Кэрлис надеялась на перемены к лучшему. Она повторяла себе, что все пройдет. Что люди, которые говорят о самоубийстве, никогда не совершают его. Что все угрозы Кирка – от водки и виски. Что все эти разговоры – яблоко от яблони недалеко падает – старые бабьи сказки. Что нервный срыв Скотта к Кирку никакого отношения не имеет. Что каждая семья должна пройти через свое испытание и потом она становится только прочнее. Если бы только покончить дело с этим процессом. Если бы только Кирк снова начал работать. Если бы только все вернулось на круги своя.

Кэрлис понимала теперь, что успех в жизни на самом деле отличается от тех воздушных замков, которые она строила, когда сражалась с начальниками вроде Боба Райана и приятелями вроде Уинна Розье. Успех предполагает совершенно иные проблемы и сложности – и возможности тоже иные. Кирк уже готовился совершить вынужденную посадку, как вынырнул Лэнсинг Кунз и вновь сыграл решающую роль в жизни Кэрлис.

– «Самоуч»! – объявил Лэнсинг. Это было весной 1981 года. Он говорил доверительно, словно делился тайной сотворения мира. – Запомните это название.

– А почему, собственно? – спросила Кэрлис. В памяти у нее мелькнул человек, сказавший «Пластик!» в фильме «Выпускник» с участием Дастина Хоффмана. – Что такого особенного в «Самоучителе»?

– А то, что он сделан так доступно, что любой дурак поймет, – сказал Лэнсинг, почти ложась на стол. – Серьезно, Кэрлис, уж вы-то могли бы понять, что к чему.

– Спасибо, Лэнсинг.

Он объяснил ей, что человек по имени Мэрион Крамер, учитель английского в Чарлстоне, перевел на простейший язык инструкции, которыми снабжают при продаже компьютеров.

– Теперь всем детям покупают компьютеры, но понять инструкции к ним совершенно невозможно. Мэрион прошелся по ним, сделал в школе фотокопии и раздал ребятам. Раздал! – Случилось это почти год назад, а Лэнсинг все не мог успокоиться при одной мысли о том, что раздают то, что можно продать.

– Я поставил ему принтер, и он начал продавать буклеты по пять зеленых, через отдел рекламы в газете. Это было в прошлом году. А теперь дело так разрослось, что он не может с ним справиться, – сказал Лэнсинг, и лоб его пересекли три глубокие горизонтальные морщины. Как известно, это был знак напряженной умственной работы. – Прежде всего ему нужны деньги. Далее – профессиональный менеджер. Речь идет о двухстах пятидесяти тысячах долларов. Дело за вами, Кэрлис. Такое выпадает раз в жизни.

– Лэнсинг, если это такое потрясающе выгодное дело, почему вы сами не дадите Мэриону Крамеру денег? – спросила Кэрлис. – В конце концов, что такое для вас двести пятьдесят тысяч – мелочь.

– В этом вы, разумеется, правы, – сказал Лэнсинг, покачиваясь с носков на пятки в своих туфлях на резиновой подошве, – он любил похвастать своим богатством. – Но разве же я могу позволить себе это? Книги, статьи, лекционные поездки, телевидение – да у меня просто нет времени заниматься чем-то еще.

– «Самоучитель»? – переспросила Кэрлис, вынимая записную книжку.

– «Самоуч». Это я придумал название. Мэрион терпеть его не может. Он говорит, что это безграмотно. А я ему – подумай о рынке. Мы сильно повздорили, но, конечно, я победил. Ведь я был прав.

– «Самоуч», – повторила Кэрлис и исправила запись. Конечно, Лэнсинг всегда говорит одно и то же: раз в жизни, такие предложения не повторяются и так далее, – но на этот раз что-то ее задело. Мысль о «Самоуче» не давала ей покоя целый день, и ночью, часа в два, она вдруг резко выпрямилась в кровати.

– Кирк? – окликнула она негромко.

– Да, – ответил он, с трудом просыпаясь.

– Ты спишь? – Она потянулась и слегка потрепала его по щеке.

– Уже нет.

– Может, это и безумная идея, – начала она, соображая, откуда же взять четверть миллиона. Ведь даже если продать все ее акции, надо доставать еще двести тысяч. – Мне рассказали об одной компании, для которой настали трудные времена. Мне кажется, для тебя это отличная возможность. Единственная разница между «Самоучием» и теми компаниями, которыми ты раньше занимался, заключается в том, что проблема в данном случае – не упадок, а процветание. А значит, это не имеет никакого отношения к договору с «Суперрайтом».

В то время как Юдит Розен продолжала переговоры с юристами «Суперрайта», Кирк отправился в Чарлстон потолковать с Мэрионом Крамером. Он быстро пришел с ним к согласию, – единственное, чего Мэрион хотел, так это как можно быстрее вернуться к преподаванию. А Юдит тем временем договорилась с Хауардом.

– Все сошлось, – сказал Кирк. Он был горько разочарован тем, что «Дирборн» ему так и не достался, но зато процесс, слава Богу, закончен. – Мэрион хочет продать, а я хочу купить. Юдит выторговала как раз столько, сколько нужно, если, конечно, ты все еще готова продать свои акции и одолжить мне деньги. – Неуверенный в ответе, он был непривычно тих.

– Ну разумеется, – она робко улыбнулась. Наградой ей стал поцелуй. На минуту ей показалось, что все отныне будет, как прежде.

– А теперь, – сказал Кирк, тут же рассеивая ее иллюзии, – я сделаю так, чтобы Хауард пожалел, что родился на свет. Я, черт возьми, заработаю на «Самоуче» столько, что «Суперрайт» покажется просто мелочью. И уж тогда я поквитаюсь с этим сукиным сыном!

Кэрлис подняла брови, но промолчала. Ну почему Кирк никак не может забыть Хауарда и «Суперрайт»? Пора бы уже оставить прошлое в прошлом и подумать о будущем. Она была убеждена, что теперь, когда на горизонте появился «Самоуч», так оно и будет.

Снова появилась работа, и Кирк удивительным образом вновь стал тем, за кого она когда-то выходила замуж. Виски было оставлено, а с ним исчезли и вспышки ярости. Демоны, преследовавшие его, улетучились. Прекратились эти жуткие разговоры о самоубийстве. Вновь у Кэрлис был муж, вновь была семья.

Да только семья уже была другой, и муж тоже. А в конце концов, другой станет и жена.

Замужество Кэрлис началось как любовный роман; оно пережило тяжелый кризис, а теперь вошло в колею, когда на первом месте у Кирка была работа, а уж на втором она, Кэрлис; когда ее успехи были не так важны, как его победы, когда на первом месте были его потребности. Кэрлис уже не была ни невестой, ни любовницей. Она стала женой. На нее можно положиться, она всегда под рукой, ее можно даже любить – если, конечно, мужу до того. Кэрлис старалась примириться с этим. Она говорила себе, что все браки таковы: роман кончается, страсть иссякает, и воцаряется привычка. Поначалу ей не приходило в голову, что она повторяет путь, пройденный Бонни, что чувствует она точно то же. Ей не приходило в голову, что у них с Бонни не только один и тот же муж, но одна и та же судьба. Поначалу, как и Бонни, ей был просто нужен кто-то, с кем можно было поговорить.

Весной 1982 года, возвращаясь из Бостона в Нью-Йорк, Кэрлис оказалась в самолете рядом с человеком по имени Джордж Курас. Это был темноволосый мужчина с чувственными чертами лица и янтарного цвета глазами. Был он не просто привлекателен – по-настоящему красив, таких она раньше никогда не видела. Кэрлис оставалась на месте и, когда подошла стюардесса, заказала кофе. Интересно, подумала она, хватит у меня смелости заговорить с ним? Пожалуй, да. В этом как раз и. заключалось одно из больших преимуществ замужней, устроенной в жизни женщины, перед женщиной одинокой и неустроенной.

Джордж заметил Кэрлис потому, что, хоть и жил он сейчас с Джейд, женщин замечал всегда. Женщины редко летают из Бостона в Нью-Йорк, – а красивые женщины и подавно. Она села рядом с ним и перекинула ногу на ногу. При этом от него не укрылось, как под отлично сшитым голубым костюмом на мгновение мелькнул краешек комбинации. Он отметил ее дорогой кожаный портфель, запах изысканных духов, золотое обручальное кольцо. Вообще-то Джорджа не привлекали замужние женщины, но сейчас он пытался сообразить, с чего же начать разговор. Зажегся сигнал «Пристегните ремни».