь. Каждый из нас выложил по девять миллионов долларов за право знать, что, черт возьми, творится кругом, и внести соответствующие коррективы, если нам это не понравится. И я заявляю, что ты не сможешь отмыть репутацию этих отелей, пока не назовешь имени вора, и я желаю знать кто он.

— Нет, извини, Тим.

— Хорошо, хочешь играть жестко. Что ж, мы тоже будем играть жестко. Ты не называешь его, потому что это ты. Ты мотаешься по всему миру; это всем известно…

— Странно, — прервал Алкота Карриер, — ты что, с ума сошел, Тим? Лора не станет…

— Ах, не станет? У нее уйма денег… А тебе известно, сколько у нее денег, Уэс? Вся эта дичь спокойно спит под ее крышей, готовая стать добычей охотника, это она все придумала и спланировала! Она работала над этим три года! Верно? Я прав?

— Нет! Конечно нет! — Глаза Лоры потемнели от ярости. — У вас нет никаких оснований для такой гнусной лжи. Вы связаны с этими отелями почти с самого начала; вы сами видели, что я из них сделала. Я, и никто иной, превратила их в то, чем они являются сегодня, и я не поставила бы их на карту ни за что на свете. Я ни за что не стала бы красть…

— Неужели?! Что ж, позвольте рассказать вам кое-что, молодая леди. У меня есть друг в «Дейли ньюс», который намекнул, что в завтрашних газетах появятся статьи с информацией, что тебя однажды уже обвиняли в воровстве, что была какая-то распря по поводу наследства, которое ты у кого-то увела — не знаю деталей, и сейчас мне на них плевать, но речь идет о надежности репутации! Здесь сидим мы втроем, и каждый из нас вложил по девять миллионов, потому что Уэс убедил нас, что дело верное, а теперь выясняется, что мы поддержали осужденную мошенницу!

Лора встретилась взглядом с Карриером и, увидев на его лице выражение шока, поняла, что оно мало чем отличалось от ее собственного. Она посмотрела мимо всех инвесторов на большую картину, висевшую над столом Уэса: абстрактное переплетение теней синего, серого и белого цветов. «Никогда не замечала, как она туманна, — подумала она. — Словно коллекция теней».

Тени были повсюду. Снова и снова они пересекали ее залитый солнцем путь; неважно, с какой скоростью она бежала, ей никогда не удавалось перегнать их.

Карриер многозначительно посмотрел на Лору, предоставляя ей, возможность говорить, но она не могла; ей казалось, что тени смели ее с лица земли; через мгновение он начал говорить вместо нее.

— Ты сам не веришь, Тим, что Лора может быть воровкой; я чертовски хорошо знаю, что ты в это не веришь. Ты прибег к этому ходу, чтобы избавиться от нее.

— Ты правильно понял, Уэс, — кивнул Алкот, — мы избавляемся от нее. Не знаю, украла ли она что-нибудь или нет — мне наплевать. Единственное, что знаю наверняка — это то, что ей нужно уйти. Эти отели не станут дожидаться, пока отыщется загадочный вор или пока молодая леди решит уйти сама. Единственный способ заставить людей думать, что в отели можно безбоязненно совать свою голову — провести кардинальную чистку и назначить новою босса

Карриер вновь посмотрел на Лору, взглядом моля защищаться, но она сидела, словно замороженная, едва дыша, устремив взгляд на маленький рот Алкота.

— Втроем мы вложили в это предприятие двадцать семь миллионов баксов, Уэс; и ты полагаешь, что мы будем сидеть сложа руки, пока Лора старается ублажить людей и заставить их платить деньги за проживание там, где они опасаются жить? Ты сам отлично знаешь. Поэтому я созвал это заседание и теперь вношу предложение о снятии Лоры Фэрчайлд с поста президента «Оул корпорейшн».

— Я услышу второй голос в поддержку этого предложения?

— Есть второй, — твердо проговорил второй инвестор, сидевший справа от нее.

— Все, кто поддерживают…

— В соответствии с правилами мы должны обсудить вопрос перед его голосованием!

Голос Лоры прозвучал резко, как удар бича. Она отодвинула назад свой стул и встала:

— Если никто больше не желает сказать, то скажу я. Она посмотрела сверху вниз на Алкота и двух сидящих по обе стороны от него инвесторов.

— Вот уже два года, как ваши миллионы вложены в это предприятие, и вы были абсолютно удовлетворены до тех пор, пока стоимость ваших капиталов неуклонно возрастала и вы регулярно и своевременно получали проценты Вам было совершенно наплевать на все остальное Я могла устроить здесь бордель, игорный дом или центр по распространению героина. Что вам было за дело; вы даже ни разу не приехали взглянуть. Кроме того, вас совершенно не интересовало, кто я такая: с первого дня нашей встречи вы не удосужились поинтересоваться и навести обо мне справки. Единственное, что вас интересовало, когда Уэс познакомил нас — это рентабельность «Бикон-Хилла» в Чикаго; вы изучили все бухгалтерские отчеты.

— Мы напрасно теряем время, — сказал инвестор, сидевший по правую руку от Алкота.

— Это мое время, — яростно заявила Лора. Но тут она остановилась. Не распаляйся. Не кричи на них. Они назовут тебя истеричкой. И, свободно сцепив руки перед собой, продолжила: — Я весьма высоко оценила бы вашу любезность, если бы вы выслушали меня. Это серьезная проблема, а я прошу лишь нескольких минут вашего внимания.

Инвестор по левую руку Алкота пристально посмотрел на Лору:

— Вполне справедливо. Продолжай. С этого момента Лора обращалась непосредственно к нему:

— Когда мне было пятнадцать лет, меня задержали, когда я выходила из дома, где я только что совершила кражу. Меня осудили на год условно и отпустили. С того дня я ни разу ничего не украла, не совершила никакого другого преступления. Я закончила школу, колледж, я честно заработала все, что имею сейчас. У каждого из нас в прошлом есть нечто такое, что мы хотели бы позабыть. Тим, у тебя в прошлом развод, а твоя вторая жена покончила жизнь самоубийством…

— Черт побери! Да кто ты такая, что…

— Это всем известно, — мягко сказал Карриер, стараясь не улыбаться. — Садись и слушай, Тим; говорит Лора.

Лора с благодарностью взглянула на него, затем продолжила, словно ее никто не прерывал:

— Это, прямо скажем, далеко не та репутация, которую можно было предложить женщине, возможно помышляющей выйти за тебя замуж. Но полагаю, ты сказал бы ей, что не следует судить по прошлому или наказывать за действия, которые совершили те, на ком ты был женат или кто работает на твою компанию.

Ее голос звучал низко и ровно. В комнате было тихо. Она посмотрела на трех инвесторов.

— Скажите, спустя десять лет станете ли вы наказывать своих юнцов за то, что они пробовали курить марихуану, или пили слишком много пива, или воровали вещи с прилавков магазинов? Или вы все же будете судить их как взрослых, которыми они к тому времени непременно станут? Все, что я прошу вас сделать сейчас — это судить обо мне так же, как тогда, когда вы доверяли мне свои деньги; судить потому, что являю собой сейчас. Вы были удовлетворены, позволив мне зарабатывать для вас деньги; вы ни разу их не теряли и, более того, не имели оснований полагать, что такое может произойти. Не думаю, что вам грозит потерять ваши деньги и на этот раз. Я способна управлять этими отелями лучше любого менеджера, которого вы намерены взять вместо меня…

— О Господи, — хмыкнул Алкот, — менеджеры «Хилтона», или «Марриотта», или «Кока-колы», запросто смогут управлять этой корпорацией; это бизнес, понимаешь, или ты забыла об этом, распуская нюни насчет молокососов?

— Не забыла; другой директор может управлять «Оул корпорейшн», но отели «Бикон-Хилл» уже никогда не будут прежними. Вы не имеете ни малейшего представления о том, что я сделала, чтобы они не были похожи ни на один из шикарных отелей в мире; никто этого не знает, потому что я не рекламировала свои новшества. Менеджер от «Кока-колы» не будет иметь отношений, которые я наладила с нашими гостями за последние годы; он понятия не имеет о письмах, которые я пишу им до приезда в гостиницу и после, когда они уедут, или как я готовлю свой персонал оказывать услуги, которых не предоставляют ни в одном другом отеле. Это-то и делает мои отели непохожими на другие! Это не просто куча безликих зданий: это отели Лоры Фэрчайлд, и никто иной не сможет взять на себя управление ими; они станут совершенно другими через неделю.

— Именно другими мы и хотим их видеть, — сказал инвестор по правую руку от Алкота. — Почему, черт возьми, ты хочешь, чтобы они были прежними, когда все кругом видят в них охотничьи угодья для воров?

— А вы полагаете, что люди станут думать иначе, если вы назначите нового управляющего? — спроила Лора. — Что изменится? Только лицо, стоящее наверху. Убедит ли их этот шаг в том, что по коридорам не шастают воры? Я скажу, в чем вы убедите их: исключительно в том, что вы не доверяете руководству отелей, которыми они наслаждались и которые неоднократно рекомендовали своим друзьям. Вы убедите их в том, что они были не правы всякий раз, когда хорошо отзывались об отелях «Бикон-Хилл», и в этом случае они будут иметь все основания опасаться возвращения туда. Но даже если они вернутся, то уже не найдут в них того, что отложилось у них в памяти. В результате дела пойдут гораздо хуже, чем сейчас. Если же я останусь на своем посту, и мы — все мы вместе — будем убеждать наших гостей, что, несмотря на серьезные проблемы, вставшие перед отелями «Бикон-Хилл» — а скажите-ка мне, какая из компаний или организаций не имела серьезных проблем в тот или иной период своего существования — отели по-прежнему прочны и отлично управляемы, как они всегда полагали, их мнение о наших отелях останется превосходным.

Лора глубоко вздохнула.

— Я не собираюсь спокойно оставлять свой пост и уходить из этой компании. Мы делаем шаг назад — ужасный шаг назад, знаю, но поправимый. При условии, что мы будем работать вместе на поддержание репутации «Бикон-Хилл» на том же уровне, на котором она была с самого начала. Наши гости хотят доверять мне. Если мы создадим для этого возможности, они будут мне доверять, как прежде. Все отлично понимают, что необходимо гораздо большее, чем единственная неприятность, чтобы свалить прочную компанию, особенно в случае, когда проблема решается и будет решена. Даю вам слово.

Она посмотрела на каждого из них: состоятельные, обладающие властью люди, которые желали быть уверенными в том, что ставят на победителя.

— Черт возьми, вы поверили мне однажды; за несколько лет мы создали мощную группу отелей! Даю вам слово сделать все, что в моих силах, чтобы…

— Удержаться у власти, — резко вставил Алкот. — Вы закончили?

Лора взглянула на него:

— …Чтобы сделать отели и «Оул корпорейшн» сильными и прибыльными, какими мы желали их видеть в самом начале. Теперь я закончила, Тим.

— Тогда я хотел бы поставить на голосование мое предложение о смещении Лоры Фэрчайлд с поста президента «Оул корпорейшн». Я — «за».

Желая показать, что он соблюдает правила, Алкот записал свой голос на блокноте, лежавшем перед ним на столе. Он повернулся к инвестору, сидевшему справа от него, ожидая его мнения.

— Да.

Алкот удовлетворенно кивнул и записал.

— Лора?

— Нет

В горле пересохло. Годы мечтаний и упорной работы, чтобы прийти к этому: нескольким людям, произносящим одно-единственное слово.

Алкот записал ее голос.

— Уэс?

— Нет

— Конечно.

Он записал, затем, улыбаясь, повернулся к человеку, сидевшему по левую руку.

— Нет.

Повисла оглушающая тишина. Волна возбуждения прокатилась по Лоре, ее глаза вспыхнули, когда она встретила взгляд того, кто дал ей возможность остаться президентом «Оул корпорейшн».

— Вы совершенно правы: ваши отели — ваше отражение, — сказал он, — и я думаю, это самое лучшее, чем мы обладаем.

Ворча, инвестор, сидевший справа от Алкота, отодвинул стул.

— Одну минуту, — быстро проговорил Алкот, — считаю, что, прежде чем мы разойдемся, нам следует позаботиться еще об одном. Полагаю, все согласятся, что паи необходимы определенные гарантии. У меня очень мало информации, и это обстоятельство всегда крайне нервирует меня. Поэтому я ставлю еще одно предложение: за тридцать дней Лора должна исправить ситуацию. Если через тридцать дней положение останется прежним, тогда она оставляет пост, а мы находим кого-нибудь другого. Даже тридцать дней могут оказаться слишком длинным сроком — кто знает? Мне чертовски не хочется, чтобы всплыло еще что-нибудь новое. Но нам необходимо знать все, что творится! Согласны?

Он оглядел сидевших за столом. Инвестор справа согласно кивнул.

— Будем обсуждать? — спросил Алкот, глядя на Лору. Однако первым заговорил Карриер:

— Мне кажется, тридцать дней справедливый срок, но автоматическое отстранение от должности — нет. Если Тим позволит, я вношу дополнение в выдвинутое им предложение. Скажем так, через тридцать дней мы рассмотрим ситуацию и проведем еще одно голосование относительно дальнейшего пребывания Лоры в должности.

Алкот взглянул на соседа слева и понял, что тот опять будет голосовать против него. Он пожал плечами.

— Что ж, вносите.

Когда поставили на голосование, все высказались «за».

— Тридцать дней, — напомнил Алкот Лоре, когда они поднялись из-за стола. — Для всех нас было бы лучше, если бы ты управилась пораньше.

— Согласна, — ответила она, протянув ему руку.

— Держи нас в курсе, — проговорил он, пожимая се.

Лора стояла около стола, глядя, как они уходят, ощущая внезапную опустошенность и усталость. Тридцать дней. Один месяц. Когда я была девочкой, этот срок казался таким длинным, таким большим.

На следующий день в «Дейли ньюс» появилась информация о совещании, в которой сообщалось о прошлом Лоры, приводилось краткое описание жертв шести краж и единственные слова, которые репортеру удалось выжать из Сэма Колби: «Мы достигли определенных успехов; надеемся на скорый арест преступника».

Эта публикация побудила менеджера телекомпании поинтересоваться, почему Поль Дженсен находится в Европе, тогда как должен снимать для них фильм, посвященный Сэму Колби, который продолжал расследование в Нью-Йорке.

— Через несколько дней возвращаюсь, — ответил Поль менеджеру телекомпании, когда тот позвонил ему по телефону. Поль был объят нетерпением. Он только что возвратился в отель и нашел послание Лоры; держа в руках бумажку с ее именем, он испытывал потребность срочно начать действовать.

— Мне должны позвонить; я перезвоню через несколько минут.

— Подожди. Почему ты торчишь там, когда тут, у тебя под носом, творится черт знает что? Поль вздохнул:

— Я уже говорил, что использую различные дела, чтобы показать работу Колби; мы собрали неплохой материал в полиции и о ряде жертв…

— Другие дела? Да тут горячее дело, которое обсуждают на страницах газет; каждому интересно, как оно движется, а главный режиссер разъезжает по миру. На кой черт тебе какие-то другие дела?

— Горячее дело? Ты о чем?

— О черт, ты же не знаешь… Подожди, сейчас зачитаю…

Он извлек листок из папки материалов, посвященных Колби, и зачитал заявление Феликса, а также выдержки из двух более поздних публикаций в «Дейли ньюс».

— Я спрошу Колби, можно ли прислать оператора, чтобы заснять его беседу с этой Фэрчайлд, чтобы ты не упустил этот материал. Затем, если дело сдвинется, то, как только Колби его завершит, мы получим отличный фильм. Прокрутим его поскорее, пока интерес к делу не остыл. Мы сможем повторить его в любое время. Брось ты эту ерунду относительно других расследований; это дело единственное, что нас интересует.

— Я не занимаюсь этим делом, — сказал Поль и подумал: «Так вот о чем она хотела мне сообщить!»

— Две недели назад я написал вам письмо; в нем указал, что использую для фильма совершенно другое дело. Я сказал об этом сразу, как только узнал.

— Письмо? Я не получал никакого письма. Погоди, может, и получал. Не помню. Впрочем, какое это имеет значение теперь? Дело возникло в последние пять дней, вот что главное. Послушай, Поль, именно такой фильм нам сейчас и нужен: расследование, проводимое Колби по делу о шести кражах, которые зародились в недрах отелей «Бикон-Хилл». Бог ты мой, какие сборы! Кто мог бы предположить, когда начинал?..

— Я не снимаю фильм об отелях «Бикон-Хилл», — сказал Поль. — Мы с Сэмом уже говорили на эту тему. Может оказаться, что отели вообще ни при чем. Он не уверен. Никто ничего толком не знает. Я хочу использовать завершенное расследование — оно проведет нас через весь процесс, поэтому не вижу смысла цепляться за то, что в последнюю минуту может свести на нет все мои усилия по съемке, зайдя в тупик. Привезу материал, как только смогу…

— Мне не нужно то, что привезешь. Я хочу иметь тот фильм, который хочу я. Мне не известны истинные мотивы, по которым ты не желаешь его снимать, но мы уже оплатили солидную часть этого фильма и, черт подери, у нас есть все права подсказать тебе, что нужно делать.

— Ни у кого нет такого права. Ясно? Вы полагаете, что, финансируя этот фильм, вы автоматически становитесь продюсерами или цензорами? С самого начала фильм был моим, и я сделаю его так, как сочту нужным, в противном случае вообще не делаю. По крайней мере, для вас.

— Тогда, разрази тебя Бог, ты не делаешь его для нас. Мне не нравится твое отношение, Поль. Беда с вами, богатыми плейбоями, вы не достаточно голодны: вы слишком мало теряете при проигрыше. Для тебя это хобби, поэтому ты думаешь, что не подчиняешься приказам. Что ж, это приказ, который тебе следует исполнить. Если ты не сделаешь этот фильм вовремя и так, как мы того хотим, мы никогда не покажем по нашей сети ни одной из твоих работ, сократим выплаты. Такой подход заставит тебя немного задуматься?

— Мне нечего думать. Я не поддамся шантажу.

— Грубое слово; не прибегай к нему, Поль. Это переговоры. Ты просто снимаешь фильм, как ты его снимал, затем добавляешь кусок про отели, Фэрчайлд и ее банду, если у нее таковая имеется, это влечет кражи…

— Нет, — с презрением сказал Поль. — Все, конец.

Он повесил трубку и сразу же поднял ее, чтобы позвонить Лоре. Но ее не было в кабинете; секретарша объяснила, что она на совещании и не вернется в этот день на работу.

— Передайте, что звонил Поль Дженсен, — сказал он. — Скажите ей, что я вылетаю домой.

В тот самый момент, когда Поль повесил трубку, Клэй остановился около газетного киоска в центре Мехико и купил номер «Нью-Йорк дейли ньюс», чтобы узнать, как дела дома. Он сидел в кафе, заказав себе кофе и раскрыв газету. На второй странице он увидел большую фотографию Лоры. Он мгновенно прочитал статью, помещенную под ней. Лора подозревалась в воровстве. Ее отели, ее положение оказались под угрозой.

Он разглядывал статью, перечитывал ее весь день и весь вечер. Клэй не верил своим глазам. Но статья лежала перед ним: она была реальностью.

Он мучительно размышлял. Что-то еще давило его. Он был несчастен оттого, что покинул Нью-Йорк; прошло менее двух недель, но уже изнывал от скитаний; он медленно сходил с ума от мысли, что Лора не будет больше его любить, что он, возможно, больше ее не увидит. «О Господи, — подумал он, — как же им удалось сложить все воедино?» А он-то был уверен, что им не сделать этого: он никогда дважды не посещал одного и того же места; никогда не оставлял отпечатков пальцев или иных следов, дающих возможность увязать одно преступление с другим; он продавал украденное только одному брокеру, поставлявшему товар своим клиентам, брокер не знал его имени и понятия не имел об отелях «Бикон-Хилл»; он не мог выдать его. Клэй все так отлично продумал; замысел был великолепен. Как же, черт их всех подери, они вышли на отели?

А Лора? Во всем обвинили Лору. Клэй сидел в библиотеке университета Мехико, читая прошлые номера газеты «Нью-Йорк дейли ньюс». О нем едва упоминалось. Черт возьми, неужели они не считали его достаточно умным, чтобы придумать это самостоятельно? С чего они взяли, что это Лора? Никто не воздавал ему должное; в тот, самый первый раз подозрение пало на Бена, во второй — на Лору. «Черт возьми, ведь это я придумал и совершил то ограбление на Кейп-Коде; именно я похищал дорогостоящие художественные произведения на протяжении трех лет, и никто не догадывался; все шло прекрасно, пока Лора не нашла это дьявольское ожерелье, и теперь оно — Боже, оно не могло всплыть более некстати…»

«О, Клэй, ты все время думаешь только о себе, — голос Лоры настолько отчетливо звучал в голове, что он тревожно огляделся по сторонам, нет ли ее рядом. — Неужели ты не мог хоть раз подумать о других? У всех свои трудности, ты же знаешь; ты не единственный…»

Она сказала ему эти слова, когда он пожаловался ей, что приходилось делить одного секретаря с финансистом Лоры, работавшим неполный день. Клэй не хотел ничего ни с кем делить; он — вице-президент по обслуживанию и контролю над качеством и заслуживал иметь личного секретаря. «Я найму тебе секретаря, когда смогу; я стремлюсь до минимума свести штат. Уверена, ты сможешь понять меня».

«Конечно», — сказал он тогда и поцеловал ее, потому что не хотел злить. В тот вечер он принес ей цветы и бутылку вина. Они вместе приготовили ужин у нее дома, все было замечательно; тогда она еще любила его.

Но теперь Лора не будет его любить. Он впутал ее в эту историю. Она никогда не полюбит его вновь. Она считает, что он никогда ни о ком, кроме себя, не думает.

Клэй покинул библиотеку и направился в бар на Мадейра-стрит. На улицах народу было даже больше, чем в Нью-Йорке, однако от этого он не чувствовал себя как дома; кругом говорили по-испански и здесь он был посторонним. Он сидел в баре, задумавшись над порцией виски, размышляя о себе. Если сам не подумаешь, то кто? Никто не заботился о нем.

Лора заботилась о нем в течение долгого времени. Теперь больше не будет.

Он никогда не сможет возвратиться домой. Там для него больше не было места; ни работы, ни сестры, никого, кто бы заботился о нем.

Да, черт возьми, если он не может вернуться, почему бы не сообщить им, что это он провернул все эти дела, и тогда они не станут обвинять Лору? Здесь он в безопасности; никто не знал, где он скрывается; он может позвонить и обо всем рассказать, на этом дело закончится. Такой поступок не означает отказа от новых дел, когда ему потребуются деньги или вновь захочется испытать возбуждение

Клэй допил виски. Все дело в том, что для подтверждения слов нужно представить доказательства, иначе могут заявить, что он лжет, выгораживая сестру. Что ж, у него были доказательства; он может отослать их. Он позвонит, нет, напишет этому Сэму Колби и поведает всю историю, приложив один из тех плотных коричневых конвертов, которые он прихватил с собой из секретера, покидая свою квартиру. В них лежали две гравюры Дюрера, которые он забрал из дома Лейгтонов, потому что они понравились ему, а не потому, что брокер хотел кому-то их предложить. Кроме того, шесть ключей, вернее, копии, изготовленные с восковых отпечатков, которые он снял в номерах гостей отелей «Бикон-Хилл», пока те где-то приятно проводили вечер. Каждый ключ имел ярлычок: Гварнери, Лейгтон, Фарлей, Серрано… Как, годилось для доказательства? Отлично, лучше не придумаешь. Он отправит ключи Колби. Он может это сделать.

Он пойдет на это ради Лоры. Тогда она не сможет сказать, что он думает только о себе.

— Повторите, — сказал он бармену, и через минуту еще одна порция виски стояла перед ним на стойке. «А если этого мало? Что, если все эти поганые доказательства не вернут клиентов Лоры в отели? Или потребуется несколько месяцев, возможно, даже год, чтобы все стало на свои места? У нее не будет доходов». Тогда его признание не принесет ей никакой пользы. Ей нужны деньги, чтобы платить проценты по закладным, содержать персонал, оплачивать расходы на содержание отеля и тому подобное. Тысячи долларов каждый месяц.

Хорошо, у нее есть этот пай в корпорации Сэлинджеров. Она может продать его. Но это ничего не решит. Во всяком случае, не следует продавать этот пай; она его только что приобрела, она так радовалась этой сделке, наконец-то получив то, что должна была иметь с самого начала, после того как Оуэн оставил ей в своем…

— Сукин ты сын! Я же могу позаботиться и об этом!

На него недоуменно поглядывали люди. Он сидел у стойки бара уже около часа, одинокая фигура, сгибавшаяся все сильнее по мере того, как росло количество выпитых порций. Теперь выпрямился, небольшие усики гордо распрямились поверх широкой улыбки.

— Отлично! Замечательно!

Он направит письмо Оуэна Колби вместе с гравюрой Дюрера и копиями ключей. Он перечитал письмо десятки раз: оно свидетельствовало, что Оуэн был в здравом уме, когда решил оставить Лоре отели, свой дом и два процента от своей доли в собственной корпорации. Что ж, она уже выкупила отели и пай и, возможно, ей больше не хочется иметь дом в Бикон-Хилле, но как насчет двух процентов в капитале корпорации? Еще один кусочек стоимостью в десять миллионов долларов. Наверняка она сумеет воспользоваться этим.

Конечно, при условии, что письмо не слишком устарело, чтобы принести пользу спустя все эти годы. «Мне нужен юрист», — подумал Клэй и рассмеялся. Подобная мысль показалась ему чрезвычайно смешной.

Тем не менее на следующий день с утра он встал совершенно серьезным и направился на консультацию к профессору-юристу в университет.

— Я студент, изучающий юриспруденцию, — «честно» сказал он. — Я на каникулах, но захватил с собой работу. Мне хотелось бы получить некоторую информацию, если бы вы могли мне помочь…

— Я не знаю законов всех ваших штатов, — уклончиво сказал профессор.

— Ну, в целом. Может ли быть отменен приговор, вынесенный судом, многие годы спустя, если будут обнаружены новые доказательства, показывающие, что принятое ранее решение неверно?

— А… эта проблема мне, пожалуй, известна. Невозможно. Если приговор вынесен и если он не был опротестован незамедлительно, то он является окончательным и не может быть изменен.

— Но если он был неправильным…

— Даже тогда. За исключением случаев, когда речь идет о жизни и смерти; новые доказательства сами по себе не могут изменить дела.

— Вот черт, — бросил Клэй.

— Конечно, если вы найдете, что новое доказательство было умышленно сокрыто от суда, тогда это будет квалифицировано как мошенничество. Если вы сможете доказать факт обмана, то с успехом сможете привлечь виновное лицо за мошенничество. Если это то, чего вы хотите.

Клэй медленно поднял глаза.

— Мошенничество.

— Если это то, что вы хотите доказать. Но, как я понимаю, это не совсем для учебных занятий; это личное дело?

— Нет. Ну, допустим, в некотором роде. Я собираю информацию для одного из моих друзей.

— Конечно. Вы еще хотели бы что-нибудь уточнить? Клэй отрицательно качнул головой:

— Вы так доходчиво объяснили. Спасибо, профессор.

Феликс в тюрьме за мошенничество. Мысль была настолько прекрасной, что Клэй почти чувствовал ее вкус. Он пересек двор университета, сел в автобус и направился в центр города. Феликс в тюрьме за мошенничество. Он отомстит Феликсу за то, что тот сделал с Лорой. А что, если вместо того, чтобы упечь его за решетку, они предложат ему сохранить в тайне факт сокрытия им письма Оуэна в обмен на десять миллионов долларов, то есть за сумму, которую он украл у Лоры, лишив ее завещанной ей доли в компании «Сэлинджер-отель»?

Просто чудесно! Они заставят этого подлеца покрутиться.

Оставалось одно — Клэй не знал, как провернуть все это. Если направить письмо Лоре, то кто поверит ей, если она заявит, что Феликс утаил его от суда? Даже если написать Колби или кому другому, сказав, что это он, Клэй, выкрал письмо из стола Феликса, то кто им поверит? Единственный способ состоит в том, чтобы письмо оказалось у самого Феликса и кто-нибудь увидел его у него.

Клэй зашел в кафе «Кордова» и заказал яичницу с пивом. Когда подали пиво, он не спеша, перелил его в стакан. Когда он его наливал, перед глазами внезапно возник образ: сейф, практически пустой, в нью-йоркском доме на Пятьдесят первой улице. Если письмо будет находиться в сейфе Феликса, а он не будет знать об этом и если он откроет сейф при свидетелях, то вряд ли он сможет доказать, что не спрятал этого письма с целью лишить Лору наследства.

«Будь я проклят, — подумал Клэй, уставившись на пиво. — Этот ход должен сработать. Так я помогу Лоре и позабочусь о Феликсе».

Он усмехнулся, чувствуя, как внутри растет возбуждение. Несомненно, он пойдет на это ради Лоры, только ради нее. В то же время это фантастично: совершенно по-новому, по-настоящему опасно. Впервые в жизни он собирался пробраться в дом не для того, чтобы украсть, а чтобы положить кое-что.