Глава 20
Элай бросил прощальный взгляд на фургон, служивший им убежищем, и горько улыбнулся.
– Я буду скучать о нем, – сказал он.
Бонни, усталая, грязная, голодная пыталась вырвать у него свою руку. Он не отпустил ее и начал подниматься по склону холма. Бонни последовала за ним.
Ее мучило чувство вины: Роз, наверняка, плачет, Джиноа и Кэтти, несомненно, готовятся к панихиде, Вебб лежит больной на кровати, а может, уже умер.
А что делала Бонни в это время? Развлекалась с человеком, с которым поклялась больше не связываться! Она чувствовала стыд, карабкаясь по каменистому склону и стараясь поспеть за Элаем.
Наконец, они добрались до вершины, и у Бонни полезли глаза на лоб оттого, что она увидела. Недалеко стоял небольшой дом, цыплята разгуливали по двору, где висело стиранное белье.
Бонни вскипела: Элай знал об этом доме с самого начала. Он украл цыплят и спички у этих людей!
– Негодяй! – воскликнула она.
Тут с ними поздоровался мужчина средних лет. Бонни увидела, как из дома вышла худая женщина с седыми волосами.
– Заходите и позавтракайте.
Хозяйку, видимо, не слишком радовала перспектива кормить незнакомцев, но она ничего не сказала.
Бонни опять попыталась вырвать руку у Элая, но он не отпускал ее. Она решила толкнуть его ногой, но постеснялась хозяев.
Умывшись, они расположились за столом в скромном доме мистера Эзры Киндера. Голодная Бонни с аппетитом ела ветчину, яйца и жареную картошку.
Миссис Киндер, худая женщина, почти без ресниц, во время еды держала руку на потрепанной Библии, чтобы уберечься от зла, которое, возможно, таилось в незнакомцах.
– Я слышал, что вокзал Нортриджа оказался под пятнадцатью футами воды, – пробормотал Эзра Киндер.
Элай, небритый и растрепанный, в мятой, грязной одежде, чувствовал себя вполне раскованно.
– Далеко ли отсюда Колвин? Может, там нам удастся найти лошадей?
Бонни ужаснула необходимость проехать верхом сорок миль. Боже, неужели мало того, что она чуть не утонула и всю ночь проспала на земле? Неужели ей придется еще скакать верхом на лошади до самого Нортриджа?
– Колвин в трех милях отсюда. Я бы предоставил вам фургон, – сказал Эзра, разжевывая сухарь, – но он у меня единственный. – Он вздохнул, выказывая сочувствие. – Думаю, рельсы повреждены на дороге в Нортридж.
– Они и так были в плохом состоянии, когда мы покинули город, – ответил Элай.
Бонни подумала, что слово «покинули» совсем не соответствует причине, по которой они оказались здесь, но решила не вмешиваться. Она слишком беспокоилась о Роз и всех домашних.
– Вода постепенно спадает, как говорят, – заметил Эзра, – но разрушения большие, вероятно смыло полгорода.
– Как телеграф? Работает? – спросила Бонни, мечтая поскорее сообщить Джиноа, что они живы. Почтовое отделение Нортриджа стояло на возвышенности.
Эзра с любопытством посмотрел на нее.
– Я думал, вы знаете, что работает, – ответил фермер, – мистер Мак Катчен еще вчера поручил мне отправить телеграмму его сестре. Я уже получил ответ. – Эзра вопросительно взглянул на жену. – Где та телеграмма, что мы получили, Аманда?
Забыв, что Элай спас ее от гибели, Бонни пнула его ногой под столом. Он скривился от боли, но даже не взглянул на нее, поднося к губам чашку кофе.
Аманда вынула из-под Библии телеграмму и протянула ее Элаю. Бонни, опередив его, схватила телеграмму и прочитала: Хвала небесам! Роз и Кэтти в безопасности, ухаживают за мистером Веббом. Поспешите домой. Джиноа.
– Знай, я о телеграмме, это избавило бы меня от таких мучений! Элай, как ты мог?
Аманда открыла Библию и начала читать ее, беззвучно шевеля губами. Элай пожал плечами, что привело Бонни в ярость, ей хотелось влепить ему пощечину. Не решившись на это при посторонних, Бонни встала и пошла к выходу, холодно кивнув хозяевам:
– Спасибо за угощение.
Бонни полагала, что Элай бросится за ней, но она прошагала почти милю в направлении Колвила, прежде чем он догнал ее.
– Эзра мог бы довести нас до города в фургоне, – сказал он, как ни в чем не бывало.
– Так значит, ты добыл огонь трением? – спросила она.
Элай засмеялся.
– Ты предпочла бы спать в сарае Киндеров, Бонни? Они не пустили бы нас в дом. Миссис Киндер знает, что мы не женаты, и сочла бы это грехом.
– Мы и есть грешники! – воскликнула Бонни, ускорив шаг, – Мы будем гореть в аду!
– Я не верю в ад, – возразил Элай, – думаю, и ты не веришь.
Бонни остановилась посреди тропинки. Она знала, что ее волосы слиплись, лицо испачкано, а одежда ни на что не похожа.
– Откуда тебе знать, во что я верю, Элай? Ты никогда не спрашивал меня об этом!
Элай выглядел не лучше нее. Кто поверит в их чудесное спасение, если они когда-нибудь доберутся до дома?
– Ладно, Бонни, – вздохнул он, – так во что же ты веришь?
Бонни разозлилась: именно сейчас, когда он спросил ее об этом, она не знала, что ответить. Она повернулась и молча пошла дальше. Элай снова догнал ее, кукурузные стебли поднимались вдоль тропинки, воздух после дождя был свеж и чист.
– Ты нашел ферму Киндеров еще вчера, пока я спала, – заявила она, – ты знал про нее все это время!
– Да.
– Я ненавижу тебя, Элай!
– Я не верю в это.
– Ты и в ад не веришь. В ад верят все! Что ты знаешь об этом?
Элай засмеялся.
– Я знаю одно: ты нужна мне, как я тебе.
– Мне ты не нужен.
– Твое тело убеждает меня, что это ложь, Бонни. – Элай остановил ее и повернул лицом к себе. – Мы должны идти назад, Бонни.
Бонни испугалась.
– Почему?
– Потому что Колвил – там, – ответил он, указав в противоположную сторону.
Снова Бонни захотелось ударить его.
– Ты мог бы сказать об этом раньше, пока я не натерла мозолей в этих проклятых туфлях, – завопила она.
Он нахмурился:
– Тебе больно?
– Да, – ответила она.
Элай подхватил Бонни и взвалил ее себе на плечо. Опомнившись от удивления, она заколотила по широкой спине Элая.
– Отпусти меня!
Элай вздохнул и поставил ее на ноги.
– Я только хотел помочь тебе, – сказал он.
Поздно утром они добрались до Колвила, небольшого городка, расположенного, как и Нортридж, на берегу Колумбии. Наводнение пощадило город, но население отнеслось сочувственно к своим соседям. Повсюду собирали продовольствие и деньги в помощь пострадавшим.
На вокзале Элай сразу подошел к билетной кассе. Бонни молила Бога, чтобы поезда ходили до Нортриджа и ей не пришлось трястись сорок миль на жестком сиденье фургона.
Элай вернулся, улыбаясь, с билетами в руках.
– Напомни мне поблагодарить сестру, – сказал он, – она выслала нам деньги на дорогу телеграфом.
Бонни была так рада, что забыла обо всех своих невзгодах.
– Благослови ее Бог! – воскликнула она. – А разве мистер Киндер не сказал, что полотно размыто?
Элай пожал плечами:
– Поезда ходят, значит все не так плохо. У нас есть часа два, не хочешь ли пойти в отель и принять ванну?
– Как, Джиноа позаботилась и об этом?
– Моя сестра – сообразительная женщина! Возможно, она о чем-то догадывается.
Бонни улыбнулась.
– Обо всем этом можно будет рассказать внукам!
– Конечно, придется умолчать о том, чем мы занимались вчера.
Ее улыбка исчезла: – У нас будут отдельные номера?
Элай взял ее за руку и повел к отелю, который был лучше, чем в Нортридже, но хуже того, где они остановились в Спокейне.
– Заботишься о приличиях, дорогая?
Бонни вздернула подбородок.
– Да!
– Прекрасно! – Проходя мимо большого магазина, Элай остановился. – Давай купим новую одежду!
– Без денег? – спросила Бонни, мечтая о чистом платье. Было бы ужасно принять горячую ванну и надеть на себя грязную одежду.
Элай усмехнулся.
– Все дело в магическом имени Мак Катченов, – сказал он и, конечно, оказался прав: владелец магазина с радостью предоставил ему кредит.
Пока Элай выбирал брюки, батистовую рубашку, носки и ботинки, Бонни купила скромное ситцевое платье, чулки, трусики и туфли. Она приобрела еще гребешок, зубную щетку, заколки и зубной порошок.
В отеле ей предоставили отдельный номер с ванной. Бонни налила воду и с наслаждением погрузилась в нее. Натруженные мышцы расслабились. Ссадины на плечах заныли от горячей воды, и в первый раз Бонни осмотрела свое тело: на правом бедре синяк, ладони – ободраны. Она чуть не заснула – так ей было хорошо, но приободрилась, вымыла голову и наслаждалась ощущением чистоты. Выйдя из ванны, Бонни вытерлась и надела новое нижнее белье. Почувствовав страшную усталость, она упала на кровать и забылась крепким сном.
Мягкое прикосновение к плечу разбудило ее.
– Пора собираться на вокзал, – сказал знакомый голос.
Бонни, щурясь, села на кровати, перед ней стоял Элай в чистой одежде и грустно смотрел на нее.
Вспомнив, что происходило всегда, когда она оставалась наедине с ним, Бонни быстро оделась и причесалась.
– Поторопись, – сказал Элай, когда она надела платье, – у нас только пятнадцать минут.
– Пятнадцать минут! – ахнула Бонни, – я ни за что не успею.
Отражение Элая в зеркале над тумбочкой улыбалось ей, пока она наспех приводила себя в порядок.
– Я не возражал бы опоздать на поезд, – сказал он.
– Только этого не хватало! – воскликнула Бонни. – Роз перепугается до смерти, а Вебб…
Это имя словно оглушило обоих. Элай вздохнул:
– Да, – заметил он, – всегда Вебб.
Рука Бонни, державшая расческу, вздрогнула.
– Он прекрасный человек, Элай.
Элай вздохнул и промолчал. Бонни взглянула ему в лицо.
– Думаю, нам лучше идти.
Элай заговорил только в поезде.
– Тот день в магазине… – начал он, глядя на клубы пара за окном вагона.
Бонни знала, что он имеет в виду.
– День, когда ты собирался высечь меня?
– Я не хотел поднимать на тебя руку. Я только пошутил.
Бонни заметила блеск в его глазах.
– Не уверена.
Элай отвернулся от окна и внимательно посмотрел на Бонни.
– Разве ты возмутилась, когда Вебб собирался сделать то же самое?
Обрадованная тем, что возвращается домой, Бонни не рассердилась.
– Это другое дело, – сказала она, – Вебб глубоко переживал нанесенную мною обиду.
Поезд тронулся.
– А что бы ты сделал, если бы он все же поднял на меня руку? – спросила она.
Элай засмеялся.
– Едва ли я набил бы ему морду, – ответил он, – я предпочитаю удар в челюсть справа.
– А что бы ты сделал на месте Вебба? – снова спросила Бонни.
– Честно говоря, не знаю. Вряд ли я вел бы себя по-рыцарски.
– Ладно, хватит об этом, – сказала Бонни со вздохом.
Эзра Киндер был отчасти прав: поезд не доехал до Нортриджа, остановившись пятью милями южнее, в тупике, где раньше была лесопилка.
Бонни увидела множество фургонов, они ждали грузы и пассажиров.
Элай молча встал и пошел к выходу, Бонни последовала за ним. Под ногами была грязь, и Бонни увязла по щиколотку. Она чуть не выругалась, как вдруг услышала голос Джиноа.
– Элай! Бонни! Сюда!
Бонни очень обрадовалась, увидев экипаж золовки, та высунулась из окна и махала им рукой.
Элай засмеялся и, взяв Бонни за руку, вытащил ее из грязи. Когда она увязла снова, он взвалил ее на плечо и отнес к экипажу Джиноа.
Бонни смутилась, поняв, что это даст горожанам Нортриджа новый повод для сплетен, но не стала протестовать. Элай усадил ее в экипаж, улыбнулся сестре и влез на козлы рядом с кучером.
Джиноа, увидев Бонни, всплеснула руками.
– Расскажи о своем неслыханном приключении, – попросила она.
Вспомнив об объятиях Элая, Бонни опустила глаза. Вот это и в самом деле было неслыханным.
Бонни рассказала, как соскользнула с крыльца пансиона Эрлины в воду. (Сейчас она подумала: уж не подтолкнула ли ее Эрлина.) Рассказала, как понесла ее река, как появилось бревно, как Элай догнал ее, и как их прибило к берегу. Однако, не упомянув о фургоне, она сказала золовке, что их приютили Киндеры.
– Я присматривала за Роз и Кэтти, – сказала Джиноа, выслушав Бонни и догадавшись, что та поведала ей не обо всем. – Сьюзен Фэрли ухаживала за Веббом. Ты не возражаешь, чтобы она была в магазине: ему ведь нельзя двигаться.
Бонни это было неприятно, но она этого не показала.
– Сколько людей погибло, Джиноа, кто-нибудь знает?
– Сэт и начальник полиции ведут розыски. Уже найдено семь тел, – Джиноа умолкла, наклонив голову, – не могут найти девятерых: о них никто ничего не знает. Мы думали, что погибших одиннадцать, пока не пришла телеграмма от Элая.
Старая дева достала платок и вытерла глаза.
– О, Бонни, я была в отчаянии, думая, что вы оба пропали, и Роз осталась сиротой.
Бонни взяла Джиноа за руку.
– Мне очень жаль, что мы вас так напугали!
Джиноа убрала платок.
– Предстоит столько сделать! В Нортридже творится Бог знает что!
– Вода спала?
Та вздохнула.
– Не совсем, но надеюсь, что худшее позади.
Они ехали мимо места, где возводились домики, экипаж увязал в грязи, и Бонни высунулась, чтобы взглянуть на строительство. Дома были сборными, но на удивление большими. Сейчас там стояли палатки и суетился народ.
«Как быстро люди приходят в себя», – подумала Бонни, чувствуя, что у нее поднимается настроение.
– Откуда столько палаток? – спросила она.
Джиноа улыбнулась.
– От наших добрых соседей с Севера. Они узнали о нашем бедствии по телеграфу и прислали фургоны с палатками и провизией.
Экипаж с трудом тащился к Нортриджу, который уже отсюда, с холма, являл собою печальное зрелище.
Прежде чем за поворотом скрылась нижняя часть города, Бонни успела заметить масштаб разрушений: издательство Вебба и Лоскутный городок исчезли, вода плескалась в здании вокзала и в «Медном Ястребе», паром смыло.
– Форбс разорен, – сказала Джиноа со странным выражением в глазах, – Его очень поддерживает Элизабет.
Несмотря на тяжелые впечатления, Бонни обрадовалась, услышав об этом.
– Может, только сплетничают, что Форбс влюбился? А как относится к этому Элизабет?
Джиноа пожала худыми плечами.
– Кто знает? Ведь Форбс – интересный мужчина.
– Он также негодяй и плут, – заметила Бонни, хотя и без злобы.
– Говорят, что мужчины такого типа бывают прекрасными мужьями, – заметила Джиноа, – если, конечно, они меняются к лучшему.
– Не представляю, что Форбс изменится.
Золовка засмеялась.
– Любовь творит чудеса, не так ли?
Бонни внезапно вспомнила о Сэте.
– Возможно, – согласилась она, подумав, – да, возможно, это так.
Для Бонни, как и для всех в Нортридже, настали трудные дни.
Когда вода спала, власти прислали железнодорожных рабочих, чтобы восстановить полотно и здание вокзала. Начали прибывать заказанные Бонни материалы, и она сразу же продавала их, почти без задержки. Вебб, лежавший в спальне Бонни, оказался весьма капризным больным, и постоянно чего-то требовал. К счастью, Бонни почти не приходилось сидеть возле него, потому что Сьюзен Фэрли приходила каждый день ухаживать за ним. Бонни изумляло ее терпение.
Ребенок Сьюзен рос нормально, и теперь Кэтти меняла ему пеленки и приносила малыша к матери, когда его нужно было кормить. Роз была в восторге от малыша и почти не отходила от него.
Завод работал нормально, на домиках к югу от города постепенно появлялись крыши, окна и крылечки. Поговаривали, что Форбс открыл «Медный Ястреб», не дав даже просохнуть полам. Покоробленные бильярдные столы и качающийся пол в танцзале возбуждали интерес, притягивая любопытных из разных частей города.
Даже Джиноа ходила взглянуть на эти диковины. Бонни была очень занята, разрываясь между работой в магазине и уходом за Веббом.
Она устала спать на маленьком диванчике и поправлять подушки. Ее раздражали стоны и жалобы, и Бонни была рада, что не вышла за Хатчисона.
– Я разорен, – сказал он однажды вечером, когда они говорили о наводнении.
Бонни влила ему в рот ложку лекарства.
– Чепуха! Если Форбс начал все сначала, то сможешь и ты.
Вебб был по-детски огорчен, и на момент сердце Бонни дрогнуло. Но через минуту он устремил на нее страдальческий взгляд и трагически сказал:
– Сьюзен понимает, что значит потерять все, Бонни.
«Сьюзен, Сьюзен, Сьюзен, – подумала Бонни, – мне до смерти надоело слышать это имя».
– А я не понимаю, вот и все, – ответила она.
– Мои станки пропали! – воскликнул Вебб. – Дьявол! Да и самого здания нет! У Форбса остались хотя бы полы и стены!
– Тсс, ты разбудишь Роз и Кэтти, – сказала Бонни.
Вебб осторожно коснулся ее руки.
– Прости, Бонни. Ты была так добра ко мне, даже уступила свою кровать, а я все ною и ною.
Бонни улыбнулась, дав понять, что прощает его, и осторожно высвободила руку.
– Спокойной ночи, Вебб! – сказала она, потушила лампу и вышла из спальни.
