Ина Тайдингс рано поняла, что быть богатой наследницей это значит не обращать внимания на бирки с ценами. Она была типичной блондинкой с голубыми глазами, стройной фигурой и круглогодичным загаром. Носила дорогие строгие платья, черепаховый обруч в волосах и ездила на «форде». Практичность странным образом сочеталась в ней с испорченностью, наивность – с деловой хваткой.

– На последнем курсе университета, – рассказывала она Джорджу, – я была помолвлена. – В мягком голосе звучала застарелая боль. – Мой жених Джерри занимался на подготовительных курсах по медицине, но на работу его никуда не брали. Когда пришел очередной отказ, он напился и заявил друзьям, что ему наплевать на это, что он все равно женится, так что будет кому его содержать.

Мне стало это известно, и я вернула ему кольцо. Он просил меня передумать. Я сказала, какие слухи до меня дошли. Сначала он все отрицал, потом говорил, что был пьян и не помнит, что говорил, затем возникла третья версия, что все это было сказано в шутку. В общем, стало ясно: либо он действительно имел в виду то, что сказал, либо он лжец. Так или иначе уважать его я не могла, и решение мое было окончательным. Какое-то время я вообще не встречалась с мужчинами. Мне казалось, что все они только и думают о моих деньгах.

– А я, полагаешь, нет? – откровенно спросил Джордж.

– Не знаю, что тебе нужно, – серьезно ответила Ина, привыкшая доверять своему внутреннему чувству, – но только не мои деньги. В этом я уверена.

Все надо делать вовремя, и в этом смысле у Джорджа с Иной все складывалось наилучшим образом. Ему было тридцать – на четыре года больше, чем ей. Он был готов к тому, чтобы завести семью, а Ина уже начала бояться, что может остаться одна. Для Джорджа Ина была принцессой из сказки, о которой он всегда мечтал. Для Ины Джордж был очаровательным любовником, являвшимся ей в мечтах. На третьем свидании Джордж сделал предложение и получил согласие.

Они расписались чудесным июньским днем 1974 года. После свадебного обеда в летнем доме Тайдингсов на острове Ор, в штате Мэн, молодые отправились в портлендский аэропорт, откуда улетели сначала в Бостон, а затем во Францию. Они провели романтический медовый месяц в виноградниках Шампани. Начало совместной жизни получилось замечательным. По их возвращении в аэропорту имени Джона Кеннеди их встречал Эзра Тайдингс.

– Ну, дети, – торжественно заявил он по пути в город, – у меня для вас сюрприз. – Машина остановилась у подъезда кирпичного дома Тайдингсов на Семьдесят второй улице, между Второй и Третьей авеню. Выходя, Джордж подумал, что здесь их ждет торжественный обед в честь возвращения. Но Эзра повел их в соседний дом.» Остановившись у входа, он протянул Джорджу связку ключей.

– Открывай! – Он кивнул на входную дверь. Джордж удивленно посмотрел на него. – Давай, давай, не стесняйся. Это ваш дом. Вот мой свадебный подарок.

Ошеломленный, Джордж открыл дверь роскошного дома, неожиданно ставшего его домом.

– Ну разве папа не молодец? – сказала Ина, когда все подняли бокалы шампанского за молодых и их жизнь в собственном доме.

– Да, здорово, – Джордж все еще не мог прийти в себя от щедрости Эзры. У Джорджа с Ролли дела только начинали идти на лад, и ему было трудно представить себя в новом качестве владельца недвижимости в Манхэттене. Не слишком ли быстро? Пока Джордж пытался разобраться в своих чувствах, Ина призналась, что это она уговорила отца купить дом.

– Чем больше я думала, тем больше находила, что твое жилище маловато для нас, – по-королевски заявила она, полагая, надо думать, что весь мир существует лишь для того, чтобы ей жилось легко и привольно. – А сюда мы сможем приглашать гостей. У нас ведь будет семья, так к чему же тесниться, когда в этом нет нужды? Узнав, что этот дом продается, я сказала папе. И он был не против покупки.

– Ты что, хочешь сказать, что давно знала об этом доме? – спросил Джордж, подавляя неожиданно вспыхнувшую неприязнь к ней. Как она посмела заниматься этим делом втайне от него. Он-то думал, что у них с Иной все будет, как у матери с отцом, что все важные решения, вроде тех, где жить или сколько детей иметь, они будут принимать вместе. И вот Ина с самого начала ставит его в зависимое положение. Рядом с женой и ее отцом Джордж почувствовал себя третьим лишним.

– Здорово, правда? – спросила Ина, наслаждаясь роскошью дома, задним двориком, где был разбит сад, и уже воображая себя хозяйкой-владелицей своего чудесного поместья.

Джордж кивнул. А что он мог сказать? Что возмущен ее поступком? Что у него такое ощущение, словно его оскорбили? Джорджа воспитывали в старинных семейных традициях, и он все еще был им верен. Он считал обязанностью и привилегией мужа обеспечивать жену. Он хотел, чтобы жена жила в его доме. И в доме, пусть и скромном, но выбранном и оплаченном им самим, он ощущал бы себя мужем куда в большей степени, чем здесь.

Тем не менее, несмотря на эти размышления, ему нравилась перспектива жить в большом шикарном доме. В какой-то степени он все еще оставался мальчишкой-греком из семьи среднего достатка, и внезапная перемена в социальном статусе льстила его воображению. Невольно он вспомнил типов из клуба «Сигма Дельта» – вот когда пришел момент поквитаться по-настоящему. Еще бы! Они ютятся в своих мрачных сельских домах, а он живет в настоящем дворце, да еще в самом престижном районе Нью-Йорка. Как все переменилось!

В отличие от него, Ина не чувствовала никакой раздвоенности. Она просто радовалась от души своему новому дому, а Эзра был в восторге оттого, что ему удалось сделать дочери и зятю такой щедрый свадебный подарок. Джордж чувствовал, что не стоит рассказывать о своих мыслях, иначе наверняка покажешься неблагодарным. Вечером, уже лежа в постели этого шикарного дома, он вдруг почувствовал, что не способен заниматься любовью. Он объяснял свое бессилие усталостью, перевозбуждением, шампанским – словом, чем угодно, только не злостью, которую он испытывал, а выплеснуть наружу не мог.

Следующей ночью повторилась та же история. Джордж был напуган – неужели с ним что-нибудь не в порядке? На рассвете он сообразил, что сомнения его легко разрешить. Он позвонил Робин де Сото, своей бывшей секретарше. Работая вместе, они пару раз переспали. Так, ничего особенного – встретились – разошлись. Робин была милой и ненавязчивой сексапильной девчушкой, которой нужно было только одно от симпатичного шефа – чтобы ее продрали по-настоящему, с песочком. На третью ночь своей семейной жизни в собственном доме Джордж впервые изменил жене.

– Я скоро выхожу замуж, – сказала Робин, когда Джордж позвонил и предложил встретиться. Ей не хотелось отказывать, но лучше сразу внести в отношения полную ясность.

– Если тебя это не волнует, – заметил он, не говоря, что сам недавно женился, – то меня тем более.

Робин и Джордж провели пару часов в мотеле. Для Робин это был приятный эпизод, пряное предсвадебное приключение. Для Джорджа – нечто вроде мести Ине и Эзре за то, что они оскорбили в нем настоящего мужчину. Ночью того же самого дня он любил Ину страстно и ненасытно, как бывало в начале их романа.

– Потрясающе! О таком любовнике можно только мечтать, – сказала она, даже не подозревая, как укрепляет его уверенность в себе.

Он продолжал время от времени изменять Ине, принимая, однако, меры, чтобы она ничего не узнала об этом; свои похождения он прикрывал поцелуями, цветами, всегдашним вниманием и комплиментами. Несомненно, он был самым романтическим мужем на свете, и, к их обоюдному удовольствию, их супружеская жизнь протекала бурно и страстно. Больше у него не было неудач, и Джордж подозревал, что дело тут как раз в его любовницах. Пока есть они, Джордж и для жены останется прекрасным любовником.

– Ты самый сексуальный мужчина в мире, – не уставала повторять Ина.

– Может быть, – улыбаясь, отозвался он. Он очертил овал вокруг ее сосков пальцем, потом языком, вспоминая при этом, как хорош был сегодня с одной симпатичной модельершей. – Просто у меня есть стимул, которого нет у других. Это – ты!

Если бы кто-то захотел посмотреть на их жизнь со стороны, то увидел бы, что она напоминала отлично составленную головоломку. Дом их, который вряд ли можно было назвать типичным любовным гнездышком молодоженов, фотографировали для журнала «Хаус бьюти-фул», а кухню использовали в рекламе дорогого импортного оборудования. Все это весьма способствовало коммерческому успеху фирмы «Курас – Леланд», и Джордж изо всех сил старался освободиться от зависимости своего богатого тестя. Ина помогала ему в этом, она стала хорошей женой и хозяйкой, использующей свои многочисленные таланты во благо финансового процветания мужа. Джордж уже не считал себя неудачником, которого не приняли в клуб «Сигма Дельта». Благодаря собственным способностям и родственным связям он стал вхож в узкий и влиятельный круг архитекторов и проектировщиков. Его совместное с Ролли Леландом дело медленно, но верно расширялось, и постепенно Джордж стал чувствовать себя уверенно в этом мире. Теперь уже никто не сомневался в том, что этому молодому человеку предстоит блестящее будущее, а с рождением сына Роберта он стал тем, кем всегда мечтал стать – настоящим мужчиной.

Эзра Тайдингс был на седьмом небе от радости.

– У него все впереди, – сказал он, придя навестить дочь и внука в родильном доме. – Он может стать архитектором или проектировщиком; может работать в корпорации или в административном отделе, в зависимости от того, к чему проявить склонность.

– Папа, о чем ты? – засмеялась Ина. – Ему ведь всего пять часов от роду.

– Планы строить никогда не бывает слишком рано, – наставительно сказал Эзра. Человек династии, основатель империи, психологический двойник Херба Хартли, Эзра постоянно думал о будущем «ТОБ».

Артемис Курас выразила свою радость куда проще:

– Какой красивый мальчик, – сказала она в восторге от рождения десятого внука. – Такой же, как ты был в младенчестве.

Лучше других благословил Джорджа Ник Курас:

– Мужчина, у которого есть сын, – настоящий мужчина.

Но более всех был потрясен, к собственному изумлению, сам Джордж. Увидев сына, он поднял его на руки.

– В первый раз в жизни я по-настоящему влюблен, – признался он Ролли Леланду, испытывая невыразимую любовь и нежность к этому беззащитному существу. – И это мой родной сын! Подумать только!

Ролли, у которого были дети, коротко кивнул. Ему-то давно было знакомо это чувство.

Джордж был так счастлив, что скоро захотел еще одного ребенка.

– Давай хоть немного подождем, – взмолилась Ина. Она все еще возилась с пеленками, кормлением, врачами. – Мне надо привыкнуть к Бобби. Хочется побыть с ним, чтобы как следует узнать его.

– С двоими будет вдвойне забавнее, – сказал Джордж.

– Ну, пожалуйста, – повторила Ина. – Не торопи меня.

Джордж стал проводить дома почти все свое свободное время. Теперь, когда он был отцом, никому и ничего больше доказывать не приходилось, и он перестал изменять жене. Став отцом, он убедился, что он – настоящий мужчина.

Ина молчала, но болезненно переживала перемены, происшедшие с Джорджем. До рождения Бобби он был нежен, романтичен и страстен, он обволакивал ее любовью, ласками, поцелуями; теперь он был настолько поглощен сыном, что лишь иногда вспоминал, что у него есть жена. Ине трудно было поверить, что потрясающий любовник, за которого она выходила замуж, оказался мужем и отцом. Все, что ему было нужно – это обременить ее новыми детьми. Трудно было признаваться в этом самой себе, но Ина ревновала его к собственному ребенку.

Оказавшись в Денвере, где она провела несколько лет, когда была еще ребенком, – отец ее строил тогда огромные административные здания в этом городе, – Ина встретилась с Алленом Тер Хорстом, своим давним соседом, с которым вместе училась в школе. Отец его держал аптеку, а мать была алкоголичкой. Ину обзывали в школе «богачкой», а Аллен нес свой крест. Сверстники над ним всячески издевались, придумывали оскорбительные прозвища, потешаясь над его оттопыренными ушами, плохими оценками и матерью, которую частенько можно было увидеть посредине улицы в одной нижней рубахе и с бутылкой в руке. Повзрослев, Аллен оставался таким же приземистым, как и раньше; у него были те же светлые сальные волосы и на удивление зеленые глаза. Ина буквально налетела на него в вестибюле гостиницы.

– Аллен Тер Хорст! – воскликнула она. – Сколько же мы не виделись?

Еще в шестом классе Аллен перешел в новую школу – это была попытка избавиться от кошмара, в который превратилась для него жизнь: сплошные двойки и сплошные потасовки из-за издевок над матерью.

Он посмотрел на нее непонимающе:

– Извините, – сказал он, – но, боюсь, тут какое-то недоразумение.

– Я – Ина Тайдингс. Мы вместе учились в школе, – напомнила она. – На меня еще все время кричала мисс Дейл из-за того, что я много болтаю на уроках.

– А, да-да, конечно, – сказал он, и по выражению его глаз Ина поняла, что ему не терпится избавиться от нее. Или, может, от воспоминаний? – Как ты поживаешь? – вежливо спросил он. – И что привело тебя в Денвер?

– Я приехала в гости к своей кузине. Она тоже ходила в нашу школу. Навещаю ее раза два в год. А ты? Что ты здесь делаешь?

– Я здесь живу, – ответил Аллен. – Я брокер, занимаюсь виллами. Это звучит красивее, чем есть на самом деле, – откровенно, как и всегда, признался он.

В течение двух сезонов Аллен играл в бейсбол за «Милуокки», но травма руки прервала его многообещающую спортивную карьеру. Не умеющий делать ничего другого, он продал страховку, вернулся было к занятиям, но вскоре оставил школу, ибо был самым старшим и далеко не самым способным среди учеников. Тогда он продал свои акции, работал некоторое время на одного брокера по продаже недвижимости и, наконец, сам поступил в брокерскую контору, торговавшую акциями предприятий по добыче меди и бокситов, которыми были богаты близлежащие плоскогорья. Работа казалась ему не лучше и не хуже других.

– Могу себе представить, – сказала Ина, – как ты выкликаешь цифры в биржевом зале. Должно быть, у тебя замечательно получается.

– Не замечательно, но и не плохо, – он впервые улыбнулся. Дело в том, что он действительно нашел себя на этой работе. Он зарабатывал неплохие деньги, и самолюбие его тоже было удовлетворено. – Между прочим, если у тебя есть время, может, зайдешь на биржу? Я бы пригласил тебя пообедать, только я ведь и в обеденное время работаю…

Все же он предложил Ине выпить по рюмке, когда биржа закрылась, и рассказал ей, как сложилась его жизнь после школы. Выяснилось, что бывший бейсболист Аллен Тер Хорст был добрым человеком, а непосредственность его, особенно в сравнении с Джорджем, который всегда хотел главенствовать, была прямо-таки трогательной.

– Может, я и не суперзвезда, – говорил он Ине, – но, убедившись, что ни Стэном Музьялем, ни миллионером мне не стать, я примирился с жизнью и перестал мучить себя постоянными сравнениями с другими. Я – классический образец ничтожества, которому удалось-таки добиться успеха в жизни.

– Ты никогда не был ничтожеством, – запротестовала Ина.

– Нет, был, – возразил он с прямотой, на которую, как убедилась Ина, Джордж совершенно не был способен. – Но теперь все переменилось.

От рюмки вина они перешли к совместному ужину, и, ударившись в воспоминания, Ина с удивлением обнаружила, что рассказывает Аллену вещи, о которых никому, даже Джорджу, не рассказывала: как в школе ее мучили сверстники, обзывая «богачкой» и отнимая завтраки – «потому что отец купит тебе еще»; как, узнав о подлости Джерри, она пыталась покончить жизнь самоубийством, приняв большую дозу снотворного.

– Ты, верно, думаешь, что я законченная психопатка, – сказала она, удивляясь самой себе.

– Нет. – У него были мягкие, почти женственные манеры. Он знал, что такое страдание, как большинство людей, но, в отличие от Джорджа, не стеснялся признать это. – Я понимаю. Мне тоже досталось. И я был несчастен.

На следующий вечер они снова встретились, и, к собственному изумлению, Ина после ужина пошла к Аллену домой, и они занялись любовью. Он оказался хорошим любовником, нежным и тонким. Он заставил Ину увидеть ее мужа в новом свете. В отличие от Джорджа, Аллеи в постели ничего не стремился доказать. Он не старался довести ее до изнеможения, чтобы услышать, какой он несравненный любовник. Он просто наслаждался женским телом. Эта ночь стала для Ины откровением.

На следующий день Аллен проводил Ину в аэропорт.

– Я бы на твоем месте все рассказал Джорджу, – сказал он, когда объявили посадку на рейс.

– Зачем это? – удивилась Ина.

– Потому что я намерен жениться на тебе.

На следующей неделе Аллен звонил ей ежедневно, а в пятницу неожиданно объявился в Нью-Йорке. Как ему было известно, Джордж в это время был в Чикаго на открытии нового выставочного зала.

– Я говорю серьезно, – сказал он Ине за ужином. – Я люблю тебя. Я только о тебе и думаю. Я женюсь на тебе и сделаю тебя счастливой.

– Но мы ведь так мало общались.

– Мы проведем вместе выходные. И разве это не здорово? – продолжал он. – Мне нет нужды встречаться с твоими родителями, тебе – с моими. Мы и так все давно знакомы. С шестого класса.

– Но завтра возвращается Джордж…

Выходные оказались сплошным кошмаром. Аллен и Джордж были преувеличенно вежливы друг с другом, а Ина не знала, на что решиться. Она разрывалась между мужем, которого хотела сохранить, и любовником, который ей был нужен.

– Это неудачник, – сказал Джордж, когда они остались одни. – И зачем он тебе только понадобился?

– Джордж, прошу тебя.

– Ах, оставь, пожалуйста. Взгляни на него. Это же ничтожество. Он сам не знает, что делает и что ему надо. А ко всему прочему, он, скорее всего, педик, – Джордж без всяких на то причин обвинил Аллена в том, чего тайно боялся в себе.

– Ничего подобного! – сердито встала на его защиту Ина.

– А тебе-то откуда знать? – спросил Джордж, – Ты что, спала с ним?

Вопрос прозвучал непроизвольно; ответ Джордж прочитал в глазах Ины.

– Не может быть, – сказал Джордж, сознавая себя предателем, которого в свою очередь предали, неверным мужем, которому наставили рога. – Не может быть!

– Может, – сказала Ина. – Я ухожу к нему.

– А как же Бобби?

– Бобби уходит со мной.

– Никогда! – простонал Джордж, но Ина не обратила ни малейшего внимания на его слова.

Через неделю Джорджу позвонила жена Ролли.

– Беда, – сказала она, и голос ее звучал словно из-под земли. – Ролли умер.

Так в течение недели Джордж Курас, проделавший путь из квартирки на верхнем этаже греческого ресторана в полумиллионный особняк в Манхэттене, ставший главой процветающей фирмы, женившийся на женщине, которой можно было гордиться, имеющий сына, в котором души не чаял, – потерял все.