Адвоката звали Ансель Роллинз. Тонкий, как жердь, с блеклыми глазами, длинными бакенбардами и несколькими прядями волос, наискось падавшими на лоб. Он был отцом одного из однокурсников Лоры в колледже и точно так же принадлежал к старому обществу Бостона, как и адвокат Феликса Карвер Чейн.

— Я знаю Карвера, и я понимаю его, — сказал Роллинз Лоре и Клэю, когда они сидели за круглым столом в его прохладном офисе. — Он прекрасный адвокат. Конечно, мы не знаем, что они думают об этом деле, но у нас есть шанс. Разумеется, они даже не начинали судебное разбирательство, если бы вы смогли найти то письмо, о котором говорите, — то, которое написал Сэлинджер: оно докажет, что Оуэн знал, чего хотел, задолго до удара, и это неоспоримо докажет, что вы имеете право на это наследство…

— Я не могу вернуться в этот дом, — сказала Лора.

— Хорошо. — Он поджал губы. — Все знают, как вы были дружны с Оуэном… Конечно, у нас есть шанс.

«В другом случае, — подумала Лора, — вы не взялись бы за это дело, — работать без вознаграждения, просто в надежде получить треть того, что мы отсудим».

Роллинз сложил вчетверо листок из своего желтою блокнота.

— Нам нужно принять несколько решений. Во-первых, мы, конечно, будем требовать суда присяжных.

— Мы дадим согласие только на суд присяжных, — горячо сказал Клэй.

— Разумеется. Но можете отказаться, если хотите, — в том случае, если предпочтете, чтобы дело слушал судья. Вероятно, слушание дела начнется быстрей и займет меньше времени, чем суд присяжных, но, — он пристально смотрел на Лору, — суд присяжных проявит больше сострадания к красивой, молодой женщине в таком положении, чем судья, сидящий один в зале заседаний.

— Сколько нам придется ждать? — спросила Лора.

— От шести месяцев до года.

— Что? — Клэй вскочил на ноги. — Лору обманули с наследством, и никто ничего не будет делать целый год?

— Нам очень многое придется делать, — ответил Роллинз. — Пожалуйста, сядьте на свое место, молодой человек. Не в моих силах вертеть колесо справедливости быстрее, я стараюсь, как могу.

Клэй сел, и оставшуюся часть дня они потратили на то, чтобы слово за слово, день за днем прожить последние пять лет. Лора и Клэй рассказали Роллинзу все — только не упоминали о Бене. Они решили это вместе. Клэй горячился:

— Он уничтожил нас, он уничтожил все наши возможности. Но сейчас никто не докажет, что мы обокрали их, и в настоящее время все более или менее в порядке.

— Но мы не обкрадывали их! — воскликнула Лора.

— Бен может сказать, что мы сделали это, чтобы прикрыть свою задницу. А они примерно так и думают. Я просто не желаю, чтобы он был здесь! Давай не вмешивать его в это дело!

Лора, более уравновешенная, согласилась. Рассказать о Бене — значило бы признаться в том, что они лгали эти пять лет, и от этого они не выиграли бы, наоборот, все бы решили, что им не стоит доверять. Поэтому они, рассказывая обо всем остальном, умолчали о Бене.

Роллинз поджал губы:

— Я вижу несколько опасностей, — пробормотал он, делая пометки. — Но если мы к ним подготовимся… Хорошо, — заключил он. — Я скоро позвоню вам, и мы наметим следующие шаги. Я смогу связаться с вами по этому номеру в Филадельфии?

— Нет. — Лора писала на его бланке. — Мы будем здесь послезавтра.

— «Дарнтон», — прочитал адвокат. — Джейз Лэндинг, Нью-Йорк, «Дарнтон».

— Курорт. Во всяком случае, мы будем там какое-то время. — Но мы приедем в Бостон, как только вам понадобимся, и сделаем все, что нужно. И будем ждать, сколько потребуется, но надеюсь, вы постараетесь ускорить все ото, это очень важно для меня.

— Деньги всегда важны, — отозвался он сухо.

— Я не говорю о деньгах. Я говорю о мести. И получить обратно то, что оставил мне Оуэн. Эта борьба поможет мне забыть, что я потеряла семью и то, что считала любовью.

— Каковы наши шансы? — спросил Клэй, когда они пожимали друг другу руки.

— Есть шанс выиграть дело, — ответил Роллинз. — Конечно, принимая во внимание, что вам удастся сохранить выдержку и терпение.

— Невозмутимый сукин сын, — проворчал Клэй, когда они покидали офис. Он повторял это еще раз, сидя в ресторане, где они обедали перед тем, как уехать из города. — Невозмутимый сукин сын. Он-то ничем не рискует, проиграв это дело.

— Таким количеством денег! — рассеянно отозвалась Лора. Мысли метались от злости на Феликса до погружения в ощущение пустоты от потери Оуэна и Поля и неопределенности будущего. Она знала: что бы ни говорил Роллинз, суд — это долгая процедура и ей необходимо принять какой-то план на будущее.

Глядя в окно, она увидела в стекле свое бледное отражение. «Я забыла подкраситься, — подумала она, — и мне необходима стрижка. Роза велела бы мне сесть прямо. Но нет больше Розы».

Она задышала чаще, будто бежала, внутри все сжалось от боли и гнева. Было слишком много всего, что следовало обдумать, слишком много всего, что следовало решить, и не хватало времени сделать это. Они должны были чем-то заняться, необходимо зарабатывать себе на жизнь. «Хотела бы я, чтобы у меня было хоть немного времени, — думала она, — чтобы я могла стереть все из памяти, начать сначала и знать, что ждет меня впереди».

Она резко встала.

— Я сейчас вернусь, — бросила она Клэю и направилась в дамскую комнату, расположенную в конце ресторана.

Какое-то мгновение она стояла перед зеркалом, глядя на себя. Затем вынула из сумочки маникюрные ножницы и стала стричь волосы. Она захватывала и кромсала несколько прядей одновременно. Кончики волос получались неровными, но чем больше она старалась подправить их, тем более обкромсанными они становились. А чем короче они делались, тем становились более кудрявыми. И наконец она осталась с шапкой вьющихся волос, коротенькие кончики которых напоминали маленькие антенны. Личико стало выглядеть совсем маленьким, резче обозначились скулы, а глаза стали совсем огромными.

Клэй расплачивался с официантом, когда она вернулась, и буквально раскрыл рот от удивления:

— Что ты с собой сделала? О Господи! Я едва узнал тебя!

— Ну и хорошо. Я хочу выглядеть по-другому.

— Но раньше ты была хорошенькой. Она пожала плечами.

Когда они выезжали из города, направляясь на север, Клэй небрежно бросил:

— Роллинз сказал, что тебе следует выглядеть красивой и трогательной.

— Я буду такой, какая есть. И либо они поверят мне, либо нет.

— Лора. — Он посмотрел на нее с беспокойством. — Ты ведь не собираешься сдаваться?

— Нет.

Он молчал, пока не миновал трудный участок дороги.

— У тебя будет все хорошо, — сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к ней. — У тебя будет все великолепно.

Она не ответила. «Как глупо, — думала она, — пытаясь что-то изменить, самой стричь себе волосы. Я должна изменить образ мыслей, свои чувства и память. Выглядеть по-другому совсем не означает вести себя по-другому».

Она отбросила эти мысли и попыталась представить себе Келли и Джона Дарнтон. Она никогда с ними не встречалась, говорила с ними только по телефону, но они предложили ей остановиться у них, когда неделю назад она в отчаянии позвонила им.

— У нас всегда найдется для вас место. Не думали же вы, что я скажу вам «нет»? Боже мой, дорогая леди, вы прислали к нам графиню Ирину и целый поезд ее богатых друзей на неделю, вы практически спасли нас, и вы думали, я скажу «нет»? Я не откажу вам ни в чем, что бы вы ни попросили! Я даже дала бы вам место, если бы вы обратились ко мне!

«Итак, у них все еще проблемы», — думала Лора, когда они с Клэем пересекали границу штатов Массачусетс и Нью-Хэмпшир, и стала рассматривать пейзаж. До сих пор она старалась не смотреть на леса и луга, заболоченные места, пруды со стайками птиц, летающих вверх-вниз, потому что все напоминало ей о долгих прогулках с Полем по таким же местам, но когда шоссе потянулось вдоль реки Мерримак, она разрешила себе смотреть на окружающее и радоваться красоте.

С Нью-Хэмпширом и Вермонтом ее не связывали никакие воспоминания, и к тому времени, как они проезжали Монтпилиер, минуя бесконечные гранитные каменоломни, они с Клэем уже разговаривали о ландшафте, аккуратных домах и новоангликанских церквах за длинными низкими стенами, сложенными из плотно подогнанных камней, которые ранние поселенцы извлекли из трудной земли Новой Англии. А еще они говорили о Дарнтонах.

— Я не уверена, что они преуспевают, — заметила Лора. — Графиня, правда, сказала мне, что ей там очень понравилось, поэтому, конечно, там не может быть все настолько уж запущено, но мне кажется, они и впрямь расстилались перед графиней, чтобы произвести на нее впечатление. Я надеюсь, что мы сможем помочь им.

— Черт побери, мы могли бы быть миллионерами, а вместо этого едем спасать людей, которые на грани разорения.

Она рассмеялась:

— Они не на грани разорения, а как раз те самые люди, которые спасают нас, а вовсе не наоборот.

— Но у нас все же есть шанс стать миллионерами, так ведь?

— Не знаю. — Она отвернулась от него, удивленная и несколько неприятно пораженная тем, что он как о разумеющемся говорил о наследстве Лоры как и о своем собственном. Она была рада, что настала его очередь вести машину и она могла смотреть на зеленые горы, которые неожиданно выросли и окружили их со всех сторон, такие же сочные, буйные и яркие, как и их название. Она видела горы впервые в жизни и созерцала их величавую красоту, загипнотизированная их волшебством: они окружили дорогу и подступали к машине, а остальной мир казался отдаленным и нереальным. Здесь человек может забыть обо всем, подумала она, но Клэй вернул ее к действительности, меняясь с ней местами, когда они проезжали неподалеку от маленького озера в Уотербери.

— Твоя очередь, — сказал он. — Я собираюсь вздремнуть.

Поэтому она нашла дорогу к Дарнтонам сама, свернув на юг в Берлингтоне, чтобы дальше ехать вдоль берега озера Шамплейн, пока не въехала в маленький городок Джейз Лэндинг и не нашла дамбу, ведущую на остров, как описывала Келли. Машинам гостей не разрешалось ездить по острову.

— Но вы сможете ездить, — сказала Келли. — Разгружайте ваш багаж и дайте поздороваться с вами.

Вот что встретило Лору, когда она приехала.

Радушие Келли. Она стремительно бросилась к Лоре и обняла ее так крепко, что у Лоры перехватило дыхание, потом она отступила на шаг и заулыбалась, так что на ее румяном, открытом лице появились ямочки.

Лора улыбалась в ответ. Она решила, что никто не смог бы противостоять ее обаянию, теплоте черных глаз, облаку темных волос, которые выбивались из-под гребня и разлетались во все стороны, и громкому голосу, который возвещал о ее появлении еще до того, как показывалась она сама. Она была выше Лоры, шире и в два раза старше, но выглядела гораздо моложе из-за своей плещущей через край энергии, особенно это было заметно рядом со сдержанной Лорой.

— Привет! — поздоровалась она с Клэем, когда тот вышел из машины. — Твоя сестра вела машину всю дорогу?

— Почему? Мы вели машину по очереди.

— Хорошо. Нам нужен шофер. Мы не разрешаем гостям ездить по острову, у нас есть несколько роскошных машин, и мы отвозим гостей в город в гольф-клуб на материк и в любое место, куда они захотят поехать. Ну как? Звучит интересно?

— Боже, звучит сказочно!

— Надеюсь, что так. Пошли.

Она сразу приступила к делу, и Лора с благодарностью отметила, как она повела Клэя к двойному ряду гаражей за основным зданием и представила его бригадиру водителей. Клэй во многом был совсем мальчишкой, даже работа в Филадельфии, казалось, не изменила его, и он не повзрослел. Может быть, Келли и Джон найдут способ преодолеть его мальчишество, хотя зачастую это было так очаровательно.

Основное здание курорта — двухэтажное, белое, с красными ставнями, красной крышей — изящно возвышалось в самом конце острова и четко вырисовывалось на ярко-синем фоне озера Шамплейн и покрытых соснами склонов гор Адирондак в отдалении. Остров был покрыт сосновыми лесами, но постепенно деревья уступали место лужайкам с мягко стелящейся травой, которые подступали к дому, теннисным кортам и открытому бассейну, почти точной копии того, который находился в здании и которым пользовались в основном зимой. Потом шли площадки для бадминтона и крокета и длинная, размеченная флажками дорожка, ведущая к пристани.

Это был один из самых популярных курортов в стране; остров Дарнтон очень тихий, красивый, поросший лесами. И леса, и пляжи живо напоминали Лоре Остервилл на Кейп-Коде.

— Дай мальчику много машин, и он будет счастлив целый день, — сказала Келли, присоединяясь к Лоре. Она пристально вгляделась в нее. — Что случилось? Воспоминания? Я не спрашивала, почему вы захотели сюда приехать. Кто-то умер? Или предал вас? Или выжил вас откуда-то?

— Все вместе взятое. Келли, вы не возражаете, если мы не будем говорить об этом?

— Вам не нужно ничего объяснять. Пойдемте и начнем устраиваться. Я забронировала комнаты для вас двоих, а еще у вас будет своя гостиная. Обед через час. И кстати, — добавила она как бы между прочим, — в свое время я неплохо стригла.

Лора потрогала свои короткие, кое-как подстриженные волосы.

— Выглядит ужасно, правда?

— Больше похоже на любительскую стрижку. — Келли пробежала своими нежными пальцами по ее волосам. — Все еще можно поправить. Может быть, после обеда сделаем что-нибудь с ними с любовью.

— Спасибо, — ответила Лора. — Забота с любовью — это было бы замечательно, В этот вечер Келли подстригла Лору, помогла ей застелить постели в двух крошечных спальнях, соединенных маленькой гостиной, расположенных в дальней части здания. Лора распаковывала вещи, развешивала их в шкафу.

— Чудесно, — повторяла Келли, легонько проводя пальцами по кашемировым свитерам, шелковым блузкам, юбкам-шалле, купленным по настоянию Оуэна. — У меня еще осталось кое-что из одежды с тех времен, когда я покупала тряпки, вместо того чтобы тратить все деньги, которые оставили мне родители, на этот дом.

— Да, но у вас здесь дела идут хорошо, — заметила Лора, и ее слова прозвучали полуутверждением, полувопросом.

— Чай? Крепкий, утоляющий жажду, успокаивающий душу, которая болит.

Улыбка не коснулась плотно сомкнутых губ Лоры.

— Звучит превосходно.

Они сидели в креслах в уютно освещенном уголке большого холла, пили чай и разговаривали допоздна. Стены холла были отделаны гладкими сосновыми панелями, изящный узор которых не нарушали продолговатые медальоны сучков. Они обрамляли два массивных камина, сложенных из камня, на двух противоположных концах комнаты. Темный деревянный пол устлан звериными шкурами, а кушетки и кресла покрывали шкуры буйволов. Высокий сводчатый потолок, меховые подушки, ивовые кресла-качалки, оловянные лампы и керамические вазы с сухими ветками без листьев, но с сохранившимися на них красно-оранжевыми ягодами, придавали свет и тепло тихому уюту комнаты. В конце концов, здесь все было по-другому, в сравнении с плетеной мебелью и ситцевой обивкой домов Сэлинджеров на Кейп-Коде и бархатом и парчой дома Оуэна на Бикон-Хилл.

— Это то место, где ты сможешь забыть прошлое. Мы обставляли не весь дом, — пояснила Келли, беря одно из пирожных, которые шеф-повар подал к чаю. — Почти всю мебель оставил нефтяной магнат, который строил этот дом и продал его в ходе скандального развода. Вся беда в том, что они с женой так долго не разговаривали, что дом начал разрушаться, и нам досталось очень много работы. Вы будете скучать по работе у Сэлинджеров?

— Да, очень. Мне там нравилось.

— У меня есть место, где вы можете начать работать, как только будете готовы приступить.

— Это правда? Я надеялась, что, может быть, у вас найдется что-нибудь. Келли, я буду делать любую работу, которая у вас есть.

Келли улыбнулась:

— Какой бы она ни была?

— Мне нужна работа. Клэю тоже. Нам нужно начать где-нибудь.

— Что вы скажете о месте помощника менеджера в «Дарнтоне»?

— Помощник менеджера? — повторила Лора. — Но ведь у вас он должен быть. Вы не могли бы управлять отелем без него.

— Да, это так. Но вы приехали в очень трудный момент. — Келли сидела, уютно положив ноги на край стеклянного столика на сосновых ножках, и обеими руками держала чашку. — На прошлой неделе мой муж, который очень легко выходит из себя, уволил помощника менеджера и еще двоих служащих за вымогательство чаевых, и это, разумеется, не так уж далеко от истины, поэтому я согласилась с его решением. Это как раз то, что раздражает меня. Конец августа — едва ли не самое напряженное время года, а отель почти переполнен. Нам очень нужна помощь. Вы бы нас очень выручили.

— Не могу поверить, это было бы так замечательно… И вы согласны, чтобы Клэй был шофером? Он может работать и в других местах. Он был в службе размещения в отеле «Филадельфия» и научится всему, что потребуется.

— В первую очередь нам нужен шофер. Если он сдаст Джону экзамен на вождение, то получит работу. После этого мы подыщем для него еще что-нибудь. Почему бы нет? Мой друг, вы — манна небесная. Сначала вы присылаете к нам графиню Ирину, а теперь приезжаете сами. Единственное, что может показаться вам неинтересным, это то, что у нас всего сто комнат, треть того, что было у Сэлинджеров. Вам может быть скучно.

— Мне не будет скучно. — Лора колебалась. — Есть еще одна проблема. Мы должны время от времени ездить в Бостон… по делам… которые нам не удалось закончить. Если это будет не очень удобно, может быть, мне следует заняться не такой ответственной работой?

— Как долго вы будете отсутствовать?

— Я не знаю, но мы постараемся, чтобы это было не очень надолго.

— Хорошо, мы это решим. Ваше дело затянется надолго?

— Может быть, на год. Келли недовольно хмыкнула:

— Похоже, это связано с юристами, ничто не занимает столько времени, как эти процедуры. Дайте мне знать заранее, когда вам нужно будет уехать.

— Спасибо, Келли.

Прошло почти три месяца, когда они вернулись для дачи предварительных показаний под присягой, перед самым праздником в честь первых поселений Массачусетса.

В офисе Чейна жалюзи на окнах были опущены, лампы дневного света сияли, мебель — уныло-коричневого цвета. Роллинзу и стенографистке суда, сидящей рядом, в то время как Клэй дожидался своей очереди в приемной, она отвечала на вопросы ровным голосом, со спокойным выражением лица, снова рассказывала ту же историю, точно так же, как уже делала это. Но Чейн был не Роллинз — он не сочувствовал ей и не направлял ее шаг за шагом по должному пути. Он холодно и целенаправленно вновь и вновь возвращался к ее отношениям с Оуэном, спрашивая, как она начала работать в его библиотеке, как часто они ходили на прогулки, сколько раз обедали, как часто оставались вдвоем одни, сколько раз она писала для него частные письма, о которых больше никто не знал, много ли деловых вопросов она решала самостоятельно и почему он был вынужден обращаться к ней, а не к кому-то еще, если хотел вернуться к этим делам.

— Он не был вынужден обращаться ко мне, — зло сказала Лора. — Он хотел. Мы работали вместе, и он доверял мне.

— Конечно, — ровно продолжал Чейн. — Скажите, пожалуйста, еще раз, почему он уволил своего секретаря?

— Он не увольнял ее. Я говорила вам, что она работала в основном офисе в «Бостон Сэлинджер», и теперь, когда я была с ним, ему не нужно было вызывать ее с работы.

— Теперь, когда вы были с ним. Это было ваше предложение уволить его секретаршу и использовать вас вместо нее?

— Он не увольнял своего секретаря.

Допрос продолжался и продолжался, но Лора и Роллинз знали, что могло быть и хуже: Чейн мог поднять и использовать дело об ее аресте и обвинении в Нью-Йорке.

— Хороший знак, что они не сделали этого, — заметил Роллинз, когда они покинули контору Чейна, после того как Клэй прошел через тот же допрос, что и Лора. — Совершенно очевидно, они убеждены, что ссылка на это дело в суде не принесет пользы. Я буду готов к этому, но уверен, что судья сочтет, что тот случай не имеет отношения к делу, которое рассматривается.

— Насколько вы уверены? — требовательно спросил Клэй.

— Достаточно уверен, — коротко ответил Роллинз. — Сегодняшняя беседа показала, чем они располагают. Вам вопросы, наверное, показались сложными, но это было то, чего я ожидал. Основная цель проведения предварительной дачи показаний под присягой — это получение информации, и конечно, чтобы убедиться, что во время суда не выявится что-нибудь новое и неожиданное.

— Тогда почему нужно доводить дело до суда? — спросил Клэй, вспоминая драматические сцены в зале суда в фильмах.

— Чтобы суд присяжных решил, кто говорит правду, — сухо ответил Роллинз. — Вы сами настаивали, что это — ваше право: иметь суд присяжных.

Клэй что-то пробормотал, а Лора спросила:

— Мы знаем, кто и что собирается говорить на суде еще до того, как началось слушание дела?

— Если только что-то не всплывет в последнюю минуту или свидетели вдруг изменят свои показания. Лору пронзил страх.

— Почему они должны это делать?

— Они могут вспомнить что-нибудь, о чем забыли рассказать, или их попросят ответить на вопрос, который адвокаты не задавали раньше. Но такое случается нечасто. — Он проводил их до двери. — Я скоро позвоню вам.

Он позвонил в декабре. Лора была в офисе Келли и прошла в свой маленький кабинет, смежный с кабинетом Келли, и закрыла дверь, чтобы спокойно поговорить.

Роллинз проводил предварительные встречи, задавая вопросы Сэлинджерам, докторам, медсестрам, Паркинсону в своем офисе.

— Ничего нового или неожиданного, — заключил он свой рассказ. — Но это придает мне уверенности. В данный момент у них очень слабые позиции, и думаю, что Карвер располагает дополнительной информацией, о которой нам неизвестно. Он держится очень уверенно.

— Вы имеете в виду, что нам следует беспокоиться?

— Я имею в виду, что нам следует быть готовыми ко всему. Мы с вами должны встретиться еще несколько раз до суда. Мы начнем через две недели. Вы можете сюда приехать?

— Конечно.

— Хорошо. Еще раз убедитесь, что ваша история абсолютно чиста.

— Она чиста, потому что это — правда, — холодно сказала Лора. — Разве доктора и медсестры не рассказали, что все было в порядке?

— Как я уже рассказывал вам, они говорили, что, насколько могли судить, мистер Сэлинджер был очень слаб и расстроен тем, что плохо говорил и не двигался, но его не принуждали к изменению завещания. Наша большая надежда — это Паркинсон: он прекрасный адвокат и совершенно честно и прямо отвечал на мои вопросы. Он бы не стал готовить это дополнение к завещанию и не разрешил бы мистеру Сэлинджеру подписывать его, если бы считал это незаконным. Ни один юрист с хорошей репутацией не позволит такого. И пока он утверждает, что мистер Сэлинджер знал, чего он хочет, я думаю, мы в прекрасном положении.

— Это все? — спросила Лора спустя мгновение. — Кто-нибудь еще давал показания?

— Вы имеете в виду Поля Дженсена? Нет. Насколько я понял Карвера, он не хочет иметь дело с его свидетельством. Никому не нужен пристрастный свидетель, вы никогда не знаете, что получите, так, по крайней мере, пока его не будут вызывать.

Лора смолчала. Она не знала, что думал Поль. «Я могу написать ему», — думала Лора, но не знала, что она может сказать. «Ты пристрастен, потому что все еще любишь меня? Но если это так, почему не сказать суду присяжных, что я никогда бы не обворовала семью, и ничего не взяла бы у Оуэна, и не пыталась заставить действовать Оуэна против его воли? Или ты все еще веришь, что я виновна в этих преступлениях, и не хочешь иметь со мной дела — ни в хорошем, ни в дурном?»

Она не хотела думать об этом. Не важно, выиграют они это дело в суде или проиграют, Поль потерян навсегда, он строил новую жизнь, она тоже. Суд ничего не изменит.

Она отдавала все силы работе, изучая бизнес управления курортом. Она написала Бену, сообщив, где они живут теперь.

«С Сэлинджерами ничего не вышло», — писала она. Лора не могла рассказать ему о завещании Оуэна и как их лишили всего, это только подтвердит, что он был прав относительно Сэлинджеров с самого начала, когда говорил, что им нет до Лоры дела и по-другому не будет. Поэтому она сообщила их новый адрес и этим ограничилась. А потом она перестала думать о Бене, как и обо всех остальных, и посвятила себя большим проблемам и мелким, но необходимым деталям курорта.

Она и Келли делили между собой обязанности и вдвоем справлялись с делами курорта, а Джон занимался транспортом, спортивными и оздоровительными площадками. Они работали очень слаженно и дружно, особенно после того, как Лора взяла на себя еще ряд обязанностей. С первых дней, когда она только начинала работать, и проходя нелегкий путь этих месяцев, Лора приобретала все большую уверенность в себе. Все, чему она научилась у Жюля ле Клера, постигая прихоти и требования клиентов, она успешно использовала работая у Дарнтонов. Лора применяла все знания, которые дал ей Оуэн, по организации и наиболее важным стадиям управления отелями, и все, чему она научилась в колледже, а также внимательно слушала все, что Келли рассказывала ей об особенностях курорта. Она работала целый день и каждый вечер задерживалась допоздна, изучая, как действует сложный механизм курорта, и обдумывая, что можно сделать, чтобы службы работали еще лучше.

Когда Келли или Джон уговаривали ее отдохнуть, она благодарила, но возвращалась к работе. Если она выиграет в суде, тогда может расслабиться. Если не удастся — придется зарабатывать на жизнь и пытаться найти способ вернуть то, что принадлежит ей по праву.

После Рождества неожиданно наступило затишье, остров казался всеми покинутым.

— Нужно все закрыть и уехать во Флориду, — сказал Джон.

— Слишком много работы предстоит сделать, — отозвалась Келли.

Это был извечный спор, он ярко вспыхнул и погас с плавным течением времени, и они принялись строить планы на лето. Втроем они координировали деятельность различных служб со штатом сотрудников, которые работали на острове, составляли список необходимого оборудования, расписание занятий по теннису, верховой езде, плаванию, аэробике, соревнований на яхтах и прогулок по озеру, карточных игр, гольфа на площадке в Джейз Лэндинг, а также программу фильмов, которые будут демонстрироваться по вечерам. А так как люди судят о курорте в основном по тем блюдам, которые им подают, они потратили немало времени и на составление меню и ассортимента блюд на более чем двести человек.

— Получается довольно дорого, поэтому немногие приезжают с детьми, — сказал Джон как-то январским утром, когда они возвращались после осмотра пристани. — Да я и не хочу их — слишком много дополнительных проблем, да и доктору с материка, который работает по вызову, придется приезжать чаще, но Келли думает, что как семейный курорт он привлечет больше отдыхающих и меньше комнат будут пустовать. Что вы думаете об этом?

Лора слегка нахмурилась:

— Не могу понять, почему нельзя совместить эти два понятия — семейный курорт и очень дорогой курорт одновременно.

Он остановился и уставился на нее — огромный человек с красным лицом, высоким лбом и тяжелой черной бородой.

— Возможно.

— Может быть, вам стоит сделать «Дарнтон» настолько дорогим курортом, что состоятельные родители будут думать, что тут очень хорошо и этим нельзя не воспользоваться. И потом, они перестанут чувствовать себя виноватыми, что оставляют детей с женами, а сами отдыхают.

— Вы думаете, они чувствуют себя виноватыми?

— Понятия не имею. Я бы чувствовала. И мне бы хотелось, чтобы было такое место, куда я могу привезти своих детей и знать, что каждый хорошо проводит время, занимается своими делами и в то же время все они вместе.

Он улыбнулся:

— Вам следует иметь детей. Вы будете хорошей матерью.

Лора вспыхнула:

— Мы говорим о «Дарнтоне».

— Хорошо, — поддержал он. — О «Дарнтоне» с мальчиками и девочками из состоятельных семей, резвящимися на лужайках. Мне это нравится. Вы поражаете меня, Лора. Мне симпатична женщина, которая считает, что у нас все это может быть. — Они продолжали свой путь, и он украдкой посмотрел на нее. — А что же вы? Когда у вас будет все это вместо работы все вечера напролет?

— Я делаю то, что хочу! — сказала она. — Я могу задать вам тот же самый вопрос. Когда вы с Келли проводили последний раз вечер не на острове?

— Она не хочет. Единственное, о чем она думает, так это об этом проклятом курорте, чтобы расширить его, чтобы он приносил больший доход… Как бы там ни было, мы говорили о вас. Почему вы никуда не ходите или…

— Я сказала, что делаю то, что хочу!

— Эй, — сказал он, отступая назад и поднимая руки в притворном страхе. — Не кусайтесь, мисс Фэрчайлд, вы меня так испугали!

— О, черт, Джон, пора повзрослеть! — И сразу услышала голос Розы: «Леди не ругаются, моя юная мисс, и не теряют самообладания, о чем я говорила уже много раз».

— Извините, — пробормотала она, сама не зная, перед кем извиняется — перед Розой или Джоном.

Клэю Джон очень нравился. Они часами возились с целым парком машин Дарнтона, после того как Клэй провез Джона по острову и тот объявил его превосходным водителем. С тех пор когда Клэй не бывал занят в службе размещения, он посвящал все время машинам, они были его страстью, но на первом месте были женщины, которые состояли в штате. Особенно ему нравились инструктор по теннису, ее звали Мирна — длинноногая и опытная, из тех женщин, к которым был неравнодушен Клэй.

Любимой машиной Клэя, которую он предпочитал «лассалю» 1920 года и «паккарду» 1923 года, был серебристый «роллс-ройс» выпуска 1927 года. За этой машиной Клэй ухаживал, заботился о ней больше, чем о любой женщине, которою он когда-либо знал. Каждый раз, когда он любовно прикасался к деталям из красного дерева с позолотой, к обтянутому кожей рулю и сиденьям в мягких чехлах, он был уверен, что создан для самых прекрасных вещей. Беда была в том, что почти все прекрасные вещи избегали его в последнее время. У него не было даже своей квартиры, как в Филадельфии.

— Для того, кто не знал ничего лучшего, сошло бы и это, — ворчал он, меряя шагами маленькую гостиную, которая соединяла его комнату и комнату Лоры, глядя на старую мебель и домотканые хлопчатобумажные коврики. — Если бы не эта скотина, мы были бы сейчас на Бикон-Хилл, вместе со всем, что перешло к нам. Я-то знаю, что происходит: мы движемся в обратном направлении. Боже мой! Живем в маленькой квартирке вдвоем, точно как пять лет назад, в Сентервилле в квартире над гаражом. У нас все было неплохо, а сейчас все, что мы имеем — эта чертова маленькая…

— Это — дом, и нам повезло, что он есть, — выпалила Лора. Потом она обняла его. — Я знаю, что ты расстроен, Клэй, но я хочу, чтобы ты узнал как можно больше и многому научился, пока мы здесь, и разреши мне позаботиться о будущем. Я много думаю о нас и собираюсь так или иначе заняться Феликсом. А ты можешь помочь.

Он рухнул в кресло и вытянул ноги.

Лора оглядела комнату:

— Как ты думаешь, можно разжечь камин? Он в порядке?

— Я не знаю. В доме Оуэна за каминами всегда следил управляющий. Как узнать, можно им пользоваться или нет?

— Разжечь огонь.

— Но ведь вся квартира может оказаться в дыму.

— Тогда мы будем знать, что камин не работает. Клэй рассмеялся и вскочил, чтобы поцеловать ее.

— Ты знаешь, что ты замечательная? Мне и правда нравится быть с тобой. Я не хочу, чтобы ты думала, что я не ценю того, что ты делаешь: устраиваешь дом для нас, и какого черта? — ты знаешь, что я имею в виду. Пойду, принесу немного дров, хорошо? Сейчас вернусь. — Он ушел, думая о том, что ему очень хотелось бы сказать Лоре, какая она необыкновенная, и при этом не смущаться. Она действительно была умной и доброй и заботилась о нем. Она была так несчастна все это время, после объявления этого проклятого завещания, а он был так зол на эту семью, что совсем ничего не сделал, чтобы помочь ей. У него даже не было работы. Он ушел из отеля, прежде чем Феликс успел уволить его. Так они и жили, вместе, вдвоем, со своими проблемами, и он продолжал сердиться и высказываться вслух, но Лора почт не говорила. И почти не плакала, ее лицо было словно каменное, и она проводила много времени одна, просто гуляя по городу.

Она была очень несчастна, и Клэй знал это. Но он не мог найти слова, которые были бы уместны, поэтому оставил ее в покое. Он знал, что она что-нибудь да придумает, как это было всегда. Казалось, что ей не так уж и нужен кто-то.

Она сказала, что он ей нужен, потому он и был здесь. Он поехал в Бостон, а из Бостона на этот чертов остров. Хотя ему ужасно хотелось поехать в Нью-Йорк, он поехал за ней, потому что Лора сказала, что он ей нужен, он — ее семья. Он пока подождет. Здесь была Мирна, и шикарные машины, и Джон Дарнтон, которому он нравился и который обещал повысить ему зарплату, если сезон будет удачен. Кроме того, они были совсем недалеко от Нью-Йорка, и он сможет время от времени ездить туда на выходные дни.

Как бы то ни было, где еще ему следовало быть, как не здесь? Он не поедет к Бену, он не доверяет ему. Конечно, он волен ехать куда ему угодно, ему двадцать один год, он сильный, здоровый и свободный, и перед ним — весь мир, но он решил еще на какое-то время остаться с Лорой. Не так уж плохо иметь свою собственную семью.

— Вы не хотите рассказать о своих поездках в Бостон? — спросила Келли как-то утром, наполненным весенней мартовской свежестью, когда они сидели на веранде. — И почему вы вскакиваете каждый раз, когда у вас в офисе звонит телефон, будто ждете чего-то?

— Я хотела бы, Келли, очень. И я расскажу, но не теперь.

— Вы живете, как в раковине, — заметила Келли как бы между прочим. — Я ведь здесь, вы знаете, и готова выслушать.

— Знаю, спасибо.

Келли налила кофе из термоса-кувшина, который они взяли на кухне.

— Единственное, что хорошо — вы выглядите спокойнее, чем когда приехали сюда. Я надеюсь, что мы тоже имеем к этому отношение.

— Да, это так, — ответила Лора с улыбкой. — Больше, чем кто-либо или что-либо. — Ее внимание вновь переключилось на блокнот, лежащий на коленях, открытый на чистой странице. — Мы еще не закончили список вин.

— Вы когда-нибудь отдыхаете? Мы можем сделать небольшой перерыв:

— Нет, я в порядке. Еще столько нужно сделать.

— Только работа и никакого отдыха, — вздохнула Келли, но тоже взяла свой блокнот. — А что с постельным бельем и скатертями? Мы вчера с этим закончили? Мы решили с постельным бельем, скатертями, салфетками, полотенцами для ресторана, а что решим со спортивным клубом?

— У меня все записано: четырнадцать полотенец, две дюжины простыней для массажных комнат, которые необходимо заменить. Я еду в город вечером. Думаю заехать в прачечную и сказать им, чтобы они выполняли заказы тщательнее.

— Хорошо. Я терпеть не могу это делать. Я устаю выслушивать об их семейных проблемах и уговаривать их не беспокоиться о нескольких порванных простынях. Вы более жесткая, моя дорогая.

Лора подумала о своих бессонных ночах. Не такая жесткая, как ей хотелось бы.

— Они тоже рассказывают мне о своих проблемах, — ответила она. — Но я знаю, что у людей бывают проблемы, но в то же время они хорошо делают свое дело.

Келли издала слабый протяжный вздох, который всегда означал, что она думает и не хочет, чтобы ей кто-то мешал и прерывал ее мысли, говоря о другом.

— Келли размышляет, — заявил Джон, выходя на веранду из холла. — Что я пропустил?

— Потрясающую беседу о прачечной, — ответила Лора.

Он усмехнулся и поцеловал Келли в макушку.

— Девичья беседа. — Он взглянул через плечо жены и прочитал на страничке, лежащей у нее на коленях:

— Вино. Я забыл сказать вам, что вчера нашел нового поставщика. Он занимается американскими винами, а не французскими или итальянскими. Я принесу вам прейскурант, а потом мы решим. — Он взял блокнот у нее из рук. — Лучше добавь новые бокалы для бара. В прошлом сезоне много разбито. Сезон. Странное, пустое слово, правда? Мы думали, что сезон здесь будет круглый год.

— Обязательно будет, — сказала Келли, — но на это потребуется какое-то время.

— «Какое-то время», кажется, затягивается несколько дольше, чем предполагалось. — Он пытался, чтобы это прозвучало весело, и будто усилие было слишком велико; он выпрямился, почесал затылок и вернул блокнот. — Я бы сказал, что четыре года — очень значительный срок.

— Ты и раньше говорил это, — заметила Келли ровным голосом.

— Может быть, даже три тысячи раз. И все же здесь с декабря до мая — мертвый сезон — не считая рождественской недели, спасибо за нее Господу — а что мы сделали, чтобы изменить это?

— Мы над этим работаем.

— Как мы работаем над этим?

— Это что? Контрольная работа? — возмутилась Келли. — Ты прекрасно знаешь, что мы делаем. Мы работаем вместе. Или ты опять забыл об этом?

— О-о-о, леди опять на своем любимом коньке. — Он сомкнул руки за головой и посмотрел на Келли. — Один раз. Один несчастный раз я кем-то увлекся, и ты не можешь этого забыть.

— Кто поверит этому? Если был один раз, был и второй или сотый раз. Молоденькие девочки приезжают сюда работать, и ты тащишься за ними в город, как собака с высунутым языком.

— Думал ли я, что моя милая жена назовет меня собакой? — вопрошал Джон у безоблачного неба. — Разве меня не предупреждали?

— Не говори обо мне так, словно меня здесь нет.

— Я буду говорить о тебе так, как мне хочется.

Лора вынуждена была подняться и выйти.

— Я буду на кухне, — предупредила она.

— Черт возьми! — взорвался Джон. Он уронил руки и хлопнул ладонями по бедрам. — Я ухожу. Я прервал ваше совещание. Извините, Лора, что мы вовлекли вас в этот скандал. Если можете, извините. — Не дожидаясь ответа, он повернулся, чтобы уйти. Проходя мимо Келли, он протянул руку, чтобы дотронуться до ее плеча, потом хмыкнул, отдернул пальцы и спустился по ступенькам вниз и дальше — через лужайку.

— Черт возьми, черт возьми! — Келли кулаком ударила по ручке кресла. — Почему я не могу относиться ко всему спокойнее, как вы? Потому что не могу. Я просто закипаю, когда начинаю думать, как он валяется, барахтаясь в простынях, с какой-нибудь хорошенькой, беззаботной курочкой, которая не была за ним замужем десять лет и которой не нужно все время беспокоиться о курорте, который всасывает все наследство и сбережения, как пылесос, и поглощает все больше и больше. — Она протяжно вздохнула. — Извините, Лора, вы все это уже слышали, сначала Джон извинился, теперь я приношу свои извинения, мы создаем из вас свою аудиторию. Это из-за того, что здесь больше никого нет, кто бы слушал и не сплетничал, а иногда столько всего накапливается…

— У вас слишком много забот, — сказала Лора. — Это душит вас. Вам нужно спрятать все глубоко под замок и позволить себе волноваться только о чем-то одном.

Келли посмотрела на нее и медленно кивнула:

— Вы действительно так думаете, да? И это позволяет вам сохранять такое спокойствие? Боже, Лора, я люблю вас, как хорошо, что вы здесь. Но вы заставляете меня чувствовать себя такой плаксой, я выплескиваю все свои чувства, тогда как вы остаетесь такой собранной и спокойной. Разве вы никогда не позволяете себе расслабиться, закричать, заплакать?

Лора сжала руки:

— Нет.

— Все плачут.

— Может быть, если вы сконцентрируете свое внимание на курорте и дадите всему в ваших отношениях с Джоном стать на место…

— Хорошо, вы не хотите говорить о слезах. Сконцентрировать внимание на курорте? Джон ревнует — вы можете поверить этому? — если я уделяю курорту больше внимания, чем ему. А если я уделяю много внимания ему, — она вытянула руки, — его очень трудно выносить. Вы ведь видели сейчас: так хорошо, легко говорили, и вдруг — бах! — мы уже ссоримся. Даже в постели — один из нас произносит простое слово, ну, может быть, не всегда такое уж простое — и все, этой ночью мы уже не занимаемся любовью, вспыхивает еще один спор. И уверяю, в этом не слишком много радости.

— Я знаю. — Но я не думаю об этом. Я не тоскую по постели. Я не хочу этого. Я даже не помню, на что это похоже — желать этого. Я знаю, я привыкла думать, что это было очень мило, но меня это больше не интересует. — Может быть, если вы уедете куда-нибудь, просто вдвоем, сейчас только середина марта — еще два месяца до того, как мы будем заняты — разве сейчас не самое время, чтобы уехать?

Келли покачала головой:

— Вы пытаетесь избавиться от нас, друг мой? С нетерпением ждете, чтобы взять дело в свои руки и самой управлять курортом?

Лора рассмеялась и покачала головой:

— Я бы даже не пыталась. Я думала о вас, не о себе.

— Но вы должны мечтать об управлении собственным делом, — бросила пробный камень Келли.

— Когда-нибудь. У всех нас есть мечты, которые мы приберегаем для будущего.

— Это большая головная боль. Для вас лучше оставаться с нами. Так надежнее.

Они засмеялись, но про себя Лора сказала: «Нет. Единственное, что может быть надежно — это идти своим путем и заниматься делом, которое принадлежит тебе. Тогда никто не сможет вышвырнуть ее еще раз».

— Подумайте об этом, — настаивала Келли. — Я серьезно говорю. Мы сделаем вас партнерами.

— Я подумаю, — ответила Лора, — если вы подумаете об отпуске. Я все же настаиваю на том, что самое время вам отдохнуть.

— Да, так и было бы, если бы мы смогли себе это позволить. Урезая расходы, вы урезаете свое собственное удовольствие. Вы знаете об этом и все же во многом себе отказываете. — Она посмотрела на Лору. — Этот пиджак, который вы привезли с собой — это же Рольф Лорен, готова съесть свою шляпу, которая не от Рольфа Лорена, а с тех пор вы ничего не купили. И этот шкаф, забитый одеждой, и старинные книги в кожаных переплетах, которые я как-то на днях рассматривала… Нет, я не любопытна, — невольно сказала она, увидев улыбку, тронувшую губы Лоры, — ну, разве что немного. В основном меня интересует размер, не цена, и я завидую. Каждый раз, когда я смотрю на вас, я мечтаю быть восьмого размера, а не четырнадцатого.

Лора опять улыбнулась, ей нравилась открытость Келли, ее отношение к ней, и она подумала о том, какое это чудесное место и как ей повезло, что она здесь, сколько бы она здесь ни пробыла. А потом зазвонил телефон, это был Ансель Роллинз. Суд был назначен на июль.