ГЛАВА 10

Когда я проснулась, уже наступило утро и Тени со мной не было. В страхе я вскочила на ноги и тотчас успокоилась, увидав неподалеку мирно щипавшего траву Красного Ветра. Воин может бросить женщину, подумала я, но уж никак не своего драгоценного коня. Тень вернется. Теперь я в этом не сомневалась. И он тотчас появился на тропинке с оленем на плече.

– Завтрак, – коротко заметил он и принялся сдирать с него шкуру. – Когда мы будем жить среди шайенов, придется тебе самой свежевать оленей и варить их.

– Я помню. Воин никогда не делает женскую работу, если рядом есть женщина.

– Правильно, – усмехнулся Тень. – Сегодня я занимаюсь этим в виде исключения, потому что я слишком голоден, чтобы ждать, когда ты с ним справишься. Насколько мне помнится, ты всегда, разделывая мясо, закрывала глаза.

– Я изменюсь, – пообещала я.

Только сейчас я по-настоящему поняла, куда мы держим путь. Не могу сказать, что меня не пугала предстоящая жизнь с шайенами. А что, если мама была права? Что, если шайены не примут меня? Как бы я ни любила Тень, у меня не было желания становиться отверженной среди чужих людей, которые будут издеваться надо мной, потому что я – их враг.

– Далеко еще? – с дрожью в голосе спросила я Тень.

– Три-четыре дня. Да не бойся ты, – сказал он, опять прочитав мои мысли. – Мой народ примет тебя так же, как когда-то твоя мама приняла меня. Они будут любить тебя, хотя бы потому, что я тебя люблю.

В первый раз он сказал мне, что любит меня. На душе у меня потеплело, и все мои сомнения растаяли, как сон, едва я оказалась в его объятиях. Забыв обо всяком стыде, я распахнула куртку у него на груди и принялась гладить его крепкие плечи и грудь, восхищаясь его силой.

Тень растянулся на земле, улыбаясь от удовольствия. А я расхохоталась, едва заметила неопровержимое доказательство вспыхнувшего в нем желания. Он потянулся ко мне, но я отпрянула и побежала прочь. Я бежала от него, предвкушая свою радость, когда он догонит меня и подчинит себе. Но когда я оглянулась, он все так же лежал на траве, только теперь подложив под голову руки. Пришлось мне вернуться и встать рядом.

– Иди ко мне, женщина. У меня кое-что есть для тебя, – ласково проговорил он.

– Нет.

Глаза Тени смеялись.

– Ты начала, так теперь заканчивай.

– Иди ты ко мне.

– Анна.

Лукаво улыбаясь, я принялась раздеваться, и через несколько мгновений стояла перед ним совсем голая. Солнце грело мою кожу, а взгляд Тени обжигал ее. Со стоном он поднялся, обнял меня и опять повалился на землю, увлекая меня за собой.

Мы долго резвились под безоблачным синим небом, а потом соединились в густой высокой траве, как дикие звери. Я отзывалась на любое прикосновение Тени и мурлыкала, как котенок, когда его сильные руки ласкали меня. Не в силах удержаться, я шептала его имя, едва он проник в меня, и забыла обо всем на свете, отдавшись колдовской власти любви.

Прошло много времени, прежде чем мы наскоро поели и свернули лагерь. Пока я занималась костром, Тень вырезал из туши лучшие куски и спрятал их в седельную сумку. Закончив с делами, он легко вскочил на своего коня и протянул мне руку.

Странно себя чувствуешь, когда едешь и едешь, зная, что на расстоянии многих миль нет ни одного человека, кроме тебя и него. Мы были как Адам и Ева в райских кущах и видели только зверей – бизонов и оленей, да один раз чесавшегося о дерево гризли. У нас не было недостатка в воде и мясе, потому что Тень отлично знал все источники на нашем пути и был искусным охотником.

На четвертый день утром я увидела вдалеке нечто, напомнившее мне длинную черную змею. Подъехав поближе, я поняла, что индейское племя перебирается с одного места на другое.

– Тси-тси-тса, – воскликнул Тень и поторопил коня.

Тси-тси-тса. Это означало «те, кто связан с нами родством». Племя дакотов называет Ша-Е-На народ Тени, что значит «люди, говорящие, как мы». Белые переняли у них это название, но упростили произношение.

Индейская деревня в походе – зрелище в высшей степени живописное. Впереди на боевых конях едут воины. Одетые во все самое лучшее, они великолепны, дики, горды и устрашающи. Юные воины снуют туда и сюда вдоль колонны, красуясь перед девушками. Следом ведут коней, нагруженных всяким скарбом от кож для вигвамов до оружия. Дети и женщины идут среди животных, а самые юные и самые старые едут на них. Позади шел табун индейских коней, которых были тысячи. Они поднимали такую пыль и так шумели, время от времени не забывая лягнуть крутившихся под ногами собак, что я никогда ничего подобного в глаза не видела.

Индейцев и коней в таком количестве я видела в первый раз, и мне до конца своих дней не забыть это зрелище. Не требовалось особой проницательности, чтобы понять, эти люди свободны и никогда не смогут быть счастливыми в резервациях. Я узнала отца Тени. Черный Филин ехал первым на великолепном, в яблоках, коне. Красный Ветер фыркнул и прижал уши, когда Тень повел его рядом с конем Черного Филина. В какой-то момент мне даже показалось, что они вот-вот подерутся, однако тихие команды всадников успокоили их.

Черный Филин ласково улыбнулся Тени, и они обменялись рукопожатием. Наскоро переговорив с отцом, Тень направился туда, где шли женщины, и я, оказавшись между Оленихой и Молодым Листком, постаралась не выдать своего неудовольствия оттого, что мне приходится идти, а он удобно едет вместе с другими воинами.

Многому мне надо было еще учиться!

Вечером я узнала, что скво ужинают только после того, как воины заканчивают трапезу, и они должны молчать, если их мужья принимают гостей. Еще я узнала, что женщины обыкновенно готовят гораздо больше еды, чем нужно, и считается оскорблением, если ты отказываешься от предложения разделить с хозяевами обед или ужин.

В ближайшие дни я узнала много полезного. Тень говорил правду. Всю «домашнюю» работу выполняли женщины, а она включала в себя немало. Надо было запасаться сушняком, мыть все, что требует мытья, включая коней, готовить, шить, ухаживать за детьми, чинить шкуры, которыми покрывали вигвамы, носить воду, свежевать дичь и сушить мясо впрок…

Хотя мы с Тенью не были женаты по обычаю шайенов, я тем не менее считалась его женщиной, следовательно, должна была делать то, что делает жена индейца. То есть делать все. Чем занимались воины, пока их женщины гнули спины? Они разъезжали вокруг в своих перьях, курили трубки, ходили в гости друг к другу, играли в разные игры.

Днем небольшая группа, как правило, отделялась от «змеи» и отправлялась на охоту добывать мясо для всего племени. Это было единственной обязанностью воинов, насколько я сумела разобраться в жизни индейцев, и мне было интересно, как относятся жены к их привольной жизни.

На другой день к вечеру у меня ужасно разболелись ноги. Молодой Листок, первая жена Черного Филина, дала мне свои мокасины, в которых идти было несравнимо легче, так что я поклялась никогда больше не надевать туфли. Олениха тоже проявила щедрость. Видя, как мне неудобно в длинной юбке, она подарила мне прелестный наряд из отличной кожи со множеством украшений. Правда, я чувствовала себя в нем полуголой, зато моя походная жизнь стала легче.

В одежде шайенов, с двумя длинными косами за спиной я начинала ощущать себя будто и взаправду родившейся в вигваме.

Что до вигвама, то так как у нас с Тенью ничего не было, мы поселились вместе с его отцом. Черный Филин и его жены относились ко мне с таким уважением и такой добротой, что я вскоре полюбила их. А его жены были очень разными и по возрасту, и по характеру.

Сначала Молодой Листок. Ей было около сорока лет, и она уже начинала полнеть. Но ее очень красило лунообразное живое лицо. Насколько я поняла, она уже долгие годы была женой Черного Филина, и очень удивилась, узнав, что она стала ею всего пять лет назад. За это время она родила ему двух сыновей, но оба умерли, еще не научившись ходить. Даже когда она улыбалась, глаза у нее оставались печальными.

Молодой Листок отличалась спокойным нравом и тихим голосом, но была на редкость умна. Частенько, когда Олениха уже спала и в вигваме все замирало, я слышала, как Черный Филин обсуждал с ней дела племени.

Олениха же была совсем юной, лет шестнадцати-семнадцати, не старше. Слишком юной для мужчины, которому уже под пятьдесят! Она стала женой Черного Филина всего месяц назад и по виду была совершенно довольна своей судьбой, даже несмотря на то, что ей приходилось делить мужа с Молодым Листком, о чем я не могла думать без отвращения. Тем не менее, побыв с шайенами какое-то время, я заметила, что у многих воинов по нескольку жен. У Большого Бобра их было три. А у Лося Мечтателя, этого высохшего старика, целых четыре!

С Оленихой мы были близки по возрасту и быстро подружились. У нее очень часто менялось настроение. То она веселилась до упаду, то вдруг, без всякой видимой причины, начинала сердиться. Я часто замечала, как Черный Филин смотрит на нее в недоумении, не зная, то ли наказать ее, то ли пожалеть. Когда мы с Оленихой сошлись поближе, я спросила ее, неужели ей в самом деле нравится быть второй женой.

– А почему нет? – ответила она вопросом на вопрос. – Черный Филин – храбрый воин и хороший охотник. У нас всегда есть мясо. Да и работы меньше, если нас двое.

Что ж, насчет работы это совсем неплохо, но ведь делить приходится не только работу, но еще и мужа. А вот это уже слишком! Правда, об этом я ей не сказала. В конце концов, нечего совать нос в чужие дела!

Когда я освоилась настолько, что отставила в сторону все прежние предрассудки, я поняла, насколько наличие нескольких жен не только упрощает жизнь, но и решает многие практические проблемы. Женщин в племени было намного больше мужчин, и воин часто женился на старухе или вдове, чтобы дать ей кров и пищу.

Жизнь в одном вигваме почти не оставляла возможности побыть наедине, и меня очень трогало, когда семейство Тени на час или около того покидало вигвам, чтобы мы с Тенью могли побыть одни. Я очень ценила каждое такое мгновение. Мы могли от души нацеловаться под бизоньими шкурами, и вскоре я знала тело своего мужчины не хуже своего собственного. Каким счастьем было лежать в его объятиях и знать, что он любит меня и я люблю его.

Пока мы были в пути, я довольно часто ловила на себе взгляды одной молодой индианки. Она была очень хороша собой. Высокая, стройная, с черными волосами по пояс и сверкающими черными глазами. Как-то я улыбнулась ей, решив, что она хочет подружиться, но она нахмурилась и отвернулась. Удивившись, я спросила о ней Олениху.

– А! Сияющая Звезда! – беззаботно воскликнула Олениха. – Два Летящих Ястреба играл на дудочке возле ее вигвама. Все думали, что он на ней женится, а он вдруг потерял к ней интерес и стал мало времени проводить в деревне.

Я покраснела, встретив понимающий взгляд Оленихи, и, неловко извинившись, отошла к Молодому Листку. Ревность охватила меня, когда я представила, как Тень ухаживает за Сияющей Звездой. Интересно, она приглашала его под красное одеяло? А он ее обнимал?

В полном неведении насчет того, куда мы идем и зачем, я спросила об этом Молодого Листка, и она сказала, что шайены направляются к реке Розовый Бутон, где ждут их союзники сиу во главе с Сидящим Быком и Безумным Конем. Мы прошли многие мили по красивейшим на земле местам, и я начала понимать, почему белые облюбовали их для себя, а индейцы стоят насмерть, не желая их отдавать. Вокруг нас расстилалось без конца и без края море высокой густой травы, колыхавшейся выше наших голов. Кристально чистые реки и водопады окружали девственные леса, в которых было много ягод, но также и много дичи. Непуганые белохвостые олени и антилопы, медведи, волки, зайцы, лисы, койоты, лоси постоянно встречались нам на пути. Я не поверила глазам, когда увидела стадо бизонов, словно ковер, покрывавшее саванну. Тень, правда, с горечью заметил, что по-настоящему большие стада уже не встречаются благодаря стараниям белых людей. Он рассказал мне, будто еще несколько лет назад северное стадо было таким многочисленным, что воину надо было потратить три часа, чтобы объехать его целиком. Мне было трудно ему поверить, однако, судя по выражению его лица, он говорил правду, и я поняла, почему индейцы ненавидят бледнолицых пришельцев.

Во время этого перехода я много узнала о шайенах. Например, я узнала, что дети шайенов с младенчества приучаются не плакать, чтобы, не дай бог, во время нападения врагов не выдать никого своим криком. Но я также узнала, что их никогда не ругают и не наказывают, и свои жизненные уроки они получают самым неприятным образом – на собственном опыте. Мальчиков баловали особенно, и на их детские шалости смотрели с недоумением или вовсе их не замечали.

Когда я сказала об этом Тени, он лишь пожал плечами:

– Жизнь воина коротка. Иногда его убивают в первом же сражении. Мой народ это понимает, и пока мальчики не нарушают наши законы и не обижают старших, им многое позволяется, но только до четырнадцати лет.

С некоторым удивлением я узнала, что первая менструация у девочки из племени шаейнов – это большой праздник. Мать девочки сообщает о событии отцу, а отец извещает все племя, часто даже отдает своего любимого коня, чтобы отпраздновать переход дочери из детства в юность. Во время церемонии девочку моют и всю разрисовывают красной краской. Она должна какое-то время посидеть около очага в своем вигваме, пока сгорают специальные сладкие травы, белый шалфей и иголки кедра, а она в это время очищается в их дыму. Потом ее одевают во все новое и ведут в специальный вигвам, где она живет четыре дня вместе со своей бабушкой, которая обучает ее премудростям взрослой жизни. В дальнейшем женщины тоже проводят каждый раз по четыре дня в одиночестве, и это единственный обычай шайенов, который мне совсем не понравился.

Изумлению моему не было предела, когда я выяснила, что Черный Филин, отец Тени, считавшийся вождем племени, на самом деле не имел никакой реальной власти. Индейцы шли за ним, пока его решения были мудрыми. Если же он выступал за мир, а кто-то за войну, то воинственная часть выбирала себе другого вождя и шла за ним. Если воин хотел украсть у другого племени сколько-то лошадей, то он объявлял о своем намерении и кто хотел мог присоединиться к нему. Если воину по каким-то соображениям не хотелось воевать именно в этот день, он оставался дома и никто не думал о нем ничего худого.

Самое приятное, что я поняла тогда, – это то, что люди, будь они белыми или красными, мужчинами или женщинами, в сущности, все одинаковые. Каждый народ имеет своих добряков, мудрецов, дураков, и шайены не были исключением. Одни индейцы отличались открытым и дружелюбным нравом, другие были скрытными и себе на уме даже в кругу собственной семьи. Одних я полюбила сразу, других не могла полюбить, как ни старалась. Я знала застенчивых индейцев и бахвалов, необыкновенно добрых и отвратительно жадных. Они также не были лишены пороков. Большой Бобер слишком много пил. Зимний Цветок славилась на редкость сварливым нравом. Черное Копье, очень привлекательный с виду воин, так любил полентяйничать, что индейцы частенько называли его Тот, Кто Всегда Лежит.

Еще один, которого звали Три Пони, был игроком. Как-то за один вечер он проиграл все, что имел, включая свой вигвам, Бобровому Хвосту. Когда его жена прослышала об этом, она вышвырнула из вигвама все вещи мужа и его самого тоже и стала орать, что Бобровый Хвост может забирать себе все, но вигвам она не отдаст, потому что он принадлежит ей, а не мужу. На другое утро Три Пони проспался и пришел мириться, но она отказалась принять его обратно. Пользуясь своим правом, она сожгла свой вигвам и ушла жить к сестре.

Детей шайены обожали. Самые маленькие бегали голыми по всей деревне и играли, во что играют все дети на земле. Девочки занимались с куклами, а мальчики возились в земле и рычали, как щенки. На меня с моими длинными рыжими волосами и светлыми глазами они смотрели с крайним любопытством. Иногда они с робкими улыбками подходили ко мне.

Позднее, познакомившись со мной получше, двое или трое обязательно сопровождали меня, куда бы я ни шла, и очень интересовались моими светлыми глазами.

Особенно я привязалась к малышке по имени Утренняя Заря. Она любила слушать мои рассказы о наших с Тенью встречах возле Кроличьего Камня, когда я тоже была маленькой девочкой, и как я рассердилась на него, когда он съел сырое бизонье сердце.

Утренняя Заря считала Тень самым храбрым воином на свете и сообщила мне по секрету, что мечтает стать его второй женой, если я не буду возражать.

Иногда, наблюдая за Утренней Зарей и Тенью, я воображала, что она – наша дочь. В деревне было много детишек, и мне, как никогда, захотелось иметь собственного.

Энергии Утренней Заре было не занимать. Несколько дней она являлась в наш вигвам с первыми лучами солнца, горя желанием помочь мне приготовить завтрак для Тени. Она и вправду помогала мне натянуть обвисшие шкуры, собрать хворост и поискать корешки и ягоды. Мне нравилось, когда она крутилась подле меня, и ее веселый смех скрашивал мне трудный путь. Молодой Листок прозвала ее «маленькой женой», потому что она все дни пропадала у нас, помогая нам по хозяйству.

Довольно внимательно я наблюдала за мальчиками, чтобы лучше понимать Тень. Индейские мальчики брали в руки оружие в самом нежном возрасте. Сначала они стреляли в цель, привязанную к дереву. Потом, взрослея, получали луки побольше и охотились на зайцев и оленей, а еще через некоторое время на бизонов. Только потом они начинали охотиться на врага и играть в смертельные игры.

Стоило индейскому мальчику пораниться или удариться, он ни за что не плакал. И никогда не демонстрировал на людях свое горе, разве лишь за шкурами вигвама среди своих близких. Настоящий воин должен был быть храбрым и неустрашимым. И говорить обо всем он должен был прямо, не хитря и не лукавя. В его обязанности входило снабжать семью мясом, защищать племя от врагов и выказывать уважение к старшим.

Сурово наказывались нечестность, прелюбодеяние, убийство и трусость. Неверной жене отрезали нос, чтобы все видели, какая она.

Мальчики рано познавали, что такое гордость. Они гордились тем, что они индейцы, гордились своей семьей, своей силой, своим физическим превосходством. О мертвых они всегда помнили, но никогда не называли их имена.

Воин уважал право человека быть ни на кого не похожим. Я помню высокого худого шайена по имени Корова. Он не был воином. Одевался и вел себя, как женщина, и Тень говорил, что это его право. Он не презирал Корову, не питал к нему отвращения, разве что жалел.

Белые часто говорили, что индейцы не умеют смеяться и у них нет чувства юмора. Это оказалось вздорной выдумкой. Шайены любили добрую шутку, даже если она метила в них самих. И очень любили всякие истории, бывало, вся деревня собиралась вокруг человека, заводившего рассказ о каком-то интересном событии.

Иногда это был рассказ о великом воине или великой битве, иногда об истории шайенов, иногда о том, как Майиун сотворил Землю. Но о чем бы ни говорили эти люди, они собирали вокруг себя и детей, и взрослых.

Религия индейцев была непосредственно связана с их ежедневной жизнью. Главным богом они считали Того, Кто Наверху. Он сотворил Землю и все, что было на Земле. Индейцы верили, будто во всякой травинке заложена живая душа. Деревья, звери, горы, реки, сама земля – все имели свою жизнь и были его мясо и шкура. Еще индейцы верили, что жизнь сотворена как бы из кругов – Земля, Солнце, Луна, что есть центр Земли и все на свете уравновешено. Поэтому они строили круглые вигвамы и круглые деревни. Некоторые даже считали, что белые строят квадратные дома, потому что им неведомо, где центр Земли. Такой они странный народ! И из-за этого у них все не так, как должно быть. Шайены не пытались изменить мир, а старались жить с ним в гармонии, довольствуясь тем местом, которое им определил Великий Дух. Очень жаль, думала я с горечью, что мой народ не похож на шайенов.

Только в начале мая мы пришли наконец в лагерь сиу на реке Розовый Бутон. Как мне описать его? Он раскинулся на многие мили – вигвамы, табуны лошадей, индейцы всех возрастов и оттенков кожи. Пришли не только шайены. Пришли еще другие племена, которые услышали призыв Сидящего Быка: «Война. Приходите к реке Розовый Бутон». Все пришли.

Шайены поставили свои вигвамы рядом с вигвамами других племен, и вскоре всех воинов охватило волнение. Если белые хотят войны, они ее получат. Везде я видела мужчин с оружием, готовившихся к большой битве. Боевые кони ждали своих всадников рядом с вигвамами. Каких только коней там не было! Правда, я заметила отсутствие белых, но Тень объяснил мне, что они слишком заметны ночью.

В первый раз с тех пор, как я стала жить с шайенами, я почувствовала себя чужой. Тысячи индейцев рядом со мной горели одной мечтой – убить белого, прогнать его с родной земли. Они говорили о победе так, как будто уже победили. Когда я высказала удивление по этому поводу, мне сказали, что во время последнего праздника Пляски Солнца великий шаман Сидящий Бык принес в жертву Вакан Танка сто кусочков своей кожи и в ответ ему было видение сотен американских солдат, замертво падавших с лошадей к его ногам.

В тот же день я лицезрела Сидящего Быка, который известен своему народу как Татанка Йотанка. Мне рассказали, что когда-то его звали Прыгающим Барсуком, но после того как он выказал необыкновенную храбрость во время похода против племени воронов, а было ему тогда всего четырнадцать лет, ему дали имя его отца. Хотя Сидящий Бык уже не был настоящим воином, он был вождем, почитаемым всеми племенами сиу.

У него было обыкновенное индейское лицо: широкое, плоское, с узким разрезом глаз, широким носом и тонкими губами. На меня он не произвел никакого впечатления, пока не начал говорить. Оратор он был на славу.

В тот же день я увидела и Безумного Коня, признанного вождя воинов. Вот это был человек! С тонким лицом, невысокий, стройный, он был прирожденным вождем и, не считая Тени, самым красивым юношей, какого я только видела. В нем было спокойное достоинство, вызывающее уважение окружающих, и его очень высоко ценили все племена на Равнине. Из всех вождей, а их собралось много, включая Галла, который считался третьим в самой главной тройке вождей, его единственного почитали как героя.

Шли дни, и индейцы все прибывали. Казалось, сюда, на берег реки Розовый Бутон, пришли все индейцы Америки от Атлантического до Тихого океана.

В один из этих теплых летних дней ко мне с самым торжественным видом подошел Тень.

– Что-то случилось? – испугалась я.

– Случилось.

– Что? – нетерпеливо спросила я.

Множество догадок одна страшнее другой пронеслись у меня в голове. Нас обнаружили солдаты. Кто-то умер. Тень больше не любит меня…

– Мы с тобой не поженились, Анна, – сказал Тень. – Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Выйдешь ли ты за меня замуж по закону индейцев?

Я с облегчением вздохнула.

– Выйду ли я за тебя замуж? Да, да, да!

Мы поцеловались, и мне показалось, будто двухтонная гора свалилась у меня с плеч. Я все время думала о Тени как о муже с тех самых пор, как он привез меня из дому, и все же мне хотелось какого-нибудь обряда, скрепляющего наш союз. В глубине души я мучилась тем, что мы живем не по закону.

– Я уже говорил с Лосем Мечтателем, – шепнул Тень мне на ухо, щекоча меня своим дыханием. – Он согласен все сделать как надо. Это будет не совсем обычная церемония, потому что мы уже давно живем вместе, тем не менее все будут знать, что ты принадлежишь мне, что ты моя женщина и женщина из моей семьи.

На другой вечер, едва на землю спустились сумерки, Тень и я встали перед Лосем Мечтателем в окружении всех без исключения шайенов. На мне было платье из белой кожи, выделанной так, что она стала мягкой, как бархат. Его подарила мне Олениха. Она сама выходила замуж за Черного Филина в этом платье. С рукавов не меньше чем на фут свисала бахрома, а весь перед был расшит синими бусинками. Молодой Листок не спала всю ночь, зато я надела новые мокасины. Они были такие красивые и так разукрашены, что я ничего подобного не видела в жизни. Волосы свободно падали мне на плечи, и я воткнула в них белую розу.

Тень стоял рядом со мной и был еще красивее, чем когда бы то ни было. На нем тоже была белая кожаная куртка с открытым воротом, белые кожаные штаны с бахромой и белые мокасины. Черные волосы он украсил лишь одним орлиным пером.

Лось Мечтатель поднял правую руку, призывая всех к молчанию.

– Сегодня торжественный день в жизни нашего народа, – сказал он – Один из наших воинов нашел женщину, с которой хочет разделить свою жизнь. Она не нашей крови, но ее сердце открыто для нас. С этого дня она принадлежит нашему племени.

Помедлив, Лось Мечтатель достал нож и, взяв правую руку Тени, сделал небольшой надрез. Потом он проделал то же самое с моей рукой. Мне было так хорошо, что я даже не почувствовала боли.

Соединив наши руки, Лось Мечтатель сказал:

– Теперь их кровь смешалась, и они стали неотделимы друг от друга. Отныне любая боль станет вдвое слабее, а любая радость вдвое сильнее. – Лось Мечтатель отпустил наши руки и улыбнулся нам. – Живите, дети мои, и пусть Великий Дух благословит вас многими сыновьями и дочерями.

Щеки у меня вспыхнули, когда Тень взял меня за руку и повел прочь из толпы. Черный Филин, Молодой Листок и Олениха ночевали в других вигвамах в эту ночь, которую мы с Тенью провели наедине друг с другом.

Я вдруг засмущалась, когда Тень закрыл вход в вигвам, отгородив нас от всего мира.

– Анна…

Его голос был полон любви и страсти, и сердце у меня подпрыгнуло от радости. Замужем. Наконец-то замужем. Я вся дрожала, когда он приблизился ко мне. Он сам аккуратно развязал завязки на моем платье и принялся ласкать мои груди. Его прикосновения жгли меня, и мы поспешили навстречу друг другу. Тень шептал мне на ухо слова любви на обоих языках, и я вся открывалась ему, как никогда раньше.

Прежде я ни разу не ощутила такого блаженства, когда наши тела соединились. Я принадлежала ему, по-настоящему принадлежала ему, а он – мне. Я не думала, что могу любить еще крепче, но простенькая церемония что-то перевернула в моей душе, и моя любовь стала необыкновенной.