18

Утром Джон открыл глаза и обнаружил, что Клэр уже проснулась и наблюдает за ним. Ее голова лежала на казенной подушке, а глаза улыбались. Накрахмаленная белая простыня едва прикрывала грудь, и он протянул руку, чтобы провести кончиками пальцев по ложбинке между бугорков грудей.

Он припомнил предыдущую ночь, когда заметил ее в переполненном людьми банкетном зале. Он почувствовал какое-то внутреннее влечение еще до того, как понял, что это его жена, и снова волна гордости захлестнула его. У него были планы выпить с некоторыми участниками конференции после приема, но никто из них даже не задал ни одного вопроса, почему он переменил свое решение, когда они увидели Клэр. Так выставлять свою внешность напоказ – для нее это редкость! Он забыл, как хорошо она может выглядеть, если захочет.

Джон положил свою ладонь ей на щеку.

– Ты понимаешь, как много для меня значит твой приезд сюда? – спросил он.

Она изогнула свое тело, чтобы быть поближе к нему, обнимая его за талию, а он утопил свои пальцы в ее волосах.

– Я просто хотела провести с тобой ночь.

– Какая это была неожиданность – взглянуть и увидеть тебя в этом зале, полном людей в строгих костюмах. Взгляд отдыхал на тебе в этом свитере. Ммм.

– Думаешь, я слишком стара, чтобы носить такую одежду на людях?

– Вовсе нет. – Он отодвинулся ровно настолько, чтобы приподнять ее за подбородок для поцелуя, а потом опять крепко обнял. Занимаясь любовью с ней прошлой ночью, чувствуя с ней такую близость, он все больше уверялся, что пропасть, которая возникла между ними в прошлый месяц, все расширялась.

Ночью она несколько раз плакала. Он это слышал, и сначала не отличил плач от звука ее сонного дыхания, потому что слезы для нее были редкостью. Он спросил, что случилось, но она просто попросила, чтобы он ее обнял. Было видно, что она не расположена к разговору, и он не стал настаивать.

– Когда назначена твоя первая встреча этим утром? – спросила она.

– Не раньше десяти, поэтому мы можем побездельничать некоторое время. Не вызвать ли официанта в номер? Как ты смотришь на то, чтобы позавтракать в постели?

Она кивнула, и он сделал заказ, в то время как она лежала рядом с ним, лаская его грудь.

– Я хочу поговорить с тобой, – сказала она, когда он положил трубку. – Я хочу рассказать тебе о том, как я провела уик-энд. – Ее голос звучал несколько странно. Она говорила, как Сьюзен, когда та хотела разведать почву, пытаясь определить, насколько безопасно выдвигать взрывоопасную тему. Или, возможно, это ему только показалось.

Он откинулся на подушки и сел, подложив их под спину. Ее волосы были повсюду – рассыпались по его рукам, груди, щекоча лицо, где висок касался его щеки.

– Давай, – сказал он.

– Ну, в ночь с пятницы заболела Амелия.

– Правда? Какой же болезнью?

– Что-то вроде гриппа, но она так расстроилась, потому что это был день их серебряной свадьбы с Джейком.

– А, да! Правильно. – Он намотал прядь ее волос себе на палец.

– Она вся разваливалась, поэтому я осталась с ней в пятницу на ночь и на вчерашнее утро. Ближе к полудню ей стало гораздо лучше, поэтому я – теперь не огорчайся, пожалуйста, Джон…

– Не огорчаться чему?

В коридоре за дверью кто-то что-то уронил – поднос с тарелками, возможно, – и Клэр вздрогнула. Он сильнее прижал ее к себе.

– Ну, – сказала она. – Я много рассказывала Рэнди о карусели, и он захотел посмотреть лошадок Сипаро, поэтому пригласил нас – тебя и меня – поехать в Смитсониан. Конечно же, тебя не было, поэтому я поехала с ним одна.

Его пальцы сжались вокруг ее локона.

– Вчера днем? – спросил он. – До или после того, как ты встретилась с Джилом Клейтоном?

Ее рука похолодела у него на груди.

– Клэр?

– О, Господи, Джон. Я совсем забыла.

Он оттолкнул ее от себя и посмотрел ей в глаза.

– Пожалуйста, скажи, что ты меня обманываешь. Она села, натягивая простыню на грудь.

– Я думаю, что я все перепутала, потому что Амелия заболела. Это смешало все мои планы, и мне даже не пришло в голову посмотреть в свой ежедневник, ведь был конец недели. Поэтому, когда Рэнди позвонил, я… я просто совершенно забыла о Джиле.

– Как, черт возьми, ты могла забыть? – Он хотел наброситься на нее. – Ты знаешь, как важна была эта встреча? Ведь именно по этой причине ты не смогла поехать со мной на эту конференцию, припоминаешь? Именно поэтому ты и осталась в Вене. А не для того, чтобы прогуливаться с Рэнди Донованом.

– Прости меня.

– Что, черт побери, с тобой происходит? – Он откинул простыни и потянулся к коляске.

Клэр быстро наклонилась вперед, обернув свою руку вокруг его плеча, повиснув на нем, пытаясь оставить его в постели, но он рывком освободился. Теплота ночи ушла. Забыта. Он не посмотрел на нее, когда пересаживался в коляску, и въехал в ванную комнату, резко повернув руками колеса всего несколько раз.

Он закрыл за собой дверь и несколько минут сидел неподвижно, глубоко дыша, пытаясь совладать со своим гневом, который кипел в нем. Он представил себе, как Джил Клейтон приехал в пустой офис фонда, куда он не мог даже войти. Как он проверял часы. Замерзал на вчерашнем холоде. Как, черт возьми, они могли с ним так поступить? Черт бы побрал Клэр.

Когда он выехал из ванны, на ней уже были надеты джинсы и белый свитер, и она как могла причесала свои взъерошенные волосы. Она, должно быть, не уделила времени прошлой ночью тому, чтобы снять макияж, и теперь у нее под глазами залегли жирные темные круги. На столе около окна стояли два подноса с завтраком, который, должно быть, принесли, когда он был в ванной.

Она встала.

– Прости меня, Джон, – сказала она опять. Она заломила руки. Он никогда не видел, чтобы она так делала прежде. – Я действительно не в себе. И я понимаю это.

Он не посмотрел на нее, когда ехал к столу.

– Ванна свободна, если тебе туда нужно.

Она провела рукой по его плечу, когда шла мимо него в ванну, а Джон сидел, еле сдерживаясь, за своим апельсиновым соком, чашкой с фруктами и булочкой. Разве за всю их совместную двадцатитрехлетнюю жизнь был хоть один раз, чтобы он чувствовал к ней такую злость? Он не мог припомнить ни одного. Да, но в ее жизни раньше не было никаких Рэнди Донованов.

Она вышла из ванной и уселась напротив него за круглый столик, не прикасаясь к еде на подносе.

– Я позвоню Джилу, когда мы позавтракаем, и извинюсь.

– Слишком поздно просто извиняться. Возможно, ты забыла, но это человек, которого мы обхаживали, упрашивали и обцеловывали последние три года. Следует придумать что-то более изощренное, чем просто: «Мне жаль. Я постараюсь, чтобы этого больше не произошло». Он понимал, что тон его голоса подразумевал, что он больше не доверяет ей. А он и не доверял. Он посмотрел на нее. Она уставилась к себе в тарелку, и он видел, что глотает она с трудом.

Он съел дольку апельсина из чашки с фруктами на подносе.

– Итак? – спросил он. – Это все стоило ли таких жертв? – Он вложил весь свой сарказм в интонацию, понимая, что поступает не совсем честно. Ведь он учил людей честной борьбе. Однако в данный момент он находил удовлетворение от грязной игры.

– Что стоило того? – Она подняла на него свои огромные зеленые глаза.

– Ваша небольшая прогулка в музей, которую, смею заметить, у нас не находилось времени совершить почти… десять лет?

– Это у тебя всегда не было времени.

– Нет, Клэр. Ты всегда отнекивалась, но, конечно, тут же нашла время, когда позвонил великолепный Рэнди, даже за счет уклонения от своих обязанностей.

– Пожалуйста, не нужно так говорить. Я же сказала, что виновата. Я не знаю, что еще можно сделать. – Если в ее глазах и стояли слезы, то они не полились по щекам. – Что я могу сделать, Джон?

Он вздохнул и оперся спиной о спинку коляски.

– Не можешь ли ты сделать так, чтобы со мной рядом была прежняя Клэр? – спросил он. – Клэр, на которую всегда можно было положиться, которая жила своей работой?

Клэр прижала кончики пальцев к губам и встала. Она подошла к окну и отодвинула прозрачные занавески, чтобы посмотреть в окно.

– Мне бы тоже хотелось, – сказала она не оборачиваясь. – Я тоже скучаю по ней. И я совсем не нарочно совершаю опрометчивые поступки. Похоже, я теперь не в состоянии контролировать свою жизнь, и я…

– Чушь собачья. – Он увидел, как она вздрогнула, точно так же, как тогда, когда услыхала шум в коридоре. Однако она не обернулась. Темный неясный силуэт на фоне занавешенного окна. – Под чьим же она контролем? – спросил он. – Ты слышишь, что ты говоришь? Что бы ты сказала своим пациентам, если бы они стали выступать с подобными высказываниями? А?

Она не ответила, и, подождав немного, Джон снял упаковку со своей булочки, намазал ее маслом и откусил кусок. Он почти закончил ее есть, когда она вернулась за стол и села.

– Я понимаю, что сейчас неподходящий момент, – сказала она, ее голос был таким тихим, что он едва мог слышать, а глаза были опущены вниз, на колени. – Я понимаю, что ты сейчас зол на меня, но я хочу рассказать тебе, что со мной происходит в последнее время.

Ее голос приводил его в дрожь, испытывал его. Она ждала, справится ли он со своим гневом, или же даст ему волю, по крайней мере, на некоторое время даст ей то, чего она, казалось, отчаянно ждала. Он вспомнил, что она плакала прошлой ночью, и это воспоминание положило конец его ярости.

Он положил на стол салфетку.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он.

Клэр взяла свою, все еще сложенную салфетку и начала играть с ней, загибая кончики.

– Ну, эти странные образы, которые носятся у меня в голове, – сказала она. – Крошечные обрывки. Возможно, они ничего и не значат, но они пугают меня.

«О чем она говорит?»

– Какие образы?

Он выслушал ее описание кровавого пятна на куске фарфора. Образ просачивался ей в мозг неожиданно, говорила она, и это вызывало чувство головокружения и тошноты. Потом она рассказала о маленьких зеркалах, наполненных чем-то зеленым.

– Помнишь, когда мы ехали на спектакль, я держала свою сумочку, закрывая окно?

Он кивнул. Он ясно это помнил.

– Это как раз тогда случилось. Я держала сумочку, чтобы мне не было видно зеркала. – Она посмотрела на салфетку, которую вертела на коленях. – Странно, а? – сказала она, и он увидел, что она пытается улыбнуться.

Он наклонился вперед, пока его пальцы не коснулись ее колена.

– Почему ты мне не рассказала, что происходит с тобой? – спросил он.

Она пожала плечами.

– Я надеялась, что все пройдет, но не прошло. Рэнди думает, что, возможно, это что-то из прошлого. Я не имею ни малейшего представления, что бы это могло быть, но я считаю, что у меня какие-то провалы в памяти, Джон. – Она посмотрела на него, как будто эта мысль только что пришла ей в голову, а он сел прямо, сразу же насторожившись.

– Почему ты об этом спрашиваешь? – сказал он.

– Ну, ты знаешь, как я всегда рассказывала о карусели и о том, какое у меня было прекрасное детство?

Он кивнул. Да, он знал.

– Ну, Рэнди спросил меня, как я, например, чувствовала себя, когда Ванессу увезли. Как реагировала Мелли? А я не помню. Мне было десять лет, когда Ванесса уехала. Я должна помнить хоть что-то, но я не помню. Я только помню, что Мелли всегда говорила, что мы скоро ее увидим опять, но…

– Мелли была ненормальная, – перебил ее Джон. Он никогда бы не сказал этих слов раньше, хотя довольно часто так думал.

– Ну, она не была ненормальной. Она просто, как ты знаешь, все воспринимала по-своему.

Конечно, это так. Мелли жила с ними в последние три месяца своей жизни, десять лет назад. Она уже была смертельно больна раком легких, но даже тогда, даже на этой ужасной последней стадии не могла поверить, что серьезно больна. У нее был хронический кашель, обычно говорила она тем, кто приходил ее навестить. Просто хронический кашель, убеждала она даже самою себя. У Мелли была манера искажать правду так, чтобы всем было приятно. Тогда Джон понял, что и у Клэр было такое же сомнительное умение и что она проделывала это так, что сама верила. Возможно, это было чертовски нездорово. Но теперь, когда она, казалось, потеряла эту способность, ему стало чего-то не хватать.

– Ну, во всяком случае, Рэнди не купился на то, что со мной происходили только хорошие события. Он попытался подтолкнуть меня к…

– Не позволяй ему подталкивать себя ни к чему, Клэр. Продолжай. Возможно, тебе когда-нибудь что-то приснилось, что ты уже не помнишь, а эти образы просто из твоего сна. И не более того.

Она свернула салфетку в длинную розовую змею и положила ее на стол. Он оторвал ее руку от нее и сжал ее пальцы.

– Пожалуйста, послушай меня, – сказал он. – Ты была счастливой, довольной женщиной до того, как все это произошло с Марго. По крайней мере, думала, что была, я прав?

– Да, – сказала она. – Абсолютно.

– И я знаю, для того, чтобы пережить такое потрясение, необходимо время, но мне кажется, что, встречаясь с Рэнди – братом Марго, ты просто никогда не сможешь оставить эту историю позади.

Он понял, что в его аргументах была его собственная выгода, но простил себя. Он окончательно уверился, что встречи и разговоры с Рэнди не доставляют ей ничего, кроме боли. И эти маленькие осколки, как она их называла, потрясли его. Может быть, они действительно возникли из ее сна. А, может быть, из пробелов в памяти Клэр, о существовании которых она могла только догадываться, но он-то это знал на самом деле.

– Если ты забудешь о Рэнди и Марго и направишь всю свою энергию на работу или на планирование отпуска, или просто на что-нибудь, тогда, может быть, все встанет на свои места. – Интересно, почувствовала ли она в его голосе настойчивость.

Она опустила глаза к столу и медленно кивнула.

– Ты, возможно, прав, – сказала она. – Когда меня не преследуют эти… воспоминания… для меня не составляет никакой трудности, представить, что однажды они исчезнут. Или что я слишком много обращаю на это внимания. Возможно, это правда. – Она слабо улыбнулась, и он почувствовал, что его броня треснула где-то у сердца. Он напомнил себе, что ведь она приехала к нему прошлой ночью. Она проехала целый час, чтобы провести с ним ночь. Она могла бы провести ночь и с Рэнди, и он никогда бы об этом не узнал. Но она этого не сделала. Она хотела быть с ним. Рэнди – просто друг, как она говорила. Друг, который не побоялся бросить вызов слепому оптимистическому отношению Клэр к жизни. Рэнди бы не дал ей лить слезы, которые она лила в постели прошлой ночью, не узнав их причины.

Он перебирал бумаги для утреннего заседания, пока Клэр готовилась к отъезду. Он наблюдал, как она упаковывает дорожную сумку. У нее сгорбились плечи, словно под тяжестью чего-то. Раньше он не замечал такого. Подъехав к кровати, когда она застегивала молнию на сумке, Джон коснулся ее рукой, и она присела на край постели, повернув к нему лицо.

– Я сожалею, что мы поссорились, – сказал он.

– А мне жаль, что так получилось с Джилом. Правда.

– Я знаю. – Он провел большим пальцем по ее ладони. – Думаю, нам необходимо сменить обстановку, – сказал он. – Как ты думаешь, не съездить ли нам куда-нибудь поразвлечься вместе? Я имею в виду, кроме обычного отпуска. Нам просто нужно предпринять что-то такое, что запомнилось бы на всю жизнь. Когда мы делали это в последний раз, Клэр? Я даже не могу вспомнить.

Она сухо улыбнулась.

– Думаю, прошлой ночью мы достаточно хорошо поразвлеклись.

Он ответил ей улыбкой, погладив колено.

– Да. Но ты знаешь, что я имею в виду. Когда ты сказала, что ты с Рэнди ездила в музей, я почувствовал…

– Боль.

– Да. Я почувствовал себя брошенным.

– Прости. Я не подумала об этом.

– Итак, не могли бы мы сделать так, как мы обычно делали?

– Да, – сказала она. – Каждый из нас подумает, чего бы ему хотелось, а потом мы сравним списки и остановимся на чем-нибудь.

Она попыталась придать своему голосу веселость, но ей это совсем не удалось. Он подумал, что она покривила душой.

– Хорошо. – Он наклонился, чтобы поцеловать ее. – Я люблю тебя, Харти.

– Я тоже, Матиас.

Она взяла свою дорожную сумку и маленькую сумочку и направилась к двери. Он посмотрел, как она выходила из комнаты, а затем сразу же подъехал к телефону.

Пэт Виковски, к счастью, была дома.

– Я бы хотел обговорить с тобой гипотетическую ситуацию, – сказал он.

– Погоди. – Пэт что-то готовила. На заднем плане грохотали горшки и кастрюльки.

Он пробежался пальцами по диску телефона.

– Скажем, сторона «А» не помнит что-то, что случилось с ним или с ней в прошлом – что-то очень нехорошее – а сторона «В» знает, что случилось.

Следует ли стороне «В» рассказать стороне «А» о том, что он или она знает?

– Это не похоже на одну из тем конференции по реабилитации инвалидов, – сказала Пэт.

– Так каков же будет ответ?

Пэт поколебалась минутку.

– Ну, есть разные теории, но я бы сказала, что у стороны «А» была, видимо, причина заблокировать это в своей памяти. Возможно, это хороший здоровый защитный механизм, и стороне «В» следует держать язык за зубами.

Джон выглянул в окно, раздумывая, правильно ли она представила ситуацию.

– Но что, если и у стороны «А» появилось беспокойство… какие-то проблески памяти, которые могут быть, а могут и не быть связанными с тем, что знает сторона «В»?

– Если эти воспоминания мешают жить стороне «А», тогда этой стороне лучше бы обратиться к врачу – к кому-нибудь более компетентному – и выяснить, что происходит. Но он должен раскрыть это в собственной временной рамке. А стороне «В» следует считаться с психикой «А», чтобы сообщать ему информацию с такой скоростью, чтобы он смог ее переварить.

Что-то с грохотом упало на конце линии Пэт, и она ругнулась про себя, прежде чем снова заговорить.

– Давай, – настаивала она, – выкладывай, о ком мы говорим. Если это один из наших пациентов, мне нужно знать…

– Нет, – сказал он. – Не дави на меня, Пэт, ладно?

Она вздохнула.

– Ладно. Ну, я готовлю низкокалорийные булочки из шпината и отрубей. Я принесу тебе завтра попробовать.

Он скорчил гримасу при одной мысли о подобном угощении.

– Это может подождать. – Они переговорили о конференции еще пару минут, прежде чем закончить беседу.

Повесив трубку, Джон сидел неподвижно некоторое время, смотря невидящим взглядом в окно, разочарованный и в то же время с некоторым облегчением. Он хотел помочь Клэр, но тогда ему неизбежно придется причинить ей боль.

Он пристально смотрел на бухту вдали, спокойный гнев рос в нем, пока неожиданно не выплеснулся наружу. Он изо всех сил ударил кулаком по колесу коляски.

«Бог тебе не простит этого, Мелли, – подумал он. – Теперь смотри на то, что ты сделала».