ЭПИЛОГ.
КЕЙТ. 1982 ГОД

Кейт казалось, что колесо времени вертится все быстрее, торопя дни, стирая пороги между временами года, переплетая лето с осенью, осень с зимой, а зиму с весной, пока наконец все месяцы и годы не сливаются в одно целое. Ей было под девяносто, а точный возраст? Она не помнила. Только замечала, как все больше прибавляется морщин, как блекнет румянец, но не могла допустить и мысли о том, что стареет и дряхлеет, поэтому все больше внимания уделяла своей внешности и, когда смотрелась в зеркало, по-прежнему видела подобранную стройную женщину с гордой осанкой и властным лбом.

Кейт, как и всегда, каждый день приходила в офис, но теперь это стало простым ритуалом, вызывающей игрой, способом отпугнуть смерть. Она присутствовала на всех заседаниях правления, но теперь многое понимала с большим трудом. Все почему-то говорили слишком быстро. Но самым неприятным было то, что разум и память изменяли Кейт, прошлое перемешивалось с настоящим, мир, такой широкий прежде, все сужался. Единственной соломинкой, за которую цеплялась Кейт, движущей силой, помогающей выжить, была страстная убежденность, что когда-нибудь кто-то из членов семьи возьмет в свои руки управление компанией.

Старая женщина не имела ни малейшего намерения позволить чужакам захватить то, ради чего Джейми Мак-Грегор и Маргарет, сама она и Дэвид так долго и упорно страдали, боролись и неустанно работали. Ив, на которую Кейт возлагала так много надежд, оказалась убийцей. А теперь превратилась в чудовище. Кейт так ничего и не предпринимала против внучки. Она видела ее. Всего один раз. Никакой врач не придумал бы для нее наказания ужаснее.

В тот день, когда Ив увидела свое отражение, она попыталась покончить с собой, проглотила горсть таблеток снотворного, но Кит сделал ей промывание желудка, не отходил от ее постели, а когда приходилось уезжать на работу, в доме день и ночь дежурили медсестры.

– Пожалуйста, дай мне умереть, – молила она мужа, – пожалуйста, Кит. Я не хочу жить с таким лицом.

– Теперь ты принадлежишь мне, – ответил он, – и я всегда буду любить тебя.

Черты гротескно-уродливой маски навеки запечатлелись в мозгу Ив. Она упросила Кита удалить медсестер. Невозможно думать, что кто-то смотрит на нее, перешептывается за спиной.

Александра звонила каждый день, но Ив отказывалась ее видеть. Продукты заказывались по телефону и оставлялись у входа. Кит был единственным, кому позволялось смотреть на Ив, последней связью с внешним миром, больше у нее не было никого и ничего, и она жила в постоянном страхе, что муж тоже уйдет, покинет этот дом, и тогда ничего не останется…, кроме уродства…, чудовищного…, невероятного…

Каждое утро Кит вставал в пять, чтобы ехать в больницу, но Ив к тому времени была уже на ногах и подавала ему завтрак, а вечером готовила ужин и ждала, ждала, полная страхов и тревожных предчувствий: что если он нашел другую и больше никогда не возвратится?

Заслышав щелканье ключа в замочной скважине, она летела к двери, судорожно обнимала мужа, лихорадочно прижималась к нему. И никогда не предлагала себя, боясь, что тот откажется, но, когда Кит хотел ее, чувствовала, что он оказывает ей огромное благодеяние.

– Дорогой, – осмелилась спросить Ив однажды, – ты не считаешь, что я уже достаточно наказана? Прошу тебя, возврати мое лицо!

Кит взглянул на жену и с гордостью объявил:

– Этого никто на свете не сможет сделать! Даже я! Время шло, и Кит становился все более требовательным, властным, пока Ив окончательно не стала его покорной бессловесной рабыней, исполнявшей любое желание повелителя. Уродство крепче любых цепей приковало ее к мужу.

У Александры и Питера родился сын Роберт, живой, красивый мальчик, напоминавший Кейт Тони в детстве. Малышу было уже почти восемь, но он казался старше своего возраста.

«Совсем взрослый, – думала Кейт, – какой замечательный ребенок!»

Приглашения были разосланы всем членам семьи. «Миссис Кейт Блэкуэлл просит почтить своим присутствием бал в ознаменование ее девяностолетия. Вечер состоится 24 сентября, в Сидар-Хилл-Хаус, Дарк Харбор, Мэн, в восемь часов. Вечерние туалеты».

Получив приглашение, Кит коротко повелительно сказал жене:

– Мы идем.

– О нет, я не могу. Иди один.

– Нет. Вдвоем.

Тони Блэкуэлл, как обычно, рисовал в санаторном саду. Подошедший санитар протянул ему конверт:

– Вам письмо, Тони.

На губах больного показалось нечто вроде улыбки:

– Как мило, – пробормотал он. – Люблю дни рождения…

Питер Темплтон еще раз внимательно перечитал карточку:

– Поверить невозможно, что старушке уже девяносто. Изумительная женщина.

– Не говори! – согласилась Александра и добавила задумчиво:

– И знаешь, что самое трогательное: Роберт получил личное приглашение, адресованное на его имя.