ГЛАВА ПЯТАЯ
Эйрик обвел обоих подозрительным взглядом. Идит вела себя с его братом так непринужденно, словно они владели сообща каким-то большим секретом. С Эйриком она никогда такой не бывала.
Все прошедшие девять лет его страшно беспокоила судьба Тайкира — с тех пор, как тот чуть не потерял ногу в Великой битве. А в этом году к нему в королевство франков просочилось известие, что король Эдмунд вторгся во владения кельтов в Шотландии и покорил весь Камберленд. В итоге Эдмунд поставил Малькольма новым правителем всей Шотландии — на условиях, что тот поможет ему бороться с норманнами на суше и на море. А если кого-то и можно было назвать норманнским завоевателем, так это брата Тайкира.
Слава Богу, Эйрик находился по другую сторону пролива и сумел избежать сражений на стороне своего саксонского короля — сначала в битве при Брунанбуре, а затем в Шотландии. Он присягнул на верность обоим братьям — Ательстану и Эдмунду, достойно проявил себя во многих битвах, но отказывался сражаться против собственного рода.
Кажется, с ногой у Тайкира сейчас все в порядке, хромота едва заметна. Эйрик был счастлив повидаться с братом, хотя удивился не меньше жены, когда Тайкир внезапно ворвался в церковь во время венчания.
Его жена! Проклятье! Слова эти звучали ужасно, словно похоронный звон. Он хмуро повернулся к ней, сознавая, что тянуть время больше невозможно:
— Идит, пора. Возьми мальчика и приведи его ко мне. И Ларису тоже.
Он увидел, как паника промелькнула на ее лице, но она пересилила свой страх и кивнула в знак согласия. Ее глаза обшарили зал и нашли сына Джона. Он сидел прямо под ними за первым столом и клевал носом, засыпая. А вот восьмилетняя дочь Эйрика, приехавшая с графом Ормом, наслаждалась каждой минутой своего первого ночного пира. Ее головка вертелась на птичьей шее по сторонам, она жадно впитывала в себя удивительные картины вокруг и что-то трещала как сорока скучающему молодому рыцарю, который сидел рядом с ней.
Тайкир пересел на стул Идит, когда она напряженной походкой спустилась в зал за детьми под взглядами высокородных гостей. Эйрик уже обработал своих слуг и вассалов касательно уважения к своей жене. Однако повлиять на гостей не мог и отметил, какими пренебрежительными взглядами они провожали ее, не скрывая своего неодобрения. Женщины хихикали в руку, когда она проходила; мужчины надменно разглядывали ее.
Глаза Эйрика сердито сузились. Он поклялся, что кое-кому придется заплатить по счетам, когда закончится свадебный пир.
— Итак, брат мой, — протянул Тайкир, — теперь, поговорив с Идит, я лучше понимаю, почему ты изменил свое мнение насчет брака. Ты счастлив?
В ответ на явно одобрительный тон Тайкира Эйрик скептически поднял брови.
— Ты заметил, как она покачивала бедрами, когда шла перед нами сегодня утром через двери церкви?
— Покачивала! Твой разум, должно быть, затуманен медом. Эта женщина никогда не покачивала бедрами, ни разу в жизни. К тому же у нее и нет бедер, о которых стоило бы говорить.
— А ее губы! Клянусь всеми богами! Их приятно будет целовать!
— Наш отец случайно не ронял тебя головой, когда ты был в младенческом возрасте?
— О! Может, я и ошибся.
Эйрик заметил озорные искры, сверкнувшие в глазах брата.
— Что у тебя на уме?
— У меня? Ты ранишь меня, братец, своим недоверием.
— Ха! Я с радостью ранил бы тебя в голову, если бы знал, что это сможет тебя наконец образумить. Какого дьявола! Где ты шатался все эти годы?
Тайкир пожал плечами:
— Тут и там.
— Я беспокоился, бестолочь, особенно после того как встретился в прошлом месяце с Селиком в Йорке. Он и Раин рассказали мне, что ты совершал вместе с Анлафом набеги на срединные графства. Неужели не можешь сидеть у себя дома в Норвегии, где тебе и место?
— Дома? У меня нет дома. — Лицо Тайкира стало мрачным.
— Тайкир, я много раз говорил тебе, что Равеншир твой дом, если ты не хочешь жить в Норвегии, однако…
Тайкир движением руки прервал его и, вернув своему голосу легкомысленный тон, сказал:
— Известно ли тебе, что Раин снова беременна? Адское пламя! Селик бродит с блаженной улыбкой. Можно подумать, что это он придумал способ, как делать детей.
Эйрик усмехнулся. Друг их семьи Селик присматривал за ними после смерти отца, когда они были мальчишками. Позже он женился на их сводной сестре.
— Они рожают детей как кролики, — проворчал Тайкир. — Пятеро собственных, включая еще одного на подходе, да еще дюжины сирот.
— Да, шум в их приюте таков, что кровь потечет из ушей, но надо отдать им должное. Селик и Раин, кажется, любят друг друга так же, как десять лет назад, в тот день, когда обручились.
— Может, если бы они любили друг друга меньше, Йорк не был бы так перенаселен. — Сменив тему, Тайкир поинтересовался: — Ты заметил, как прекрасно зажила моя нога после Брунанбура? Теперь я лишь слегка хромаю. Девам это даже нравится.
Эйрик с насмешливым отчаянием покачал головой и в шутку ударил брата по руке. Святые мощи! Как бы ему хотелось, чтобы Тайкир был более осторожным. В конце концов, не считая дочерей, Тайкир — единственный из оставшихся в живых близкий ему человек. Нет, поправил он себя, теперь у него настоящая семья. Жена. И сын.
Станут ли они ему благословением или проклятьем?
— Ты спросил, счастлив ли я, обвенчавшись с Идит? Ответ будет отрицательным, но я смирился с этим за три недели ее отсутствия, — осторожно сказал он. — Ты знаешь истинные причины моего решения?
Тайкир кивнул:
— Так ты думаешь, что когда-нибудь сумеешь одолеть Стивена и его подлые деяния, брат?
— Нет, пока черви не станут точить его подлую плоть. Нет, пока душа его не сгинет в аду.
— Селик сумел подавить в себе потребность мести. Почему бы и тебе этого не сделать?
— А ты бы смог?
— Нет, но ведь я у тебя кровожадный. Забыл? — Тайкир сверкнул насмешливой ухмылкой, затем снова посерьезнел. — Ты хочешь использовать мальчика как наживку, чтобы выманить Стивена на открытый поединок?
— Да. Стивену, вероятно, потребовался сын, чтобы обеспечить Оделевы права на владения его деда в земле франков. Я действительно верю, что Джон станет средством падения Стивена. Однако, Тайкир, не думай, что я готов пожертвовать ребенком. Джон не отвечает за злые дела отца. Я буду беречь его.
— Ну а что скажешь о своей новой жене? — небрежно поинтересовался Тайкир, намеренно меняя тему, и его губы искривила странная улыбка. — Тебя беспокоит ее возраст? Или ее, гм, далеко не привлекательная внешность?
Эйрик решил проявить осторожность. Он слишком хорошо знал брата, и потаенный блеск в его глазах выдавал озорство.
— Ее возраст и внешность не слишком меня волнуют. Ты ведь знаешь, что я когда-то женился на юной и красивой девице с безупречной репутацией и вскоре оказался по уши в несчастьях. На этот раз я сделал выбор, основанный на расчете. — Он пожал плечами. — Но от этого не легче, привыкнуть к неприятным сторонам ее натуры мне пока не удается. Зачем она постоянно хмурится? А ее голос! Он такой пронзительный, что волосы встают дыбом.
Тайкир едва не поперхнулся медовухой, которую пил, и Эйрик снова с подозрением вскинул голову. Тайкир что-то скрывает. Что бы это могло быть? Не связано ли это с Идит и с теми приступами веселья, которые только что одолевали брата?
Он нерешительно продолжил:
— Я тронут, что она сегодня хоть немного уделила внимание своей внешности. Адское пламя! Ты бы видел ее три недели назад! Страшна, как грязная курица, и вдвое невзрачней.
— А сейчас? — Тайкир с интересом ожидал ответа.
— Ну, во всяком случае, видно, что платье у нее новое, а этот странный головной убор придает ей девическую привлекательность, особенно когда она закрывает нижнюю часть лица. Не кажется ли тебе, что при всей надменности есть в ней какая-то робость?
Рот у Тайкира недоверчиво открылся.
— Ха! Она скорее напоминает наложницу из восточного гарема, в котором я когда-то побывал.
Эйрик улыбнулся такому странному сравнению и с сомнением покачал головой:
— Идит — гаремная рабыня? Вряд ли. Она бы там за одну неделю устроила переворот.
— Эйрик, не надо так сурово судить свою новую жену, — посоветовал Тайкир неожиданно серьезным тоном. — Несмотря на ее сильный и самоуверенный вид, я чувствую в душе у нее глубокую рану.
— Ты недооцениваешь мою прозорливость, брат. Ранимость, которую Идит не удается порой скрывать, тронула меня тоже. А ты обратил внимание на ее лицо, когда я представлял ее графу Орму и его дочери Альгит? А как они с ней разговаривали?
— Да, если бы ты не стоял возле Идит, могу поклясться, что Орм и его чертова дочка облили бы ее презрением, но тут надели на себя лживые улыбки, какие лицемеры!
Эйрик пожал плечами:
— Им нужна моя поддержка в политических интригах. Я прекрасно это понимаю. Они не решатся на прямое оскорбление. А архиепископ Вульфстан, этот хитрец, гляди, как он так и эдак старается устроить заговор, чтобы сбросить правление саксов в Нортумбрии.
— Да, двуличный малый. Освящал венчание, а сам едва мог скрыть свое возмущение браком и скандальным прошлым Идит. Хочешь, я сейчас отрублю ему голову?
Эйрик улыбнулся брату:
— Нет, кровожадный дурень, хотя у меня тоже руки чешутся защитить ее. Этот свадебный пир дал мне небольшое представление о том, какой была жизнь Идит в течение последних восьми лет — смешки, осуждающие взгляды, поношения.
— Да уж, кому, как не тебе, знать, сколь жестокой может быть высокородная саксонская чернь, брат мой. Я просто не понимаю, как ты все это выдерживал так долго.
Эйрик хмуро кивнул при тех неприятных воспоминаниях, которые вызвали у него слова Тайкира.
— Я был бы глупцом, если бы не восхитился характером Идит, выдержкой, с которой она встречает пренебрежительное отношение к себе. И могу лишь догадываться, сколько боли пришлось перенести моей жене.
— Может, ее единственным оружием и служит эта хрупкая скорлупа, которой она защищает свою нежную сердцевину?
Эйрику прежде эта мысль не приходила в голову, но он решил, что Тайкир, вероятно, прав.
— А тебе хотелось бы познакомиться с той, скрытой Идит? — поинтересовался Тайкир, пошевелив бровями.
Эйрик засмеялся:
— О, я узнаю «скрытые» секреты Идит этой ночью. Можешь быть уверен. Но если говорить о той части ее души, которую она пытается спрятать, то знай: мужчина защищает тех, кто доверился ему; быть может, я не в состоянии стереть прошлые беды, но постараюсь, чтобы больше никто ее не обидел. Включая и Стивена из Грейвли.
— А как ты собираешься подсластить ее желчный нрав?
Эйрик пожал плечами.
— Большую часть времени меня не будет в Равеншире. Даже сейчас я жду вестей от Эдмунда. Он двинул свои войска на… — Эйрик замолчал, вспомнив, что ему не следует сообщать такие сведения даже брату, тем более что взгляды их нередко сильно разнились. —
Тайкир, обещай, что ты уедешь из Британии и не примешь участия в грядущей битве.
Тайкир промолчал на его слова, вместо ответа спросив:
— Ты не устаешь от той двойной роли, которую играешь, брат? Ведь ты не сможешь долго держаться середины между саксами и викингами. Рано или поздно окажешься перед выбором, а если наши высокородные гости осуществят задуманное, то это случится совсем скоро. Грядет битва за власть над Нортумбрией. На чьей стороне ты выступишь?
— Истинно говорю тебе, что не знаю. Знаю одно: я в большом долгу перед королем Ательстаном и обещал ему на смертном одре поддерживать и его брата Эдмунда. И не нарушу данной ему клятвы верности, однако не буду никогда и сражаться против тебя, брат мой.
— Право, Эйрик, почему ты всегда так усложняешь жизнь? Выбор на самом деле более простой. Ты норманн или сакс?
— Вот в этом ты и ошибаешься. Я и то и другое. И тебе прекрасно известно, что люди в наше время сохраняют верность вождям, а не странам. — С этими словами он встал и тепло сжал брату руку. — Но довольно об этом. Все-таки сейчас моя свадьба, вечер радости, — сухо напомнил он. — Встань рядом со мной, когда я стану произносить здравицу.
— Ладно, но сначала давай выпьем с тобой вдвоем, — торжественно произнес Тайкир и чокнулся с братом. — Знай, что женщина, которую ты выбрал, на самом деле Серебряная Жемчужина Нортумбрии, хоть и поблекшая. Так будь же настоящим норманном, а я знаю, что ты в душе таков. Норманн умеет понять в женщине ее истинную ценность, а не поверхностный блеск.
Эйрик скептически поднял брови.
— Слова, которые впору произносить поэту, брат мой. Или ты снова путешествовал вместе с тем самым воином-скальдом, Эгилом Скаллагримсоном?
Тайкир покачал головой и засмеялся.
— Нет? Тогда с трудом верится, что мужчина, знаменитый тем, что в каждой стране ложится в постель с самыми красивыми женщинами, вдруг становится знатоком внутренней ценности.
— Нет, — со смехом ответил Тайкир, — ты неправильно меня понял. Я не говорю тебе, что красота не имеет значения, однако порой можно сказать, что мужчина оказывается слеп к красоте, сияющей ему в лицо.
— Ты говоришь загадками, Тайкир. Вероятно, слишком много выпил. Я не слепой.
Тайкир поперхнулся и обдал Эйрика брызгами меда.
Стряхивая капли с груди, Эйрик бросил на него недовольный взгляд.
— Кстати, если уж речь зашла о красотках, Тайкир, держись подальше от Бритты. Она подружка Вилфрида.
Они заговорщицки засмеялись, а затем встали, поскольку к ним приближалась Идит, обнимая за плечи сына Джона и Эйрикову дочку Ларису.
Голубые глаза Ларисы глядели на отца с детским обожанием. Он почувствовал укол вины оттого, что так долго держал в небрежении свою старшую, и был счастлив, что граф Орм привез ее домой в это утро. Несмотря на всю свою досаду, он был многим обязан графу, ведь тот прекрасно заботился о его ребенке все эти годы.
Глаза его обратились к Джону. Семилетний мальчик был тоненьким, как мать, и станет со временем, по всей вероятности, ростом не ниже Эйрика. Вообще-то Идит была права: черные волосы мальчика и бледно-голубые глаза очень походили на его собственные.
Ему следовало бы ненавидеть сына своего злейшего врага, но у него душа не лежала винить ребенка за отцовские грехи. Он протянул Джону руку, и мальчик прижался к материнским коленям, обратив к ней испуганный, вопрошающий взгляд. Идит строго кивнула и мягко подтолкнула его вперед.
Эйрик, чтобы успокоить мальчика, обнял его за плечи, а другой рукой привлек к себе Идит.
Затем он кивнул Тайкиру и Ларисе, чтобы те встали по сторонам от Джона и Идит. Расположившись таким образом, они обратили выжидающие взоры в большой зал, требуя от свиты и гостей тишины.
Когда все затихли, Эйрик произнес зычным, властным голосом, который разнесся по всему залу:
— Друзья мои и верные соратники, я представляю вам свою жену, Идит из Равеншира. — Он нагнулся и в знак уважения поцеловал ее в холодные губы, прежде чем она успела отпрянуть в удивлении. Толпа, казалось, не заметила ее непроизвольного порыва. Все возликовали, поднимая бокалы в честь новобрачной четы.
Затем Эйрик поднял руку, призывая к тишине, и представил своего брата Тайкира, которому достался ворчливый гул. Ведь за последние годы Тайкиру доводилось сражаться против кое-кого из присутствующих.
Затем пришел черед Ларисы. Эйрик улыбнулся, когда его дочь стала красоваться, как павлин, под одобрительные возгласы.
Когда все снова умолкли, Эйрик выждал несколько мгновений, а затем поднял Джона за талию и поставил перед собой на стол. Положив одну руку Джону на голову, а другой крепко обхватив напряженные плечи новой жены, Эйрик объявил:
— Друзья мои, я представляю вам своего истинного сына, Джона из Соколиного Гнезда и Равеншира. С огромнейшей радостью я могу наконец-то признать отцовство, чего не мог сделать за все эти годы.
Ответом на его слова было недоуменное молчание, затем в опьяненных мозгах что-то слабо забрезжило, и по толпе пробежал тихий ропот удивления. Наконец Тайкир, справившись с изумлением, поднял кубок и воскликнул:
— За моего племянника Джона и брата Эйрика! Да пребудет благословение с ним, и его семейством, и с теми, кто уже у него есть, и с теми семенами, которые он бросит в плодородную борозду своего нового брака! — И он махнул рукой в сторону застывшей от ужаса Идит.
Собравшиеся с готовностью отозвались на его здравицу весельем и громогласными пожеланиями счастья.
Эйрик тихо посмеялся себе под нос, когда почувствовал, как съежилась у него под рукой Идит, заслышав слова брата насчет семени, брошенного на ее поле. Еще бы они ей понравились!
Эйрик стиснул ее плечо, просто чтобы посмотреть, как она отзовется на этот жест. И не удивился, когда она двинула его в бок локтем и прошипела:
— Пожалуй, мне стоило бы посадить пару пчел в штаны твоему брату. Плодородная борозда, надо же!
Эйрик осклабился.
— У меня прежде была покорная жена, Идит. И это было не слишком приятно, — поведал он ей тихим голосом, нагнувшись к уху; при этом ему понравилось, как тонкая ткань ее накидки щекочет ему кожу, и он ощутил внезапное желание снова испробовать вкус ее губ. — Теперь мне будет интересно отведать на супружеском ложе твоей непокорности.
Обнаружив, что ему нравится дразнить свою новую жену, он был невероятно доволен, когда у нее вырвался негодующий возглас. Отъявленная ханжа.
Вообще-то, в постели все может получиться не так уж и плохо, сказал себе Эйрик, тем более что темнота спальни скроет надутое ее лицо и костлявое тело. Если бы еще он мог заткнуть ей чем-нибудь рот, чтобы не слышать скрипучий голос!
Ее фиалковые глаза сверкнули яростными искрами, словно она прочитала его мысли, а подбородок сердито выдвинулся вперед.
Эйрик засмеялся себе под нос. Что может быть приятнее хорошего сражения!
На самом деле Идит была не слишком уж и расстроена непристойной здравицей Тайкира и поддразниванием Эйрика.
Когда новый супруг признал ее сына за своего собственного перед всеми важными гостями, он тем самым коснулся чувствительного места, глубоко спрятанного в ее ожесточившейся душе. Она будет ему вечно благодарна, а уж сейчас, под впечатлением момента, способна многое ему простить — даже такое легкое развлечение за ее счет.
Она принудила себя положить ладонь ему на руку, когда они снова сели за стол, и дрожащим от нахлынувших чувств голосом сказала:
— Эйрик, я благодарна тебе за твои слова, касающиеся Джона. Это больше, чем я ожидала.
Эйрик выразительно поглядел на ее руку, а затем вопросительно наморщил лоб.
— Благодарна, говоришь? А как благодарна?
— Не так, как ты думаешь, похотливый чурбан. — Она хоть и попыталась нахмуриться, но не смогла удержаться от короткого смешка.
— О? А откуда ты знаешь, о чем я думаю? Может, я намекал, что неплохо бы увеличить тебе приданое — добавить монет, лишний локоть шелка. — Он громко захохотал. — Или пчел побольше дать.
Идит неодобрительно покачала головой:
— По-моему, твой брат знает тебя не так хорошо, как полагает.
— Как это так? — Он широко улыбнулся.
Идит внутренне сжалась, чувствуя, что ее тянет к Эйрику. Она-то считала себя после неудачи со Стивеном устойчивой к мужскому обаянию. И уж конечно, никогда не предполагала, что способна увлечься таким грубым мужланом, как тот, кого отныне будет именовать супругом.
«Супруг, — мысленно простонала она. — О Господи».
Уйдя в свои мысли, она потеряла нить разговора и вспомнила с большим трудом.
— Когда я сказала твоему брату, что он такой же легкомысленный, как и ты, он заявил, что я ошибаюсь, что ты всегда был серьезным братом. Послушать его, так ты воплощение серьезности. Но я-то лучше знаю. С самой нашей первой встречи ты смеешься и подшучиваешь надо мной.
Эйрик осклабился.
— Тайкир сказал правду. Меня всегда укоряли, что я слишком угрюм. Видно, ты настраиваешь меня на веселый лад, — вкрадчиво предположил он.
— Ты ведешь безнадежную игру, если надеешься растормошить меня сладкими словами. Оставь их для каких-нибудь ветреных девиц.
Эйрик ответил на ее слова обворожительнейшей из улыбок, словно хорошо знал женщин и ее тоже видел насквозь — такая же, как и все остальные.
— А что может размягчить твою твердую скорлупу, жена моя? — спросил он низким, соблазняющим голосом, наклонясь к ее голове, чтобы коснуться краев тонкой ткани, — казалось, он был заворожен этой прозрачной преградой.
Идит вся собралась, чтобы не отшатнуться в страхе от его сладкого дыхания, смеси медовой браги, которую она привезла из Соколиного Гнезда, и его собственного, ни с чем не сравнимого запаха.
— Драгоценные камни? Они помогут соблазнить тебя? — продолжал Эйрик, несомненно прекрасно понимая, как действует его голос на ее напряженные чувства. — Или тонкие наряды из шелка? Новые гобелены, чтобы украсить стены? — Ответом было неприступное молчание, но Эйрик не сдавался. Немного подумав, он просветлел. — Ну а как насчет книги по пчеловодству одного монаха-франка? По-моему, я припоминаю таковую в собрании Ательстана, которое он передал королю Эдмунду.
Невольная вспышка радости, видимо, отразилась на ее лице, Эйрик закинул голову и рассмеялся:
— Ах, жена, неужели тебе действительно так легко угодить?
— И вправду, меня очень легко порадовать. Но ты не мог мне дать ничего больше того, что дал сегодня вечером, когда признал Джона своим сыном. И я вовек тебе благодарна. — Она увидела, что Эйрик пристально вглядывается в нее, слегка щуря глаза в тусклом освещении, но на этот раз не стала прятаться и продолжала: — В ответ на твою милость я обещаю быть тебе самой лучшей женой, насколько смогу. Я превращу этот замок в процветающий дом. Наведу порядок среди прислуги. Своими пчеловодческими трудами помогу твоему процветанию. Буду заботиться о твоих детях, как о своих собственных. Я…
Эйрик накрыл ее ладонь своей огромной ручищей, и глаза Идит в панике расширились. Она бросила быстрые взгляды по сторонам, однако этого интимного прикосновения никто не заметил.
Правда, жест этот не мог показаться неожиданным на свадебном пиру и вполне приличествовал супругу. Однако, сладкая Матерь Божия, у Идит эта загрубевшая в сражениях ладонь не вызвала никакого отвращения. Далеко не вызвала. Наоборот, кровь у нее забурлила, а сердце затрепетало.
А что она испытывала тогда, давно, со Стивеном? Она попыталась вспомнить. Нет, сейчас это что-то слишком сильное, слишком нутряное. Совсем не похоже на сладкое сердечное томление, которое она ощущала к лорду Грейвли до того, как узнала его настоящую натуру.
Она постаралась выдернуть руку, однако Эйрик засмеялся и крепко сжал ее, повернув так, чтобы ее ладонь коснулась его ладони, а их пальцы переплелись. Остался свободным лишь его большой палец, он чертил крошечные и сладкие-пресладкие круги на нежном шраме ее запястья.
Легкая улыбка играла на его губах, когда он глядел на нее; трепет в груди все усиливался, отхлынул к соскам. Она невольно опустила глаза на грудь, потом поскорей отвела взгляд. Он, конечно, не разглядит набухших сосков через плотную ткань платья, но все равно лицо ее затеплилось смущенным румянцем.
Идит покосилась на него, и щеки ее запылали еще жарче. Эйрик лоснился ухмылкой, словно кот над блюдечком молока. Он прекрасно сознает, как волнует ее, сказывается, несомненно, многолетний опыт обольщения безвольных женщин. Таких, как она.
— Аррр! — громко зарычала Идит и еще пуще попыталась вырвать руку из его хватки, однако Эйрик только рассмеялся и сильнее сжал ее.
— Почему ты пытаешься сопротивляться своей страстной натуре, Идит? — спросил Эйрик хриплым шепотом. — И больше не ссылайся на свой возраст, как будто он имеет какое-то значение в постели. Я уже вижу, что под твоей холодной кожей пылают жаркие угли, которым требуется лишь небольшой трут.
— Трут? Трут? Лучше держи свой трут в штанах, похотливый чурбан. И придержи непристойные слова. Я уже говорила тебе, что они мне не нужны.
— Почему? Или ты боишься того, что можешь почувствовать?
— Нет! Я ничего не чувствую, и ты ошибаешься, ожидая от меня чего-то другого. О, Эйрик, прошу тебя, не надо превращать этот брак во что-то другое, не забывай, что у нас это — просто контракт.
— А тебе не кажется, что разумней всего нам было бы получше использовать наш… контракт? Ты лишь минуту назад говорила, что постараешься стать хорошей женой. Ты имела в виду все, кроме истинного чувства?
Идит нахмурилась. Он был прав. Она пообещала ему стать хорошей женой и теперь заспорила с ним снова. Успокоив себя, она терпеливо объяснила:
— Я не люблю тебя. Ты не любишь меня. Мы никогда не будем любить друг друга.
— Кто говорит о любви? Я и слышать ничего не хочу про эти слащавые бредни. Но ночи у нас холодные, и…
— Ох, хватит меня дразнить, ты просто негодяй. Привози свою любовницу, если тебе хочется, но оставь меня в покое.
Эйрику, казалось, вовсе не понравилась такая ее готовность на любовницу. Она снова попыталась вырвать свою руку из его клешни, но не тут-то было. Мало того, Эйрик протянул к ней и другую руку и коснулся мушки над ее губой. При этом улыбнулся, будто обрадовался, что она на месте. Затем провел пальцем по краю верхней губы от уголка до ямки над нею, на миг задержался, с упоением вздохнул, пусть даже еле слышно, и продолжил путешествие до другого уголка, в завершение пройдясь пальцем и по краю нижней губы.
— Я получил бы огромное удовольствие, жена, если бы проделал этот путь кончиком своего языка, — прошептал он.
Груди у Идит набухли и заныли, а в потаенном месте между бедрами появилось странное ощущение наполненности. Губы невольно приоткрылись.
Никто и никогда еще не говорил ей таких вещей.
— Я старая и некрасивая, — слабо воспротивилась она.
Эйрик небрежно пожал плечами.
— У меня была женщина вдвое старше меня, когда я находился у франков. — Он весело рассмеялся при этом воспоминании. — Верней, я был у нее — почти неделю. И пока жив, никогда не забуду. Уж такие замечательные штучки откалывала она в постели, что невольно усомнишься, имеет ли вообще возраст какое-то значение. Да и не только в постели. И на полу. И на лошади. — Эйрик поглядел на нее и усмехнулся: — Закрой рот, Идит.
Челюсть ее со стуком захлопнулась.
— На лошади? — ахнула она. — Ты шутишь.
Эйрик обезоруживающе улыбнулся.
«Ох, такая приятная улыбка! — подумала Идит. — Приятная и опасная».
— Тебе тоже захотелось попробовать? — прошептал он.
— Нет! Ты отвратительный человек, если говоришь о таких… извращениях мне, леди.
— Моей жене, — поправил он с усмешкой, ничуть не засовестившись.
— Если я правильно расслышал, кто-то упомянул про то, как занимаются любовью верхом на лошади? — вмешался Тайкир с бесовской улыбкой.
Идит содрогнулась от унижения и наконец вытащила руку из лапы Эйрика.
А тот продолжал ухмыляться.
— Ха! На мой взгляд, слишком тряско и неудобно, — говорил Тайкир, не обращая внимания на ее смущение. — Вот как-то раз я занимался любовью на носу своей ладьи в шторм, мы качались на волнах, вверх и вниз, вверх и вниз, ну, скажу тебе, это было нечто незабываемое…
С нее довольно! Идит резко поднялась и поглядела на обоих, а затем спустилась с помоста, бормоча:
— Мужчины! Распутные болваны, и все их чувства висят у них между ног.
За ней по пятам последовал хохот Эйрика и Тайкира, и ей показалось, будто она услышала слова Эйрика, что-то вроде: «Пожалуй, ты был прав насчет покачивания бедрами».
Оглянувшись, она с ужасом увидела, что оба они не сводят глаз с ее бедер.
Идит сидела уже какое-то время на кухне с Гиртой и отдавала распоряжения насчет блюд и новых напитков, когда услышала большой переполох в зале. Выглянув, она увидела несколько мужчин, на щитах которых красовался золотой дракон Уэссекского дома.
«Ох уж эти гости!» — подумала Идит, направляясь к входу в зал, где новоприбывшие весьма оживленно и серьезно разговаривали с Эйриком. Граф Орм, архиепископ Вульфстан, Анлаф и даже Тайкир внимательно наблюдали за ними с помоста.
— Милорд? — спросила Идит, приблизившись к своему супругу. — Мне приготовить место за столом для твоих новых гостей?
Эйрик рывком притянул ее к себе и представил двух богато одетых мужчин, которые стояли ближе всех:
— Супруга моя, позволь познакомить тебя с графом Лестером, графом Освальдом из Херефорда и отцом Эльфхедом, одним из священников нашего доброго короля.
— Приветствую вас, милорды, а также и тебя, отец Эльфхед, — пробормотала Идит с вежливым поклоном.
Обернувшись, она велела Гирте и Бритте приготовить угощение для дюжины тяжело вооруженных рыцарей из свиты, которые стояли поодаль; усталые лица и покрытая пылью броня говорили о том, что им пришлось одолеть долгий и тяжелый путь до Равеншира. «Зачем?» — подумала Идит, и у нее стало тяжело на душе.
Понимающие взгляды, которыми обменялись Эйрик и посланцы короля, сказали ей, что они не желают говорить в ее присутствии. Подавив любопытство, она поинтересовалась у Эйрика, надо ли ей приготовить спальни для высоких гостей.
— Нет, — торопливо вмешался отец Эльфхед, — нам надо вернуться в Глостер как можно скорей. — Он обвел собравшихся в зале нервным взглядом и вопрошающе уставился на Эйрика. Затем недовольно заворчал, краем глаза увидев, как архиепископ Вульфстан поднялся со своего места на помосте, явно собираясь направиться к ним.
Заметив намерение архиепископа, Эйрик сказал Идит:
— Мы пойдем в отдельную комнату возле зала. Скажи Вилфриду, пусть позаботится, чтобы нам не мешали. — Идит кивнула, ничего не спрашивая, и увидела, как лицо Эйрика засветилось одобрением. — Да вели, — добавил он, — прислать нам еды и питья. Особенно питья. — Он повернулся к новым гостям и заявил с явной гордостью: — Моя жена варит лучшую медовую брагу во всей Нортумбрии.
Идит прямо онемела от такой его похвалы. Она уже собиралась удалиться, как он наклонился и потерся своими губами о ее губы в легкой как перышко ласке, пробормотав:
— Мне жаль, жена, оставлять тебя одну на свадебном пиру. Я знаю: в эту ночь ты заслужила не просто супружеского внимания.
Идит в растерянности смотрела ему вслед. О, конечно же, этот поцелуй — всего лишь жест, предназначенный для внимательных глаз неожиданно нагрянувших гостей. Но она все-таки невольно дотронулась до губ кончиками пальцев, как бы пытаясь подольше удержать легкий его вкус.
Более того, мысли ее постоянно возвращалась к брачной ночи, которой она так боялась. Что ее ждет, будет ли она на самом деле столь ужасной, какой ей всегда представлялась? Странное возбуждение пробегало по ее телу, заливая щеки румянцем и ускоряя пульс, стоило ей подумать про спальню Эйрика, находившуюся наверху, и про близкую ночь.
