5

Клэр и Джон провели утро в кабинете Клэр в фонде, консультируя молодую пару, Линн и Поля Стенвиков. По большей части Стенвики хорошо адаптировались к травме, после которой Поль остался в инвалидной коляске, но когда дело касалось секса, их крепкий брак трещал под гнетом невысказанного.

– После несчастного случая он даже не упоминает о сексе, – говорила Линн, – поэтому я полагаю, что он просто потерял к этому всякий интерес. – Она посмотрела на своего мужа из-под длинной темной челки. – Не думаю, что ты все еще хоть что-то чувствуешь ко мне. Я имею в виду влечение.

Поль застонал и посмотрел на потолок. Джон рассмеялся.

– Могу я ответить за тебя, Поль?

Клэр знала, что Джон собирался сказать. Она и сама могла бы произнести нужные слова, но они не произвели бы должного эффекта.

Поль кивнул головой в знак того, что разрешает ему говорить, и Джон продолжал:

– Могу поспорить, что у тебя возникает такое сильное желание, что ты ощущаешь его до кончиков пальцев.

– Да. – Поль был удивлен.

– Ты страстно хочешь выразить его, но не можешь, – сказал Джон. – Ты привык выражать его определенным образом, который теперь тебе недоступен. Все изменилось, и все же все осталось без перемен. Твое тело совершенно другое, но твои потребности остались прежними.

Клэр увидела, как слезы увлажнили темные глаза Поля, и осталась довольна, когда Линн протянула руку, чтобы накрыть ею его руку. Эта пара прекрасно со всем справится.

Из всех обязанностей, которые она выполняла в фонде, эта была самой любимой для Клэр – работать вместе с Джоном, помогая парам преодолевать трудности, которые выпали им на долю. Она любила смотреть, как Джон консультирует кого-нибудь. Ему так хорошо удавалось понять чувства человека, сидящего в инвалидной коляске, независимо от того, кто в ней находился, что говорить с ним становилось легко и просто. После таких встреч Клэр особенно гордилась мужем.

Она и Джон вовлекли Стенвиков в обсуждение экспериментирования, поисков потребностей и желаний друг друга, об отделении возможного от невозможного.

– Я способен иметь рефлекторную эрекцию, – сказал Поль. – Она не заметна, но…

– Я думаю, она заметна, – вмешалась Линн. Джон засмеялся.

– Ну, тогда вы можете попробовать разные варианты при половом сношении.

– Но у него нет эякуляции, – сказала Линн. – Мне кажется, что по отношению к нему это будет несправедливо.

– Однако я бы попытался. – Поль посмотрел на свою жену. – Тебе-то ведь это нравится, правда? А мне нравится смотреть, когда тебе хорошо.

Клэр была тронута. У этого молодого человека любящее сердце.

– Я не говорю, что это не будет разочарованием для тебя, Поль, – сказал Джон. – По правде говоря, твое удовольствие в большинстве случаев зависит от того, получила ли Линн удовольствие тоже.

Джон однажды сказал Клэр, что, когда она счастлива, он тоже счастлив, когда ей плохо, плохо и ему… и когда она кончает, он тоже кончает. Тогда она почувствовала себя эгоисткой, но он сказал эти слова без печали и без сожаления, и она перестала чувствовать себя виноватой.

Джон мог получить оргазм в некотором смысле. Но его возникновение и чувства, которые он влечет за собой, были непредсказуемы. В отличие от Поля Стенвика, Джон перенес частичное повреждение позвоночника. Временами его нечувствительность сменялась колющим чувством жжения или тем, что он называл «минифейерверками», которые взрывались, когда он меньше всего их ожидал. Однажды он сказал, что лучше бы этих ощущений не было вовсе. Но он больше так не говорил, и она не поверила, что он на самом деле говорил, что чувствовал.

Клэр тоже хотела кое-что посоветовать Линн Стенвик. Она быстро прикинула, стоит ли сказать это сейчас, или же подождать, пока она будет проводить семинар только для женщин. Она решила, что эта пара справится и с этим.

– Линн, – она нагнулась к молодой женщине, – у Поля больше не будет возможности совершать движения так, как он делал это обычно. Возможно, тебе придется взять на себя заботу о собственном оргазме, если ты хочешь его почувствовать во время полового сношения.

Глаза Линн расширились.

– Вы имеете в виду… мастурбацию?

Клэр кивнула, а Поль застонал.

– Мне жаль, малышка, – Поль устало улыбнулся жене.

– Ничего страшного, – сказала Линн, но по выражению ее лица Клэр поняла, что Линн потребуется некоторое время, чтобы свыкнуться с этой мыслью.

После того, как Стенвики покинули ее кабинет, Клэр подошла к Джону и наклонилась, чтобы его обнять.

– Хороший семинар, Матиас, – сказала она. Он обвил руку вокруг ее бедер.

– Он пробудил во мне желание, Харти.

– Сегодня же, – пообещала она.

Он отпустил ее бедро, когда Джилл заглянула в кабинет, чтобы вручить Клэр стопку розовых бумажек с записками. На верхней Клэр заметила имя: детектив Патрик.

Джон проехал мимо нее в инвалидной коляске к двери.

– Ты готова прийти ко мне в кабинет поработать перед уходом домой? – спросил он.

Клэр уставилась на розовую полоску бумаги в руке.

Ей нужно было выбросить ее. Забыть. Почти неделя прошла с той ночи в Харперс Ферри, и она только что доказала себе, что может провести целую консультацию без единой мысли о Марго. Хотя такое случалось редко. Гораздо чаще она старалась преодолеть воспоминания о той ночи на мосту, вместе с головокружением, которое они вызывали.

– Я приду, как только отвечу на эти звонки, – сказала она.

Она прикрыла дверь кабинета за Джоном, а потом подошла к своему столу и набрала номер полицейского участка в Харперс Ферри.

– Я подумал, что вы бы захотели узнать кое-что, – сказал детектив Патрик. Его дребезжащий голос зазвенел от мальчишеского возбуждения. – Похоже, что той ночью Марго Сент-Пьер на этом мосту была не в первый раз.

Клэр села за стол.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, кажется, она выросла в Харперс Ферри, и двадцать лет назад – в этот самый день – она уже прыгала с моста: она и ее брат играли на нем, когда ее брат упал и разбился насмерть.

– Что?!

– Именно. – В его голосе послышалось что-то похожее на удовольствие, как будто он смаковал интересную сплетню. – Я не знаю подробностей, – сказал он. – Мы получили эту информацию от социального работника психбольницы «Эйвери», но она и сама больше ничего не знает. Хотя именно она сказала, что мисс Сент-Пьер тоже упала с моста. Но не в воду, а дальше, ближе к набережной. Ударилась головой о камни. Предположительно, это отчасти повлияло на ее дальнейшую болезнь.

Клэр поглядела в окно, где освещенный солнцем снег все еще покрывал землю и облегал берега пруда. Вот почему Марго сказала ей: «Я умерла на этом мосту уже много лет назад!» Или что-то в этом роде. «Это преследовало ее все эти годы, бедняжку», – подумала она.

– Похоже, все так и было. Социальная служащая сказала, что они были чем-то вроде музыкальных вундеркиндов.

– Кто? Марго и ее брат?

– Верно. Знаете, это такие дети, которые играют на рояле, как взрослые.

– А! – Клэр вспомнила другие слова Марго. – Шопен!

– Что такое?

– Ничего. – Она почувствовала себя все более увязающей в этом. Чем большей информацией о Марго она располагала, тем больше ей, казалось, требовалось. – Как вы думаете, я могу поговорить с работником социальной службы в психбольнице – если я решу, что мне нужно это сделать? – Она перевернула розовую бумажку с запиской чистой стороной и взяла ручку.

– Почему бы и нет? – Детектив Патрик дал ей имя женщины и номер телефона больницы. – Мы этот случай закрываем, – сказал он. – Самоубийство, без всяких сомнений. Но я подумал, что вы бы хотели услышать об этом, пока я не сдал дело в архив.

После того, как Клэр повесила трубку, она еще долго смотрела на розовую записку. Она размышляла. Строила планы. Затем встала из-за стола и быстро пошла через лабиринт коридоров в кабинет Джона.

Он перелистывал стопку бумаг на своем столе, когда она вошла в кабинет.

– А, хорошо, – сказал он. – Нам нужно поговорить о том, кто сможет вести выездные семинары в конце года. Лилиан будет в декретном отпуске.

– Джон! – Она присела на зеленый диван.

Он прекратил тасовать бумаги и поднял удивленно брови:

– Да?

– Один из тех телефонных звонков, на которые мне нужно было ответить, от детектива Патрика. Он сказал мне, что двадцать лет назад Марго и ее брат упали с того самого моста. Брат разбился насмерть, а она получила травму.

Джон широко раскрыл глаза.

– Без обмана? Она пыталась помочь ему, или что?

– Я не знаю, но мне бы хотелось узнать об этом. Ты не будешь возражать, если я уйду с работы пораньше? – Он не ответил, и она бросилась в атаку. – Я знаю, что нам нужно решить оставшиеся дела по итоговой конференции, но я могу поработать вечером. – Они завязнут в этих «оставшихся делах» с этого дня до конца недели, до самого годового отчета, который будет, как всегда, в сентябре. – Я хочу пойти в библиотеку в Харперс Ферри, посмотреть, что можно найти там об этом случае.

По выражению его лица она не могла ничего прочесть. Мелкие жалюзи на окне отбрасывали тени ему на щеку. Он посмотрел на бумаги на своем столе, щелчком пальцев задвигая некоторые из них в стопку.

– Я и не предполагал, что ты так впечатлительна, – сказал он.

– Я тоже. – Она попыталась улыбнуться.

Он снова успокоился, постукивая пальцами по бумагам. Потом посмотрел вверх и спокойно заговорил:

– Не думаю, что мне приходилось видеть тебя в таком состоянии.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что обычно ты не забиваешь себе голову подобной ерундой. Что случилось, то случилось, и ты обычно говоришь: «que sera, sera» – и продолжаешь жить своей жизнью.

Она села, прислонившись к спинке дивана, и вздохнула. Он был прав.

– Я не знаю, в чем дело, Джон. – Она всплеснула руками и опустила их на колени. – Я чувствую, что она не отпустит меня, пока я не пройду через все.

– Не могла бы ты подождать до завтра? – спросил Джон. – Тогда я смог бы поехать с тобой. Но сегодня я не могу уйти с работы.

– Ничего. Я не против поехать и одна.

– Может быть, Амелия сможет тебя сопровождать?

Она взвешивала это предложение в течение нескольких секунд, прежде чем ответить отказом. Она обычно находила приятным проводить время с Амелией, ее соседкой и давнишним другом. Когда она рассказала Амелии о самоубийстве Марго, та сказала, что смерть Марго, возможно, к лучшему. «Похоже, она была в отчаянном положении», – сказала Амелия. Клэр услыхала слова, которые она так часто говорила сама другим людям – «возможно, это к лучшему», – и неожиданно эта фраза разозлила ее. Нет, она не хочет, чтобы с ней поехала Амелия. Или Джон. Она хочет сделать это одна. Ей единственной не все равно, что она откопает в библиотеке.

– Я еду одна. – Она встала и подошла к столу Джона, наклонилась и поцеловала его. – Я поступаю неразумно?

Он протянул руку и обнял ее за плечи, наклоняя для второго поцелуя.

– Бездумно, а не неразумно, – сказал он. – Встретимся вечером.

Для января это был теплый, прекрасный солнечный день. Снег таял по обочинам дороги, когда Клэр подъезжала к Харперс Ферри. Она чувствовала себя расслабленной и спокойной, и поэтому была не подготовлена к ошеломляющему чувству, которое вызывало тошноту, когда она проезжала по слишком знакомому мосту над Шенандоа. При свете дня мост не таил никакой видимой угрозы. Дорога была расчищена от снега, небо раскинулось над ней непорочным голубым простором лазури и света, когда солнце засверкало, осветив перила моста. Несколько автомобилей переезжали мост, но она была единственным водителем, для которого тянущийся за окном бетон казался бесконечным. И это зловещее притяжение реки внизу…

Сердце ее колотилось в горле, когда она перебралась на другой берег, и ей пришлось съехать на обочину, чтобы перевести дыхание. Она вынула из сумочки носовой платок и вытерла капли пота со лба. Как она будет переезжать этот мост, когда будет возвращаться домой? С ума можно сойти. Прямо какое-то сумасшествие.

Она легко нашла библиотеку. Библиотекарша усадила ее в небольшую комнату, где хранились ящики с микрофильмами. Десять минут она рылась в газетах за вторую неделю января 1973 года и уже начала подумывать, что детектив Патрик дал ей неверную информацию. Но неожиданно нашла ее на передней полосе выпуска за 14 января.

Статья занимала одну колонку длиной около семи дюймов. «ПОГИБ РЕБЕНОК, УПАВ С МОСТА» – был заголовок. Клэр нажала кнопку аппарата для считывания микрофильмов, чтобы увеличить резкость изображения.

Ночью 10 января был сильный снегопад, говорилось в статье, и на мосту совершенно не было движения. Детали самого падения с моста обрисованы схематично. Погибшим ребенком был брат-близнец Марго, десятилетний Чарльз. Другой брат, Рэндал, пятнадцати лет, тоже присутствовал при этом. После того, как Чарльз упал с моста, Рэндал и Марго попытались взобраться на набережную, чтобы достать мальчика. Когда они лезли туда, Марго тоже упала и от удара потеряла сознание. Рэндал принес ее домой, за милю от моста. В конце статьи говорилось, что Марго в состоянии комы доставлена в ближайшую больницу. Никаких сведений о тяжести травмы, которую она получила, не сообщалось также, оправилась ли она от нее.

Добрые две трети статьи были посвящены впечатляющим, хотя и коротким, биографиям близнецов. Их отец был исполнителем классической музыки на фортепьяно, а близнецов считали музыкальными вундеркиндами. Они появились на концерте юных дарований в Каргнеги холле за год до того, и были приняты в консерваторию в текущем году.

Клэр подумала, как это не соответствует действительности. Она не могла представить этих маленьких музыкальных гениев, живущих в крошечном заштатном поселке Харперс Ферри в Западной Вирджинии.

Сумерки уже сгустились, когда она вернулась. Не выходя из автомобиля, открыла центральную дверь гаража на три машины. Въехав внутрь, она почувствовала прилив обманчивого удовольствия, увидев красную «тойоту» Сьюзен, припаркованную на ее обычном месте. Ей пришлось напомнить себе, что дочери не было дома. Сьюзен заезжала прошлым вечером домой, чтобы сказать им, что через пару недель она сможет вернуться в Вену и забрать свою машину.

Джон купил жареного цыпленка в супермаркете и упаковку картофельного салата, и она присоединилась к нему за столом в кухне. Она рассказала ему, что ей удалось узнать в библиотеке, и он задавал ей соответствующие вопросы, но был явно в подавленном настроении, что было для него совсем не характерно. Он совершенно не интересовался Марго Сент-Пьер, и ей пришлось с этим смириться. После ужина Клэр сменила тему разговора, переведя его на годовой отчет, и заметила, что его обычное оживление вернулось.

В постели той же ночью он прижался к ней ближе под толстым одеялом.

– Я волновался, как ты ехала туда совершенно одна, – сказал он.

– Все обошлось прекрасно.

Он медленно провел рукой по ее обнаженной спине.

– Я понимаю. Я подумал, что еще один визит в Харперс Ферри может возродить воспоминания о том, что там произошло. Мне не хотелось думать, что ты там совершенно одна.

– Все не так уж и страшно. Для поездки на автомобиле это был чудесный день. – Она коснулась уголка его рта, ей хотелось, чтобы он улыбнулся. Джон слегка сжал ее руку пальцами.

– Ты думаешь, что теперь уже в состоянии забыть о Марго? – спросил он.

Клэр колебалась. Лучше бы он об этом не спрашивал.

– Мне бы хотелось, но мне еще нужно сделать кое-что, – ответила она. – Например поговорить о ней с работником социальной службы в больнице «Эйвери». Тогда, я думаю, смогу забыть об этой истории.

Джон замолчал. За окнами спальни, где-то в роще, хрустнула ветка и упала с дерева.

– Для чего все это, Клэр? – спросил наконец Джон.

– Я не знаю. – Она пробежалась пальцами по светлой полоске волос у него на груди. – Я стараюсь не думать о ней и выбросить воспоминания о той ночи из памяти, но они не уходят.

Он провел пальцем по ее щеке.

– Это, должно быть, очень болезненно, – сказал он.

– Да. И я думаю только о том, чтобы положить всему этому конец. Необходимо понять как можно больше, почему это случилось. Я – последний человек, который видел ее живой. Я – последняя, у кого был шанс спасти ее.

Джон отпустил ее руку и ничего не сказал. На несколько минут воцарилось молчание, потом она приподнялась на локте, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Ты расстроился из-за меня? – Она не привыкла к его неодобрению.

Он покачал головой, снова легко касаясь ее щеки пальцами.

– Мне бы хотелось, чтобы ничего не произошло, – сказал он. – Но это случилось. И я полагаю, тебе нужно самой выбрать способ избавиться от всего этого.

– Однако, я не хочу впутывать тебя. – Ей тягостны были его беспокойство, его замкнутость. Она наклонилась, чтобы поцеловать его. – Итак, – сказала она, – ты все еще чувствуешь желание?

– Что? О! – Он улыбнулся. – Слегка.

Она поцеловала его снова, потом пододвинулась на постели, чтобы прикоснуться к его векам губами, кончиком языка. Она вспомнила, как он говорил утром на семинаре Полю Стенвику, что Поль откроет такие эрогенные зоны, о которых он и не подозревал. У Джона ими были веки.

– Ммм, – пробормотал он. – Я чувствую, ко мне приходит аппетит опять.

Он энергично перевернул ее на спину и стал целовать, нежно покусывая ее губы. Ее дыхание участилось, она стала дышать в унисон с ним, когда он поцелуями спустился к ее шее и грудям. Она почувствовала тепло его языка на своем соске и запустила пальцы в его волосы.

– Итак, – сказал он, обдав ее грудь своим теплым дыханием, – тебе нравится, а?

– Да, – сказала она, выгибая спину, когда почувствовала, что его губы сильнее сжали ее сосок. – О, да!

Они были любовниками двадцать три года. Им не нужно было спрашивать, что нужно сделать, чтобы доставить удовольствие друг другу. И все же они время от времени поддразнивали друг друга таким образом. Разговор возбуждал их. В определенном роде, это была еще одна эрогенная зона. Одного разговора порой было достаточно, чтобы Джон почувствовал напряжение и готовность, но в последнее время с ним это случалось все реже. «Это нормальное явление, которое приходит с возрастом», – убеждала она его, хотя понимала, что это последствие его травмы. Она была уверена, что Джон знает об этом не хуже ее.

Джон прикасался к ней руками и губами, двигаясь вниз по ее телу, поддразнивая ее, выжидая своего времени. Он целовал внутреннюю поверхность ее бедер и между ними так нежно и так долго, что, когда повернул голову, чтобы осыпать ее дождем поцелуев, она уже вся трепетала, начиная содрогаться в оргазме. Она быстро изошла, но он не переставал ласкать ее до тех пор, пока она не притянула его к себе для поцелуя. Он приподнялся над ней на руках, пока ее рука скользила по его телу к пенису. Она погладила его, ее прикосновение нежно стимулировало его – несмотря на неспособность чувствовать это, – и когда ее рука заполнилась теплой твердостью, она скользнула под него и направила пенис в себя.

Она сжала его плечи. Мускулы на его руках были как железные, и она почувствовала, как они перекатываются у нее под руками, когда он стал медленно двигаться внутри нее. Его сила восхищала ее, как всегда. Казалось, что он мог держать себя над ней в подвешенном состоянии сколько угодно времени, пока наблюдал за ней. Наблюдал и ждал. Она научилась отбрасывать прочь чувство неловкости, что ее разглядывают. Ему просто необходимо было смотреть на нее. В этом тоже состояло наслаждение.

Она скользнула рукой между их тел, оставив свои пальцы покоиться там, где их тела соприкасались. Образ Линн Стенвик с широко раскрытыми глазами быстро промелькнул у нее в мозгу, когда Джон ритмично стал двигать бедрами. Она была уверена, что его эрекция стала спадать, но это не играло роли. Он все еще находился внутри нее, все еще заполнял ее собой, и она приподнималась, выгнув спину, теряя ощущение кровати под головой. Джон двигался так медленно. Так томно. Он знал, как нужно двигаться – о, сколько удивительных часов поисков потребовалось для этого! – чтобы ее тело поднималось и опускалось, поднималось и опускалось, как это было сейчас. Он даже не ускорил движений – и тогда, когда она стала тяжело дышать, и тогда, когда она вскрикнула, вцепившись в его плечи пальцами. И он продолжал спокойное движение, когда она ощутила тот самый бриллиантовый дождь из света – света, почувствовать который он мог только через нее.

Через некоторое время в комнате воцарилась тишина и покой, который был, казалось, завоеван и который был просто необходим, и Клэр лежала рядом с Джоном, ее щека покоилась на его груди. Она уже почти спала, когда он прервал молчание.

– Клэр, – сказал он, – я хочу, чтобы ты рассказала мне то, что тебе удалось узнать о Марго. Возможно, для меня это не имеет такого уж большого значения, как для тебя, но я бы послушал.

Она обняла его за талию, улыбаясь.

– Я люблю тебя, Матиас, – сказала она, прижимаясь к нему ближе, чувствуя себя в безопасности и не опасаясь приближающихся снов.

В следующий понедельник погода стала холодной, и угроза снегопада нависла в низких тучах утреннего неба, когда Клэр отправилась в полуторачасовую поездку в больницу «Эйвери». Старое кирпичное здание казалось осевшим в хмуром свете дня, когда она въехала на стоянку автомашин. Она почувствовала сострадание к Марго, как почувствовал бы на ее месте любой, кому пришлось бы заглянуть в этот наводящий уныние дом.

Разговор по телефону с Джинджер Стерн, социальным сотрудником, поначалу не получался. Джинджер с неохотой говорила о своей бывшей пациентке, до тех пор пока Клэр не стала общаться с ней на профессиональном уровне. Клэр сказала, что она тоже социальный работник, хотя это было не совсем правдой. Она и Джон, оба проходили специализацию по социальной работе в Католическом университете штата Вашингтон, недалеко от места их теперешнего жительства. Однако в то время как Джон окончил курс с наградами, Клэр едва справилась с программой, чтобы получить диплом. Среди своих преподавателей она завоевала репутацию молодой женщины, мысли которой слишком витают в облаках, чтобы воспринимать реальность. Оценивая ее способности, один из профессоров написал: «Мисс Харти не в состоянии понять, что при каждодневном общении люди не всегда думают друг о друге с лучшей стороны. Такое отношение может помешать ей оказывать требуемую помощь ее клиентам». Как определил один из ее сокурсников более кратко и высказал это ей в лицо: «Ты – ужасно хороший человек, Клэр, но социальный работник из тебя – никакой». Клэр пожала плечами на его замечание, точно так же, как она это делала, когда не хотела чего-нибудь слышать.

В высшей школе она специализировалась на реабилитационной терапии, где ее позитивное отношение к жизни было оценено выше, в то время как Джон работал над вторым дипломом по административной работе в здравоохранении. И только упоминание его имени способствовало ее встрече с Джинджер Стерн.

– Джон Харти-Матиас? – воскликнула Джинджер. Очевидно, она не обратила внимания на это имя, когда его назвала Клэр, представляясь. – Из фонда?

Как оказалось, брат Джинджер участвовал в одной из реабилитационных программ, субсидируемых фондом. Она знала историю основания фонда: молодой человек, работающий в реабилитационном центре, получил в наследство миллионы долларов, когда ему исполнилось двадцать пять лет, – деньги, которые были оставлены ему под опекой, когда его родители погибли в авиационной катастрофе. Он тратил мало денег на себя, свою жену и ребенка, вместо этого его миллионы текли рекой в развитие фонда «Харти-Матиас».

В устах Джинджер Джон был каким-то народным героем. Но это не имело значения. Клэр была тут, на стоянке у больницы «Эйвери», готовая встретиться с человеком, который знал Марго Сент-Пьер, возможно, лучше, чем кто-нибудь другой.

Джинджер ожидала ее внутри, в больнице. Энергичная блондинка, и гораздо моложе, чем ожидала Клэр, – может быть, на несколько лет моложе Марго. Несмотря на молодость, у нее был весьма самоуверенный вид. Клэр пошла за ней в небольшой кабинет без окон. Джинджер села за массивный стол, а Клэр заняла единственный в комнате стул – маленький деревянный стул-качалку, который выглядел, как будто его нашли на барахолке.

Клэр опустила руки на колени.

– Сейчас, когда я здесь, я не совсем уверена, что же я хочу услышать, – сказала она с извинением в голосе. – Просто не могу не думать о ней.

– Это можно понять, – сказала Джинджер с улыбкой. – Я слышала, что вы вышли к ней за поручень моста. Я не могла поверить, что кто-нибудь сможет поступить так.

– В такой ситуации обычно не думаешь…

Джинджер посмотрела на нее с любопытством.

– Вы ведь знаете, что в том, что произошло, нет вашей вины, не так ли?

Клэр вздохнула.

– В определенном отношении я понимаю, что это – правда. Но если бы я смогла удержать ее, заставить подождать несколько секунд. Полиция была так близко.

– Вы же пытались. И это гораздо больше того, что на вашем месте смогли бы сделать девяносто девять процентов людей. А Марго… – Она покачала головой. – У Марго на этот счет было собственное мнение. – Джинджер вздохнула и подвинулась к краю сиденья, как будто собиралась встать. – Вы хотите заглянуть в ее комнату? – спросила она.

Клэр кивнула. Она оставила свое пальто на кресле-качалке и вышла за Джинджер из кабинета. Они прошли по длинному темному коридору, стены которого были выкрашены в бледно-зеленый цвет с грязноватым оттенком. Она припоминала кое-что, чему их учили в колледже, что-то о том, что цвета используют в психиатрических заведениях, чтобы воздействовать на настроение пациентов. Она удивилась, неужели этот цвет мог способствовать поднятию духа? Определенно, он может вызвать только депрессию.

– Марго была больна долгое время, – говорила Джинджер по пути. – С тех пор, как потеряла своего брата на мосту. После этого о ней заботилась ее мать, но, когда она умерла, отец отправил ее сюда. Он просто не смог с ней справиться. Он навещал ее время от времени, но и он умер год назад. – Она открыла одну из дверей, которые располагались по обе стороны коридора, и отступила, пропуская Клэр. – Это была ее комната.

Комната представляла собой небольшой прямоугольник с двумя одинаковыми кроватями, двумя ничем не отличающимися друг от друга ночными столиками и двумя небольшими приземистыми шкафами для одежды. Выгоревшие зеленые стены в ближней части комнаты были увешаны афишами Элвиса Пресли, а три разноцветные подушки на постели украшены его изображениями.

– Она была поклонницей Элвиса? – недоверчиво спросила Клэр.

– Нет. – Джинджер засмеялась. – Эта половина комнаты принадлежит Нанни. Нанни была соседкой Марго.

Клэр перенесла свое внимание на половину Марго. Стены были голыми, кровать аккуратно застелена тонким зеленым покрывалом.

– Так вещи Марго уже убрали, наверное?

– Ну, на самом деле, нет. – Джинджер прошла по комнате к кровати Марго и провела рукой по покрывалу. – Марго не любила украшательства. Она никогда ничего не вешала на стены, по крайней мере, в течение этих двух лет, пока я тут работаю. У нее всего-навсего была только одна фотография. – Она открыла ящик ночного столика, чтобы вытащить фото в рамке, которое она и вручила Клэр через постель Нанни.

Это был семейный портрет, выгоревший, пять на семь, черно-белый, сделанный, без сомнения, фотографом-любителем. Мужчина и женщина стояли на ступеньках белого дома, размер и форму которого невозможно было определить из-за того, что объектив был установлен под углом и довольно близко. Перед этой парой стояло трое ребятишек: светловолосые девочка и мальчик почти одного роста и более высокий черноволосый мальчик.

– Ее брат привез это ей, когда она только что попала в больницу, – сказала Джинджер.

– Этот высокий мальчик?

– Да. Рэнди. Он – владелец ресторана в Вирджинии. В Арлингтоне. Это близко от того места, где вы живете, правильно?

– Да, недалеко.

– «Дары моря». Слышали?

Клэр кивнула. Она слышала, но ни разу не обедала там.

– Вероятно, он посещал Марго довольно регулярно первое время, пытаясь как-то найти с ней общий язык, – сказала Джинджер. – Это было до того, как я сюда поступила, поэтому я не знаю наверняка. Но она так же мало обращала на него внимания, как и на всех остальных, и к тому времени, как я стала работать с ней, он стал навещать ее раз в два месяца или что-то в этом роде. Он, как я думаю, сдался. Но нельзя ведь это ставить парню в вину.

– Какие у них были отношения?

– У Марго почти ни с кем не было никаких отношений, я полагаю. Я позвонила, чтобы сообщить Рэнди о том, что она покончила жизнь самоубийством. Он принял это спокойно. Просто поблагодарил меня и сказал, чтобы ее вещами распорядились по своему усмотрению, вот и все. – Она взяла из рук Клэр фотографию в рамке. – Однако я намеревалась отправить это ему. – Она посмотрела на фото. – Я думаю, он чувствует себя беспомощным. Мне тоже иногда приходилось испытывать такое же чувство. Трудно работать с тем, до кого ты не можешь достучаться.

Беспомощность. Это слово прекрасно подходило к тому чувству, какое было у Клэр в те короткие минуты с Марго. Она могла представить ту глубину беспомощности, которую чувствовал ее брат.

Джинджер кивком указала на дверь.

– Я покажу вам, где она проводила большую часть времени.

Клэр пошла за женщиной вдоль длинного коридора, пока они не пришли в большую открытую комнату. Окна были расположены на трех стенах, и Клэр представила, что в солнечный день комната, должно быть, купалась в свете. Ощущение такое, будто ты вышел на волю после того, как просидел запертый в чулане.

В комнате находилась почти дюжина больных, некоторые из них смотрели телевизор в уголке, несколько играли в карты за небольшим столиком. Только пара из них обратила внимание, когда она и Джинджер вошли, но и они быстренько занялись своими картами и телевизором.

Джинджер указала направо, где у стены стояло пианино.

– Вот постоянное прибежище Марго. Она всегда играла классическую музыку, хотя однажды… – Джинджер улыбнулась. – Это было так странно. Однажды, когда Нанни вошла в комнату, Марго начала играть «Люби меня нежно…».

Клэр засмеялась.

– В этом было столько мягкого юмора, раньше я ничего подобного в ней не замечала. – Джинджер приняла задумчивый вид. – Она никогда ни с кем не разговаривала. Ни с обслуживающим персоналом, ни с больными.

– Но она же разговаривала со мной на мосту, – сказала Клэр. – В ее словах не было особого смысла, но она разговаривала.

Джинджер кивнула.

– О, она выдавливала из себя отрывочные фразы, но ничего существенного. Думаю, она могла быть интересным собеседником, но похоже, она просто считала, что это не стоит такого беспокойства. Хотя она была очень смышленой.

– Откуда вы знаете, что Марго была смышленой, если она не разговаривала?

– Она постоянно читала. У нас здесь есть небольшая библиотека, книги, в основном, в мягких обложках, но я могу поспорить, что она прочла их все. Фантастика, не фантастика, для нее не имело значения. И, кроме того, она писала.

– Правда? – Клэр была заинтригована. – Рассказы?

– Нет, или, если она и писала рассказы, я о них ничего не знаю. Она писала письма другим больным. Такие длинные и вполне литературные, хотя почерк у нее был не очень хороший. Может быть, из-за недостатка практики, или, возможно, из-за лекарств, которые ей давали. В этих письмах обычно содержались советы. Она была «сестрой милосердия» палаты С. Во время групповой терапии она слышала, как кто-нибудь рассказывал о своих проблемах, и, конечно, она ничего не предпринимала, помалкивала, но позднее она излагала свои мысли этому человеку.

– О! И ее советы попадали в цель?

Джинджер улыбнулась.

– Удивительное попадание в суть. За исключением того, что она писала, будто это Бог говорит ее устами, в других случаях, что это велел ей ее умерший брат Чарльз.

– Ох! – Клэр улыбнулась. На некоторое время она позабыла, почему Марго была обитателем этого печального места. – Если хотите, я бы могла передать фотографию старшему брату Марго, – в порыве предложила она, показывая на фото, которое все еще было в руках у Джинджер. – Сэкономите на пересылке. Мне бы хотелось с ним переговорить.

Джинджер заколебалась. Она снова посмотрела на фотографию.

– Я полагаю, вы сделаете это, как надо, – сказала она, вручая ее Клэр. – Я позвоню ему, предупрежу, что она у вас.

Выйдя из здания больницы, Клэр с чувством облегчения глубоко вдохнула чистый холодный воздух.

Ей бы следовало позвонить Джону, сообщить, что она уже выезжает домой, подумала она, садясь в машину. Он волновался за нее в последние дни. Она вряд ли могла винить его за это. Ей нужно будет остановиться где-нибудь по дороге, чтобы позвонить.

Она положила фотографию Марго и ее семьи на место пассажира и снова посмотрела на высокого мальчика. Рэндал. Рэнди. С темными волосами и подростковой нескладностью, он не вписывался в общую картину. Он сощурился от солнечного света, и его глаза из-под темных ресниц, казалось, смотрели прямо в фотоаппарат. Прямо на нее.

Во время обратного пути в Вену она время от времени посматривала на фотографию, и ее взгляд притягивал мальчик с прищуренными глазами. Джинджер сказала, что он пытался достучаться до Марго. Он тоже пытался спасти ее. Кто же лучше, чем Рэнди Сент-Пьер, мог понять, что чувствуешь, когда терпишь неудачу в этой попытке?