34

– Нет, благодарю, не нужно, – сказала Талису Калли с максимальным пренебрежением, которое только смогла изобразить. – Я с большим удовольствием пойду с Алленом.

Они втроем были на ярмарке в деревне. Улицы деревни, обычно пустынные и скучные, сейчас были заполнены нарядными торговцами, повсюду были слышны веселые беседы и крики зазывал. Повсюду были люди – и бедняки, и богачи, – все в этот день принимали участие в общем веселье.

– Я должен тебя защищать, – ответил Талис. Спина его была напряжена до такой твердости, что даже дубовое дерево наверняка оказалось бы мягче. – Лорд Джон приказал мне тебя защищать.

– От кого? – ехидно поинтересовалась Калли. – От таких надоедливых мальчишек, как ты сам?

При этих ее словах Аллен выпрямился, стараясь встать так, чтобы быть выше ростом. Он был, по меньшей мере, на два года старше Талиса, и, конечно, у него было гораздо больше опыта, чем у этого юнца, в обращении с женщинами.

– Пойдем, Калласандра, – сказал он, беря ее под руку.

– Не называй ее так, – процедил Талис, отталкивая Аллена от нее. – И вообще никак ее не называй. Калли, ты должна идти со мной.

Она подняла на Талиса удивленный взгляд:

– Должна? Да что ты? Я совершенно не должна никуда с тобой идти – ни сейчас, ни когда-либо. Пойдем, Аллен.

Чувствуя, что еще немного, и он станет победителем в сравнении с этим парнем, Аллен взял Калли под руку и хотел идти с ней.

Талис, выйдя из себя, почти закричал:

– Ну-ка, отпусти ее, быстро! – И некоторые люди рядом с ними принялись оглядываться на них с любопытством.

Капли встала так, чтобы Талису не удавалось дотянуться до Аллена, но она отодвинулась от того, чтобы встать с Талисом лицом к лицу:

– Ты мной не владеешь. Ты мне не отец и не брат. Да и вообще, ты мне совершенно никто. Совершенно! У тебя нет никакого права приказывать мне что-либо делать. Так что иди прочь и оставь нас в покое.

Повернувшись на каблуках так быстро, что ее юбки разлетелись в разные стороны. Калли схватила Аллена под руку, и они вдвоем пошли прочь.

Талис долго стоял, не двигаясь, как будто прирос к месту, и смотрел им вслед. Его всецело охватил гнев. «Да как она смеет?» – думал он. Как она смеет обращаться так с ним? В особенности после всего того, что он вынес. Ради чего? Ради того, чтобы они могли быть вдвоем! Он беспрекословно выполнял все, что ему приказала леди Алида. Он заставил себя выносить крайне надоедливое общество пустоголовых, вечно хихикающих девиц, которые постоянно мешали ему заниматься и упражняться, а только и знали что требовать, чтобы он им в чем-то помог. Одна из них умудрилась даже ляпнуть: «Ах! Иглы с пяльцами такие тяжелые!» – а потом округлила глаза и бросила на Талиса такой взгляд, которым, конечно, лелеяла надежду его соблазнить. Он это увидел совершенно ясно.

Единственное, чего Талису по-настоящему хотелось – это несколько дней побыть вдвоем с Калли. Несколько дней, когда он не должен быть таким чертовски утомительно вежливым все время и думать о каждом слове, которое он произносит (ибо в благородном доме Джона Хедли было принято придерживаться самых строгих правил на этот счет). С Калли он мог молчать, когда ему этого хотелось, или, если хотелось этого, болтать несколько часов напролет. А лучше всего, конечно же, было то, что для нее не надо было что-то делать, что-то ей все время приносить, носить ей какие-то вещи, куда-то ради нее бегать и делать еще чертову прорву идиотских никому не нужных вещей, которых вечно добивались от него те разодетые павлинихи.

Теперь, думал он, кажется, придется ослушаться приказания лорда Джона и оставить ее здесь в одиночестве. Если вокруг нее вертятся мужчины, потому что… ну, просто потому, что она, по имению Джона, самое прекрасное существо на земле, то это не его проблема. Рядом с ней сейчас был этот тощий бледнолицый парень, у которого и плеч-то никаких нет. Вот пусть он о ней и позаботится.

Но стоило только Талису это подумать, как он тут же направился туда же, куда пошли и они.

– Ах, Аллен, как это, правда, мило, – говорила Калли, откидывая голову и смеясь. Ее распущенные волосы запутались у нее на поясе.

– Позволь, я тебе помогу их отцепить – отвечал Аллен, распутывая ее роскошные волосы и в то же время проводя но ним жадными движениями.

Но Талис ему не позволил докончить. Он кинулся ему наперерез, взмахнув своим кинжалом с таким видом, как будто намеревается отсечь Аллену руку за то, что тот посмел даже коснуться волос Калли.

Но Калли знала о его чувствах.

– Тронешь мои волосы – пожалеешь, – процедила она с холодным видом.

– А почему ты их ничем не покрыла? Почему ты не надела никакой шапочки?

Калли довольно улыбнулась:

– Ты что же, не хочешь, чтобы другие мужчины видели, какие у меня волосы?

Он резко выпрямился.

– Просто они за все цепляются, так что тебе же самой неудобно. И вообще удивительно, как это в них еще птицы не начали вить гнезда. – Самому Талису шутка показалась очень остроумной, но, судя по выражению на покрасневшем лице Калли, она была другого мнения.

– Аллену мои волосы нравятся, – зло и раздраженно бросила она Талису. – Да и вообще они нравятся всем мужчинам. И даже очень.

– Да я же не сказал, что они мне не нравятся, – пробормотал он, моргнув в недоумении. Что это с ней сегодня? Он же всю жизнь ее поддразнивал. Она отвечала тем же, но без всякого раздражения. Почему сегодня вдруг все изменилось?

– Пошел прочь! – приказала она. – Ты что, все еще никак не можешь понять, что я не хочу, чтобы ты торчал тут? Иди найди себе другую женщину и бегай за ней.

Смотря ей вслед, Талис чувствовал, как в нем закипает гнев. Он же все на свете сделал, чтобы быть с ней. Она была для него смыслом самого существования. А теперь, кажется, все, что ей надо – это женоподобный изнеженный мерзавец Аллен Фробишер.

Он решительно направился за ними следом, а когда они остановились около лавочки, в которой торговали сладкими пирогами, он встал рядом, опершись о подпорку навеса, и принялся равнодушно смотреть в сторону, как будто оказался тут случайно и не намерен никуда уходить.

– Да, пожалуй, Аллен, – произнесла Калли так громко, что ее можно было услышать и в миле отсюда. – Я бы с удовольствием съела яблочного пирога. Я их люблю больше всего на свете. Спасибо. Ты так добр и предупредителен, и ты умеешь быть так внимателен с женщинами.

Аллен покраснел от ее похвалы. Он достал и протянул торговцу крупную монету, чтобы расплатиться за два яблочных пирога. Но Талис остановил его.

– Ей больше нравятся персиковые пироги. На самом деле она яблочные пироги терпеть не может, только если они приготовлены с корицей, а я по запаху чувствую, что в этих корицы нет. Если тебе в самом деле хочется сделать ей приятное, купи ей персиковый или абрикосовый пирог. А со смородиновой начинкой покупать не надо, потому что у нее косточки начнут застревать в зубах. К тому же, она ужасно неаккуратно ест, так что испачкает смородиной все цлатье. Поэтому думаю лучше всего будет купить все-таки персиковый.

– Я… я… – пробормотал ошарашенный Аллен. Калли бросила уничтожающий взгляд на Талиса, но он на нее не смотрел.

– Я передумала, – заявила она. – Я вообще не желаю никаких пирогов. Пошли, Аллен, там, кажется, выступают акробаты. Пошли посмотрим?

Аллен не очень уверенно предложил:

– А вот здесь сейчас будут травить медведя. Может быть, ты хочешь посмотреть, как травят медведей собаками? Это очень азартный спорт.

– Нет, это ей не понравится, – уверенно сказал Талис, без труда глядя через голову Аллена, потому что тот был более чем на четыре дюйма ниже его.

– Нет, это мне очень понравится! – процедила Калли сквозь стиснутые зубы. – Я, знаешь ли, очень и очень изменилась за последние месяцы. Много времени прошло с тех пор, когда мы виделись с тобой в последний раз, – сказала Калли Талису, произнеся слово «с тобой» так, как будто имела в виду нечто подобное цветам из Ядовитого Сэда.

– А, так вот почему ты такая? – воскликнул Талис. – Это потому что я не приходил к тебе в гости? Но я в последнее время жутко занят. Ты же понимаешь – я обязан ухаживать за десятком дам и помогать им со всякими их вышиваниями и всем прочим. Это занимает ужасно много времени! Надеюсь, ты меня простишь, ведь я же не виноват.

– Ты мне не принадлежишь, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал от гнева. И я тебе тоже не принадлежу. Делай, пожалуйста, что хочешь. А в настоящий момент больше всего мне хотелось бы, чтобы ты оставил нас в покое. Я предпочитаю побыть с таким мужчиной, который понимает, что я – женщина. – С этими словами она крепко прижала руку Аллена к своему боку и подняла на него глаза с таким выражением на лице, которое, как она надеялась, было полно любви.

С некоторым усилием Талису удалось втиснуться между ней и Алленом.

– Мой отец приказал мне защищать тебя, и я его должен слушаться. Может, нам пойти посмотреть, какие книги есть в книжной лавке?

Аллен расхохотался.

– Ну, молодой Хедли, я вижу, вы ничего не знаете о женщинах. – Может, он и не был таким высоким, как Талис, но зато он был старше и гораздо опытнее. – Женщинам нравятся увлекательные и возбуждающие вещи, всякие зрелища, но уж, конечно, не книги. У женщин на уме всегда что-то романтическое, всегда любовь, а не то, о чем пишут в книгах. Правда же, моя драгоценная? – обратился он к Калли и поднес ее руку к своим губам, намереваясь ее поцеловать.

Талис сделал вид, что случайно свалился на Аллека, оттолкнул его от Калли и едва не свалил на землю, но все-таки не дал ему поцеловать ее руку.

– Ах, прошу прощения, – извинился он. – Меня кто-то толкнул, не знаю кто.

– Простолюдин неуклюжий, – выругался Аллен, переводя дыхание. Ему пришлось долго отряхиваться, потому что, когда Талис его толкнул, он оступился и налетел на человека, который вез на тележке мешки с мукой.

– Еще раз прошу прощения, – вежливо ответил Талис. – Но я – не простолюдин. Мой отец Джон Хедли. Извините, я что-то забыл, а ваш отец кто?

Аллен, покраснел, метнул на него злобный взгляд. Увы, его отец был не того ранга, что Хедли.

– Аллен, прошу тебя, – вмешалась Калли. – Не обращай внимания. Он пытается тебя разозлить. Давай веселиться, сделаем вид, что мы его не видим. Пойдем посмотрим, чем сегодня торгуют продавцы тканей.

Талис за ее спиной издал стон:

– Да кому нужны эти ткани в такой день, как сегодня? Вон, посмотри – там выступают канатоходцы. Да к тому же неплохо бы что-нибудь съесть.

Калли повернулась к нему на каблуках таким резким движением, что волосы разлетелись по воздуху у нее за спиной и ударили Аллена по лицу.

– К твоему сведению, другие мужчины не такие эгоисты, как ты. Иногда бывает такое, что мужчина делает так, как хочет женщина, а не только так, как хочет он. И идет туда, куда она хочет. Не все мужчины такие эгоисты, как ты! Вот Аллен, например, с удовольствием посмотрит на шелка и бархат, правда ведь, Аллен?

– Ну, я…

– Вот видишь, сэр сын лорда Хедли? Он – посмотрит на ткани. Даже если мне захочется весь день рассматривать эти шелка, Аллен с удовольствием побудет со мной. Разве такие, как ты, понимают, что другие могут не быть эгоистами?

Талис был в недоумении. Он понятия не имел, о чем Калли говорит. Ему уже начинало казаться, что в ее тело вселился какой-то злой дух. Он предлагает ей это вовсе не из какого-то «эгоизма». Просто та Калли, которую он знал, сама скорее захотела бы смотреть книги и канатоходцев, чем свертки тканей. Интересно, что сегодня с ней случилось?

Калли, увидев, что он ничего не понял, сжала кулаки. Она отвернулась от него:

– Ладно, Аллен, пошли смотреть на то, как медведя травят собаками.

– Но тебе же плохо станет, – заметил Талис сзади, и в его голосе прозвучало настоящее участие. – Ты всегда терпеть не могла, когда животным больно.

Калли снова резко повернулась к нему на каблуках:

– Это мне от тебя плохо! От тебя со всеми твоими мыслями насчет того, что я принадлежу тебе и ты все знаешь! Совершенно ничего. На самом деле, как ни странно, я обожаю, когда травят медведей. Это спорт Для сильных, удачливых, отважных и ловких, а Аллен знает, что таким женщинам, как я, нравятся захватывающие зрелища. Ты думаешь, что я все еще та же, что раньше – маленькая невинная девственница, скучная, чопорная и не знающая жизни? Я давно уже не такая. А теперь я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Ты мне больше – не нужен. Я вообще никогда больше не хочу тебя видеть в своей жизни.

Аллен, глядя на нее, не мог сдержать улыбки. С каждой минутой Калли все хорошела. Когда девушка была в гневе, ее щеки розовели, а глаза сверкали. Она становилась почти красавицей…

Было похоже, что наконец-то ее слова произвели какой-то эффект. По крайней мере, кажется, этот парень Талис задумался. Когда Калли двинулась, он не сделал ни шагу. Девушка шла так быстро, что Аллену. чтобы ее догнать, пришлось почти бежать за ней.

Он чувствовал себя гордым – ему казалось, что он завоевал женщину в словесном поединке. Наклонясь к ней, он произнес тихим, заговорщическим тоном:

– Травля медведей вон там.

Калли взглянула на него с ужасом:

– У меня нет ни малейшего желания смотреть, как дерутся медведи с собаками. Я ненавижу, когда льется кровь! Терпеть такие зрелища не могу»

– Но ты же сказала… Ты сама сказала тому парню… Я думал, ты…

– Послушай, ты когда-нибудь заканчиваешь предложения, которые начинаешь? – зло спросила она. – Ты что, в самом деле считаешь, что у женщины не хватит ума прочитать книгу? Если ты так считаешь, то ты глупец! Думаешь, что мы, женщины, так же глупо проматываем жизнь, как это делаешь ты, когда валяешься под деревом, в то время как я работаю в саду и пропалываю сорняки? И ты после этого думаешь, что я глупее тебя? Да?

– Да нет, я… Я имел в виду…

– Действительно, интересно – что же. ты имел в виду? Ну, скажи же мне!

Аллен глубоко вздохнул. Если бы он не старался заработать те деньги, которые предложила ему леди Алида за то, чтобы он ухаживал за этой девицей, он, ей-Богу, сейчас же ушел бы. Пусть она достанется Талису – на здоровье! Не очень он будет из-за этого расстраиваться. Эти двое друг друга стоят. Ничего не скажешь – они словно были созданы друг для друга.

– Хочешь выпить вина? – предложил Аллен, не зная, что еще сказать. Потом добавил, не успев подумать и остановить сам себя:

– А может быть, лучше было бы купить тебе телегу дезинтоксиканта, сделать ванну и искупать тебя там – это наверняка пошло бы тебе на пользу.

К его крайнему удивлению, Калли разразилась хохотом. Аллену казалось, он прекрасно знает, что нравится женщинам. Он проводил всю жизнь, гоняясь за ними и пытаясь их завоевать. Женщинам нравится нежность и заботливость, а никак не ироничные саркастические замечания, и поэтому он оставлял их всегда при себе. Но сейчас, не удержавшись, сказал это вслух. И неожиданно именно это ядовитое замечание вызвало у Калли смех.

Он не мог знать этого, но Калли рассмеялась от души лишь потому, что его замечание напоминало ей, что, бывало, говорил ей Талис. Когда у нее бывало плохое настроение, он всегда предлагал какие-нибудь устрашающие средства, чтобы ее развеселить: например, засахарить в меду или сварить в сиропе. Однажды, когда им обоим было по двенадцать лет, в один прекрасный и жаркий летний день, Талису показалось, что она, на его взгляд, слишком дерзка и нахальна, и он подбросил ее так, чтобы она оказалась прямо в телеге, доверху нагруженной персиками. Грохнувшись на персики сверху, она, разумеется, все их передавила, а Талис невозмутимо объяснил, что только очень сладкий сок может сделать ее характер мягче.

Не зная этой истории, Аллен, слыша ее смех, подумал только, что он и в самом деле на редкость умный и остроумный человек.

Талис был в это время в нескольких футах позади них. Услышав смех Калли, он скрипнул зубами, а руки сжал в кулаки с такой силой, что ногти врезались в ладони. Ему ли было не знать, когда Калли смеется по-настоящему, оттого что ей смешно, а когда нет. До сих пор, несмотря на то, что она изо всех сил делала вид, что не обращает на него внимания, на самом деле все, что она говорила, было для него, для Талиса. Ее мысли были сосредоточены на нем, а не на этом блондинчике-попугайчике, который, Талис знал, ей вовсе не нравился. Но сейчас, когда они уходили от него, она засмеялась тому, что ей говорил именно он, этот блондин. В этот раз она засмеялась по-настоящему. До сих пор только Талис мог вызвать у нее такой смех. Ее не удавалось по-настоящему рассмешить ни Уиллу, ни Мег, ни вообще кому-либо из их деревни. Обычно Калли всегда была рядом с Талисом, что бы ни происходило – она всегда смотрела на него, думала о нем, думала, как он, вела себя, как он, делила с ним все.

Но совершенно очевидно, что сейчас она кого-то ему предпочла.

«Ну и черт с ней», – подумал Талис. Если он ей не нужен, тогда она будет не нужна ему.

Каждый мускул в его теле был напряжен. Талис отвернулся. Ну и пусть они будут вместе, думал он. Пусть хоть целую вечность – ему плевать.

Злость и гнев настолько переполнили все его существо, что когда он случайно споткнулся обо что-то на тропинке, он чуть было не упал лицом вниз. Неожиданно он обнаружил, что больше не чувствует своей обычной грации, легкости движений, своей обычной чуть раскачивающейся походки; даже чувство равновесия, и то изменило ему.

– Прошу прощения, – сказал рядом с ним голос Хью Келлона. Оказалось, что то, обо что Талис споткнулся, была его нога. Извинился он, потому что был человек вежливый, но, судя по его тону, он был расположен поговорить еще немного. – Куда это ты несешься сломя голову? Смотри-ка, какой прекрасный сегодня денек, какая погода, сколько красивых девушек вокруг. А у тебя такой вид, будто ты собрался объявить войну всем на свете.

– Мне надо идти, – упрямо сказал Талис. – Извините.

– Нет! – резко произнес Хью, потом добавил мягче:

– Не спеши. Мне нужна компания.

– Мне пора возвращаться, – упрямо повторил Талис. Каждое слово он с трудом выцеживал из крепко стиснутых зубов.

– Это там не твоя девушка? – поинтересовался Хью, кивком головы указывая на удаляющиеся фигуры Калли и Аллена, которые шли вместе, держась под руки.

– Она не моя, – ответил Талис резко. – Теперь, прошу прощения, мне надо идти.

Молодой человек сделал несколько шагов.

– Гордость – это прекрасно! – заявил Хью так громко, что Талис обернулся к нему. Потом, поколебавшись, вернулся назад. – Прежде всего всегда нужно помнить о гордости! Гордость – это главное качество для мужчины.

– Да, – согласился Талис, обрадованный тем, что кто-то еще думает так же, как он. – Гордость – самое главное качество для мужчины.

– Именно так: самое главное, – сердечным тоном подтвердил Хью. – Гордость всегда направляла меня в жизни, и я могу под присягой поклясться в том, что никогда не изменял тому, что велит гордость. Всю жизнь всегда я делал только так, как велела гордость. Что бы ни случилось, в какие бы обстоятельства я ни попадал, я всегда думал прежде всего о том, что я должен сделать, чтобы гордость не пострадала.

– Именно так и должен поступать настоящий рыцарь, – ответил Талис, стоя прямо, лицом к Хью. Он запретил себе оглядываться вслед этой предательнице Калласандре.

– Да, – продолжал Хью уже медленнее, как будто что-то вспомнил. – Когда я был в твоем возрасте, я действовал только так, как велела гордость – точь-в-точь как ты сейчас. На самом деле, ты даже представить себе не можешь, до чего же у меня все было точно, как у тебя – даже то, что была одна симпатичная рыжеволосая особа, в которую я был влюблен…

Талис посмотрел на него так, что Хью хихикнул.

– Нет-нет, я ей не сказал, что в нее влюблен. Конечно же нет – ведь это немужественно. Но я ее любил. Я о ней мечтал, я не мог спать, думая о ней всю ночь напролет. Я смотрел на нее даже тогда, когда ее нигде не было – она вечно стояла у меня перед глазами. Можешь ты это понять?

– Да, я это понимаю, – ответил Талис тихо, думая о том, что вот Капли неспособна была бы понять такое чувство. Как же он не заметил до сих пор, что она легкомысленна и ветрена? Что она не способна на подлинное чувство, и на поверку вся ее любовь ничего не стоит?

Хью продолжал:

– Однажды я тренировался с несколькими другими молодыми людьми на турнирном поле. Вдруг прибежала она. Ее рыжие волосы развевались за ее спиной, и она очень надменно и громко объявила о том, что мать собирается выдать ее замуж за другого человека. Она сказала мне, что. если я хочу жениться на ней, я должен пойти и заявить об этом. И, немного помолчав, прибавила: «Если ты будешь бороться за меня, то и я буду бороться за тебя». Я хотел бы, конечно, сказать ей, что больше всего на свете я мечтаю жениться на ней, ибо это была совершенная правда. Но вокруг было полно молодых людей, которые слушали наш разговор с усмешками на лицах. А мне гордость не позволила сказать какие-то нежности в их присутствии. И вот я не нашел ничего лучше, как ответить ей, что я, дескать, не понимаю, что ей надо от меня, и вообще не понимаю, о чем это она говорит. Понимаешь, мне показалось, что если я скажу ей в присутствии всех, что я ее люблю, то они начнут смеяться надо мной. А я был так горд, что их смеха я ни за что бы не вынес.

– И что вы сделали? – спросил Талис нарочито небрежно, как бы соблюдая лишь правила вежливости по отношению к более старшему. На самом деле история очень заинтересовала его. Но что может такой старик, как Хью, знать о любви?

– Ну разумеется, я поступил так, как мне велела гордость. Отвернулся и ушел. А что я еще мог сделать? У меня не было другого выхода.

Талис думал, что Хью толкует проблему гордости очень уж упрощенно.

– Почему? Вы могли сказать, что любите ее. Пусть бы те парни смеялись, вам-то что?

– Ха-ха. Может, мне еще надо было упасть на колени перед ней, валяться в грязи, целовать подол ее платья и уверять, что я люблю ее больше жизни? Нет, тогда уж те парки всю оставшуюся жизни потешались бы надо мной. Они бы вообще никогда не забыли об этой истории.

Несколько мгновений Талис молчал, думая о том, что сказал Хью.

– И что с ней случилось потом, с вашей рыжеволосой девушкой?

– Она вышла замуж за человека, которого выбрала для нее ее мать. Сейчас у них два сына и три дочери, и все такие же рыжеволосые, как и их мать.

– А вы так никогда и не женились?

– Нет. Так, как ее, я больше никого никогда не любил. Зачем было еще на ком-то жениться? Настоящая любовь, знаешь ли, бывает только один раз в жизни.

– А что случилось со всеми теми молодыми людьми, которые тогда были вокруг вас, и, как вы боялись, стали бы над вами смеяться?

– Понятия не имею. – Хью усмехнулся. – Но точно знаю, что они вспоминают Хью Келлона как человека, у которого была очень большая гордость. – Хью похлопал Талиса по плечу. – В общем, парень, я тебе это рассказал, чтобы ты понял: гордость – это на свете самое главное. Пусть другие существа, более слабые и мягкотелые, наподобие этого Аллена Фробишера, живут и не думают о гордости, а мы, настоящие мужчины, всегда будем помнить. Пусть Фробишеры увиваются вокруг Калласандры, пусть они таскают ее вещи и покупают ей в подарок всяческие безделушки. И пусть выслушивают, как она в ответ радостно щебечет, как все девушки. Это занятие не для гордых мужчин. Так что продолжай быть таким, какой ты есть: отстраненный, недоступный, равнодушный, сдержанный. Да-да, именно таким тебе и следует быть всегда. Ты же и так выглядишь как юный лорд – слишком высокий, чтобы снизойти до кого бы то ни было. Кому нужны эти глупые девчонки, их смех, их прикосновения, и то, как они смотрят на мужчин влюбленными глазами? Ты же ведь выше этого, не так ли? Ты слишком хорош и слишком горд, чтобы разыгрывать из себя дурака на виду у всех. Ты же не скажешь этой девушке, что это она для тебя важнее всего на самом деле? Конечно, ты не таков, ты так никогда не сделаешь! Ты будешь до конца…

Талис рассмеялся, наконец сообразив, к чему вел Хью и ради чего рассказал свою историю.

– Вы, кажется, считаете, что я веду себя как дурак? Вы это хотели сказать?

– Я хотел сказать, что гордость это прекрасно, но в любви она ни к чему… Слишком гордые люди делаются холодными. Эта девушка тебя любит, мальчик. Это ты в последнее время слишком много времени проводишь с другими женщинами, поэтому неудивительно, что она начала думать, что ты забыл о ней. Она-то уверена, что это ты ее не любишь! – Хью, конечно, хотелось, чтобы Талис думал о нем как о человеке очень мудром, проницательном и знающем жизнь, но в данный момент он просто повторял Талису, что ему объяснил Уилл.

Талис посмотрел на толпу. Калли была теперь уже так далеко, что он ее почти не видел. И Уилл говорил ему то же самое, что сейчас Хью, но в тот раз Талис только рассмеялся. Да, Калли всегда думала, что он, Талис, ее не любит. Раньше, когда ей случалось усомниться в этом, Талис обычно отвечал физическими действиями, а не словами. То, что она не понимает, что она – смысл его жизни, казалось ему нелепым. Поэтому, когда она так говорила, он мог, например, забросить ее в телегу, доверху полную каких-то фруктов, или даже посадить на какую-нибудь высоко растущую над землей ветку дерева. В первый раз, когда ему случилось окунуть ее в холодный пруд, им обоим было около пяти лет. Мег тогда, рассердившись, хотела поколотить его, но Калли встала между ними и розгой и непреклонно заявила:

– Талис меня любит! – И так и не позволила Мег его наказать.

– Давай, парень, – тихо сказал Хью. – Не спрашивай меня почему – я этого сам не понимаю, – но почему-то женщины очень любят, когда мужчины строят из себя дураков ради них. Ты можешь на турнире выбить из седла двадцать соперников, но женщина, ради которой ты все это совершаешь и на которую мечтаешь произвести впечатление, может даже и не посмотреть в твою сторону. Но стоит тебе поскользнуться на яблочной кожуре и свалиться с лестницы, и она, скорее всего, тут же влюбится в тебя. Это почему-то как раз и производит впечатление.

Талис опять засмеялся. Он чувствовал, что в данном случае Хью глубоко прав.

– И еще, парень – что бы ты ни делал, всегда не забывай повторять ей, что она тебе очень нужна. Эту вещь каждая из них хочет слышать больше всего на свете.

Взглянув на него, Талис спросил:

– Почему? – Но Хью только пожал плечами и вместо этого посоветовал:

– Попробуй, попробуй вести себя, как будто ты деревенский дурачок. Гордость – это для одиночек.

– Но лорд Джон… – заколебался Талис. – А что будут другие женщины… – Он прервал сам себя, когда подумал, что, кажется, он вот-вот сделает то же самое, что Хью когда-то. – Да, – произнес он. – Я понимаю, о чем вы говорили.

Талис хотел было уже уйти, но потом, как будто подумав о чем-то, еще раз вернулся.

– А та рыжеволосая девушка существовала на самом деле?

– О да, – ответил Хью, и не было никакого сомнения, что он говорит искренно. – Она существовала, но я не стал бороться за нее.