Глава 18
– Молись, чтобы не было дождя, – сказала Джиноа Бонни, когда они вешали китайские фонарики на одну из веревок, натянутых на заднем дворе.
Бонни укрепила оранжевый фонарик и улыбнулась, спускаясь со стремянки и передвигая ее немного вперед.
Джиноа нашла работу для всех. Сьюзен и Элизабет устанавливали на траве проволочные ворота для крокета, а Элай и Сэт выносили во двор стулья и столы.
– Не беспокойся, – отозвалась Бонни, вновь залезая на стремянку и прикрепляя еще один фонарик, – сегодня хороший закат.
Джиноа посмотрела на небо.
– Не так уж он хорош. Да и вода в реке слишком высока для этого времени года.
Все были обеспокоены тем, что вода в Колумбии сильно поднялась. Если интенсивное таяние снегов на вершинах гор продолжится и пройдет хоть еще один сильный дождь… Бонни отогнала дурное предчувствие.
– Давай надеяться на лучшее, – сказала она, – завтра ты устраиваешь вечеринку, и она должна быть великолепной.
Джиноа казалась взволнованной, хотя, увидев Сэта, застенчиво улыбнулась. Бонни снова передвинула стремянку, а Джиноа подала ей другой фонарик, на этот раз ярко-голубой.
– У меня странное предчувствие, – заметила Джиноа.
Бонни, стараясь сохранить равновесие, вешала фонарик.
– Что за предчувствие?
Джиноа вздохнула.
– Ешьте, пейте, и будем веселиться, – процитировала она, – ибо завтра всех ждет смерть.
Бонни замерла, держа руки над головой и уставилась на золовку.
– Боже, Джиноа, откуда такая мрачность? Ты здорова?
Не ответив, та протянула ей другой фонарик.
К вечеру приготовления были закончены: китайские фонарики повешены, столы расставлены, ворота для крокета укреплены в траве.
Бонни присоединилась к разговору, который завязался в большей из двух гостиных. Удрученная мрачным настроением золовки, она никак не могла сосредоточиться. Наконец, она пошла наверх, чтобы приготовить все для спящей Роз и забрать ее домой.
Бонни не заметила, когда Элай покинул гостиную, но, войдя в комнату, она увидела его возле Роз. Он наблюдал за спящей дочерью.
– Не разбуди ее, – сказал он, когда Бонни брала девочку на руки.
Розмари обвила руками шею новой куклы. Что-то вроде предчувствия Джиноа зашевелилось в душе Бонни.
– Нам пора домой, – прошептала она.
Элай взглянул в лицо Бонни.
– Куда – домой? Где твой дом, Бонни?
Бонни подошла к окну и отдернула занавеску. В темноте не было видно реки, но Бонни чувствовала ее зловещую близость.
– Иногда, – вздохнула она, – я думаю, что в жизни вообще нет постоянного пристанища. Мы порхаем, как мотыльки, то здесь, то там, но, может быть, у нас и не будет настоящего дома, пока мы не вернемся к Богу.
В темноте мерцали огоньки – освещенные окна домов Нортриджа.
– У тебя сегодня философское настроение, – тихо заметил Элай, – что-нибудь не так?
«Все не так», – хотела сказать Бонни, но промолчала. Она отвернулась от окна и, решив не думать больше о реке, спросила:
– Это была твоя комната в детстве?
Элай удивился.
– Разве ты не помнишь? Мы провели здесь нашу первую брачную ночь.
Бонни помнила, и воспоминания не потускнели со временем. Она была невинна, ей было страшно, и она хотела Элая. Он занимался с ней любовью так нежно, что страх скоро исчез.
– Ты проявил тогда доброту и чуткость, – сказала она.
– Я любил тебя. – Эти слова прозвучали так, словно объясняли все.
– Как странно, что ты вообще заметил меня.
Элай подошел к ней и взял ее за руки.
– Увидеть тебя – значит полюбить. Думаю, что и Хатчисон, и Даррент согласятся со мной.
Его близость сейчас пугала ее: она не хотела вновь оказаться во власти его чар. Поэтому Бонни резко переменила разговор.
– Ты заметил, как Джиноа смотрит на Сэта? Как по-твоему, я принимаю желаемое за действительное, или она любит его?
Руки Элая скользили по ее обнаженным плечам – о, зачем она надела такое открытое платье?
– Сэт и Джиноа были когда-то близки. Они даже помолвлены.
В комнате было прохладно, но Бонни стало жарко, руки Элая продолжали ласкать ее.
– Помолвлены? Что же произошло? – спросила она.
– Дед не одобрил их союз. Он отослал Джиноа в Европу, и тем самым добился своего.
Бонни знала и любила деда Элая, своего благодетеля, но сейчас почувствовала возмущение. Как могла бы сложиться жизнь Джиноа, если бы старик не вмешался, не посчитавшись с ее чувствами. Она вздохнула.
– Кажется, Джиноа собиралась сегодня нам всем что-то сказать.
Элай улыбнулся, заметив, как она чувствительна к его прикосновениям.
– Разве? Останься сегодня со мною, Бонни!
– В этом доме? Да ты с ума сошел!
Элай наклонился и коснулся ее губ, словно пробуя их на вкус. Бонни поняла, что у нее нет ни сил, ни желания сопротивляться.
– В этом доме много кроватей, Бонни, – сказал он, – одна из них в самом низу, там никто не бывает.
– Нет, – прошептала Бонни, хотя и тело и душа ее говорили: «да!»
Элай обнял ее и привлек к себе. Его губы приникли к ее губам.
– Раз так, предупреждаю тебя: не приходи завтра на вечеринку, если не хочешь, чтобы я затащил тебя в дом и занялся с тобой любовью.
– Ты не посмеешь! – Бонни облизнула губы, предвкушая поцелуй.
– Посмею! – ответил он и поцеловал ее так, что Бонни задрожала и у нее подогнулись колени.
В комнате темнело: лишь слабый лунный свет пробивался в окна. Элай расстегнул корсет Бонни. Он обнажил ее груди и начал ласкать их.
Бонни не могла выговорить ни слова, она замерла, чувствуя только его прикосновения.
– Запомни, я сделаю это, – прошептал он, имея в виду завтрашний день. Элай наклонился и облизал ее сосок. – Завтра будет и это, – добавил он, обжигая грудь Бонни своим дыханием.
В это время он занялся другой ее грудью, и Бонни охватило неодолимое желание отдаться ему немедленно. Она забыла, что в доме она не одна, забыла даже о Роз, но Элай все помнил. Внезапно он надел на нее лифчик и застегнул платье.
– Завтра! – повторил он, как клятву.
Бонни изумилась, краска бросилась ей в лицо. Она смотрела на Элая и не находила слов.
– Если только ты не передумаешь и не останешься со мной сегодня.
– Ни за что, – прошептала Бонни, разозленная тем, что Элай только поиграл с ней. Он такой же самоуверенный, как и его дед.
– Не сегодня и не завтра, – отрезала она.
Элай засмеялся и взял на руки Роз вместе с куклой. Если бы он не держал ребенка, Бонни разбила бы об его голову китайский поднос.
– Запомни, что я сказала, Элай, – тихо проговорила она, когда он направился к лестнице, держа на руках спящую Роз, – я приду на вечеринку – никто не может помешать мне, но ты меня и пальцем не коснешься.
Элай улыбнулся.
– Поживем – увидим.
Он проводил Бонни в экипаж. Она была рада, что с ней Кэтти, так как Элая едва ли остановила бы спящая Роз.
Когда они прибыли, Элай отнес Роз на руках в кроватку, Бонни, стоя рядом, осторожно раздела девочку и накрыла одеялом.
– Ты можешь идти, – прошептала она, – с тебя хватит на эту ночь.
Элай вышел из спальни. Бонни проводила его до кухни и, услышав его шаги на лестнице, закрыла дверь.
«Ну и нервы у этого человека», – подумала она, пытаясь заглушить гневом неудовлетворенное желание.
Усталая Кэтти уже ушла в свою комнату. Бонни тоже решила уснуть и забыть о том, что говорил ей Элай.
«Я не подпущу его к себе», – поклялась Бонни не слишком уверенно.
Бонни разделась в темноте. Ее груди набухли и знакомый жар ожидания пронизывал все тело.
– Будь ты проклят, Элай Мак Катчен, – прошептала она, откидывая покрывало и забираясь в кровать.
В эту ночь Бонни спала очень плохо.
Сияло солнце, когда Бонни с Кэтти и Розмари приехала к Джиноа. У ворот уже стояли коляски и пролетки. Их было очень много, и мальчишки ставили мелом на них номера, чтобы знать, кому какой экипаж принадлежит.
– Мисс Мак Катчен, должно быть, собрала у себя весь Нортридж, – заметила Кэтти, когда они вошли во двор. Она радовалась, как радуются все девочки, оказавшись на веселом празднике.
Все было готово к приему гостей: разноцветные фонарики раскачивал легкий ветерок. Одни гости были в элегантных костюмах, другие – из Лоскутного городка – в ситцевых и сатиновых платьях. Бонни, чтобы не выделяться, одела не самое нарядное платье.
Специально для детей пригласили клоуна из бродячего цирка, и Кэтти с Розмари пошли посмотреть на него. Девочка не хотела ехать сюда, чтобы не расставаться с новой куклой.
Джиноа казалась очень привлекательной в своем ярком платье, волосы были тщательно уложены, а на губах – помада.
– Я так рада, что ты пришла! – воскликнула она.
Бонни подумывала, не остаться ли дома, напуганная тем, что Элай сказал накануне, но, в конце концов решила, что такие праздники бывают редко и жаль этим пренебречь. К тому же, если она останется в магазине, Элай наверняка нагрянет туда.
Джиноа взяла ее за руку.
– Поговори, пожалуйста, с мистером Кэллаханом, – тихо попросила она.
Бонни, знакомая с Сэтом много лет, покорно пошла за Джиноа по лужайке.
– Помоги мне отвлечь его, – прошептала Джиноа, – эта нахальная Ева Фишер флиртует с ним с тех пор, как приехала.
– Если ты считаешь Еву нахальной, – возразила Бонни, – зачем ты пригласила ее?
– Тсс! – Джиноа, подняв указательный палец, увлекала Бонни за собой.
– Сэт, разве Бонни сегодня не великолепна?
Выражение голубых глаз Сэта сказало Бонни, что тактика Джиноа не удивляет его. Он поздоровался с Бонни и поцеловал ей руку. Джиноа незаметно оттеснила Еву Фишер к столам с закуской, и Бонни вдруг вспомнила о каком-то важном сообщении, которого ее золовка так и не сделала.
– Приятно, когда тобой интересуются, – заметил Сэт, польщенный вниманием Джиноа.
Бонни улыбнулась и серьезно сказала:
– Хорошенько подумай, Сэт. Джиноа – особенная женщина, было бы жестоко шутить с ее чувствами.
Сэт покраснел. «Мужчина есть мужчина, – подумала Бонни, – даже этот рад, что кто-то считает его способным шутить со старой девой».
– Не сомневайтесь, миссис Мак Катчен, – простодушно сказал он, – что я питаю к Джиноа величайшее уважение.
Заинтересовавшись игрой в крокет, Бонни извинилась и пошла смотреть. Элизабет Симмонс, скромная, но привлекательная, в черной кофте и белой юбке, училась играть под руководством Форбса Даррента.
Форбс казался сегодня вполне симпатичным в черных брюках и белом свитере. Сейчас он стоял позади Элизабет, обучая ее игре.
Вдруг она увидела Элая, стоя возле Эрлины Кэлб, он что-то объяснял ей насчет крокета. Игра сразу потеряла для Бонни всякую привлекательность.
Элай, должно быть, почувствовал ее взгляд, так как тут же обернулся. Этот негодяй ей даже подмигнул.
Бонни отправилась искать Вебба. Не найдя его среди гостей, она пошла смотреть на клоуна, который с большим мастерством демонстрировал свое искусство: он бросал в воздух не менее шести мячей, тогда как седьмой вертелся на кончике его носа. Розмари и другие дети были в восторге. Что же касается Бонни, она подумала: не такова ли и ее жизнь, разве ей не приходится проявлять бесконечную ловкость, чтобы свести концы с концами.
Она повернулась и увидела перед собой Элая.
– Удели часок изучению премудростей крокета, – попросил он.
Сердце у Бонни дрогнуло, но держалась она спокойно.
– Я умею играть в крокет, – сказала она, – но если бы и не умела, не стала бы учиться у тебя.
Элай улыбнулся, но Бонни знала, что ему невесело. Она вспомнила, что говорил Сэт Кэллахан о душевном состоянии Элая и о том, как его исцелить. Но Бонни понимала, что пока это невозможно.
– Помнишь, что я сказал тебе прошлой ночью?
Бонни вскинула подбородок.
– Да?
Элай казался смущенным, и это сердило Бонни больше, чем его настойчивость.
– Почему-то с тобой я всегда поступаю не так, как надо, забывая о том, что ты уже не моя жена.
Бонни понимала Элая. Разум говорил и ей, что между ними все кончено, но тело и душа отказывались смириться с этим. Она вдруг вспомнила строку из Писания: «Что Бог соединил воедино…»
Бонни открыла было рот, но не успела она заговорить, как появился Тат О'Бейнон и закричал:
– Мэм, мистер Мак Катчен, кто-то должен помочь!
Элай схватил растерянного парня за плечи и мягко встряхнул его.
– Успокойся, мальчик, и скажи, в чем дело?
Щеки Тата горели.
– Кто-то оглушил мистера Хатчисона, но я уверен, что он жив.
Колени Бонни задрожали, и она едва удержалась на ногах.
– Боже! – выдохнула она в ужасе.
– Где он? – спокойно спросил Элай.
– В издательстве! – крикнул Тат в полном отчаянии. – А кругом опрокинутые станки!
Элай ринулся к выходу: Бонни поспешила за ним. Когда она добежала до ворот, Элай уже вскочил на лошадь.
– Я был уверен, что ты присоединишься ко мне, – сказал Элай протянув ей руку.
Бонни села позади него.
– Держись! – крикнул Элай, пуская лошадь в галоп.
Бонни ухватилась за его пояс, Бонни никогда не была наездницей, но сейчас не испытывала страха. Скорее добраться до Вебба – вот что нужно. Вспомнив его дом и сад, она чуть не разрыдалась.
– Боже! – молчаливо молила она, когда они скакали через город, – помоги Веббу жениться и завести детей. Он так хочет иметь семью.
Остановив лошадь, Элай спешился и опустил Бонни на землю. Дверь издательства была распахнута настежь, Элай бросился внутрь.
– Хатчисон! – крикнул он.
Бонни хотела последовать за ним, но в ужасе остановилась. Станки были опрокинуты, шрифт разбросан, стены залиты чернилами. Элай склонился над Веббом, распростертым на полу.
– Жив? – еле выговорила Бонни.
Элай кивнул: – Едва жив.
Тат, видимо, оповестил о происшедшем гостей Джиноа, один за другим подъезжали экипажи. Отойдя от двери, Бонни опустилась на колени возле Вебба.
Его лицо было залито кровью и так изуродовано, что она с трудом узнала Вебба. Одежда тоже была в крови.
Бонни убрала волосы со лба Вебба, слезы хлынули из ее глаз и потекли по щекам.
– Вебб, Вебб – это Бонни… Ты меня слышишь?
Вебб застонал и пошевелился, но глаз не открыл.
Только сейчас гости Джиноа хлынули в комнату. Пришел доктор Ковэн, и Элай отступил, пропуская его.
Бонни все так же стояла на коленях, не замечая ни доктора, ни Элая. Она с горечью думала о мечтах и надеждах Вебба. Вдруг у нее мелькнула мысль: может, она все-таки любит его?
Пожилой, раздражительный, но очень знающий доктор Ковэн склонился, чтобы осмотреть Вебба, он ощупал грудь, руки, ноги, определяя, нет ли переломов.
– Очень плох? – спросил кто-то из присутствующих.
– Мы можем потерять его, если не позаботимся о нем, – ответил доктор, взглянув на Бонни. «Веббу нужен хороший уход» – поняла она.
– Перенесите его ко мне, – тотчас сказала Бонни.
– Как я знаю, – мягко возразил доктор, – Вебб живет у Эрлины.
– Я не хочу, чтобы он был там, – сказала Бонни, с трудом поднимаясь на ноги. Ее лучшее платье было перепачкано кровью и чернилами. Ну, что ж: с прошлым покончено, покончено со всем, кроме Элая, но и с ним ее почти ничего не связывало.
– Перенесите Вебба ко мне в магазин.
Бонни направилась к выходу, протискиваясь через толпу. На улице она остановилась, жадно вдыхая речной воздух.
– Бонни!
Она знала, что это голос Элая, знала, что он рядом, но взглянуть на него не могла, делая отчаянные усилия, чтобы удержаться на ногах.
– Все это из-за тебя, – сказала она, – ты слишком долго не замечая того, что происходит в Нортридже. Если бы Вебб не встал на твою защиту…
– Бонни, это не так, – мягко сказал Элай.
– Помоги им, Элай, – сказала она, кивнув в сторону издательства, – помоги им перенести Вебба ко мне.
Вскоре Элай и несколько других мужчин внесли Вебба и осторожно подняли его по лестнице. Бонни провела их в спальню.
Тихо стонущего Вебба положили на кровать Бонни.
– Позвольте мне позаботиться о нем, – сказала Бонни доктору.
– Вам придется выйти, – отозвался Ковэн, – а я займусь им и перевяжу его. Элай, останьтесь здесь и помогите мне.
– Я тоже хочу помочь, – проговорила Бонни. Доктор Ковэн не любил возражений. – Делайте то, что я сказал.
– Но…
– Выйдите! – приказал доктор.
Бонни вышла, как и мужчины, которые принесли Вебба.
Возмущенная тем, что ее так бесцеремонно выставили, Бонни пошла на кухню и поставила чайник. Разводя огонь, она бормотала слова, которые и в Лоскутном городке не считались приличными.
Потянувшись за желтым чайником для заварки, Бонни вдруг вспомнила, как чуть не разбила его о голову Вебба, и слезы хлынули из, ее глаз. Голос Элая заставил ее вздрогнуть.
– Доктору нужно что-нибудь для перевязки: простыня или что-нибудь в этом роде.
Элай вышел, а Бонни все стояла посреди кухни, горько сожалея о том, что она не вышла замуж за Вебба. Многое было бы по-другому, если бы она не водила его за нос, мечтая о несбыточной любви. Вспомнив о том, что недавно пережила с Элаем, Бонни содрогнулась от душевной муки.
Возможно, наказанием за ее грехи станет смерть. Смерть Вебба!
