11

Прошла неделя со времени встречи Клэр с Рэнди и почти три недели со случая на мосту, но ее все еще мучили безотвязные мысли о Марго. Каждый раз, когда она ловила себя на воспоминаниях о той ночи в Харперс Ферри, она пыталась заменить их другими мыслями – о работе, о Джоне или о Сьюзен. Но Марго не отпускала ее.

Она уложила ноктюрн Шопена в конверт и затолкала его в коробку со старыми пластинками в кладовку общей комнаты. Однако как раз вчера, когда она говорила по телефону с клиникой, в ее ушах снова зазвучала музыка ноктюрна. И она не пыталась выбросить ее из головы. Более того, теперь могла совершенно точно спеть ее про себя. Она знала все переливы мелодии и могла предвидеть, в каком месте у нее сожмется сердце. Тут было что-то мистическое. Марго не хотела ее отпускать.

Клэр больше не говорила о Марго и пыталась стать прежней для Джона. Он не знал, что она часто просыпалась в середине ночи, от испуга, думая, что она все еще висит на краю моста. И она не сказала ему, что однажды, когда она еще не встала с постели утром, то снова увидела причудливый образ гладкого белого фарфора, забрызганного кровью. В этот раз видение сопровождалось болью где-то глубоко в желудке. Она лежала, не двигаясь, пока боль не стихла, а видение не растаяло, и через несколько минут убедила себя, что все это ей просто приснилось.

А потом позвонил Рэнди.

Он застал ее рано утром в кабинете и начал с благодарностей за то, что она предоставила ему возможность поговорить о Марго. Он знал, что встреча с ней каким-то образом помогла ему, а он и не предполагал, что так нуждался в этом. Теперь он чувствует себя готовым услышать о последних моментах жизни своей сестры на мосту. Не согласится ли Клэр пообедать с ним.

Она почувствовала, что вот-вот закричит. «Нет! Я хочу освободиться от вашей проклятой сестры!» Однако она ведь сама просила его поделиться личными воспоминаниями. Растревожила его рану, и теперь просто не может отказать ему.

Кроме того, у нее самой возникло желание увидеться с ним. Слушая этот сильный звучный голос по телефону, она припомнила странное спокойствие, которое чувствовала в его присутствии, странное чувство, что она всегда его знала, хотя, говоря по правде, не знала его совсем.

Клэр дождалась вечера, чтобы сообщить об этом Джону. Они ели макароны на кухне за столом, когда она наконец-то осмелилась произнести:

– Рэнди Донован позвонил и спросил, не встречусь ли я с ним за ленчем. – Она налила заправку себе в салат, не отрывая глаз от этой процедуры, но чувствуя каждой клеточкой, что Джон внимательно смотрит на нее.

– За ленчем? – переспросил он. – Для чего?

– Он хочет узнать, что Марго говорила мне на мосту. Я бы предпочла не беседовать с ним опять, но он так хорошо ко мне отнесся, что я чувствую себя обязанной.

Джон намотал макароны на вилку.

– Разве не проще поговорить с ним по телефону? – спросил он.

– Я не знаю. Просто невежливо отталкивать кого-то. – Она почувствовала, как будто идет по хрупкому льду. В комнате ощущалось напряжение, и она не знала, как его рассеять. Джон, как в трансе, накручивал макароны на вилку. – Ты расстроился? – спросила она.

Он вздохнул и отложил вилку в сторону. Он пододвинулся к краю стола, чтобы взять ее за руку, и она продела свои пальцы в его.

– Я думал, что мы уже пережили все, связанное с Марго, – сказал он. – Я боюсь, что разговор с ее братом опять все воскресит в твоей памяти.

– Со мной все отлично, Джон. Я справлюсь.

– Надеюсь, что так. – Он сжал ее пальцы, прежде чем убрать руку.

И снова между ними возникло напряжение, в этот раз оно выражалось молчанием. Клэр попробовала есть, но ей было трудно проглотить и кусочек.

Наконец снова заговорил Джон.

– Когда ты собираешься с ним увидеться?

– Завтра.

Обычно они с Джоном проводили свой обеденный перерыв вместе, либо в его кабинете, либо в ее офисе. Время от времени они ходили в ресторан, иногда одни, иногда с коллегами. И временами она приглашала Амелию или другую подругу на обед, а Джон обычно звал Пэт. Но это было совсем другое. Она чувствовала, как будто нарушала какие-то невысказанные условности меж ними.

– У нас назначена встреча с Томом Гарднером завтра в два часа, – сказал Джон.

– Я успею вернуться задолго до этого.

Снова молчание. Джон сделал глоток воды, а потом сказал:

– Как ты смотришь на то, чтобы взять отпуск?

– Что? – Для нее это было неожиданностью. Он опять начал накручивать на вилку макароны.

– Куда-нибудь в теплые страны. Гаваи? Карибы? Мы могли бы уехать на недельку.

Она была озадачена тем, что он предлагал уехать, когда они были по горло заняты предстоящим годовым отчетом. Но мысль о бегстве показалась чрезвычайно соблазнительной. Гаваи за тысячи миль от Харперс Ферри и Марго, и моста.

– Господи! Конечно. – Она улыбнулась. – Я начинаю складывать вещи.

Джон рассмеялся, и его смех был теплым и удивительным, он звучал так редко за последние дни.

– Порядок, – сказал он. – Подумай, куда бы тебе хотелось поехать.

В полдень на следующий день она ехала на машине к театру «Чейн-Бридж». Движение было сильным. Она предложила перекусить в каком-нибудь ресторанчике посередине между ее офисом и «Дарами моря», но Рэнди сказал, что предпочел бы встретиться в театре. В дневное время там никого не бывает, и он частенько проводит там свой обеденный перерыв.

– После того, как проработаешь в ресторане целый день, хочется провести свое свободное время где-нибудь еще, – говорил он. – Скажем так. Если вы согласитесь встретиться со мной в театре, я обеспечу обед.

Она остановилась на красный свет в миле от театра и посмотрела в боковое зеркало, неожиданно она увидела, что там отражается что-то зеленое. Быстро переведя дыхание, она резко отвернулась и выглянула в окно, ожидая увидеть кого-то в ярко-зеленой куртке, наклонившегося над ее автомобилем, но все, что она смогла разглядеть, белая линия на дороге, бок красного седана, остановившегося перед ней, и бледно-серый свет полуденного неба.

Она снова посмотрела в зеркало, чтобы оглядеть заднюю часть машины, ехавшей в противоположном направлении. Ничего зеленого. Ты теряешь голову, Харти. Она проверила зеркало заднего вида. Женщина в красном седане красила губы.

Красный свет сменился, и, когда она нажала ногой на акселератор, мышцы ее ног дрожали.

Рэнди сидел в том же ряду, где они встречались в первый раз. Через чистое стекло узких и очень высоких аркообразных окон собора лился свет, освещающий театр. Небольшое здание казалось сегодня гораздо больше церковью, чем театром, поскольку сцена была скрыта за тяжелым синим занавесом.

Рэнди обернулся, когда она шла по проходу. Улыбнулся и встал.

– Спасибо, что согласились встретиться со мной тут, – сказал он, помогая ей снять плащ. – Добро пожаловать.

На нем был свитер такого же цвета, что и занавес.

– Когда я вас тут поджидал, я понял, что просто не смог бы говорить о Марго в ресторане, – сказал он. – Мне нужен покой этого места. Уединение.

И снова у нее возникло чувство, что она откуда-то его знала раньше. Ей захотелось коснуться его руки, сжать ее, дать ему понять, что она его понимает, но она сцепила руки в замок на коленях, говоря себе, что странное чувство тепла и привязанности не имеет никакого значения, принимая во внимание краткий срок их знакомства.

– Так как же с обедом? – Он поднял с пола корзину и поставил ее между ними на скамейку. Клэр поняла, что там что-то копченое, и рот ее наполнился слюной.

– Я принес вино и виски с содовой. – Рэнди полез в корзину. – Я не был уверен, что вам нравится больше.

– Вино, – сказала она, хотя никогда не пила вина за обедом.

Он налил им по стакану вина, потом вытащил из корзины две большие элегантно сервированные тарелки. На каждой тарелке возлежал большой кусок тунца, покоившийся на листьях салата, а сбоку примостились гроздья красного винограда и булочки из дрожжевого теста.

– Не имеете ничего против копченого тунца? – спросил он, вручая ей одну из тарелок.

– Вид привлекательный.

Он дал ей вилку вместе с кремовой полотняной салфеткой, и Клэр разорвала пластиковую упаковку тарелки и взяла кусочек тунца.

– Очень вкусно, – сказала она, чувствуя себя виноватой перед Джоном, который ел свой тунцовый салат на письменном столе в своем кабинете.

– Благодарю. – Рэнди прислонился к спинке скамейки и поставил свою тарелку себе на колени. – Ну, не могли бы вы есть и говорить одновременно?

Она кивнула.

– А что бы вам хотелось узнать?

Он сделал глоток вина.

– Я хотел бы знать все, что произошло в ту ночь в Харперс Ферри.

Клэр посмотрела через зал театра на тяжелый синий занавес, вспоминая снегопад на мосту. Менее всего ей хотелось вдаваться в такие глубокие воспоминания, ведь она так много энергии потратила на то, чтобы выбросить их из головы. Каждое движение Марго, каждое ее слово были так же ясны, как будто все произошло только несколько минут назад.

Она стала спокойно рассказывать ему о том, как увидела Марго.

– Как только я поняла, что человек, на которого я смотрела, женщина, у которой несомненно случилось какое-то несчастье, я просто должна была подойти к ней.

– Почему же ваш муж не пошел с вами?

– Он пользуется инвалидной коляской. Он не смог бы выйти из машины в такой снег.

– О, – сказал Рэнди. – Я не знал.

Клэр описала, как она шла по мосту, чтобы добраться до Марго, и как она не смогла заставить ее услышать до тех пор, пока не вышла на платформу.

– Я все еще не могу поверить, что вы это сделали. – Рэнди покачал головой. – Я не знаю, кто бы мог осмелиться на подобное.

Клэр съела несколько виноградин, прежде чем ответить.

– Я не думала о том, что я делаю, – сказала она. – Кроме того, этот выступ удивительно широк.

Я понимала, что, пока держусь за поручень, со мной ничего не случится.

– Если вы так считали… Продолжайте. Как она выглядела? Как была одета?

Клэр описала нищенскую одежду, слишком короткие брюки, мокрые теннисные туфли, пальто, которое больше подходило для весны, чем для зимы, и Рэнди разволновался, сидя рядом с ней, и стал теребить рукой бороду.

– Черт побери. – Он не смотрел на нее. – Я никогда даже не думал об этом. Об одежде. Мне бы следовало приносить ей вещи. Но мне это и в голову не приходило. Я приносил ей только еду. Она, конечно, не ела, но мне казалось, что единственное, что я умею – это кормить людей. Я никогда не думал об одежде. Черт!

Она почувствовала в нем боль, как и в прошлый раз. Однако на этот раз он не старался спрятать ее.

– Возможно, у нее были более подходящие вещи, просто ей было все равно, что на ней надето, – предположила Клэр, желая облегчить его переживания. – Я уверена, вам бы непременно сообщили, если бы у нее возникли проблемы с одеждой.

Рэнди, казалось, это не убедило.

– Продолжайте, пожалуйста. Что она вам сказала?

– Вначале – ничего. Казалось, она пребывает в собственном мире, хотя я уверена, что она понимала, что я рядом. – Она вспомнила, что Марго походила на ледяную скульптуру, так сильно она была покрыта снегом. Она не могла ему этого сказать. – В ней была какая-то умиротворенность, – сказала она вместо этого. – Правда, что-то подобное.

Он кивнул, но не посмотрел на нее.

– Она все время просила оставить ее одну. Потому что, как она говорила, она умерла уже на этом мосту несколько лет тому назад.

Рэнди резко взглянул на нее.

– После того, как вы рассказали мне о том несчастном случае, я поняла, что она, вероятно, говорила о той ночи. Она, должно быть, чувствовала себя умершей, когда умер Чарльз.

Рэнди кивнул:

– Да, я полагаю, так оно и было. Жизнь Марго – я имею в виду не то существование, которое она вела, – кончилась тоже в тот день. После этого она была все равно что мертвая.

– Она сказала, что слышит музыку. Шопена, как она говорила. Ноктюрн «До-диез-минор», который очень красивый. Я послушала его несколько дней спустя, после того как… я встретилась с ней.

Рэнди ничего не сказал.

– И еще она произнесла нечто очень странное. Что-то о том, что он не мог слышать музыку. Он нахмурился:

– Кто не мог? Шопен?

Клэр пожала плечами.

– Должно быть, она перепутала всех композиторов, – сказал Рэнди. – Ведь это Бетховен оглох, не так ли?

– Да, полагаю, что так.

– Наверное, она действительно потихоньку сходила с ума, если всех их перепутала.

– А может быть, она имела в виду Чарльза? Потому что он был уже мертв и не мог слышать музыки?

– Возможно, – согласился Рэнди.

– Я попыталась удержать ее, и некоторое время она не сопротивлялась.

– Удержать ее? Как?

– Просто я держала ее за руку. – Она взяла Рэнди за руку и быстро отпустила.

Он отодвинулся от нее, глаза его расширились.

– Боже, леди, вы действительно с ума сошли, знаете ли?

– Джон вызвал полицию из автомобиля. Возможно, это было ошибкой, потому что она запаниковала. Когда услышала сирены. Может быть, мне удалось бы отговорить ее, если бы не приехала полиция.

– Ага, а может быть, и вам бы пришлось расстаться с жизнью в реке вместе с ней.

Она не пыталась возражать, подумав о том, что происходило потом, и поняла, что не хочет рассказывать об этих последних минутах ее разговора с Марго. Она не хотела говорить о том, что Марго как бы просила у нее разрешения сделать это.

– Итак, она испугалась, когда приехала полиция, – сказала она, – и тогда она прыгнула.

Кристальный ангел, летящий в парящем движении.

Внутри у Клэр все сжалось. Она схватилась за спинку скамьи, уронив свою вилку и виноград с тарелки на пол.

– О, простите! – Она не могла нагнуться, чтобы поднять вилку. Собор вокруг нее вращался довольно сильно, как это уже с ней случалось.

– Я подниму! – Рэнди нагнулся и поднял вилку и три виноградины. Он положил их на свою тарелку. – С вами все в порядке?

– Да, просто… я немного смущена. – Она почувствовала, как к ее лицу прилила краска. – У меня все еще продолжает кружиться голова, – призналась она. – Я знаю, что это некоторым образом связано с моим пребыванием на мосту. На самом деле тогда голова у меня совершенно не кружилась, но теперь, время от времени, когда я припоминаю… у меня возникает чувство, что я падаю с моста.

В его глазах светилось сочувствие.

– Извините, – сказал он. – Простите меня, что заставил вас снова вспоминать это.

Она отвела взгляд от теплоты его синих глаз, готовая заплакать.

Рэнди взял пустую тарелку с ее колен и положил в корзинку вместе со своей. Затем достал термос.

– Вы готовы приступить к очень некрепкому кофе?

– Да, – сказала она.

– Мне бы нужно было сделать его черным и просто взять молока для себя, – сказал он. – Я не подумал.

– Мне и так нравится. Правда.

Он налил разбавленный молоком кофе в пластиковый стаканчик.

– Несколько лет тому назад я упал с лестницы, – рассказывал он, вручая ей стаканчик. – Я пропустил одну ступеньку и, – он изобразил рукой самолет, который упал носом в землю, и она содрогнулась, – сломал пару костей в одной ноге, и несколько недель после этого, каждый раз, как только закрою глаза, чувствовал, что падаю опять.

– Да, – сказала она. – Это очень похоже. Он улыбнулся ей немного печально.

– Очень мило было с вашей стороны поговорить о ней, даже несмотря на то, что это такое сильное потрясение для вас.

– Я уверена, что и вам было нелегко рассказать мне о той ночи, когда Чарльз упал с моста.

– Да. Нелегко. – Рэнди смотрел в свой стаканчик. Последовало продолжительное молчание. Где-то на улице около театра послышался автомобильный сигнал, и, казалось, звук распространился под балочными сводами потолка на несколько секунд, прежде чем исчез навсегда.

– Хорошо, – сказал он наконец, глубоко вздохнув. – Похоже, что она обрела покой. Именно это я и постараюсь запомнить.

– Да, – сказала Клэр. – Именно это и я пытаюсь сохранить в памяти тоже.

Рэнди снова погладил свою тщательно подстриженную бороду, взгляд его скользил по высоким арочным окнам.

– Прошлый раз вы упомянули свою сестру, – неожиданно сказал он.

Она удивилась, что он вспомнил ее невнятные слова о Ванессе. Тогда он казался таким невнимательным.

– Да, и я написала ей, после того как мы поговорили. – Она написала Ванессе короткое письмо, сообщив, что очень хочет встретиться с ней. – Я поняла после нашего разговора, что хочу попробовать связаться с ней. Я еще не получила ответа, но прошло еще слишком мало времени.

– Когда вы последний раз видели ее?

– Когда мне было десять лет.

– О! Что вы помните о ней?

Клэр улыбнулась и сделала глоток кофе.

– Я помню, что мы провели самое идиллическое детство, какое только можно вообразить.

– Но ведь вы говорили что-то о том, что ваши родители развелись и что ваш отец увез вашу сестру с собой, и с тех пор вы ее не видели.

Клэр пожала плечами.

– И несмотря на это, все было удивительно. – Она увидела в его взгляде сомнение. – Правда. Все так и было.

– Убедите меня. – Он промокнул свои чистые губы уголком салфетки. – Я очень скептически отношусь к тому, что счастливое детство существует на самом деле.

– Ну, моим прадедушкой был Джозеф Сипаро, – сказала она. – Вы о нем никогда не слышали?

– Нет. А что, я должен?

– Он был лучшим резчиком лошадок для карусели в стране в начале девятнадцатого века. – Она почувствовала, что все в ней светится, и увидела, как ее улыбка отражается в глазах Рэнди.

– Правда? – Казалось, он был заинтригован.

– Ага. Он умер, когда я еще не родилась, но он научил своего сына, моего дедушку Винцента Сипаро искусству резьбы, и мой дед построил карусель на заднем дворе.

– Вы шутите! Разве не прошло время, когда лошадок для карусели вырезали из дерева?

– Да. Но он был… – Клэр поколебалась, а потом улыбнулась своим воспоминаниям о деде, – несколько эксцентричным. Всю свою жизнь он трудился на ферме, но чем старше становился, тем больше ему хотелось заниматься резьбой, и в конце концов он просто-напросто забросил фермерство и занялся резьбой по дереву. Люди со всей округи приезжали смотреть на его карусель. Вот с чем я росла. По крайней мере, летом. Во время учебного года я жила в Вирджинии, в Фолс Черч – с Ванессой и Мелли – это моя мать – и с отцом. Но я едва ли помню эти девять или десять месяцев года. Все, что мне запомнилось – это Пенсильвания, ферма и карусель.

Кровь на фарфоре.

Она потерла глаза рукой, как будто пытаясь стереть этот образ, и почувствовала облегчение, когда он быстро растаял.

– Звучит как-то уж очень идиллически, – сказал Рэнди. – Кэри – это мой сын – ему десять лет, и я не могу представить, чтобы он довольствовался развлечениями на заднем дворе. Я не уверен, что ему хватило бы одной карусели. Если только отчасти. – Казалось, Рэнди погрузился в раздумья на мгновение.

– У вас есть семья, – сказала Клэр удивленно. По какой-то непонятной причине она воображала, что он не женат, и была рада, что после такого трудного разговора у него есть к кому пойти домой.

– Я – разведен, – сказал Рэнди, быстро разрушив ее фантазии. – Уже почти год. Мой сын живет с моей бывшей женой, но я изредка с ним вижусь.

– Ну, я рада, что у вас находится время для него.

– Да. – Рэнди поспешил переменить тему разговора.

Он смахнул крошки со своих серых шерстяных слаксов, а потом выпрямился, облокотившись спиной о край спинки скамейки. – И вы часто катались на карусели?

– Да. – Клэр улыбнулась. – Все мое детство было длинной, удивительной поездкой на карусели.

Его улыбка слишком медленно появилась у него на лице, подумала она, несколько уязвленная.

– Ну, – сказал он, – если дело обстоит так, тогда вам очень повезло. Я рад за вас, и даже завидую. Но все равно, я вам не верю. Слова «счастливый» и «детство» совершенно из разных предложений.

Она покачала головой, смотря на него.

– Я думаю, все зависит от того, что считать главным, – сказала она. – Конечно, в жизни ребенка бывают и плохие времена, и если ограничиться только этими воспоминаниями, вся картина исказится. А как обстоит дело с вашим собственным сыном? Вы можете сказать, не покривив душой, что у него несчастное детство?

– О, да. Я могу сказать это совершенно определенно, и это меня очень мучает. А как у вашей дочери?

– У нее детство – счастливое, – сказала она, хотя у нее внутри все сжалось при воспоминаниях о ссорах, которые происходили последние несколько лет, прежде чем Сьюзен уехала учиться. Хотя это нормально. Совершенно нормально в подростковом возрасте.

– Вы называете свою мать «Мелли»?

– Да. Она говорила, что чувствует себя слишком старой, когда ее называют «мамой».

Он еще раз как-то подозрительно улыбнулся, когда снова выпрямился на сиденье и стал убирать их пустые стаканчики в корзину.

– Послушайте, – сказал он, – не хотите ли вы посмотреть «Волшебника из Дассанта»?

– Мы бы с удовольствием, – ответила она, а потом быстро поняла, что он, возможно, и не собирался приглашать Джона. Она покраснела от этого предположения, но не успела и слова произнести, как Рэнди снова заговорил.

– Прекрасно. Для вас оставят два билета в кассе на воскресный вечерний спектакль, подойдет? На субботу все билеты уже распроданы.

– Отлично, в воскресенье.

– И непременно приходите за кулисы. Мне бы хотелось познакомиться… с Джоном, не так ли?

– Да. Джон. – Она посмотрела на часы. Без пятнадцати два! Они собирались встретиться с Томом Гарднером в два часа. Теперь ей это не удастся. Она могла бы позвонить Джону из театра, но это только усугубит положение. Лучше уж просто приехать в фонд с опозданием. Она могла бы поклясться, что не пробыла в театре и часа.

– Мне нужно идти, – сказала она. – Я опаздываю на встречу.

Она медленно встала, приготовившись к головокружению. Оно не замедлило появиться, но на этот раз было недолгим, и она легко с ним справилась, ухватившись за спинку скамейки.

Рэнди проводил ее по проходу в фойе, где складная афиша заманивала ее прийти на пьесу. Она рывком открыла переднюю дверь и вышла на улицу.

Рэнди поймал ее за руку.

– Спасибо, Клэр, – сказал он. – За то, что поговорили со мной. – Он не отпускал ее руку, и их тела терлись друг о друга через тяжелые шерстяные плащи. – Как вы отнесетесь к тому, чтобы пообедать вместе когда-нибудь?

Вопрос удивил ее, и ей хотелось сказать «да», но она не могла. Ей не следовало бы этого делать. Как же она сможет забыть Марго, если продолжит дружбу с Рэнди?

Рэнди понял ее колебания совсем по-другому.

– Чисто платонически, – сказал он. – Я стал отшельником после развода. Моя жизнь состоит из работы и полного уединения, и нескольких кратких моментов в любимом театре, когда я могу вообразить себя кем-то другим. – Он посмотрел на шпиль, возвышающийся в сером небе. – Я живу такой жизнью более года. Так здорово поговорить с вами. Просто побеседовать. Вы – очень приятный человек. Добрый и смелый. – Он улыбнулся. – Я ищу только дружбы. Я знаю, вы – замужем. И, вероятно, очень заняты, я понимаю.

– Мне бы тоже хотелось, – сказала она, слова вырвались против ее воли. Она встала на цыпочки, чтобы дотянуться до его щеки. Пробормотав прощанье, быстро отвернулась и пошла к своей машине. Еще не хватало, чтобы он видел бурю эмоций на ее лице. Во всяком случае не раньше, чем у нее будет возможность тщательно взвесить все самой, возможность понять, почему тот покой и уверенность, которые она чувствовала с Рэнди Донованом, одновременно вызывали ощущение некой опасности.