Глава XI
Джейд была совершенно уверена, что у нее был мальчик. Сама не зная почему, она назвала его Хербом. Все говорили, что она поступила правильно.
– Растить детей без мужа – тяжелое дело, – уверяла ее мать. – Не знаю, как это другим удается. Не знаю, как мне это удалось. Хорошо, что тебе не выпадет эта доля.
– Ты избежала капкана, – утешала ее Хейди. – Тебе только двадцать семь. Ты еще молода. У тебя еще полно всяких возможностей. И ты свободна.
А Барри, добившись своего, вел себя так, будто ничего не случилось. Он гениально умел перешагивать через прошлое – словно его никогда и не было.
Херб Хартли считал, что Джейд просто уехала отдохнуть. Так ему сказали, и это была наполовину правда: Джейд ездила домой навестить родных.
– Ну как, хорошо провела время? – загудел он. – Выглядишь превосходно. Щеки – как розы.
– Я похудела на десять фунтов, – тихо сказала Джейд. – «Розы» – это просто румяна.
– На мой вкус ты все равно выглядишь, как конфетка!
Джейд недоверчиво посмотрела на него. Барри обладал уникальной способностью игнорировать реальность и гнать неприятные ощущения. Теперь понятно, от кого он этому научился. Херб видел и слышал только то, что хотел видеть и слышать.
– Только когда ты уехала, я понял, что ты значишь для нашей компании, – сказал он, открывая верхний ящик стола и вытаскивал обыкновенный конверт. – Несколько лет назад я составил завещание, по которому после моей смерти все отходит тебе и Барри. Ты для меня как дочка, и я считаю, какую-то часть наследства можно передать прямо сейчас. Ты это заслужила.
Джейд посмотрела на свекра и открыла конверт. Внутри оказался сертификат на тысячу акций компании «Хартли», выписанный на ее имя.
– Спасибо, – Джейд была явно растрогана этим неожиданным подарком. Она вспомнила о нерожденном ребенке, и слезы невольно выступили у нее на глазах. Что акции? – жалкое и ненужное утешение. Но она знала, как бережлив был Херб во всем, что касалось капиталов Хартли. Этим поступком Херб давал ей понять, что признает за ней право называться одной из Хартли. А в его представлении это был величайший комплимент. Она изобразила улыбку и заставила себя еще раз повторить слова благодарности.
– Никаких спасибо! – оборвал он ее. К сантиментам Херб не привык. – Ты заслужила это. И я хочу, чтобы они у тебя были. И Барри тоже хочет. Таким образом, – широко улыбнулся он, явно наслаждаясь собственным чувством юмора, – ты можешь, если захочешь, конечно, послать нас к чертовой матери.
Джейд слабо улыбнулась, поцеловала свекра в щеку и положила конверт в сумку. Вернувшись домой, она засунула его на дно шкатулки с драгоценностями.
Хотя Барри вел себя так, будто ничего не произошло, а Херб, судя по всему, считал, что сделал ее счастливой своим подарком, Джейд становилось все хуже. Она то и дело плакала и впадала в прострацию. Все твердили, что она поступила правильно, но сама Джейд в это не верила. Она чувствовала себя опустошенной и одинокой и знала, что утраченного не вернешь. Это была одна из тех ошибок, которые не поправишь. И теперь, когда было уже слишком поздно, она все больше и больше сожалела о своем поступке.
В глазах Барри все выглядело совершенно иначе.
– Вот видишь? Стоило ли так переживать? – Теперь, когда она сделала то, о чем он просил, Барри был с ней еще нежнее и ласковее. – Ты поступила правильно. Пройдет неделя-другая, и все забудется. Кто знает? Может, когда-нибудь мы решим завести ребенка.
Она ничего не ответила, но сказанное запомнила. Что касается ребенка, то врач в Оборне сказал, что от сношений с мужем надо воздерживаться как минимум шесть недель, а о беременности можно думать лишь через шесть месяцев. Джейд следовала советам врача, но поправлялась после аборта медленно и трудно. После операции прошло уже два месяца, а у нее все еще шла кровь.
Поначалу доктор Надриес, постоянно наблюдавший ее в Форт Уэйне, реагировал на это спокойно.
– По-разному бывает, – небрежно заметил он, отмахиваясь от ее волнений и звонком вызывая следующую пациентку. – Так что ни о чем не беспокойтесь, но помните: никакого секса в течение трех недель после того, как прекратится кровотечение.
Но прошел еще месяц, а кровь все не останавливалась.
– У вас внутри еще не все зажило. Вы были на четвертом месяце, а это критический срок. Немного терпения, и все пройдет. – Доктор Надриес был явно недоволен Джейд, словно она сама была виновата в том, что никак не может поправиться и нарочно упрямится, лишь бы причинить ему неприятности.
Тем не менее он объяснил ей, что кровотечение вызвало легкую анемию, отчего она и чувствует себя слабой. Он порекомендовал ей пить железо и есть побольше мяса и шпината. Ни то, ни другое, ни третье не произвело желаемого эффекта, и Барри начал терять терпение.
– Ты моя жена, – напомнил он ей незадолго до Нового года. Он любил ее и хотел спать с ней. Его раздражало то, что она так похудела и словно утратила жизненные силы. Его страстность, которая еще недавно так льстила ей, теперь казалась чистым эгоизмом. – Ты моя жена. И я хочу тебя. Сколько это может продолжаться?
– Не знаю, – слабо откликнулась Джейд. Она снова записалась на прием к доктору Надриесу. Она чувствовала, что-то с ней происходит неладное, и решила выяснить, наконец, что именно.
– Джейд, ты плохо выглядишь. Тонкая, как тростинка, и белая, как бумага, – сказал ей как-то Херб, когда они обедали в кафетерии для служащих. Даже он, наконец, заметил. Все утро Джейд провела у доктора Надриеса и сейчас чувствовала себя несчастной, потерянной, опустошенной. Словом, отвратительно себя чувствовала. Куда она ни кидала взгляд, повсюду были женщины с детьми. Начальная школа, мимо которой она каждый день проходила по пути на работу, смех и выкрики детей, доносившиеся оттуда, были для нее постоянной болью и вечным укором. Она оказалась права. С нею и в самом деле было неладно. И сегодня утром доктор Надриес сказал ей об этом.
– Тебе надо поправиться, – говорил Херб, привычно воображая себя доктором и давая непрошеные советы. – Нарастить немного мясца на кости. Не удивительно, что у тебя не может быть детей.
Джейд с ужасом посмотрела на него.
– Не может быть детей? Кто это сказал? – ошеломленно спросила Джейд. – Кто это вам сказал?
– Барри, – ответил Херб, вступая, сам того не ведая, в опасную зону. Он с аппетитом поглощал яблочный пирог.
– Барри? Барри сказал, что у меня не может быть детей? – Голос Джейд поднялся до крика. Люди оборачивались, но ей было на это наплевать. – Когда?
– Несколько лет назад, – рассеянно ответил Херб, подкладывая к себе в тарелку сбитые сливки. – Поэтому я и изменил свое завещание.
Джейд пристально посмотрела на него.
– Барри сказал вам, зачем я ездила домой?
– Разумеется, – Херб отправил в рот очередную порцию. – Повидаться с матерью.
– А он сказал вам, что я сделала аборт? – От пряного запаха яблочного пирога ее тошнило. Едва сдерживая приступ дурноты, она вскочила и почти закричала:
– Да, сделала аборт, потому что он хотел этого. Сказал? Сказал, что я убила нашего ребенка? Вашего внука, Херб! А сказал он вам, что я назвала малыша Хербом? В вашу честь!
Растерянность сменилась у Херба выражением ужаса. Он взглянул на Джейд, побелел как полотно и затрясся, словно с ним случился апоплексический удар. Кусок пирога, насаженный на вилку, выпал из его рук. Белый крем растекся по голубому костюму Херба, а вилка упала назад в тарелку с таким стуком, будто выстрелили из ружья. Но крик Херба был громче.
Не дожидаясь, пока он придет в себя, Джейд швырнула салфетку и принялась оглядываться по сторонам в поисках Барри. В кафетерии его не было. В кабинете тоже. Она накинула пальто, села в машину и поехала на фабрику, где Барри часто бывал по делам. Но сегодня его там не видели. Она заглянула в несколько ресторанов, куда он, случалось, заходил, и в конце концов отправилась домой. Его машина была в гараже. А на подъездной дорожке стояла желтая «хонда», которую Джейд никогда прежде не видела. Джейд воспользовалась черным входом и через прачечную прошла на кухню.
Там сидела незнакомая девица и лениво пила кофе. Она была невысокого роста, коренастая. На голое тело был накинут желтый шелковый халат Джейд. Девушка подняла глаза на Джейд, остановившуюся на пороге.
– Вы, наверное, жена, – сказала она с приветливой улыбкой, словно это была милая болтовня за кофейным столиком. – А Барри пошел пообедать. Он будет с минуты на минуту.
Джейд посмотрела на девушку, на банку с кофе, на чашку, на халат и на дубовый стул, на котором устроилась гостья. Ее кофе, ее чашка, ее халат, ее стул, который она купила на сельском аукционе, а потом сама обстругала и покрасила. Она почувствовала, как гнев душит ее. Теперь она поняла переживания матери, но, хотя все это было ужасно, эта боль не могла сравниться с болью утраты ребенка.
– Вон отсюда! – Джейд выхватила у нее из рук чашку. – Снимай мой халат и убирайся!
Она схватила девицу за локоть и грубо потащила се в спальню. Часть одежды была брошена на обитый тканью стул, а другая половина валялась на полу. Постель – постель, которую она делила с Барри, – была смята, а в комнате был разлит густой запах секса.
– Я не хотела приходить сюда, – лепетала девица, подбирая свои вещи и одеваясь. Застегивать блузку она сочла излишним, точно так же, как и завязывать шнурки на туфлях. – Говорила же я Барри, что можно пойти ко мне. Но он сказал, что все будет в порядке.
– Черта с два в порядке! – Джейд швырнула девице свитер и принялась подталкивать ее к входной двери. Открыв ее, она буквально вышвырнула девицу наружу.
– Вон! – закричала она, дрожа от ярости. – Вон отсюда!
– Право, мне не хотелось вас огорчать. Я хочу сказать, что мне нравятся женщины. Я феминистка, – сказала девица, путаясь в шнурках и едва не падая. Я подписываюсь на «Мисс…». – Тут Джейд с грохотом захлопнула дверь.
Джейд вымыла кофейную чашку, затем сорвала с постели простыни и застелила новые, а измятые швырнула в корзину для грязного белья. Туда же последовал и желтый ночной халат. Несколько раз ей приходилось останавливаться из-за охватывающей ее слабости. Когда появился Барри с бумажной сумкой из «Макдоналдса» в руках, она, завернувшись в красное с белыми полосами стеганое одеяло, которое когда-то так любила, сидела на кровати, вся дрожа. От запаха гамбургеров ее затошнило, и она едва проглотила комок, подступивший к горлу.
– Почему ты дома? – побледнев, спросил Барри, не глядя ей в глаза.
– Это я тебя хотела спросить, – спокойно откликнулась Джейд, сжимая одеяло, хранившее тяжелый запах чужого тела.
– Наверное, ты застала здесь Дебби, – осторожно сказал Барри, судорожно сглотнув.
– Да, Барри, я познакомилась с твоей приятельницей, – сказала Джейд, подчеркнуто хладнокровным тоном. Она чувствовала на теле приятную тяжесть одеяла, согревавшего и придававшего силы.
– Это не приятельница, – сказал он, наконец-то взглянув на жену и тут же стыдливо отводя глаза.
– Тогда кто же?
– Так. Никто. – Голос Барри звучал виновато и жалко. – Ерунда это все. Просто секс. Я прямо с ума схожу без секса.
– Это не ерунда! – уже яростно заговорила Джейд. – И она не «никто». Она женщина. И на этой женщине был мой халат. Эта женщина сидела у меня на кухне и пила мой кофе из моего кофейника. Эта женщина трахалась с моим мужем в моей постели!
– Джейд, – неуверенно произнес Барри, наклоняясь к ней. В глазах его стояли слезы.
– Ты заставил меня избавиться от нашего ребенка, а теперь говоришь, что не можешь без секса?! – Джейд вся дрожала – то ли от гнева, то ли от лихорадки. Лицо ее раскраснелось, на лбу выступил пот. – А ему ты сказал, что у меня не может быть детей? Да как же ты посмел!
– Тогда я думал, что это правда, – виновато сказал Барри. – Ведь ты так долго не могла забеременеть.
– А что там с завещанием, он сказал мне, что изменил его?
– Когда ты была в первый раз беременна, отец составил завещание, по которому все оставалось бы нашим детям, – заговорил Барри, присаживаясь на край постели. – Он хотел, чтобы семья владела компанией на протяжении жизни хотя бы двух поколений. Несколько лет назад он спросил, почему у нас нет детей, и я сказал, что их и не будет. Тогда он снова переделал завещание, и теперь все останется нам с тобой.
– А если бы ребенок родился, он, стало быть, вернулся бы к прежнему варианту? – Джейд постепенно начала понимать, в чем суть дела.
– Джейд, но ведь так мы получим все! – Голос Барри окреп. – Акции, которые он передал тебе, это просто первый взнос. Мы будем богатыми, Джейд!
Она судорожно вздохнула. Все наконец прояснилось. Теперь стало понятно, почему Барри мирится с таким отношением отца. И почему он хотел, чтобы она сделала аборт.
– Так, выходит, все дело в деньгах? – спросила Джейд. Ее все еще подташнивало от запаха гамбургеров. К горлу снова подступила дурнота, во рту появился неприятный привкус.
– Нет. Я же говорил тебе. Я не хочу тебя ни с кем делить.
– Так почему же ты не рассказал мне о завещании? – Джейд едва сдерживалась от возмущения. Барри то и дело повторял, как любит ее, но даже словом не обмолвился о вещах, которые были для него настолько важны, что ради них он заставил ее избавиться от ребенка.
Барри молчал. Он не знал, что ответить.
– Барри, я больше не могу так жить. – Гнев неожиданно улетучился. Барри прав, приятельница не в счет. Семья – вот что главное. Чтобы спасти ее, она пошла даже на убийство собственного ребенка. И она не собиралась так просто сдаваться. В свое время Барри предложил ей выбор; теперь ее черед. Она твердо знала, что им не сохранить семью, если она по-прежнему будет чувствовать себя как в клетке и если будет видеть, что Барри хочет одного – как бы поскорее умер отец.
– Либо мы уезжаем отсюда и начинаем жить самостоятельно, либо я ухожу, – без вызова сказала она. – Надо выбирать, Барри. Либо я, либо «Хартли».
Она ждала ответа, а он молча глядел в пустоту. Неужели он может еще сомневаться? И это после всех его заверений в любви, после всех слов о том, как она ему нужна. Она ждала, что вот сейчас он скажет – о чем тут думать, конечно, ты. И они уедут, оставив позади и Херба, и «Хартли».
Молчание затягивалось, а он все еще не произнес ни слова. Он даже не повернулся в ее сторону, по-прежнему глядя в пустоту. И Джейд сама произнесла неуслышанный ответ.
– «Хартли»? – тихо спросила она. Он кивнул.
Джейд коротко взглянула на него и поняла, что победили деньги. Дурнота, подступившая к горлу, заставила ее побежать в ванную, где ее рвало до тех пор, пока она не обессилела.
Барри стоял в дверях ванны, желал прикоснуться к ней, помочь, утешить, но боялся, что его оттолкнут.
Побледневшая, дрожащая, Джейд прополоскала рот и вернулась в спальню. С верхней полки шкафа она взяла чемодан и принялась кидать в него вещи. Барри молча наблюдал, не зная, что сказать и что сделать.
– Может быть, все-таки поговорим? – спросил он, наконец, нежно беря ее за руку. У Джейд было ощущение, что впервые за годы их супружества в его прикосновении она не чувствовала ничего сексуального.
– Мы уже и так много говорили. Я давно твердила тебе – давай уедем. Я хотела, чтобы у нас была своя жизнь, настоящая семья. – Она отвела его руки. В глазах у Джейд стояли слезы, губы дрожали, но она не плакала. – Но ты ничего не хотел слушать.
– Теперь все будет иначе, – сказанного Барри не отрицал. – Я буду другим.
– Сомневаюсь. Деньги слишком много значат для тебя, – сказала она, засовывая шкатулку с драгоценностями в чемодан и защелкивая крышку. Джейд прошла на кухню, Барри последовал за ней. Она вытащила из розетки девятидюймовый черно-белый портативный телевизор, выигранный три года назад в лотерею, обмотала шнур вокруг ручки и взялась за нее.
– И куда же ты сейчас? – Сказано это было так, словно речь шла о том, что приготовить на обед. Теперь Барри вел себя с подчеркнутым хладнокровием, так, будто ничего особенного не происходило.
– В мотель, – сказала она наугад, ибо вообще-то не думала, куда идти. Джейд знала только одно – надо уходить.
– Денег тебе хватит?
– Да, – неожиданно она ощутила прилив нежности. Они были женаты почти восемь лет. Когда-то она его любила. И когда-то, давным-давно, он, казалось ей, заслуживал любви. – Спасибо, что спросил.
Выходя из дома, который она в этот момент ощутила своим в последний раз, Джейд обернулась:
– Барри?
– Да?
– Ты был прав.
– В чем? – не понял он.
– Я действительно не могу больше иметь детей. Это сказал мне доктор Надриес сегодня утром. Из-за аборта. Мне нельзя было его делать. Внутри у меня что-то нарушилось.
– Джейд, но я же не знал… – Теперь он готов был расплакаться. Ведь он на самом деле любил ее. Она составляла счастье его жизни. Барри потянулся к ней, но глаза у нее были затуманены слезами, и она даже не заметила этого движения. Джейд повернулась и пошла, теперь уже не оборачиваясь. Все позади, подумала она.
Но это было не так. Лимит предательства еще не был исчерпан.
Эдвин Холл, седовласый полный мужчина, был весьма деловит. Контора его располагалась напротив здания суда. Была она под стать хозяину – стандартная, выкрашенная в бежевый цвет. Он счастливо жил со своей женой уже тридцать два года. То есть в том смысле счастливо, что у него было три любовницы, но после того, как жена пригрозила уйти от него, он бросил всех троих. Эдвин Холл считал, что развод не к лицу адвокату по бракоразводным делам.
– Я собираюсь разводиться, – объявила Джейд и рассказала историю своего замужества, не забыв упомянуть об аборте и измене мужа.
– Денежные интересы тут замешаны? – Эдвин Холл сразу же перевел разговор на деловую основу. Со стороны чувств все разводы были одинаковы, и за тридцать лет практики Эдвину Холлу наскучили все эти рассказы. В таких делах различались только суммы денег и объемы собственности. В этом-то и заключался интерес тех дел, которые ему приходилось вести.
– Нет, – ответила Джейд. – У мужа есть дом. Я на него не претендую.
– Как насчет денег? Срочные счета? Страховка? Вклады?
– Нет, – об акциях Джейд и не вспомнила. Они принадлежали ей, она их заработала. На сертификате стояло ее имя. Все, что ей было нужно – развод и свобода. А все эти денежные дела даже не приходили ей в голову. Она так и сказала: – Все, что мне нужно – свобода.
– А как ваш муж относится к этому?
– Он не будет возражать.
– Итак, вы хотите развода, муж возражать не будет и споров вокруг денег не будет, – подытожил адвокат и слегка пожал плечами. – Тогда больших проблем возникнуть не должно. – Эдвин Холл облегченно вздохнул. Тягаться с семьей Хартли ему вовсе не хотелось. Это была богатая и влиятельная семья, и Эдвин Холл, как и любой другой житель Форт Уэйна, не хотел наживать себе неприятностей.
Барри сделал попытку примирения. Он попросил Джейд зайти к нему на работу.
– Послушай, это же женитьба, а не просто случайная связь, которую можно в любой момент оборвать, – в голосе его одновременно звучали и грусть, и напыщенность, и нежность. Внезапно он поднялся и подошел к дивану, где сидела Джейд. Она обратила внимание, как сильно он хромает. В последнее время она так привыкла к этому, что уже перестала обращать внимание. – Мы ведь муж и жена и должны оставаться мужем и женой.
– У тебя был выбор. Ты выбрал «Хартли».
– Но у нас в семье никогда еще не было разводов. Никогда, – сказал Барри, с ужасом думая, как отнесется ко всей этой истории отец, что он скажет. Но главное – отец любит Джейд, она нужна ему. – Отец просто убьет меня.
– Ничего, он ведь выжил, когда я сказала, что лишила его внука, – это были жестокие слова. Скажи Барри как-нибудь иначе, вспомни он про нее, про них обоих, она бы могла еще что-то изменить. Но он думал только об отце.
– Ты сказала ему? – спросил Барри, бледнея. – Ты ему сказала?
– Не волнуйся, – Джейд поняла, что его беспокоит. – Он не изменит завещания. Компания будет твоей. И в конце концов, Барри; ведь это благодаря тебе ее некому больше оставить.
– Они требуют вернуть акции, – заявил Эдвин Холл неделю спустя. Под «ними» он имел в виду семейство Хартли.
– Они мои, – твердо заявила Джейд. – Я их заработала. Херб сам это сказал.
Эдвин Холл пожал плечами:
– Таково условие вашего мужа.
– Я не прошу у него ни копейки, – возмутилась Джейд, хотя денег у нее не было. В то самое утро, как она оставила его, он закрыл их общий счет, где лежали и ее сбережения за все годы совместной жизни. – И алименты мне не нужны. И дом не нужен. Ничего. Но что мое, то мое. Это я заработала. К тому же, – добавила Джейд, – в первые два года, как мы поженились, мы жили на мои деньги. Так что хоть что-то мне причитается.
– Я поговорю с ними, – пообещал Эдвин Холл. Три дня спустя они снова встретились в его кабинете.
Сквозь стекла пробивалось солнце, и при свете его волосы адвоката казались совсем серебристыми.
– Они даже слышать не хотят, чтобы оставить акции вам. Это вообще не предмет переговоров. Их позиция состоит в том, что «Хартли» это семейная компания, а после развода вы перестаете быть членом семьи.
– Я не верну акции. Это моя собственность. – Джейд не собиралась отказываться от того, что принадлежало ей по праву, и была готова сражаться с семейством Хартли. После того как они с Барри расстались, свекор ни разу ей даже не позвонил. Молчала и Дорис Хартли, а ведь они говорили, что Джейд им, как родная дочь, которую они всегда хотели иметь. – Они сами дали мне эти акции. Они мои. Так им и скажите.
Прошла еще неделя. И хотя жила она очень скромно, на счету у нее оставалось только сто пятьдесят долларов. За это время Барри звонил ей дважды – один раз просил вернуться, другой – хотел узнать, сколько платить приходящей домработнице.
…Эдвин Холл раскрыл папку и стал перелистывать какие-то ксерокопии.
– Вы делали аборт, когда были замужем? – спросил он, поднимая на нее глаза.
– Да, ведь я же говорила вам. – Джейд почувствовала ноющую боль внизу живота. – Откуда у вас эти документы? – спросила она, узнав по виду карточку, которую с ее слов заполняла Кэтрин Хэролд.
– Их дал мне ваш свекор. Если вы не вернете акции, дело может обернуться для вас очень скверно. Насколько я понимаю, аборт – ваша идея.
– Это была идея Барри! – взорвалась Джейд.
– Барри этого не подтверждает. Он сказал отцу, что это вы хотели сделать аборт, и Херб верит ему.
Джейд больше не была посредине. С горечью она поняла, что Барри с отцом объединились – против нее. Она и ее замужняя жизнь стали жертвами слабости и жадности Барри. То, на что она рассчитывала, то, что должно было поддерживать ее всю жизнь – семья, оказалось ненадежным, как мыльный пузырь. Эдвин Холл придвинул к ней бумаги и ткнул пальцем куда-то вниз.
– Вот, здесь ваша подпись, – отрицать этого она не могла.
– Но это была идея Барри, – повторила Джейд. – Это он настаивал на аборте.
– А доказать это вы можете? Есть у вас какое-нибудь письменное свидетельство?
– Письменное? – горько переспросила она и, посмотрев на адвоката, подумала, что он, скорее всего, верит Хербу и Барри. – Ну, разумеется, есть. Я заставила Барри подписать признание. Разве не все жены так делают?
Она вспомнила обитый кожей стол, бородатого доктора, режущий звук респиратора. Боль от утраты ребенка пробудила другие воспоминания. Она подумала о Барри, который хотел «убить» отца на корте, вспомнила о своей первой квартирке, о тараканах, блошином рынке, эскизах, которые ей удавалось продать, стосорокадолларовую зарплату в «Савенне».
– Когда мы поженились, я зарабатывала шесть тысяч долларов в год, – сказала Джейд. – И когда Барри писал диссертацию, мы жили на мои деньги. Полагаю, что мне причитается, по меньшей мере, двенадцать тысяч.
– Только через суд, – сказал Эдвин Холл. – А это будет вам дорого стоить.
– А точнее? – Хотела бы Джейд знать, на чьей стороне был сам Эдвин.
– Мой аванс составит полторы тысячи.
Джейд посмотрела на него и залилась слезами. У нее не было больше сил бороться.
Немного погодя, успокоившись, она позвонила Эдвину Холлу и сказала, что оставит акции у него в кабинете сегодня же днем. Ей нужна была только свобода. На следующий день, после восьми лет замужества, она уехала из Форт Уэйна. Все ее имущество состояло из одежды и черно-белого телевизора, который она выиграла в лотерею.
На пути в Нью-Йорк у Джейд пошла кровь. Когда самолет приземлился, она уже истекала кровью. Прямо с аэровокзала Джейд доставили в ближайшую больницу, где она и провела первую ночь по возвращении в Нью-Йорк.
Через месяц на деньги, полученные за первую оформительскую работу, она пошла к частному гинекологу, которого порекомендовала ей одна из ее временных соседок-стюардесс. Он подтвердил диагноз доктора Надриеса.
– У вас внутри – сплошная рана. Не знаю, что тому виною – выкидыш или аборт, – но детей вы больше иметь не сможете.
– Никогда? – спросила она, сдерживая слезы.
– Подумайте-ка лучше о карьере, – сказал он. – По нынешним временам – это как раз женское дело.
