31

– Ну вот, наконец-то все сделано, – сказала Алида. Пенелла раздевала ее, чтобы уложить в постель. Все тело Алиды дрожало и гудело от усталости. Здоровье ее резко пошатнулось за время поездки. Полмесяца назад, когда она кашляла, на платке оставались только брызги крови, а сейчас из ее легких вылетали целые запекшиеся сгустки.

Пенелла подала ей горячее питье, она попила немного. Потом отослала служанку. Ей не хотелось никого видеть. Не хотелось ни с кем говорить. Ей хотелось только остаться наедине со своими мыслями.

«Дело стоит таких жертв», – подумала она.

Она долго ехала в этот старый обшарпанный замок, который служил Гильберту Рашеру домом. Ее встретил человек, совершенно потерявший покой от зависти, ненависти и жажды мщения. Когда ему доложили, что она – жена Джона Хедли, он тут же принялся ругаться и вопить, и ругался и вопил так долго, что она уже отчаялась заставить его наконец понять, что она желает ему помочь.

Она сидела от него по другую сторону стола – он был грязен и покрыт жирными пятнами, – и даже через стол от хозяина так разило винным перегаром, что она чуть не упала в обморок. Но наконец до него дошло, что она желает того же, чего и он.

Сначала, как только она сообщила ему, что его сын жив и находится в доме Джона Хедли, он вознамерился немедленно вскочить на лошадь и скакать за ним. Ей пришлось орать целый час, чтобы заставить выслушать ее.

– Он вам сейчас не нужен! – кричала Алида. – Он ничего не умеет! У него нет ни светских манер, ни умения вести себя в обществе и за столом, ни умения вести беседу, как принято. Он не умеет петь и даже играть на лютне.

Он уставился на нее, как будто она рехнулась:

– Да зачем вся эта хренотень нужна мужчине?! – зарычал он на нее. – Мужчинам это на фиг не нужно, поняла?

Она лишний раз убедилась, что Гильберт Рашер – самый тупой человек, который когда-либо появлялся на свет. Никакими силами на земле невозможно было заставить его изменить мнение.

– При дворе это нужно и мужчинам! – закричала она ему в ответ.

Он уставился на нее, выпучив глаза:

– При каком еще дворе?

Она с большим трудом удержалась от того, чтобы не сообщить ему все, что она о нем думает. Но вместо этого заговорила медленно и ясно:

– Выслушайте меня, сэр Рашер. Помните ли вы, что вы королевской крови, что вы – родственник самой королевы? Хотя и дальний родственник, насколько мне известно, но все же.

На его тупом лице появился проблеск заинтересованности и внимания. Она продолжала:

– Королеве пятьдесят четыре года. Ей уже пора называть своего преемника. Прямых наследников у нее нет, но помните, у нее есть одна родственница, а? Кузина, у которой есть кое-какие права на трон. Арабелла Стюарт. Девочке сейчас десять лет, и, говорят, опекунша держит ее все время взаперти, подыскивая для нее подходящего мужа.

Пересилив отвращение, Алида склонилась к Гильберту. На вид тот уже казался стариком. У него были седые всклокоченные бакенбарды, засаленные волосы и одежда с пятнами от еды и вина.

– Королева хочет, чтобы ее племянница вышла замуж за человека, который смог бы, возможно, стать королем.

– Королем?!

Алида ужасно устала от мужской бестолковости. Ну как же они не понимают простейших вещей?! Задыхаясь от вони перегара, она попыталась успокоиться. Но внезапно леди Алида почувствовала, что ей хочется заговорить с этим человеком прямо и откровенно, выложить ему в лицо все как есть. Попытки действовать тактично его ум не воспринимал.

– Гильберт Рашер, вы производите на свет красивых сыновей. Ваши сыновья заметные, крупные, умные – на самом деле, можно сказать, первоклассные сыновья. Но при вашей жизненной натуре, при ваших примитивных представлениях о дисциплине, при вашей нехватке воспитания и полном отсутствии образования – вот и получается так, что из них вырастают животные, наподобие вас самого. Вы портите то, из чего мог бы выйти толк.

Слушая ее, он качал головой, цокал языком и оглядывал ее с ног до головы с таким видом, как будто решал, не стоит ли ее уложить на блюдо, подать к столу и съесть. Но ничего не сказал. Постепенно до него начинало доходить, что, раз она приехала к нему, должно быть, у нее были причины.

Она продолжала:

– Что касается этого сына, то с самого начала ему повезло в том смысле, что при рождении судьба увела его из-под вашего влияния. – При этом, хотя вслух она и не сказала, она прибавила про себя: «Что судьба увела его из-под влияния Джона Хедли – ему тоже повезло не меньше».

Алида слегка улыбнулась Гильберту. Она знала, что, несмотря ни на что, она все еще достаточно привлекательная женщина. Может, увядшая немного, но посмотреть на нее все еще приятно.

– Если бы вы видели этого мальчика! Высокий, гордый, прекрасно ездит верхом, добр и вежлив. Красив. Замечателен во всех отношениях!

Гильберт, слушая ее, приподнял одну бровь. Как всегда, на уме у него были только самые грязные мысли.

– Не надо так на меня смотреть. Я на вашего мальчика не претендую. Но есть на свете другая женщина, которой очень и очень нравятся молодые люди.

Гильберт смотрел на нее молча, не понимая, о ком она говорит. Алида выругалась про себя.

– Королева! Сейчас фаворит при дворе – некто Роберт Девре, приемный сын герцога Лейсестерского. Этому молодому человеку двадцать один год. Я слышала, что он день и ночь занят только тем, что увивается вокруг королевы, пытаясь ее очаровать. Талис, ваш сын, и красивее, и симпатичнее этого Девре. Кроме того, Талис благороден и честен до мозга костей, а этот Девре, как я слышала, такой же пройдоха, как и его мать.

В заплывших жиром и тупых от пьянства глазах Гильберта Рашера все еще не было проблеска света, так что Али-де пришлось еще упростить объяснения.

– В конечном счете у нас с вами на уме одна и та же цель. Я хочу, чтобы ваш сын убрался прочь из моей жизни. Я не хочу, чтобы мой муж отдал все, что ему принадлежит, и даже то, что он получил при нашей женитьбе, мальчику, который не имеет ко мне никакого отношения.

При этих словах глаза Гильберта наконец-то вспыхнули, как будто он хотел воскликнуть: а, так вот оно что!

– Не надо думать, что этот мальчик все унаследует, а потом через него это все получите и вы, – прервала Алида его мысли, которые были ей очень хорошо понятны. – Судя по вашему виду, вы вообще больше трех лет вряд ли проживете, а у моего мужа – идеальное здоровье. Пока вам следует оставить своего сына у нас. Но через два года вы должны явиться и потребовать его. К этому времени он будет достаточно обучен, чтобы появиться при дворе. Королеву он, без сомнения, быстро покорит. И тут вам надо обратиться к ней, чтобы она устроила ему блестящую женитьбу. На вашем месте я бы просила руки леди Арабеллы Стюарт. Кто знает? При том, что вы оба – королевской крови, может статься, когда королева умрет, Англия достанется ему.

– Я потребую его прямо сейчас, – произнес Гильберт Рашер, поднимаясь. – Я прямо сейчас сделаю его королем.

– Да нет же! – почти закричала она. – Сейчас он не готов. Я же вам говорила. Если вам очень нужно, чтобы он отправился ко двору и был там придворным кузнецом, то тогда он, конечно, готов. – Она успокоилась и заговорила тише:

– Королеве нужны не кузнецы. Прежде чем отправляться ко двору, он должен овладеть хорошими манерами, научиться как следует себя вести в обществе, научиться петь, танцевать, играть и беседовать с женщинами.

– Он умеет сидеть в седле? – зарычал Гильберт. – Может держать кинжал в руках? Все! Настоящему рыцарю больше ничего не надо:

– Ничего! – зло выплюнула Алида. – Если он всю жизнь проторчит с вами и будет притеснять крестьян! А если вы его в таком виде пошлете ко двору, так королева над вами посмеется. – Алида взглянула на него. – Она уже посмеялась один раз.

Гильберт сел. Он этого никогда никому не говорил, но на самом деле его здорово задело, когда королева посмеялась над ним за то, что так много людей нашлось, которые желали смерти его сыну. Несмотря на всю низменность своей натуры, Гильберт по-своему любил сыновей, и он скучал по своему мальчику. Тот был прекраснейшим собутыльником.

– А ты-то что будешь с этого иметь? – спросил он ее.

– Счастье своего мужа, разумеется, – ответила она. Гильберт в ответ на это расхохотался:

– Послушай, если ты мне не скажешь правду, я ни черта не сделают из того, что ты просишь.

Алида замешкалась на секунду. Она глубоко вздохнула и… решила сказать ему правду.

– Я хочу, наверное, отомстить. – Она устремила взгляд на Гильберта Рашера. Это был отнюдь не тот человек, которого можно было бы выбрать для доверительного разговора, но, может быть, именно поэтому он лучше всего подходил для этой цели. Какой бы мотив она ни назвала, его ничто не свете не испугало бы и не заставило покраснеть. Он всю жизнь грешил, как ему хотелось. И всегда сам себя извинял и оправдывал. И Алида знала, что он не станет терять время на жалость

– Я вышла замуж по любви. Не из-за денег, а потому что любила своего мужа. Я была очень молода, очень наивна и полагала, что он меня тоже любит. Но он меня не любил. Всю свою молодость я пыталась сделать так, чтобы он меня полюбил, но все, что ему было надо – это чтобы я родила для него совершенного сына. А я не родила. – Она помолчала. – Может быть, даже если бы это и произошло, он все равно не полюбил бы меня. Я этого не знаю. Но что я знаю точно – это что большую часть своей жизни я страдала, потому что когда-то я любила его. Я видела, как остаются без мужей и превращаются в мерзких старых дев мои дочери, и все потому, что он не мог расстаться с золотом, чтобы дать им приданое. Я видела, как ему плевать на все, что вокруг него, и что его волнует только глупейшее желание получить от жизни то, что, как ему кажется, он хочет.

Алида взглянула на Гильберта.

– И вот теперь у него есть этот драгоценный сын. Есть мальчик, которого он всегда так хотел иметь. Талис – это воплощенная мечта! Красив, добр, прекрасен! И мой муж, конечно, его боготворит…

Она поднялась со стула и прошла несколько шагов по грязному полу, который никогда не мыли и на котором засохли объедки от тысячи прошедших обедов.

– Я умираю. Мне осталось жить максимум два года. И на своем смертном одре я хочу причинить своему мужу такую же боль, которую он причинил мне. Я хочу, чтобы у него отняли единственное в жизни, что он любил, так же как когда-то отняли у меня. Я хочу, чтобы после моей смерти он еще не раз услышал о мальчике, которого он так любил. Пусть все графство, пусть все королевство говорит о прекрасном сыне Гильберта Рашера! А не Джона Хедли.

Она обернулась к Гильберту:

– Поняли теперь? Я вас использую как инструмент, для того чтобы отомстить.

Что его используют – на это Гильберту было наплевать, его больше волновало, какова будет его выгода.

– Сколько я смогу за это получить?

– В течение двух лет – ничего. Но когда по прошествии двух лет вы явитесь за мальчиком, мой муж вам все отдаст, пытаясь оставить его у себя.

– А парень возьмет да и останется с ним. Знаю я этих людей. Он-то будет думать, что его отец Джон Хедли. Сын обязан хранить верность отцу во что бы то ни стало. Это долг чести.

Алида улыбнулась, подумав, что, похоже, Гильберт не так туп, как ей показалось сначала.

– Я уже предпринимаю меры.

– Правда? – пробормотал он и налил ей кружку вина. Вино было дешевое и такое скверное, что его и пить-то едва-едва можно было, да и кружка имела такой вид, будто из нее собаки лакали, однако с его стороны это было выражение необыкновенной щедрости. Когда они прибыли, хозяин не предложил ни ей, ни ее слугам ни корочки черствого хлеба. – А что же ты делаешь, чтобы нарушить эту верность?

– Парень хочет жениться на одной из моих дочерей. Помните ту девочку, что я родила, как раз когда и он родился? Вот на ней. Все эти шестнадцать лет они прожили на ферме у кормилицы, жили вместе, и теперь они друг к другу очень привязаны.

– Ему нельзя на ней жениться! – забеспокоился Гильберт. Он уже постепенно начинал думать о себе как об отце английского короля. Да что там – отец! Это он, он сам на деле будет королем. Теперь-то он сумеет отомстить всем своим врагам! Он снимет столько голов с плеч, что кровью затопит Лондон, как новым потопом.

– Разумеется, ему на ней жениться нельзя. Этого нельзя допустить. Когда наступит время, он должен покинуть дом Джона, будучи готовым отправиться ко двору.

– И что для этого нужно?

Она поиграла ручкой кружки, так глубоко уйдя в свои мысли, что даже не видела на ней засохшей грязи.

– Мой муж думает, что парень живет у него, потому что ему страшно хочется стать рыцарем, но на самом-то деле он живет у Джона из-за этой девочки. Он все делает ради нее, так он в нее влюблен. И все очень просто: я делаю так, чтобы их разлучить. Я уже начинаю это делать. Когда я это дело доведу до конца, они и думать друг о друге забудут.

«Что и к лучшему», – подумала она про себя. И при других обстоятельствах она никогда, не допустила бы, чтобы ее дочь вышла замуж за мужчину, которого любит. У самой Алиды родители оказались слишком слабохарактерными и мягкотелыми. Когда она влюбилась в Джона Хедли и начала в слезах умолять их разрешить ей выйти за него замуж, они не устояли и разрешили. И посмотрите, что из этого вышло. Если бы она была замужем за человеком, которого не любила, его презрение, по крайней мере, не убило бы ее душу.

– Я сделаю так, чтобы дети не виделись друг с другом, а виделись больше с другими людьми. Я окружу их множеством людей. Они всю жизнь прожили вдвоем, поэтому теперь и уверены, что друг друга очень любят. Но это только потому, что у них не было возможности выбрать кого-нибудь еще.

Что женщина будет делать, чтобы разлучить детей, Гильберта не волновало. Это все не имело значения, раз в конце концов он выйдет победителем.

– Но пока все это тянется, мне нужно заплатить за то, чтобы я ждал, – заявил он, и Алида не могла не восхищаться его прямолинейным эгоизмом. Вот человек, который умеет думать только о себе и никогда ни при каких обстоятельствах не забудет о том, что собственная выгода – единственная важная вещь на свете.

– Мы договоримся, – кивнула она и, подумав, предложила ему самую маленькую цену, которую только смогла придумать. И, когда в ответ он начал требовать, чтобы ему дали солнце, луну и звезды с неба, она поняла, что этой ночью ей не придется лечь в постель.