ГЛАВА 21

На следующее утро Джефф перехватил Кармен, когда она выруливала на шоссе со стоянки в Шугабуше. Она не замечала его до того момента, пока он не постучал по правому переднему крылу ее машины. Кармен обдумывала свои очередные шаги по расследованию истории его семьи, и неожиданная встреча с ним неприятно подействовала на нее. Он начинал превращаться для нее в фикцию.

Джефф обошел машину, чтобы оказаться возле ее дверцы, и жестом попросил опустить стекло.

— Вы подвергаете людей опасности, — сказал он.

— О чем это вы?

— О тех людях, которые дают вам информацию. Они рискуют, сами не зная того.

— Почему, Джефф? — Она включила зажигание и оперлась на открытое окно. — Почему беседа со мной должна превратиться в проблему для всех этих людей — кроме, разве, вас самих?

Он выглядел утомленным. Он еще не успел сегодня побриться, в уголках глаз прибавилось морщин. Кармен сделала над собой усилие, чтобы не ощутить к нему симпатию.

— Просто имейте в виду, что это весьма вероятно, — сказал он. — Хотя мне кажется, что для вас это не имеет значения.

— Если бы я действительно была уверена, что могу повредить ни в чем не повинным людям, я бы обязательно проявила осторожность.

— Хотелось бы в это верить. Откуда у вас та фотография, которую вы показали вчера вечером?

— Я не могу сказать вам, Джефф. — Она отрицательно тряхнула головой. — Но от того человека, который мне ее дал, я узнала многое о вашей матери. Она кажется мне весьма впечатляющей женщиной. Мне было бы приятно повстречаться с нею.

Джефф так уставился на нее, что ей пришлось отвести взгляд в сторону коттеджей.

— Ну что ж, — сказал он. — Придется мне в один прекрасный день пригласить вас обеих на обед.

— Где она сейчас живет? — проигнорировала его сарказм Кармен.

— Идите вы к черту, Кармен. — Он направился было прочь, но через несколько шагов снова обернулся к ней. — Вы ведь нарочно оставляете меня здесь, на свободе? Хотите растянуть свое кушанье подольше?

— Я должна отправляться на работу. Джефф, — улыбнулась Кармен — Желаю вам приятного дня. — Она подняла оконное стекло.

Выруливая на шоссе, она скрипела зубами от чувства отвращения к самой себе. Боже, какая же она, оказывается, дрянь! Неужели же она всегда была такой высокомерной, такой самоуверенной? А что, если он говорил правду? Что, если она подвергала этих людей риску, сама того не подозревая? Меньше всего на свете она бы хотела причинить зло как Барбаре Роланд, так и неуловимой Бетти Кабрио.

Однако вероятнее всего, что Джефф попросту пытается взять ее на пушку, сбить со следа. Он находится в бегах по какой-то серьезной причине, напомнила она себе, огибая почти пустой водный резервуар. Законопослушные граждане не меняют фамилию и не мечутся из одного города в другой. Они не используют координаты отеля для адреса в водительском удостоверении. И они не водят за нос доверчивых простаков, обещая им сделать нечто, явно превышающее человеческие возможности.

Плейнфилд, штат Нью-Джерси. Со своего рабочего места в студии «Новостей после девяти» — а попросту стола, находившегося в огромной гулкой комнате, которую Кармен делила еще с добрым десятком журналистов, трудившихся на «Новости», она позвонила в городской архив. Она пыталась найти следы хоть кого-то по фамилии Кабрио, жившего в этом городе. Но ничего не нашла. Однако ей дали десять номеров на фамилию Ваттс, и она проверила их всех до одного. Никто понятия не имел о Джефферсоне, никто никогда не слышал имени Бетти Кабрио.

Рождественская открытка была лишь проштемпелевана в Плейнфилде, как уверяла ее Барбара. Бетти могла специально приехать туда, чтобы опустить открытку не в том месте, где жила. Но начинать все равно придется оттуда.

Она снова позвонила в архив и узнала адреса всех начальных и юношеских высших школ в Плейнфилде. Во время ленча Кармен тупо разглядывала список, гадая, что предпринять дальше. Сколько лет было Джеффу, когда он переехал в Плейнфилд? Наверняка он учился тогда еще в начальной школе, но этот список был так обширен, что она не имела понятия, с чего ей придется начинать поиски мальчика, учившегося в одной из этих школ около тридцати лет назад.

Однако высших юношеских школ было всего две, и она решила взяться за них в алфавитном порядке.

После ленча она набрала номер Хаббардской юношеской высшей школы Там сейчас шли занятия в летних классах, и регистраторша, которая подошла к телефону, попыталась было посоветовать ей позвонить сюда же в сентябре, но Кармен проявила настойчивость. Она хотела бы побеседовать с библиотекарем, и нет, не имеет значения, что это «летний библиотекарь» Наконец регистраторша уступила.

Библиотекарша, однако, оказалась столь же несговорчивой. Кармен попросила было просмотреть регистрационные книги за те годы, которые Джефф должен был провести в Хаббарде, на предмет поисков Роберта Блекуэлла в одной из них.

На том конце провода последовало долгое молчание — библиотекарша явно старалась понять, что от нее хотят.

— Вы, наверное, шутите? — наконец сказала она — Вы полагаете, у меня нет более подходящего занятия? У нас летние классы занимаются, и эти сорванцы сведут меня с ума.

Кармен провела несколько неприятных минут в бесполезных уговорах. Наконец женщина согласилась дать ей имена классных старост за тот пятилетний промежуток, который Кармен назвала в качестве наиболее вероятного для пребывания Джеффа в высшей школе.

В изнеможении она повесила телефонную трубку. Теперь к списку школ прибавился список имен. Великолепно. Она вновь связалась с архивом, теперь в поисках телефонов классных старост и сама не веря в то, что через двадцать с лишним лет хоть кто-то из них живет по старому адресу.

Но все же одно имя Кармен нашла. Одну женщину, которая, по счастью, не изменила своего имени. Староста восьмого класса, Гейл Эвелин Видович. В телефонной книге значилось Гейл Э. Видович. Наверняка, не могло быть еще одной женщины с точно таким же именем.

Кармен взяла этот номер телефона домой, чтобы постараться дозвониться до Нью-Джерси, когда по тамошнему времени будет поздний вечер.

— Помню ли я Роберта Блекуэлла? — В трубке раздался низкий смех бывшей старосты. Она говорила с тем же едва уловимым мягким ньюджерсийским акцентом, который был у Сусанны Кабрио. — Да вы можете обратиться к любому, кто имел отношение к нашей школе в те годы, когда он учился у нас, — все как один непременно вспомнят Роберта. Он один из тех ребят, которых нелегко забыть.

Кармен прижала трубку плечом и суетливо принялась рыться в портфеле в поисках диктофона и переходного шнура, с помощью которого можно было вести запись с телефона. Она была захвачена врасплох. Ей и не снилась такая удача.

— Итак, — сказала она, вставляя в диктофон новую пленку и усаживаясь за кухонный столик, — я восстанавливаю его прошлое для истории, которая является темой моих репортажей в Южной Калифорнии, и…

— Правда? — Гейл явно была словоохотливой особой и быстро схватывала услышанное. — И о чем же эта история?

— Я не имею права пока рассказать об этом. Я делаю серию эксклюзивных репортажей, поэтому все подробности до поры до времени приходится держать в секрете, однако я все же надеюсь, что вас не затруднит рассказать мне хотя бы го немногое, что вы сегодня припомните о нем. — В ее памяти невольно всплыл утренний разговор с Джеффом: ей необходимо заботиться о безопасности интервьюируемых ею людей. — Ваше имя нигде не будет упомянуто, — добавила она вслух.

— Это так непредсказуемо, — отвечала Гейл. — Я думала о Робби не далее как позавчера, потому что…

— Простите, что перебиваю, — вмешалась Кармен. — Вы не возражаете, если я запишу наш разговор?

— Запишете наш разговор? Пожалуйста. Как вам угодно.

Кармен вставила штеккер переходника в маленькое гнездо на боковой панели телефонною аппарата.

— Все в порядке, — сказала она. — Пожалуйста, продолжайте.

— Я подумала о нем, потому что позавчера на работе — я работаю в салоне-парикмахерской — одна женщина рассказала про своего пятнадцатилетнего сына, который сотворил что-то этакое с телефоном у них дома, так что междугородные переговоры регистрировались и шли на счет соседского номера. Прошло несколько месяцев, пока эту шутку раскусили. Ему пришлось несладко. Кармен нахмурилась, соображая, какая возможная связь существует между этим шалуном-подростком и Джеффом. Похоже было на то, что дамочка слишком надышалась насыщенной химикалиями атмосферой салона.

— Почему же это напомнило вам Джеффа? — спросила Кармен.

— Кто это — Джефф?

— Я хотела сказать, Роберт. Робби. Вы только что сказали, что вам напомнили про него.

— Совершенно верно. Это именно в стиле тех шуток, которые любил выкидывать Робби, — и она снова засмеялась. — Знаете, что он однажды натворил?

— Что?

— Он что-то наколдовал со всеми стенными часами в школе — я не выдумываю, — и они стали спешить, так что наши уроки вместо обычных пятидесяти минут длились только сорок пять, а занятия кончались что-то около двух тридцати вместо трех часов.

— Вы шутите, — улыбнулась Кармен.

— Уверяю вас, нет. И прошло целых два дня, пока разобрались, в чем тут дело. Теперь вам ясно, что я имела в виду, когда говорила, что его нелегко забыть.

— Да, пожалуй. А что с ним стало, когда его поймали?

— Хм-м-м. — Гейл задумалась. — А вот об этом я помню плохо. Почти ничего. Я уверена, что администрация собралась было его наказать, однако ее так поразила способность Робби изобретать всякие хитрые штуки, что мысль о наказании отпала сама собой. То есть я хочу сказать, как бы они могли наказать тринадцатилетнего мальчишку за то, что не смог бы сделать ни один из взрослых образованных людей в нашей школе?

— Я вас понимаю, — отвечала Кармен. Про себя она думала, как могла отнестись Бетти Кабрио к чудачествам своего сына. — Вам когда-нибудь приходилось встречаться с его матерью?

— С его матерью? Нет. Я не думаю, что была знакома с кем-то из членов его семьи.

— Что еще вы могли бы рассказать мне о нем?

— Ну, он был сорванцом. И при этом очаровательным. Такой худенький и хрупкий — он был немного моложе своих одноклассников; насколько я помню, он проскочил один класс, но все девочки находили его привлекательным. Безусловно, он был талантлив — пожалуй, самый талантливый ученик в нашей школе, — однако он никогда не заботился о хороших отметках — да ему это и не было нужно. — Гейл перевела дыхание. — Они и так были уверены в его способностях и без конца таскали на всякие там специальные тесты, прямо набрасывались на него всей командой. А когда всплывала наружу его очередная проделка — вроде той, с часами, — они лишь делали вид, что сердятся, а на самом деле лишь смеялись.

— Итак, он не был отличным учеником. Гейл ошарашенно замолкла.

— Ну, пожалуй, мой рассказ представляет его как трудного ребенка, но это было не так. Он был чудесным малым, и несмотря на всю свою ученость, не превратился в этакого головастика.

Естественно, подумала Кармен. Он был святым.

— Он умел очаровывать, — сказала она. — Был ли он одним из тех, кто пользовался своими чарами ради своей выгоды?

— Хм-м-м. Нет, с девочками — никогда, если вы это имели в виду. Однако он умел пользоваться своими способностями, чтобы привлечь на свою сторону взрослых. Он учился в моем английском классе и не испытывал никакого интереса к разбору построения предложений, вы знаете? Это была не его стихия. Но он всегда был готов выполнить какое-то особенное задание учителя, что-то специально рассчитанное на него, вместо занятий со всем классом. И мне кажется, что не только Робби, но и все дети должны обучаться только по индивидуальному курсу.

— Не испытывали ли к нему неприязни остальные ученики за это?

— О нет. Он был просто не таким, как все, и мы просто мирились с этим.

— Какие предметы нравились ему в школе?

— Кажется, он не продолжал обучения в ПВШ — Плейнфилдской высшей школе, — как большинство учеников. Теперь, когда я снова вспоминаю обо всем этом, мне пришло в голову, что в тот год умерла его мать, и его забрали из школы.

— Его мать умерла? — Кармен приросла ухом к телефону. Ее охватило чувство почти личной потери. Перед ее внутренним взором ярко, как в жизни, стоял образ юной бездомной Бетти Кабрио, борющейся за обретение пристанища для себя и своего сына. Она поежилась, вспомнив свои вопросы, заданные ею сегодня утром Джеффу Кабрио о его матери. — Вы уверены? — спросила она у Гейл. — Вы знаете подробности ее смерти?

— Я не сказала бы, что уверена на все сто процентов, но мне кажется, что это правда, хотя я ничего не могу сказать о том, как и от чего она умерла. Все, что я знаю, — это то, что Робби переехал из Плейнфилда.

— Куда он направился?

— Это мне тоже неизвестно, но знаете, кто вам нужен? Дэнни Грейс.

— Кто он? — спросила Кармен, вынимая из портфеля блокнот и записывая в нем имя.

— Дэнни и Робби были близкими друзьями.

— Так, значит, он должен знать и подробности его семейной жизни?

— О, наверняка. Они вечно пропадали друг у друга.

— Дэнни по-прежнему живет в Плейнфилде?

— Нет, — засмеялась Гейл. — Он уехал давным-давно и никогда не возвращался. Он теперь юрист, где-то в Мериленде. И зовут его, наверное, Дэниел. Хотя в школе его считали идиотом. Просто тупицей.

Староста восьмого класса работает парикмахершей, известный на всю школу идиот — правовед. Просто диву даешься, как предопределяет высшая школа для юношества будущее своих выпускников.

Кармен хотела, чтобы Дэн Грейс был кем угодно, только не юристом. До сих пор все, с кем ей приходилось беседовать, с легкостью давали ей необходимую информацию. С одной стороны, от юриста можно было ожидать более связного рассказа, но ведь он, скорее всего, начнет приставать к ней с вопросами, осторожничать.

— А есть кто-нибудь еще, кто мог бы что-то знать о семье Робби?

— Хм-м-м. Нет, больше никто не идет на ум. А вы позвоните Дэнни. Передайте ему, что я сказала: «Салют, Дэнни, как у тебя дела?»

Кармен повесила трубку и отключила диктофон. Она уставилась на страницу в блокноте, на котором было написано: «Дэниел Грейс, юрист, Мериленд» Возможно, ей удастся связаться с ним через Ассоциацию правоведов. Она может позвонить ему утром. А может, и не станет звонить ему вовсе. Она не должна забывать, что ей нельзя торопиться.

Она снова полезла в портфель, отпихнув поглубже пачку пришедших сегодня счетов, действовавших ей на нервы, и достала выписку из бюллетеня, которую перед самым уходом со студии подсунул ей сегодня Крейг. Она в этот момент была занята телефонным разговором, и Крейг подмигнул и показал ей большой палец, пока не скрылся в коридоре, так что она не сомневалась, что выписка содержит приятные новости.

По-прежнему сидя за кухонным столом, она принялась читать их. Рейтинг «Новостей после девяти» поднялся еще на одну ступень в те вечера, когда выступала она. Вот и все. Очень кратко. Кратко и прекрасно.

Это была ее работа. Ее терпеливые, методические раскопки кургана прошлого в истории Джеффа Кабрио. Было какое-то необъяснимое наслаждение в том, как она скармливает его по частям, по мельчайшим кусочкам своей аудитории, несмотря на то, что до сих пор он не сотворил ни капли дождя. Она не верила, что он сотворит что-то и впредь. И тем не менее она каждое утро стала весьма внимательно просматривать метеорологическую сводку, умоляя небо послать им дождь. Хотя бы облака. Хотя бы туман. Что-нибудь, что поддержало бы в ее зрителях веру в то, что личность Джеффа Кабрио заслуживает их внимания.

Она достала из портфеля пачку стандартной бумаги и набросала краткое письмо генеральному директору «Новостей после девяти», Деннису Кетчуму, с просьбой дать ее «Репортажу из северных районов» эфирное время пять раз в неделю. Ее руки тряслись, когда она подкалывала к письму выписку с цифрами новою рейтинга. Она запечатала и то, и другое в конверт, гадая про себя, хватит ли ей утром смелости положить этот конверт на стол Деннису. Ведь он, несомненно, был среди тех, кто вознамерился избавиться от нее. Наверняка теперь он уже понял, что подобное решение было ошибкой.

А еще, заклеивая конверт, она подумала: пожалуй, теперь ей вернут ее «Утро в Сан-Диего», и первыми ее гостями будут все, у кого она брала интервью в последние дни. Превосходно! Пригласить их всех вместе? Да. Сусанну Кабрио, Барбару Роланд, Гейл Видович. Этого законника, Дэниела Грейса, если он захочет с ней говорить. Она, несомненно, ни за что не сможет притащить в студию самого Джеффа, но это даже и к лучшему. Его портрет будет создан с помощью воспоминаний других людей и получится более полным, чем если бы Джефф решился рассказать о себе сам.

И наверняка другие люди вспомнят нечто такое, о чем сам Джефф никогда бы не рассказал.