ГЛАВА 10

Когда зазвонил телефон, Миа печатала какое-то письмо на машинке. Она подняла трубку и, зажав ее плечом, не прерывая работы, отвечала:

— Приемная мэра.

— Солнышко?

— Глен! — От неожиданности она выронила из пальцев карандаш.

— Если хочешь знать, мне совершенно непонятно твое упрямство, Солнышко. Почему ты не дала Лауре свой домашний телефон?

— У меня нет телефона. И я не собираюсь им обзаводиться.

— Но ведь у тебя есть хотя бы адрес, не так ли? Я, конечно, могу понять твое нежелание делиться им со мной, но ведь Лаура — твоя сестра, Солнышко, и она — единственная твоя родственница на этом свете. А если что-нибудь случится? Если ей понадобится твоя помощь?

— Она никогда не нуждалась в моей помощи. И к тому же я дала ей тот номер, по которому ты сейчас звонишь.

Он на какое-то время умолк, а когда заговорил снова, его голос звучал уже не столь самоуверенно.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Ты не пропускаешь визитов к врачу.

— Я чувствую себя очень хорошо, и я больше не намерена продолжать разговор.

— Нет, Солнышко, подожди. Я позвонил тебе не просто так. В следующем месяце мы с тобой приглашены участвовать в закрытом просмотре на выставке в галерее Лессера.

Миа молчала. Заниматься домыслами было не в обычае у Глена, и все же она с трудом могла бы поверить, что Лессер действительно приглашает их обоих. На его просмотрах она еще ни разу не видела работ, выполненных в стиле, подобном ее собственному.

— Похоже, ты в замешательстве, — засмеялся Глен. — Признаться, я поначалу был тоже. Видимо, они в этом году почему-то стали больше интересоваться реализмом. Так не будем упускать случая.

— Но послушай, я? Я еще могу поверить, что их заинтересовали твои работы, но…

— Дай же мне все объяснить. На прошлой неделе ко мне явились три типа из их оргкомитета и прямиком направились к твоим художествам, которые до сих пор стоят в заднем конце моей мастерской. Они так и завелись при виде скульптуры твоей матери и от ее истории. Они просто готовы были ее сожрать. Честно говоря, я уже стал опасаться, что они так и удовлетворятся тобой, и я останусь не у дел.

Она почувствовала невольно подкатившее чувство былой любви к Глену. С его стороны было весьма мило рассказать ей обо всем этом, независимо от тою, было ли это на самом деле правдой.

— Словом, они так и ходили вокруг этой скульптуры кругами. А на следующий день заявилась дама, которая сделала снимки для их рекламной брошюры.

Миа закрыла глаза. Как давно она не видела своих прежних работ. Все они по-прежнему оставались у Глена в студии. Она оставила свои работы там, где воздух золотится от солнечного света. Она оставила там и Глена.

— А что же они выбрали у тебя? — спросила она.

— Тебя, обнаженную, — с запинкой отвечал Глен.

— Глен, — она, внезапно ослабев, оперлась на стол, — пожалуйста, не выставляй ее.

— А кто узнает, что это именно ты? Ведь у тебя тогда были длинные волосы, и к тому же эта шляпа… — Он и словом не упомянул о главном различии между ее тогдашним телом и теперешним, но именно оно господствовало в ее сознании, так же как — несомненно — и в его.

— Я узнаю, — сказала она.

— Но они выбрали именно ее, Солнышко. Я должен ее выставить. А тебе, мой старый дружище, придется в июле приехать на несколько дней в Сан-Диего, чтобы представлять свои работы.

— Нет. — Она с трудом удержалась от непрошенных слез. — Я не смогу приехать туда. Я слишком занята здесь.

— Не будь идиоткой, Миа. Ты не имеешь права упускать такую возможность. Они собираются включить твою работу в их дурацкую брошюру, которую выпускают на Рождество.

— Ты бы не мог обойтись без меня? Я понимаю, что хочу слишком многого, но… — Она замялась, по привычке прикусив нижнюю губу. — Глен, я просто не хочу видеть тебя. И я также не хочу видеть Лауру. Мне правда хорошо здесь. Пожалуйста, Глен. Ты мог бы сделать это для меня?

— Ты просто режешь меня на куски, — вздохнут он.

— Ты переживешь. — отвечала Миа и повесила трубку прежде, чем он нашелся что ответить.

Она подъезжала к старому складу уже в седьмом часу вечера, и Рик с удивлением уставился на нее, когда она вошла в дверь.

— Я не могла приехать раньше, — пояснила она, — надеюсь, что не слишком обременю вас сейчас?

— Ну, что до меня, то вы никогда не будете мне в тягость, Миа. — Он поднял с пола Эврику и водрузил себе на шею, словно живое пушистое боа, пока следовал за ней в глубину здания.

Внутри склада было сейчас довольно прохладно, а Джефф колдовал во внутренностях вентилятора, взобравшись на стул, придвинутый к задней стене.

— Джефф так настраивает вентиляторы, чтобы они нагнетали ночью холодный воздух снаружи, а днем выдували горячий воздух изнутри, — пояснил Рик.

Джефф соскочил со стула и, взглянув на нее, уселся на край длинного стола.

— Уже соскучились по нас? — спросил он и тут же уткнулся в свои бумаги. Сейчас он был одет в голубую рубашку. Хотя не застегнутая, она тем не менее скрывала все, над чем Миа собиралась работать этим вечером, и она невольно расстроилась.

— Мне необходимо отснять еще пару пленок, — пояснила она Джеффу. — Одно дело, если бы я снимала вас в одной определенной позе, как это было с Генри Но вы все время в движении, и это затрудняет задачу. А кроме того, я поняла, что необходима пленка с большей чувствительностью. — Миа словно пыталась в чем-то оправдаться, но чувствовала, что слова ее падают в пустоту. Джефф лишь рассеянно кивнул ей и вновь углубился в содержание своих бумаг.

— Мы сейчас находимся как раз на полпути к решению, — пояснил Рик.

— Я бы не хотела отвлекать вас. — Миа уселась на один из столов и принялась менять объективы.

Джефф сидел, опустив глаза, как почти на всех сделанных еще днем снимках, но она так и не набралась смелости попросить его переменить позу. Она очень не хотела превратиться в незваную гостью.

— Так ничего не выходит, — сказал Джефф, обращаясь к Рику. — Эти номера не сработают с трансгидраторами такого размера. Нам надо либо удвоить их размер, либо удвоить их количество. Какую, ты говоришь, площадь занимают авокадо в овраге?

— Десять акров, — отвечал Рик. — Может быть, двенадцать.

Джефф подошел к карте, которая висела на задней стенке книжного шкафа. Задумчиво скребя подбородок, он что-то внимательно разглядывал на ней.

— Джефф? — отважилась она наконец.

— Хм-м-м? — Он даже не повернулся в ее сторону.

— Я прошу прощения за свою назойливость, но…

— Вы начинаете хотеть от меня слишком многого, Миа, вам не кажется? — спросил он, по-прежнему углубившись в карту. Его палец прочертил невидимую линию, отсекавшую часть Долины Розы.

— Я… нет, мне так не кажется. Я прошу про… я надеюсь, вас не очень затруднит, если вы снимете рубашку.

Рик удивленно поднял голову, тогда как Джефф так и не обернулся в ее сторону, хотя на губах у него заиграла улыбка.

— А я думал, что вы теперь работаете только с головами.

— Ну, в общем да, вы правы. Однако я изменила свои намерения. — Миа чувствовала, как ее заливает краска смущения.

— Ваша способность краснеть, должно быть, весьма досаждает вам временами, — заметил Джефф, уткнув в карту конец желтого фломастера.

Как он мог догадаться, что она покраснела?

— Я много лет работала с обнаженными моделями, — сказала Миа. — И в итоге мне показалось, что такой объем работы слишком велик для меня. А что касается вас, то вы в любой момент можете отказаться.

— Здесь довольно прохладно по вечерам, — он наконец обернулся к ней лицом, и в его опустошенных глазах Миа заметила теплые огоньки, — так что вам придется заглянуть сюда еще раз в дневное время, когда будет потеплее.

— Хорошо, — согласно кивнула она.

Джефф снова уселся на край стола и сделала большой глоток из бутылки светлого пива, а Миа занялась сменой отснятой пленки на свежую. Ее руки тряслись, а спина была вся мокрая от испарины. Когда же она научится держать свой дурацкий рот на замке?

Теперь она сфокусировала внимание на его руках, работая с телеобъективом. Миа не смела подходить слишком близко. У него были изящные смуглые кисти рук, покрытые легким золотистым пушком, с чистыми ногтями правильной формы. Это будет ее вторая скульптура, подумала она. А ведь прошло немало времени с того дня, когда она в последний раз лепила руки.

Внезапно он выпрямился, и она опустила камеру.

— Я вернусь через секунду, — предупредил он скорее Рика, чем ее, и скрылся за грудами мебели, сваленной в другой части склада. Миа вопросительно поглядела на Рика.

— Канистра, — сказал он, как будто она что-то понимала.

— О!

Рик снова занялся компьютером, и Миа тихонько сидела, прислушиваясь к приглушенному гудению вентиляторов и попискиванию компьютера.

— Ох, нет! — внезапно воскликнул Рик. — Тьфу, черт! — Он схватился за голову руками и в отчаянии взглянул на Миа. — Я хотел войти в сегодняшний файл и набрал не правильный ключ, — еле слышно пожаловался он. — И в итоге я стер все, что мы наработали за сегодня. Он меня убьет.

— Всего из-за одного ключа? — Миа подалась к нему и тоже понизила голос. — И ничего нельзя восстановить?

Он потряс головой и безнадежно уставился на дисплей.

— Нет, все пропало. Не могу поверить, что я на такое способен. Ох, черт! Наверное, мне лучше смыться на время, а ты ему про все расскажешь, — бормотал он, и Миа показалось, что Рик шутит.

Но тут раздались шаги возвращавшегося Джеффа, и в глазах у Рика отразилась такая паника, что Миа просто застыла на месте. Джефф снова уселся на край стола.

— Джефф, — Рик растерянно потряс головой, — мне очень жаль, парень, но я действительно все стер.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что произошла катастрофа. Я стер все суб-ареальные данные.

Глаза Джеффа широко раскрылись. Миа хотела бы иметь снимок именно с таким выражением его лица, но была настолько парализована, что не посмела щелкать камерой.

— Что, совсем все?

— Я просто… — Рик в отчаянии воздел руки. — Я ввел не правильный ключ.

Джефф подошел к Рику сзади и всмотрелся в дисплей, опираясь руками на плечи своего молодого коллеги.

— Это еще не катастрофа, — прищурившись, возразил он. — Катастрофа — это когда фермер теряет все, что нажил нелегким трудом, из-за отсутствия дождя, или когда маленькие дети гибнут в пламени, а их некому спасти.

Миа показалось, что глаза Рика предательски повлажнели, и она смущенно опустила взгляд на свою камеру.

— Дай-ка мне сесть, — потребовал Джефф.

Рик подвинулся, и Джефф мгновенно оказался на его месте, а его пальцы уверенно забегали по клавиатуре компьютера. Когда он, плотно сжав от напряжения губы, на секунду остановился, всматриваясь в экран. Миа подняла камеру и сняла крупным планом его глаза. Возможно, это был эффект от телеобъектива, но они показались Миа страшно усталыми.

— Тебе придется повторить всю сегодняшнюю работу, — посетовал Рик.

— Это не худшее из того, чем мне приходилось заниматься в жизни. — Джефф не сводил взгляда с экрана. Между его бровей залегла глубокая складка, а в уголках глаз четче выделились мелкие морщинки. Миа продолжала щелкать затвором. Боже, она так и не сможет остановиться на каком-то одном выражении его лица.

— Смотри. — Джефф набрал еще одно сочетание цифр и, довольно улыбаясь, откинулся на спинку стула. При взгляде на дисплей улыбка расцвела и на физиономии у Рика.

— Тебе удалось их вернуть! Невероятно. Что за чертовщину ты ухитрился с ним проделать?

— Данные еще не были стерты. До них надо было лишь докопаться. И я позаботился поставить свой шифр, чтобы у тебя, паче чаяния, снова не вышел подобный фокус.

— Гениально, парень. — Рик рухнул на второй стул. — А я уже начал подумывать, с какого моста мне лучше прыгнуть.

— Эй. — неожиданно Джефф развернулся и схватил Рика за плечо, — не болтай подобных глупостей. — Серьезность его тона поразила Рика. — Не вздумай даже шутить подобным образом, ладно? Нет ничего такого, ради чего стоило бы самовольно расстаться с жизнью.

Большая мастерская, где за один час обрабатывали фотопленки, находилась в тридцати милях, но Миа это не волновало. Сдав пленки в проявку, она на скорую руку пообедала в маленьком, семейного типа, ресторанчике, находившемся по соседству.

Миа на ощупь добралась до своей машины, в нетерпении срывая упаковку и вытаскивая из нее готовые отпечатки. Рассматривая их при тусклом свете лампочки в салоне автомобиля, она испытала гораздо более сильные чувства, чем просто восторг добросовестного художника. Но по крайней мере теперь она знала, в какой позе будет его лепить. Вот он стоит, его голубая рубашка распахнута на несколько дюймов, а в руках он держит пачку бумаг. Его глаза смотрят на висящую на стене карту, и лоб прорезан несколькими глубокими морщинами. Он выглядит утомленным. Встревоженным. Даже испуганным. Раньше она не обращала на это внимания, но сейчас была в этом уверена. Чего он боится? Что его работа не удастся? Она уберет у него из рук эти бумаги. Пошире распахнет рубашку. И она даст ему опору, основание. Основание подоконника. Он будет стоять, выглянув в окно, одной рукой опираясь на подоконник, беспокойно разглядывая что-то снаружи.

Снимки, которые она сделала, когда на Джеффе не было рубашки, оказались превосходными. Замечательными. Ей нет необходимости — или оправдания — для повторных посещений склада. Чудесно. Она может начать прямо сегодня вечером.

Миа добралась до Шугабуша уже к половине десятого. На стоянке она увидела «вольво» Кармен и «олдсмобиль» Криса, тогда как Джеффа еще не было дома. Она представила, как они с Риком по-прежнему колдуют над своими цифрами, и подумала, упомянула ли о них Кармен в сегодняшнем выпуске новостей.

Включив яркий свет на кухне, она вновь просмотрела фотографии, на сей раз отбирая те, с которыми собиралась работать. Миа уже приготовилась спать, а Джеффа все еще не было. Она откинула занавеску на окне так, что, лежа на краю кровати, могла видеть его коттедж, и ни на минуту не сомкнула глаз. В каньоне начал свой заунывный концерт койот-одиночка, и в темноте Миа невольно поплотнее закуталась в одеяло, вспомнив о сегодняшнем звонке Глена. Впервые с тех пор, как переехала в Долину Розы, она почувствовала себя одинокой. Одиночество. Что за ирония судьбы заставила ее ощутить это чувство как раз тогда, когда еще двое людей поселились в непосредственной близости от ее дома.

Одинок ли Джефф? Может, он женат? Или имеет где-то любовницу?

А что, если он зайдет сюда, когда вернется домой? Может, ей стоило бы оставить свет хотя бы в гостиной, чтобы он понял, что она еще не спит. «Знаете ли вы, как вы талантливы?» Они бы могли поболтать о ее занятиях скульптурой. Она предложила бы ему выпить чаю. Он выглядел таким утомленным сегодня. А сейчас, наверное, просто валится с ног. Она могла бы помассировать ему плечи.

Что за неожиданные нежеланные фантазии? Нежеланные, и все же такие неотвязные. Она постаралась выбросить их из головы, но, как только ослабила контроль над своими мыслями, ее воображение заработало с удвоенной силой.

Ну ладно, вот он постучался к ней в двери. Вот он пошел в гостиную и устало привалился плечом к стене. Он будет немногословным. И откровенным.

— Я так устал от одиночества, — скажет он, — а ты показалась мне сегодня вечером такой привлекательной.

Нет. Он не станет объясняться подобным образом. Да но правде говоря, он вообще не смотрел на нее сегодня на складе. Он всего лишь равнодушно отнесся к ее присутствию. Она с таким же успехом могла бы заняться съемкой сваленной там мебели — он бы ничего и не заметил.

Стало быть, он будет немногословным. Может, он вообще ничего не скажет. Просто подойдет и обнимет ее. Долгое объятие двух людей, изголодавшихся по простой человеческой ласке.

Одна лишь мысль об этом вызвала у Миа слезы. Просто прикоснуться к кому-то, почувствовать чью-то близость.

Как давно это с ней было в последний раз?

Койот снова отчаянно взвыл, но так и не получил ответа. Миа кулаками размазала слезы по щекам.

Он, конечно, обнимет ее и поцелует. Их поцелуй будет слегка горьким от усталости и отчаяния. Она почувствует, как колется щетина, отросшая за день на его щеках и подбородке. Она ответит на его поцелуй — она не в силах будет удержаться. И тогда…

И что тогда? Дальше ее фантазии не оставалось ничего другого, как развеяться в дым.

Она вскочила с кровати, проклиная себя, проклиная свое дурацкое воображение, рывком опустила шторы, отгородившись от коттеджа Джеффа, и прошла в гостиную. Там она привычно устроилась на полу и принялась накладывать глину на доску, которую собиралась употребить в качестве основы для изображения окна. Она изо всей силы мяла красноватый комок, вонзая в него пальцы, шлепая его мокрыми ладонями, и вдруг замерла, прислушиваясь.

Он шел через Шугабуш. Миа различила его шаги уже на крыльце его коттеджа. Но вот они застучали вновь, на сей раз приближаясь к ней. Она застыла, так и оставив пальцы в глине.

— Миа? — Он постучался в дверь.

На ней была надета лишь ее желтая ночная рубашка, а руки безбожно вымазаны глиной. Она торопливо вытерла их тряпкой и поспешила к двери.

— Уже далеко за полночь, а у вас все еще горит свет, — сказал он. Под его глазами залегли глубокие темные круги. — Я лишь хотел убедиться, что все в порядке. — Он заметил, что ее руки испачканы глиной, и удивленно качнул головой — Вы что, заводная? — На его губах играла все та же усталая полуулыбка — Вы вообще когда-нибудь спите?

— Вы такой приятный собеседник.

— М-м-м, — отвечал он, — пожалуй. Вас, наверное, беспокоит шея, а?

Она собралась было отрицательно кивнуть головой, но вдруг подумала, что действительно держит на шее левую руку так, чтобы локоть прикрывал плоское место, на котором должна была бы быть грудь.

— Немного, — произнесла она.

— Вам не следует работать, сидя на полу.

— Похоже, вы правы, — и она невольно подумала о чашке чая, о полном горечи объятии и о поцелуе, который ни к чему хорошему не приведет.

— Ну что ж, доброй ночи, — сказал он.

— Спасибо, что зашли, — отвечала она. Тихонько притворив дверь, Миа прошла в спальню, уселась на полу и смотрела, как он идет к своему коттеджу. Койот в глубине каньона испустил новую серию воплей, на которую наконец-то ответила стая его сородичей. Джефф какое-то время всматривался в ночную тьму, а потом захлопнул дверь и отгородился от окружающего мира.

Он включил у себя свет, и Миа смогла различить его силуэт на фоне желтого прямоугольника окна Она невольно прижала руку к губам. Пальцы пахли глиной и землей. Закрыв глаза, она провела рукой по щеке, по подбородку, вниз по горлу, в прорезь рубашки, пока в ее ладони не оказался легкий живой комочек ее правой груди.

Она не имеет права на него. Она не имеет права иметь желания вообще И она не имеет права разрешать оживать телу, которое может существовать лишь погруженным в спячку.