ГЛАВА 24

Рассвет окрасил горизонт в нежно-розовый цвет, когда я решила передохнуть. Первым делом я, конечно же, покормила сына и словно провалилась в глубокий сон. Через несколько часов он разбудил меня плачем. Я опять покормила его, а потом достала для себя немного хлеба и сыра. Я не чувствовала себя отдохнувшей, но пришлось вновь садиться в седло и ехать дальше. Как мне ни было плохо, я не сомневалась, что поступаю правильно.

Ехала я весь день, останавливаясь, только чтобы покормить и перепеленать сына. В ту ночь, когда он глядел на меня своими черными, как ночное небо, глазами, я дала ему имя, как положено по закону шайенов. Имя, которое я выбрала для него, было Хича, что значит «филин».

Целую неделю я почти не слезала с седла. К этому времени у меня закончился хлеб. Теперь, когда Джошуа был далеко и я больше не боялась его, разум вновь вернулся ко мне. Я поняла, как глупо вела себя.

Задним умом никого не удивишь, и я тоже, оглядываясь назад, думала, что надо было позволить Джошуа отправить ребенка в резервацию. Я бы окрепла немного и после этого могла бы поехать за ним. В резервации я бы нашла какого-нибудь воина-апача, чтобы он проводил нас к шайенам. Однако сделанного не исправишь…

В отчаянии я думала о том, что мы с моим сыном погибнем на этих безлюдных просторах, потому что у меня не было ружья для охоты, да и не умела я охотиться, не находя в этом никакой радости. На следующий день у меня кончилась вода.

Впереди была пещера, в которой мы с Тенью когда-то жили несколько дней. Та самая пещера, где Джошуа отыскал нас. Я повела Солнышко на гору. Нигде не видно было могилки моего первого сына. Когда мы уже были в пещере, у меня хватило сил лишь на то, чтобы расстелить одеяла. Прижав Хичу к груди, я закрыла глаза и заснула. И мне приснился сон…

Я опять оказалась дома в Медвежьей долине. Стояла весна. Все цвело. Аромат полевых и лесных цветов кружил голову. Мой сын мирно спал в колыбели возле открытого окна, а я пекла хлеб. И я была счастлива, так счастлива, что пела за работой. Днем пришел Тень, и я бросилась в его объятия, ожидая поцелуя…

– Анна, – прошептал он, и от звуков его голоса на душе у меня было тихо и покойно.

– Анна… Анна!

Я проснулась, все еще слыша настойчивый голос, вырвавший меня из моего замечательного сна. Этот голос был злой. И он принадлежал Джошуа.

– Дура! – едва не рычал он на меня. – Куда это ты собралась? Ты сама знаешь, куда едешь?

– Домой, – устало ответила я. – Домой. К шайенам.

Выругавшись, Джошуа залепил мне тяжелую оплеуху, такую тяжелую, что у меня зазвенело в ушах и на глазах выступили слезы.

– Вставай!

Я прижала к себе сына и покачала головой:

– Нет, Джош. Я не вернусь в форт. Скажи всем, что я умерла. Скажи что хочешь, только оставь меня в покое. Пожалуйста, оставь меня.

Джош с руганью поставил меня на ноги. Лицо у него было перекошено от ярости, когда он выхватил у меня из рук Хичу и потащил меня к выходу из пещеры. Капрал Гопкинс ждал нас у подножия горы, и под его взглядом я задрожала от ужаса. У него были холодные глаза вышедшего на охоту волка. Он поглядел-поглядел на меня, а потом недвусмысленным жестом провел рукой по горлу. Я сразу догадалась, что это означало. Джош решил убить моего сына прежде, чем мы тронемся в обратный путь.

С рыданием я повернулась и попыталась вытащить у Джошуа револьвер, но он оттолкнул меня, и я упала на камни. По правде сказать, я совсем не чувствовала боли и опять бросилась на Джошуа, ногтями царапая ему лицо.

Неожиданно снизу до нас донесся пронзительный предсмертный крик. В растерянности я оглянулась. Гопкинс лежал лицом вниз. Одной-единственной стрелы, торчавшей у него между лопаток, хватило, чтобы лишить его жизни.

– Индейцы, – прошептал Джош.

Схватив меня за волосы, он поволок меня в спасительную пещеру.

– Это не индейцы! – в упоении кричала я. – Это Тень!

– Не может быть, – огрызнулся Джош. – Он мертв.

– Мертв? – не сразу поняла я. – Умер? Где? Когда? Кто тебе сказал?

– Никто не говорил, дура. Неужели ты в самом деле думала, что я его отпущу просто так? – От смеха Джошуа у меня потемнело в глазах. – Гопкинс его убил. Тогда еще.

– Нет! – крикнула я. – Он не умер!

Он не умер. Я еще и еще повторяла это себе. Стрела в спине Гопкинса – его стрела. Я это знала, потому что видела много таких стрел, когда мы с ним кочевали по дорогам войны. У каждого воина свои собственные стрелы. Он делает их сам и ставит на них свой знак. Перья на стрелах Тени всегда были черными, а сами стрелы красно-черные. Точно такая стрела убила Гопкинса. В этом я не могла ошибиться.

Джошуа сунул мне в руки Хичу.

– Держи. – Встав на колени, он подобрался к выходу из пещеры. – Черт, – пробурчал он. – Ничего не видно.

Прошел час. Ничего. Разве лишь высоко в небе летал одинокий черный канюк. Вскоре к нему присоединился другой. Потом третий. Они легко опустились на землю, превратившись в омерзительных существ, какими они были на самом деле. Неловко переступая на своих лапах, они приблизились к трупу. Вскоре их клювы уже на славу поработали над телом капрала. Мне стало противно, и я попросила Джошуа пристрелить канюков… Сделать что-нибудь, чтобы отогнать их…

– Не будь дурой, – ответил мне Джошуа. – Гопкинсу уже ничем не поможешь, и я не собираюсь тратить пули на каких-то птиц.

Прошел еще час. Я кормила Хичу и молилась Тому, Кто Наверху, чтобы он помог нам спастись от рук Джошуа. Я боялась, что ненависть Джоша к индейцам лишила его рассудка, а это грозило смертью моему сыну и мне тоже.

Руки у меня дрожали, когда я пеленала Хичу. Джошуа оставался около входа в ожидании, не появится ли убийца Гопкинса.

Миновал еще час. Птицы наелись и давно улетели восвояси. Вонь от разлагающегося тела Гопкинса, облепленного тучами жужжащих мух, поднималась наверх к пещере. Два коня с опущенными мордами стояли у подножия горы, лениво помахивая хвостами.

Ничего.

Наконец около пяти часов Джошуа решил выглянуть наружу. Он махнул мне своим револьвером, показывая на Хичу.

– Оставь его здесь, – приказал он.

Прижав Хичу к груди, я отступила в глубь пещеры.

– Нет, Джошуа. Я его не оставлю.

Сердце громыхало у меня в груди, когда Джошуа подошел, ко мне. Я не заметила, как он вытащил нож и приставил его к тоненькой шейке моего сына.

– Анна, лучше положи его, или я его зарежу.

У меня одеревенели руки, когда я сочла за лучшее послушаться. Я положила Хичу на одеяло и заботливо укутала его, чтобы он не замерз ночью. Я не могла не понимать, что Хича скоро умрет, потому что некому будет позаботиться о нем, но выше моих сил было смотреть, как его убивают на моих глазах.

– Пошли, – прорычал Джош и потащил меня вон из пещеры.

Не выпуская из рук оружия и все время поводя глазами из стороны в сторону, чтобы не пропустить момент, когда появится враг, он шел следом за мной до самого подножия горы, как я вдруг почувствовала, будто возле моей щеки прошелестел ветер. Стрела впилась в правую руку Джошуа чуть ниже локтя.

Он вскрикнул от боли и неожиданности и выронил револьвер из онемевших пальцев. С его губ сорвалось нечто нечленораздельное, когда вдруг воин-индеец встал с земли.

Это был Тень. Сильный, ловкий, в одной набедренной повязке, он двигался бесшумно, как кошка, а я буквально пожирала глазами любимое тело, каждый дюйм которого принадлежал мне и был мне дороже всего на свете.

Я с нетерпением ждала, что он обнимет меня и крепко прижмет к себе, но он не сделал ни одного движения в мою сторону, разве только поглядел на меня холодными глазами.

Джошуа побледнел, словно ему явился призрак.

– Ты! – прошипел он. – Ты же мертвый.

– Прежде чем сядет солнце, ты пожалеешь, что еще не умер, – бесстрастно проговорил Тень и без предупреждения выпустил вторую стрелу. – Ты много раз пожалеешь об этом.

Джош застонал, когда вторая стрела впилась ему в левую руку и кровь потекла из раны, окрашивая землю возле его ног в красный цвет.

– Не надо, Тень, – шепотом попросила я.

– Молчи, Анна, – приказал мне Тень. – Это наше с Берлином дело. Ты ту ни при чем.

У меня было ощущение, будто я разговариваю с чужим человеком. Тогда я подошла к Тени и положила руку ему на плечо.

– Пожалуйста, не убивай его. Это неправильно.

– Ты так его любишь, что просишь меня оставить ему жизнь? – с горькой насмешкой произнес Тень. – Ты глупая женщина, если думаешь, что я сохраню жизнь твоему возлюбленному после всего, что он сделал.

– Он мне не возлюбленный! Я всегда любила только тебя!

– Ты лжешь!

– Нет. Это правда. Я вышла замуж за Джошуа, потому что он обещал спасти тебя от виселицы.

– Анна, сейчас это не имеет значения, – сказал Тень.

– Что значит не имеет значения? Я люблю тебя, Тень. Я никогда никого кроме тебя не любила. Только тебя. Ты должен мне верить!

В черных бездонных глазах Тени мелькнул радостный огонек, когда он поверил, что я говорю правду. Но мелькнул и исчез без следа.

– Он должен умереть.

Я знала, что, когда он так говорит, спорить с ним бесполезно, потому что со мной говорил не Тень, а воин Два Летящих Ястреба, и мне нечего было сказать ему и нечего сделать, чтобы он отказался от задуманного. Сейчас им двигали его гордость и честь. Та самая честь, которая уже один раз увела его от меня, чтобы сражаться со своим народом против белых.

Джошуа вскрикнул, когда Тень вытащил стрелу у него из левой руки, и потерял сознание, когда он вытащил стрелу из правой руки. С безразличным лицом Тень привязал Джошуа к колышкам на том месте, на котором он лежал, с безразличным лицом, не двигаясь, ждал, когда тот очнется. Я стояла рядом с ним и не могла понять, о чем он думает.

Вспоминает это самое место, на котором мы уже были когда-то давным-давно? Или крошечное тельце ребенка и исчезнувшую могилу? Или своего коня? Или долгую дорогу до форта и свою тамошнюю камеру?

Джошуа застонал и открыл глаза. Он смотрел на Тень, и у него от боли и ненависти исказилось лицо, а потом он понял, какая участь ему уготована. Тогда я увидела в его глазах страх.

– Я приготовил для тебя смерть, какую ты когда-то пожелал для меня, – сказал Тень, не выдавая голосом своих чувств. – И я забираю то, что на самом деле принадлежит мне.

– Анна, ради бога, уговори его, – прохрипел Джош. – Я все сделаю, что ты скажешь. Все.

Но я отвернулась от него. Как бы я ни ненавидела Джошуа Берлина, мне было его жалко. Меня охватывала дрожь при мысли, что его ждет перед смертью, и все же меня не покидало ощущение, что он сам во всем виноват. Та ненависть, которую он изливал на других, теперь обернулась против него самого.

Тень принялся развязывать коней Гопкинса и Джошуа, а я бросилась наверх в пещеру. Там я схватила на руки Хичу и крепко прижала его к себе. А потом побежала обратно.

Тень не смог скрыть огорчения, когда увидел завернутого в одеяло младенца у меня на руках, а я не сдержала улыбки, подумав, как он удивится, когда узнает, что это сын не Джошуа, а его собственный.

Тень снял с Джошуа, предварительно разрезав на нем, одежду и ботинки. Кровь все так же текла у него из ран, и я пожелала ему умереть от потери крови прежде, чем до него доберутся дикие звери. Пот выступил у Джошуа на лбу, скорее, от боли и страха, чем из-за жары. Тучи черных мух покинули объеденное тело Гопкинса, почуяв запах свежей крови.

Вдалеке завыл волк, и у меня мурашки побежали по спине. Запах крови наверняка приведет зверя к Джошуа, который будет не в силах отогнать его. Ужасная картина предстала перед моим мысленным взором. Желтые клыки вонзаются в еще живую плоть. Я будто слышала, как Джошуа кричит, словно чувствовала вкус страха у него во рту, видела его отчаянное сопротивление, понимала его безнадежное отчаяние. Ему была уготована жестокая смерть, и, даже зная, что именно такую смерть он придумал для Тени, я все равно его жалела.

Я с мольбой посмотрела на Тень, но он только покачал головой.

– Берлин умрет, Анна, – твердо произнес он. – Я знаю, ты меня не одобряешь, но будет так, как я решил.

Тень помог мне сесть на Солнышко и подал поводья, после чего вскочил на своего коня.

Бок о бок, не оглядываясь, мы начали спускаться с горы.

Пещера и Джошуа остались далеко позади, когда заплакал Хича. Не говоря ни слова, Тень соскочил с коня и с ничего не выражающим лицом подал мне руку. А я улыбалась, представляя, как он удивится, когда я скажу ему, чьего сына держу на руках. Как раз в это мгновение Хича зашелся в крике от голода, и я, утешая, сказала ему:

– Не плачь, маленький. Разве ты не видишь? Твой папа с нами, и теперь все будет в порядке.

Тень вопросительно посмотрел на меня своими черными глазами, а потом протянул руки и взял у меня нашего сына. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что в жилах Хичи течет гордая кровь шайенов.

– Муж мой, посмотри, какой он красивый, – промурлыкала я.

Тень не смог скрыть радости и изумления, которые я прочитала на его лице, и я громко расхохоталась. Не в силах ничего сказать, он лишь кивнул, осмотрев мальчика всего от темноволосой головки до крошечных ножек.

– Сын, – прошептал он наконец. – Мое сердце воспарило в небо, как ястреб.

После этого он крепко поцеловал меня, и у меня стало спокойно на душе. Наконец-то я снова там, где должна быть. Тень не сводил с нас ласкового взгляда, пока я пеленала и кормила Хичу, и мне было так хорошо, что я готова была продлить эти минуты вечно.

Когда вечером мы остановились на ночлег на берегу небольшой речушки, Тень рассказал мне обо всем, что случилось с ним за время нашей разлуки. Он не скрыл от меня ни предательства Джошуа, ни жестокости Клайда Стюарта и Барни Макколла, ни унижения, которое он пережил, путешествуя с цирком Хансена. Мне было его очень жалко. Я не могла даже представить, как он, с его гордостью, страдал, выходя каждый день к публике, которая пришла потешить себя за его счет. Сносить такое унижение не под силу даже очень стойкому человеку! И я расплакалась, когда увидела отвратительные шрамы на его спине, а потом тихо помолилась за ту белую женщину, которая не бросила его на дороге, а принесла в дом и выходила. Я не ревновала к ней моего мужа, потому что, не будь ее, Тень, наверное, умер бы и я никогда больше не увидела своего любимого. Я лежала тихо в его объятиях и рядом с нами спокойно посапывал наш сын, когда я спросила Тень, Куда он хочет ехать.

– Не знаю, – ответил он. – Здесь больше не осталось места для свободного индейца.

– Мы могли бы вернуться в Медвежью долину, – предложила я.

Неожиданно я почувствовала, что не могу жить без родных мест. Как мне вдруг захотелось вновь повидать нашу реку и поплавать в ней! А еще проехать на Солнышке по тропинкам, по которым я ездила на лошади и ходила еще маленькой девочкой. Самым большим счастьем было бы для меня повидать еще раз Кроличью Голову – тот самый камень, возле которого мы с Тенью встретились.

– Мы могли бы заново отстроить дом, – с горячностью продолжала я. – Для нашего сына лучше ничего не придумаешь.

– Если хочешь, мы можем попытаться, – без всякого желания согласился Тень.

Домой. Это слово музыкой звучало у меня в ушах. Конечно, я понимала, что в первое время меня обступят горькие воспоминания, но потом они поблекнут, и мы заживем счастливо, радуясь тому, как растут наши дети.

Меня так разволновали мои мечтания, что я села на одеяле, подтянув колени, к подбородку. Мысленно я уже видела мой маленький домик с двумя спальнями и себя, пекущую хлеб на кухне. Я даже представила себе Тень за плугом а рассмеялась. Легче леопарда заставить служить себе, чем сделать из воина пахаря, и от этой мысли стала смеяться еще громче, потому что заодно вспомнила, как один раз пыталась представить Тень в костюме и в галстуке, шагающим по залитой светом центральной улице Нью-Йорка.

– Что это тебя так насмешило? – спросил обиженно Тень.

– Да нет, ничего, – сказала я, вытирая слезы. – Не надо никакой Медвежьей долины. Ничего из этого не выйдет. Послушай, Тень, а не поехать ли нам в Мехико? До меня дошли слухи, что Джеронимо вышел на тропу войны.

– Нет. Тебе с малышом будет там очень тяжело, – глухо проговорил он, но я заметила, как сверкнули у него глаза.

– Все лучше, чем резервация, – стояла я на своем. – А здесь нам больше ничего не остается.

Тень что-то сердито проворчал, и, не разобрав слов, я все же поняла, что он думает о резервации.

– Тогда Мехико, – промурлыкала я. – Может быть, Бегущий Теленок тоже там.

– Может быть.

– Мне бы хотелось с ним повидаться.

– Тогда в Мехико, – согласился наконец Тень.

Я знала, что мне предстоит в недалеком будущем. Опять бесконечная гонка. Переезд с места на место. Ни минуты покоя. Тень прав. Такая жизнь не для матери с маленьким ребенком. Но это лучше, чем резервация и ежедневная борьба с жадными индейцами за еду и одежду.

Всю ночь мы предавались любви, заново познавая друг друга. Какое счастье я испытывала, оказавшись опять в объятиях Тени! С каким наслаждением слушала, как он шепчет мое имя! Он прижимался губами к моим губам, и его руки ласкали мое податливое тело, а я забывала обо всем на свете, кроме того, что надо мной склоняется мужчина, которого я люблю. С какой жадностью я всматривалась в него, крепко прижимала его к себе, вдыхая запах его кожи, лаская его сильные руки.

Я вспомнила прошлое, и мне казалось, что он всегда был со мной. Друг, возлюбленный, муж, крепкая стена, за которой всегда можно укрыться.

Он был частью моей жизни, частью моего прошлого и моего будущего.

Страсть разгоралась в нас все сильнее, и скоро стала жарче полуденного солнца. Мы любили друг друга и соединялись в любви, одолевая все разделявшие нас границы. Никогда еще наша любовь не казалась мне такой прекрасной, как в ту ночь, когда звездное небо укрывало нас, и я готова была принять все, что только судьба ни уготовила для меня, потому что рядом со мной был мой любимый.