Она была в салатового оттенка шелковом платье, обнажавшем одно плечо на манер греческой туники. Единственным украшением были изумрудные в золотой оправе серьги. Блестящие каштановые волосы были гладко зачесаны и закреплены на затылке черепаховыми гребенками. Деклан мало разбирался в женских туалетах, однако и он не мог не заметить, что ее наряд сильно отличался от тех пышных, нарочито роскошных платьев, что выбрали для сегодняшнего бала остальные дамы.

Он явился сюда, когда танцы были в полном разгаре: холодные закуски, стоявшие на покрытых дамасскими скатертями столах, были наполовину съедены, буфет подвергся опустошительному нашествию, и было выпито уже немало бутылок шампанского. Однако от этого атмосфера лишь более оживилась, гости болтали, шутили и смеялись, кружась в ритме вальса или легкомысленной польки, с радостью позабыв о своих повседневных обязанностях и заботах.

Кэтрин остолбенела, увидав его, прислонившегося к стене. Она уже почти уверилась в том, что этот нежеланный гость решил не появляться в ее доме. Ему повезло войти именно в тот единственный за весь вечер момент, когда она была одна – только что спустилась из своей спальни, куда забежала ненадолго, чтобы освежить разгоряченный лоб одеколоном. В гостиной было полно народу, но едва их взгляды встретились, у обоих возникло ощущение, что кроме них здесь никого нет, словно их встреча произошла на высоком горном пике, вдали от остального мира.

«Спокойствие, – резко приказала она себе. – Дыши глубже. Так-то лучше. Теперь ты овладела собой».

– Мисс Энсон. – Он подошел к ней, поклонился и поднес руку к губам, едва коснувшись ее в поцелуе.

– Вы запоздали. – Она не нашлась, что еще сказать в ответ.

– Как видите. Вы уже решили, что я вовсе не приду? – Он смотрел ей в глаза все с тем же старым выражением: настороженность, но на сей раз к ней как бы примешались юмор и жалость.

Это разгневало ее. Как смеет этот негодяй ее жалеть? Ведь она достойна всяческого восхищения, а вовсе не жалости, не так ли? «Я покажу ему жалость! – подумала она. – Я уже хотела было предложить мистеру Пейру швырнуть ему под нос этот кусок вонючей трясины, если он ему так нужен, но теперь я передумала. Пусть и не зарится на него. Я буду драться зубами и когтями».

– Ну коль скоро, вы все же здесь, могу ли я предложить вам прохладительные напитки? Не желаете ли вы омаров? Бокал вина? – неуверенно спросила она.

– Я бы предпочел бокал бурбона, – отвечал он насмешливо изогнув бровь дугой и саркастически щуря глаза, словно без труда читая ее мысли. Итак, ей угодно играть в гостеприимную хозяйку, не так ли? Словно нет и в помине спора о земле, о которой они оба сейчас думают?

Чувствуя, как насторожились остальные гости при появлении этого чужака, и надеясь не столкнуться с Адриеном и его друзьями, Кэтрин направилась в комнату отдыха. По дороге им пришлось многократно остановился, пока джентльмены здоровались с Декланом – все это были креолы или плантаторы, так или иначе связанные с Ладурами. И каждый раз разговор принимал одну и ту же форму.

– Добрый вечер, майор Уокер.

– Добрый вечер, сэр.

– Прекрасная ночь, хотя и пахнет грозой.

– Я думаю, она придет не раньше утра.

– Вот как? Что ж, пускай, только чтобы она была не слишком сильной и затяжной. Иначе могут пострадать побеги сахарного тростника, не так ли? Вы поедете в понедельник на охоту, майор?

– Возможно. Я еще не решил.

– Если вы не поедете, у наших неудачников появится шанс. Насколько я помню, вы чертовски искусный стрелок?

– Скорее, это просто удача, сэр, а не искусство.

Кэтрин заметила, что в разговоре участвовали и дамы, сопровождаемые этими джентльменами: они кокетливо поглядывали на него поверх кружевных краев своих вееров. И ее немало удивило открытие, что Уокер пользуется в обществе если не популярностью, то по крайней мере уважением – несомненно.

У дальнего конца длинного, украшенного цветами стола стоял официант, готовивший для Деламара порцию мятного джулепа. Полковник оглянулся, когда его окликнули, и в его глазах загорелось любопытство и смущение, когда он разглядел, кого привела Кэтрин. Тем не менее он вежливо кивнул:

– Майор Уокер.

– Полковник Деламар. – Деклан был не менее учтив.

«Да ведь они оба воевали, – дошло до Кэтрин, – и воевали во вражеских армиях!» Каким же страшным бедствием была эта Гражданская война, когда брат шел против брата, друг против друга, а сын против отца. Возможно ли надеяться, что хотя бы в будущем воцарится настоящий мир между Югом и его завоевателями? Не будь она в последнее время столь нерадивой и нелюбопытной (чего с нею никогда не бывало в Англии), она давно бы уже перечитала все подшивки газет и все доступные печатные материалы об этом конфликте, чтобы постараться разобраться в нем. Однако в последние недели она вообще не была способна сосредоточиться ни на чем серьезном.

Где же Адриен? Она огляделась, пытаясь казаться хладнокровной и равнодушной. Заметив, что Деклан заговорил с Деламаром о лошадиных бегах, она поспешила откланяться:

– Простите меня, джентльмены, но мне необходимо позаботиться и о других гостях.

– Вы позволите пригласить вас позже на танец? – спросил Деклан, не сомневаясь в положительном ответе.

– Несомненно, майор Уокер. И прошу меня извинить за то, что я не обращалась к вам согласно вашему званию.

– Это было ужасно давно, мисс Энсон, и сейчас мало кто обращается ко мне подобным образом. Что же касается лично меня, я был бы только рад поскорее позабыть о войне, так что простое «мистер» меня вполне устраивает. – И в его глазах промелькнуло какое-то необъяснимое выражение.

Было ли это сожаление, язвительность или невольное увлечение ею? Кэтрин так и не смогла разобраться, но чем бы это ни было, оно заставило ее покраснеть.

Она решила не обращать на это внимания и улыбнулась:

– Джентльмены…

– Мисс Энсон. – Они оба поклонились в ответ. Кэтрин покинула их, и хотя ей удалось заставить себя не бежать, а идти не спеша, тем не менее она не смогла удержаться и обернулась. Деклан не смотрел в ее сторону, он наклонился к полковнику, который был ниже его, и Кэтрин не могла не заметить, как великолепно сидит на нем вечерний фрак, подчеркивая широкий разворот плеч и прямую спину. Выгоревшие на солнце волосы, не стянутые сегодня ремешком, опускались до самых плеч. Нет, это не грубый торгаш и не разнузданный солдафон – это прирожденный джентльмен, достойный изящного окружения. Но почему же он тогда так настроен против нее? Правда, не сейчас – этого она не могла не признать, – но по крайней мере сначала. С самого начала их знакомство пошло по неверному пути, и теперь она сильно сомневалась, удастся ли что-нибудь исправить.

Комната для игр была довольно тесной, просто обставленной и преимущественно в неярких тонах. Даже звуки оркестра, игравшего в бальном зале, казались здесь глуше. Ничто не отвлекало игроков от жизненно важных сочетаний карт у них на руках. Два канделябра уотерфордского стекла освещала столы, крытые зеленым сукном, за которыми с десяток мужчин и кое-кто из дам не сводили глаз со своих карт и с кучки денег перед ними, которая росла – или, к ужасу некоторых, убывала.

Конечно, Адриен был тут. Вдвоем с Джеффом они играли в фараона против двоих незнакомцев, которые так увлеклись картами, что едва удостоили ее взглядом. Она положила руку на плечо Адриену, и сквозь кончики пальцев в ее кровь заструился пожар от прикосновения к теплому бархату его фрака: ей захотелось припасть губами к уложенным в прическу локонам, источавшим обворожительный аромат вербены. Он дал понять, что заметил ее присутствие, накрыв ее руку левой ладонью – в правой он держал карты, развернутые веером.

– Уокер здесь, – шепнула она.

– После, chérie, – нетерпеливо отвечал он и снова весь ушел в игру.

Она отпрянула в отчаянии. Было ясно, что он не намерен прерываться, даже в связи со столь важным обстоятельством, как появление на балу ее личного врага. В глазах у нее закипели слезы. Как она отныне нуждалась в знаках внимания с его стороны! Он стал ее путеводной звездой, светом ее очей. Прежде она и представить себе не могла, какая мука, наслаждение и восторг – быть влюбленной. Когда она не видела его, она чувствовала себя полумертвой, тревога снедала ее, пока она не видела его вновь, и хотя в эту минуту сердце ее трепетало от счастья, она так смущалась, что готова была сама скрыться.

Все эти чувства созрели в ней после той ночи, когда она во второй раз в жизни постигла значение физического акта, что происходит между мужчиной и женщиной.

В то утро она проснулась от пения птиц, радостным гимном встречавших рассвет. Еще не совсем придя в себя, она открыла глаза и увидела незнакомую комнату, едва освещенную первыми лучами зари. С трепетом протянув руку, она прикоснулась к Адриену, спавшему подле нее, его смуглая кожа темнела на белых простынях, волосы растрепались, а лицо зарылось в подушку, и горло Кэтрин сжалось от любви к нему. Ничего подобного она еще не испытывала ни к одному мужчине.

Все, что осталось у нее в памяти, – как они поднимались к нему в спальню и последовавшие за тем мгновения нежной страсти. По жилам ее пробежал трепет желания снова принадлежать ему, и она слабо улыбнулась. Конечно, они вели себя предосудительно, однако в душе она не чувствовала вины. Они поступили правильно, позволив до конца доказать взаимность влечения. Она уже не могла думать о нем иначе как о своем муже.

Однако необходимо было сохранить лицо перед гостями и пробраться в дом незамеченной, и она поднялась и принялась одеваться, стараясь не потревожить Адриена.

Держа туфли в руках, она нащупала обратный путь вниз по лестнице и дальше, к двери, застыв на пороге перед красотой просыпавшегося сада. Пышные благоухавшие цветы, яркая зелень, пронизанная пурпурными проблесками вперемежку с синим и серым небом, чье сияние на востоке потеснило ночную тьму. Лунная богиня отступила, словно призрак, уступая небосвод могучему Аполлону, выезжавшему на своей огненной колеснице.

Было восхитительно прохладно, на земле лежали клочья тумана, пронзенные лишь макушками самых высоких деревьев, и Кэтрин, раскинув широко руки и запрокинув лицо, от всего сердца благословила наступавший день. Чувствуя, как в ней бурлит жизненная сила и радость, она поблагодарила судьбу за то, что она привела ее сюда, в Луизиану.

– Я могу чем-нибудь помочь? – Голос Уоррена вернул ее комнату для игр, где ее Адриен целиком сосредоточился на лежавшей перед ним кучке долларов, а вовсе не на Кэтрин.

– Наверное, нам лучше выйти. – Ей было совершенно необходимо хоть с кем-нибудь поделиться тревогой при появлении ее ужасного соседа, а Уоррен всегда относился к ней с сочувствием. Он наверняка сумеет успокоить ее и что-нибудь присоветует, и его внимание прольет бальзам на ее взбудораженную душу.

Не раздумывая, он предложил ей руку и повел через раздвижные двери на галерею, где гости отдыхали между танцами, расположившись в креслах под бумажными фонариками. Ступени вели вниз, в тенистый сад, где прогуливались влюбленные парочки, в нескольких шагах за которыми следовали верные дуэньи.

Элиза, краем глаза отметив, куда направляется брат, поспешно высвободилась из объятий молодого ловеласа, с которым танцевала вальс. Непрерывно кокетничавшая, без умолку болтавшая, выглядевшая беззаботной и даже пустоголовой, она тем не менее зорко следила за всем происходящим. От ее внимания не укрылось появление Деклана, которого она моментально опознала благодаря описаниям Кэтрин – да и без того ее не смог бы не заинтересовать столь эффектный джентльмен.

Удары ее сердца участились. Это обещало возможность и поиграть в ее любимую игру, и натянуть кое-кому нос. Уоррену приспичило изображать верного рыцаря при Кэтрин, а остальные мужчины были для нее или слишком стары, или слишком юны. Ее тошнило от того сборища чопорных престарелых леди, которыми окружила себя Мадлен Ладур. Их интересовала лишь выпивка, еда, карточные игры да сплетни. А те замужние, кто помоложе, говорили либо о своей беременности, либо о детях и нерадивости своих нянек. Совсем же юные особы были заняты охотой на мужей, и их глазки разгорались при появлении любой фигуры, облаченной в брюки.

После того как она утешила своего партнера, пообещав ему следующий танец, Элиза поспешила в буфетную, грациозно покачивая бедрами, во весь рот улыбаясь Деламару и восклицая:

– Ах, я так устала, полковник, я просто сейчас умру. Я танцевала все это время без перерыва. – Она умолкла, потупила глазки и прижала к губам веер. – Ах, простите меня, я, кажется, вмешалась в какую-то важную серьезную беседу?

– Конечно же нет, моя милая леди, – заверил ее Деламар и добавил: – Майор Уокер, позвольте представить вам мадам Элизу Джордан.

– К вашим услугам, мэм. – При желании манеры Деклана могли быть безукоризнены, тем более что не грех и постараться ради такой милой дамочки, как Элиза.

Пожалуй, она была красивее всех, когда бы то ни было встретившихся Деклану женщин, а он перевидал на своем веку немало красавиц. Белокурые локоны спускались ровными рядами из-под миниатюрной диадемы, венчавшей прическу. Такие же локоны прикрывали уши и обрамляли цветущее личико. Она была похожа на достигшую полного расцвета магнолию, – на ее щечках и губках играл легкий румянец. Ее красоту вполне можно было назвать произведением искусства. Мягкий, хорошо поставленный голос, рассчитанная грация каждого движения, роскошное, цвета кукурузного початка платье с кружевной накидкой, лишь слегка прикрывавшей пышные формы, – все было призвано создать восхитительную иллюзию. И жизненный опыт безошибочно предупредил Деклана, что это и есть иллюзия. Он моментально мог распознать ложку дегтя, если даже она скрывалась на самом дне бочки с медом.

– Не будет ли один из вас, джентльмены, так добр и не смешает ли мне чуточку джулепа? – промурлыкала она, обдавая Деклана пламенем своих фиалковых глаз. А когда Деламар потянулся было за бутылкой, добавила: – Я что-то слышала о вас, майор Уокер.

– Надеюсь, что-то хорошее, мадам Джордан?

Она игриво улыбнулась ему и придвинулась поближе, чтобы до его носа долетел аромат ее чудесных духов.

– Ну, сэр, я бы скорее сказала, что вы имеете грозную репутацию.

– Вот как? – Деклан решил вступить в игру, в нем проснулся азарт охотника. Как-никак, она действительно чертовски привлекательна. – Вы не ошиблись? Вряд ли простой плантатор вроде меня способен прослыть грозным. – И его взгляд скользнул по ее полной нежной груди, прекрасно видной в низко вырезанном декольте. Ее прелести определенно должны были соблазнить того, на кого ей угодно было бы положить свой глаз.

– А вот Кэтрин думает иначе. – Она игриво шлепнула его веером по груди. – Для нее вы – настоящий Серый Волк, который намерен отнять ее землю.

– Это неправда.

– Я никогда и не верила в это. – Ее голос явно поощрял его к дальнейшему сближению, она даже рискнула поддразнить его, касаясь как бы невзначай рукава его фрака. – Мне кажется, я могла бы вам помочь. Я – компаньонка Кэтрин и, наверное, единственная ее подруга. И могу попытаться убедить ее изменить свое мнение.

«Ну а что кроется за этим?»– гадал Деклан, подозрительно прищурившись. Его губы скривились в улыбке, а одна бровь иронически приподнялась, и он ответил:

– Но она упряма как мул.

Если она и была шокирована столь грубым выражением, она оправилась удивительно быстро, имея немалый опыт в словесных баталиях.

– Это не совсем так. Скорее, она растеряна. Она непривычна к нашему образу жизни – приехала из какого-то провинциального прихода в Англии. И она прислушивается к моим советам.

– Вашим, мадам? Но разве она не была помолвлена совсем недавно? По-моему, ей больше пристало слушать советы своего жениха.

– Вы ошибаетесь, майор. Адриен слишком горяч, а я полагаю, что вы не очень-то ему нравитесь.

– И это вполне понятно, мадам. – В его голосе прозвучал гнев, и Элиза пришла в восторг, увидев, что ей удалось разозлить его. Она относилась к тому типу женщин, которые, будучи сами жестоки, обожают будить жестокость в мужчинах, ища в этом сходстве сближения. – Нам надо поговорить об этом, – продолжил он, быстро огляделся и, понизив голос так, чтобы его не было слышно в гуле людских разговоров, добавил: – Можем ли мы с вами где-нибудь уединиться, или на страже стоит мсье Джордан – ваш ревнивый супруг?

– Нет, сэр, – изображая подавленные чувства, потупилась Элиза. – Мой муж оставил меня. И никому не известно, где он находится в данный момент. Уоррен, мой брат, взял меня в путешествие по Европе, чтобы развеять мою печаль. А на борту корабля, возвращавшегося назад, мы познакомились с Кэтрин. И я даже представить себе не могу, что бы без нее делала. Это так поддержало меня в самые трудные времена.

«Сколько в этой болтовне правды и сколько вымысла? – гадал Деклан. – Или она просто одна из тех людей, что так привыкли лгать, что подчас сами начинают верить в свою ложь?» Была лишь одна возможность это проверить, и он пообещал себе заняться этим всерьез, чтобы извлечь из ситуации всю возможную выгоду. И если она рассчитывает использовать его в каких-то неведомых целях – то не на такого напала, он собаку съел на этих играх и сам ее использует.

– Как это ужасно! Могу я чем-нибудь вам помочь? – Он постарался скрыть издевку в своем тоне.

– Вы так добры, – жеманно улыбнулась она, положив ручку в ажурной перчатке ему на рукав. – Одинокие женщины, такие, как я, способны высоко оценить бескорыстную помощь джентльмена.

Краем глаза оглядевшись вокруг, она отметила, с какой завистью смотрят на нее другие дамы – еще бы, ведь у нее такой кавалер. Деклан был решительно красивым мужчиной, и она оценила ледяные зеленые глаза, прекрасно вылепленные скулы и прямой нос, решительный подбородок с ямкой посередине. Его вечерний фрак был сшит безукоризненно, а вышитый жилет дамасского шелка довершал костюм денди. Узкие брюки подчеркивали прямые стройные ноги и мускулистость икр и бедер. И она невольно подумала о том, что он мог бы быть хорош и при более близком общении.

Однако сильнее сластолюбивого стремления к физическим удовольствиям, сильнее даже любви к деньгам, в Элизе полыхало желание власти. Она постаралась произвести на Кэтрин впечатление, что любит мужчин, – но на деле ее можно было скорее счесть гарпией, ценившей их не больше, чем бестолковых назойливых идиотов. И чем сильнее выглядел встреченный ею мужчина, тем большее наслаждение получала она от его унижения. Ей нечасто приходилось сталкиваться с такими сильными личностями, как Уокер. И потому ее наслаждение от победы над ним должно было принести ей не меньшее наслаждение, чем полновесный оргазм.

Заметив, что Деламар уже приготовил джулеп и собирается принести его Элизе, Деклан сказал:

– Давайте удерем, пока он не добрался до нас. Где мы могли бы укрыться?

В библиотеке редко бывали люди, и Элиза предположила, что там пусто и сейчас. Она весьма редко посещала эту комнату, никогда не прибегая к чтению по собственной воле – разве что у нее совершенно не оставалось иных способов развлечься, да и тогда она не утруждала себя чем-то более серьезным, чем легкие развлекательные книжонки. Как и все остальные залы в «Крае Света», библиотека была выдержана в строгих пропорциях и со вкусом обставлена. Здесь было множество мраморных копий античных статуй и этрусских ваз. Картины с видами Венеции, в стиле Каналетто, висели меж трехсвечных масляных ламп, а фронтоны стен украшали резные орнаменты.

Деклан закрутил стоявший на подставке большой глобус, и его океаны, материки и горы слились в неразличимое голубовато-зелено-коричневое месиво.

– А ей достался весьма симпатичный дом, – осторожно начал он, ожидая ответного хода Элизы в этом гамбите.

– Как здорово оказаться наследницей Керригана! Ей определенно повезло. – Элиза присела на нижних ступеньках винтовой лестницы, ведущей к верхним полкам с книгами: ножка закинута за ножку, из-под подола заманчиво выглядывает кончик туфельки.

– Вам тоже повезло устроиться к ней компаньонкой. – И Деклан прислонился к каминной полке. Мраморное обрамление камина имело форму титанов, поднимающихся из морской пучины. Пустая сейчас решетка для углей была прикрыта расшитым экраном.

Лукавая улыбка Элизы бесследно испарилась, когда она резко ответила:

– Да будет вам известно, я не нуждаюсь в заработке. Я по рождению – леди и вообще не должна бы работать. Бедная девочка была просто как рыбка, вытащенная из воды. И мне стало жаль ее, вот и все.

– Могу ли я предположить какой-либо иной мотив? – Он недоверчиво ухмыльнулся и в два длинных шага оказался прямо перед ней, так что Элизе пришлось выгнуть шею, чтобы заглянуть ему в лицо. – Ну-ка скажите мне, мадам Джордан, всерьез ли вы обещали поговорить с нею обо мне?

Элиза встала лицом к лицу, встревоженная открывшейся перед нею силой, которую ей будет не так-то просто накрутить на свой маленький прелестный пальчик – хотя она и не сомневалась ни секунды, что справится с этим. Она станет предпринимать одну попытку за другой, пока не нащупает его ахиллесову пяту.

Однако когда она заглянула в эти настороженные глаза, то внезапно позабыла о той неуемной страсти вмешиваться во все дела, которая изначально заставила ее познакомиться с Декланом. Она почувствовала прилив бесшабашности, жажды приключений – совершенно необычное для нее чувство. Элиза чрезвычайно редко действовала под влиянием импульса, все ее шаги являлись результатом тщательно продуманных и взвешенных планов, словно сама жизнь была для нее сложной шахматной партией.

«А почему бы и нет? – подумала она. – Может быть, он и будет тем мужчиной, с которым я получу удовлетворение, не испытанное ни разу в жизни. Может быть, ему удастся уничтожить тот страх и гнев, что переполняет мои чувства и сковывает мое тело. И если мне удастся с ним переспать, я отплачу Уоррену за то, что он так носится с Кэтрин. Он будет в бешенстве, когда поймет, что я не собираюсь от него этого скрывать, а я прекрасно развлекусь, пока буду со вкусом описывать сцену совращения меня майором Уокером…»

– Так вы бы хотели, чтоб я вмешалась? – промурлыкала она. – Я уверена, что смогу разрешить это утомительное недоразумение. Не думаю, что кусок трясины так уж важен для Кэтрин. Она просто чересчур упряма, и ее адвокаты тоже.

– Я буду весьма обязан, если вам удастся поколебать ее упрямство, мэм, – его рука, обвившаяся вокруг ее талии, привлекла Элизу поближе, – но я думаю, что у нас найдутся собственные дела, которыми мы могли бы заняться?

Не обращая внимания на ее скованность и неподвижность, он поцеловал ее в губы и успел многое узнать о ней за эту минуту. Перед ним было до смерти перепуганное создание, которое прячет свой страх под внешней бравадой. Чтобы добраться до сердца, придется слущивать одну оболочку за другой, как с луковицы. «И что, интересно, мог бы я там найти? – гадал Уокер, в то время, как его язык раздвигал ей зубы, а ее гибкое тело распаляло его все больше и больше. – Скорее всего, под шелухой обнаружится черный алмаз. Но почему такая красивая женщина вооружилась алмазом вместо сердца? Кто мог так ранить ее?»

Элиза почувствовала его возбуждение и испытала триумф не меньший, чем желание ответить на его страсть. Мужчины – никчемные создания, они слуги этого дурацкого органа, подвешенного между ног. Солги им что угодно в тот момент, когда им необходимо облегчение, – и они поверят. Потребуй от них чего угодно – и они пообещают тебе. И это оружие всегда останется при ней. Она не припомнит случая, когда не прибегала к нему, чтобы добиться своего – разве что исключая одного-единсгвенного человека, которого любила так преданно, что готова была сражаться за него даже ценою своей жизни.

После этого, позволив Деклану столько вольностей, что он мог вообразить, что она готова улечься с ним прямо здесь, на диване в библиотеке, она вдруг решительно заслонилась от его губ ладошкой и отодвинулась, пробормотав с трогательным трепетом:

– Фи, майор, вы такой дерзкий. Я обязательно должна была дать вам пощечину. Ведь моя репутация может пострадать. Сюда кто-нибудь мог войти и увидеть нас.

– Есть одно весьма неприличное прозвище для женщин, которые подобно вам заводят мужчин, а потом огорошивают одним издевательским ударом, – пробурчал он, злясь на самого себя за то, что так легко поддался на соблазн.

– Ох, только не надо так дуться! – делая свое раскаяние еще более трогательным оттого, что поправляла туалет, взмолилась она. – Я не переношу, когда на меня кто-то начинает дуться. Скажите же, что я прощена. Пожалуйста, скажите.

Деклан взял ее за руку, и его губы скривились в веселой улыбке:

– Мадам, вы чего-то от меня хотите, и я желаю знать чего именно.

– Вы неправильно поняли меня, майор. – Она, не отнимая руки, потупила глазки. – Я просто хотела помочь вам с Кэтрин стать друзьями, а если вы оказались так хороши, что я потеряла голову – неужели я заслуживаю проклятия? Я всего лишь женщина, а вы подняли бурю в моих чувствах.

– В самом деле? – Деклан осторожно и мягко продолжил игру. – Но тогда нам надо что-то с этим сделать, не правда ли? Где находится ваша спальня? Я мог бы навестить вас попозже.

– Вы просто невозможны! Вы смутили бедную девушку до глубины души! – вскричала Элиза. На самом деле смутить ее было не так просто, однако она действительно почувствовала себя задетой. Его стоило держать на поводке, по крайней мере пока.

– Плутовка! – грубо отвечал он. – Не прикидывайтесь столь наивной.

– Но ведь нам некуда спешить, верно? Здешние развлечения продлятся еще несколько дней. Да и к тому же вы всегда можете навестить меня в Новом Орлеане. – Отодвинувшись от него подальше, Элиза стала лучше справляться с ролью благовоспитанной леди. – Вам всегда будут рады в моем доме на Бурбон-стрит.

– Вы живете одна?

– С моим братом, Уорреном. Это дом наших родителей. Я была бы рада, если бы вы познакомились. – Она направилась к дверям, и Деклан распахнул их перед нею. – Давайте пойдем в бальный зал и посмотрим, не вернулась ли Кэтрин из сада.

– А потом? – Проклиная себя за эти слова, Деклан тем не менее понимал, что разбуженный в его жилах огонь необходимо потушить. И если эта раздразнившая его вертихвостка не удовлетворит его желания, он найдет кого-нибудь посговорчивее. За этим дело не станет.

– Вы останетесь на ночь? – спросила Элиза, которой пришлось остановиться, так как он заступил ей путь.

– Нет. Я вернусь к себе на «Ручей Делано».

– Но ведь я увижу вас завтра? Мы собираемся устроить пикник. – Она не желала потерять такого заманчивого кавалера.

– Ну хорошо, но что я получу взамен?

Она надула было губки, еще влажные от его поцелуев, и едва собралась сочинить какой-нибудь уклончивый ответ, как его пальцы железными тисками сжали ее руку.

– Даже и не пытайтесь, – прошипел он. – Я жду от вас прямого ответа. Вы намерены или нет отправиться со мною в постель?

Ужас черными крыльями взметнулся в ее душе. В ее мозгу пронеслись причудливые видения: сумрачная комната, огромный мужчина, и она, такая юная и из мученная… чувство отвращения… позора… Чувство вины. Это стало уже ее судьбой. Купается, она постоянно купается, но даже целыми водопадами не смыть с себя эту грязь. И ее наставницы в пансионе, столь похожие на ведьм в черных балахонах и крылатых чепцах, запах грязного тела, зловонное дыхание: «У тебя полно грязных, нечестивых мыслей, Элиза! Избавляйся от них! Кайся! Молись!»

Пальцы Деклана сжимали ее до синяков, терзая ей руку, и она была рада отрезвляющей боли. Но привычка взяла свое, и Элиза нацепила подходящую к случаю маску. Она вынужденно улыбнулась:

– Вы интригующе неукротимы, майор Уокер. Вы мне очень нравитесь, а если мужчина нравится мне, я всегда стараюсь дать ему ощутимые доказательства моего расположения.

– Означает ли это «да»? – «Боже, какая же она лгунья», – подумал он.

Она кивнула и попыталась освободить руку, жалобно простонав:

– Вы покалечите меня. Могу я теперь идти?

Седрик не раз пожалел о том разговоре по поводу Адриена Ладура, что состоялся у него с Фени, – он прибыл в «Край Света» со смятением в душе, которого бы не было, не коснись он этой темы прежде. Первое впечатление от Кэтрин, так встревожившее его, несколько сгладилось, хотя он по-прежнему ощущал некое возбуждение и лихорадку, скрывавшуюся под ее внешней беззаботностью, скорее походившую на временную передышку в болезни.

Уоллер, его верный камердинер, который всегда был начеку и не забывал докладывать хозяину обо всех мало-мальски примечательных событиях, видел, как она выбралась из павильона в то раннее утро. Словно боевой конь, почуявший запах битвы, Седрик ощутил было порыв рвать и метать, но, будучи истинным английским джентльменом, не сделал ни того, ни другого, а вместо этого предпочел выжидать, не спуская глаз со стана противника. «Какими силами они располагают?»– гадал он, сидя за завтраком, сервированном с обычной роскошью, пока остальные гости приводили себя в чувство, кто при помощи холодного шампанского, кто при помощи мессы. И отчего, скажите на милость, ему пришло в голову размышлять над этой интригой в военных терминах?

Он проникся стойким отвращением к Джеффу с Феликсом, этим двум нагловатым хлыщам, – Джеффу с его видом всезнайки и Феликсу с его двусмысленными грязными шуточками. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы убедиться, что Адриен очень близко с ними связан. Без сомнения, они знакомы с его полукровкой-любовницей и втихомолку потешаются над Кэтрин. Это было отвратительно. Элизу и Уоррена, судя по всему, можно было считать союзниками, а равным образом и Деламара и Пейра. Отец Бювье выглядел обычным святошей; однако у Седрика возникали большие сомнения, чего больше под этой самоуверенной благообразной личиной: шарлатанства или истинного служения Богу.

Мадлен Ладур большую часть времени проводила в его обществе и терпимо относилась к Джеффу с Феликсом, так как ее обожаемый сынок избрал их своими друзьями. Седрик решил, что она не так-то проста, эта женщина, не расстающаяся со вдовьим платьем, хотя ее муж почил в бозе много лет назад. Она до сих пор была красива: блестящие, расчесанные на прямой пробор волосы, изящная фигура и темные глаза, освещавшие все лицо и выдававшие глубокий ум и силу воли. Она говорила и смеялась звучным, хорошо поставленным голосом, иногда помогая себе жестами холеных красивых рук. По сути своей она являлась превосходным образцом креольской дамы. Больше Седрик не был способен сказать о ней ничего: всегда изысканно вежливая, спокойная и строгая, она казалась не слишком реальной.

Они вообще какие-то странные, эти креолы. Странным показался Седрику и весь Новый Орлеан: в отсутствие Кэтрин он предпринял немало познавательных экскурсий по этому городу. Уоррен с Деламаром провели его по портовым трущобам, где на каждом шагу было полно забегаловок и бильярдных залов, в которых негры, цветные и белые, ирландцы и рабочие-европейцы, моряки, ветераны войны, бывшие рабы и бывший средний класс забывали о расовых различиях за игрой и выпивкой. Смрадные, душные, непрезентабельные заведения, где играли на разбитых пианино, а воздух содрогался от возбуждающих ритмов Африки. Здесь можно было удовлетворить любую прихоть, любой порок, в злачных кабаках кишмя кишели сводни, предлагавшие клиентам женщин, девочек или мальчиков для развлечений. То и дело случались потасовки, сопровождавшиеся диким ревом голосов и смачным хрустом кулаков. Седрику пришлось на своем веку повидать немало злачных мест, однако портовые кабаки Нового Орлеана заняли в его списке главенствующее место.

Волны теплого воздуха овевали галерею, где был сервирован завтрак. Как и предвидели, гроза разразилась перед самым рассветом. Седрика разбудили громовые раскаты и звуки безжалостного, все сокрушающего ливня. Но сейчас утро приветствовало их ясным солнечным светом, а по лазурному небу плыли кружевные легкие облачка.

– Проедемся верхом, сэр? – спросил Деламар, с аппетитом впиваясь зубами в теплую булочку с корицей. – Мы с Пейром намерены повстречаться с майором Уокером возле «Ручья Делано», чтобы самим посмотреть на эти чертовы болота на границе.

– С майором Уокером? – Седрик слегка приподнял брови. – Похоже на то, что все американские мужчины настолько возомнили о себе, что без стеснения присваивают звания генералов, полковников, майоров или хотя бы капитанов. Я, конечно, не хотел этим обидеть вас, Деламар, поскольку у меня не вызывает сомнений, что ваше звание более чем заслужено.

– Не забывайте, что не так давно у нас была война, сэр, – покачал головой Деламар, вытирая с усов сахарную пудру. – Здесь не Англия, где только джентльмен может стать офицером. Возможно, поначалу так же было и у нас, но во время боев на офицерские звания выдвинулись люди из самых разных сословий.

– И Уокер является одним из таких выскочек? – Седрик так и не успел сам составить по этому поводу определенного мнения за время их краткого знакомства на балу.

– Черт побери, конечно нет! Он джентльмен по праву рождения. Я слышал краем уха, что он происходит из весьма уважаемой нью-йоркской семьи. Не надо обманываться той шутовской маской, которую он иногда нацепляет.

– Она и мне показалась не настоящей, – подтвердил Седрик, принимая предложенную полковником сигару.

– Майор Уокер стал чем-то вроде национального героя, рыцаря без страха и упрека и все в таком роде. – Деламар раскурил сигару и налил себе бренди, тогда как Седрик невольно содрогнулся при мысли о крепких напитках в столь ранний час. – Наши парни тоже рассказывали о нем только самое лучшее. Ну, конечно, те, кому повезло вернуться с войны живыми, – продолжал Деламар, выпуская дым через ноздри. – Он был честен и милосерден и хорошо относился к ним, когда они попадали в плен, а этого никак нельзя было сказать о многих их командирах. Вы присоединитесь к нам, чтоб повидаться с ним нынче утром?

– Почему бы и нет? – отвечал Седрик, отмахнувшись от лакея, предложившего ему красные бобы с рисом, мучительно тоскуя по традиционному английскому завтраку из жареного бекона, почек под острым соусом, колбасы и яиц.

В этот момент ему на миг представился стол в его доме в Бристоле и слуга, поднимающий серебряную крышку с горячего блюда. А как насчет копченой селедки и теплых тостов с маслом? Седрик тяжело вздохнул. «Пора мне возвращаться домой, – решил он. – Провожу Кэтрин к алтарю и побегу заказывать билеты. И для Фени тоже – если она захочет. Черт побери, а почему бы мне на ней не жениться? Вот только пойдет ли она за меня? «Вот в чем вопрос» – как когда-то сказал наш приятель Гамлет, принц Датский».

Какая-то часть сознания Кэтрин стремилась вслед за мужчинами, поехавшими на встречу с Уокером, тогда как другая не хотела этого. Он был для нее слишком неуютной персоной, чтобы смириться с его обществом. Решительно заявив себе, что вольна в своих поступках, она присоединилась к той группе гостей, что собиралась провести день на берегу ручья, считавшегося одной из достопримечательностей плантации.

– Я вполне тебя понимаю, – говорила Элиза, этот милый ангел, плывший возле нее по коридору в своих белоснежных одеждах. – Сегодня чересчур душно для прогулки верхом, – и к тому же встречаться с этим ужасным, невоспитанным человеком!

– Похоже, что он показался тебе достаточно воспитанным прошлым вечером, – сухо отвечала Кэтрин, спускаясь следом за подругой по лестнице в сад, где их поджидали одетые в безукоризненные белоснежные костюмы и соломенные шляпы кавалеры.

– Мне? – удивленно распахнула глаза Элиза. – Милочка, ты абсолютно неправа. Я совершенно уверилась в том, что это – мужлан, просто сельский парень. Конечно, не могу не признать, что он слегка отмылся и стал до некоторой степени привлекателен, но это – все, чего ему удалось добиться. И я была бы последней дурой, если бы хоть на грош поверила ему! Я не сказала тебе сразу, но вчера вечером он имел наглость сделать мне совершенно неприличное предложение.

– Вот как? – Кэтрин дала наконец волю гневу, который вспыхивал в ней всякий раз, стоило ей вспомнить о Деклане.

– Да, но я отшила его так, что у него в ушах зазвенело. – Элиза чопорно поджала губки.

– Почему ты не сказала Уоррену? – «Я откажу ему от дома, – гневно решила Кэтрин. – Да как он смеет вести себя здесь подобным образом?!»

– О, это совершенно ни к чему, дорогая, и ты, пожалуйста, тоже это не делай. Ему ведь придется вызвать майора Уокера. А я не перенесу, если ему из-за меня придется рисковать жизнью. – В ее голосе прозвучала искренняя тревога, а пальчики на локте у Кэтрин слегка затрепетали. – И к тому же я нахожу это слишком щепетильным делом. Оставь все как есть, но будь при этом начеку. Никогда не забывай, что у этого негодяя нет понятия о чести.

– Не бойся. Уж я-то этого не забуду, – мрачно отвечала Кэтрин.

– Я умею управляться с такими, как он. – Элиза уже спустилась с лестницы и приветливо махала Джеффу с Адриеном. Кэтрин неприятно поразило то, что Элиза гораздо меньше возмущена проступком Уокера, нежели она сама.

– Но ты уверена? Ведь я могла бы запретить ему переступать порог моего дома.

– Нет-нет. Достаточно будет и того, что его алчные посягательства на землю причинили тебе столько беспокойства, – нетерпеливо бросила Элиза, приподняв юбки и торопясь навстречу кавалерам. – Не будем же отравлять себе этим весь день. Филлис не забыла взять твое купальное платье?

Кэтрин неохотно последовала за подругой, гнев и отвращение теснили ей грудь. Что же именно успел сделать Уокер? Попытался ли он поцеловать Элизу? Или даже наложил на нее одну из своих жарких, жадных лап? Ведь и она сама успела испытать, какая сила кроется в этих руках, когда с замершим дыханием, покрывшись испариной, застыла в беспомощном ожидании, а он взял ее за подбородок и поднял ее губы к своим. Ужасный, незабываемый момент!

И вот теперь она оказалась не одна. Элиза также подверглась его оскорблениям. Кэтрин поклялась себе от всей души, что поквитается с ним, пусть на это уйдет весь остаток ее жизни. Да кем он себя вообразил? Этот наглый, невоспитанный негодяй!

Ее радость от прекрасно начавшегося дня начисто испарилась, и она неохотно забралась в коляску, где уже расположились Элиза, мадам Ладур, престарелая тетушка в лавандового цвета шелковом платье и с целым ворохом перьев, украшавших ее шляпку, и отец Бювье. Они принялись болтать на французском, и это также послужило источником раздражения, так как она не имела ни малейшего понятия, о чем шла речь, хотя святой отец временами милостиво переходил на английский, чтобы включить в разговор и ее. Однако это не принесло облегчения, поскольку он не преминул поинтересоваться с занудной дотошностью, прочла ли она те книги, что должны были подготовить ее к вступлению под покровительство Матери Церкви. Не нашедшая в себе сил заняться этими книгами – как и многим другим в последние дни, – Кэтрин, рискуя спасением своей бессмертной души, солгала ему:

– Да, отец, я уже прочла многие из них.

– И вы поняли, что в них говорится, дитя мое? Я всегда рядом и готов помочь. Вам стоит только сказать.

Его вечная снисходительная улыбка, глубоко посаженные глаза, казавшиеся черными провалами на белом лице, благочестивые и изысканные манеры, профиль, напоминавший ей портрет какого-то кардинала эпохи Ренессанса, – все в нем пугало Кэтрин. И она изо всех сил старалась уклониться от необходимости остаться с ним наедине в церкви, где он хотел дать ей ряд наставлений.

– Я полагаю, что правильно все поняла, отец.

– Постарайтесь же, ma petite. – Ах, как покровительственно. «Как слащаво», – сказала бы Филлис.

Элиза, по всей видимости совершенно не переживавшая из-за возможности оказаться изнасилованной этим негодяем Декланом Уокером, распахнула свой зонтик и откинулась на обитую коричневой кожей спинку сиденья, улыбаясь джентльменам, живописной группой верхами сопровождавшим коляску.

Избранное для пикника место находилось довольно далеко от дома. Остальные дамы, а также их служанки, дети и нянюшки следовали за ними в ландо, и это составляло лишь часть растянувшейся процессии из экипажей, в которых везли необходимую мебель и провиант для пикника. Правда, и часть припасов, и множество слуг, которые должны были все приготовить, уже прибыли на место заранее.

Ручей, искусно перегороженный плотиной, создавал полную видимость естественной заводи на утеху владельцам «Края Света» и был к тому же заботливо очищен от тварей, способных испортить господам отдых: в первую очередь это относилось к аллигаторам. Отдыхающая публика могла быть уверена, что ни один из них не посмеет высунуть из воды свой ужасный нос, мешая их развлечениям. Правда, никто не возражал против пары старых черепах – разве что ухоженные, откормленные и тщательно оберегаемые детки, поднимавшие при их появлении ужасный визг. Старшие мальчишки непременно бросались в погоню, всякий раз кончавшуюся неудачей, поскольку черепахи были гораздо умнее охотников и умели скрываться в болотной трясине.

Кэтрин устроилась в тени раскидистой ивы, свесившей свои ветви до самой воды. Она с раздражением оглядывала свою обстановку, вывезенную на берег ручья. Над мягкими диванами, подушками, пуфиками, циновками, деревянными стульями и раскладными шезлонгами были натянуты широкие тенты, под сенью которых могла бы расположиться целая армия, для которой к тому же было запасено вдоволь провианта – не говоря о батареях бутылок: опустошительному набегу подвергся, по всей видимости и винный погреб.

Чувствуя себя утомленной и отверженной, она не желала общаться со всеми этими людьми, превратившими «Край Света» в некое подобие отеля. Она даже не знала толком, сколько их, и была раздражена их манерой заискивать перед мадам Ладур, словно не Кэтрин была тут хозяйкой, предоставившей им стол и кров.

– Здешние пикники всегда устраивают с таким размахом? – утомленно спросила она у Элизы, снимая свою непомерных размеров шляпу и кидая ее на траву.

– Сладкая моя, ты не видела настоящих пикников. Это лишь жалкое подобие тех празднеств, которые принято устраивать у креолов под открытым небом, – отвечала Элиза, намереваясь удалиться в палатку, устроенную для тех отважных леди, которые собирались сменить свое обычное платье на купальные костюмы.

Мадлен Ладур со своим кружком устроилась под старым дубом, восседая на кресле, как на троне. «Полагаю, именно так она проводила время до войны, – подумала Кэтрин. – Жила себе словно королева в Валларде в окружении толпы рабов, готовых выполнить любое приказание».

Более солидные дамы сплотились вокруг нее, создавая специфическую дамскую атмосферу, тогда как более отважные из тех, что помоложе, подзадоривали одна другую, собираясь залезть в воду. Поодаль нянюшки пестовали малышей на своих темных руках, то и дело подсовывая сладости в маленькие жадные рты или читая нравоучения более старшим детям. Повсюду под ногами путались только научившиеся ходить малютки, и это было сущим кошмаром – так часто они наталкивались на различные неприятности, осваивая окружающий мир. Маленькие девочки чинно восседали подле мамаш, похожие на китайских кукол в накрахмаленных кружевных чепчиках, белых накидках поверх пышных чистеньких платьиц, черных кашемировых чулочках и маленьких туфельках с пышными бантами. Их братишки, скинув матросские костюмчики или костюмы-тройки, бегали нагишом, брызгая друг в друга водой на мелководье или играя в пятнашки.

Джентльмены расположились отдельно, покуривая сигары и принимаясь за важнейшее занятие этого дня – спиртные напитки. Однако кое-кто из них все же решил проявить свои таланты в плавании. Обычно они купались здесь нагишом, как мальчишки, но сегодня на них красовались короткие шорты в знак уважения к присутствовавшим на пикнике дамам.

Адриен уже давно забрался в воду, – ловкий и быстрый, в облегающих черных шортах, он был очень красив: широкие прямые плечи, сильные мускулистые руки, гладкая, блестящая на солнце кожа. Лежа на траве, Кэтрин заслонила рукою глаза от слепящих лучей и сонно наблюдала за тем, как они с Джеффом брызгались водою на визжавшего Феликса.

– Ты не собираешься поплавать? А ну-ка вставай, лентяйка, – поддразнила ее Элиза: она стояла прямо перед Кэтрин, уперев руки в бока.

Ее купальный костюм был лишь уменьшенной копией обычного повседневного платья. Он был сшит из ярко-синей фланели, отделан по краям кружевами и оборками и состоял из панталон, спускавшихся до середины икр, подвязанного пояском платья с высоким воротником, короткими рукавами и подолом до колена. Темные носки завершали наряд, а на голове красовалась внушительная шляпка, под которую Элиза убрала волосы.

Нигде не было видно ни дюйма обнаженного тела. Пожалуй, этот туалет был самым модным даже по сравнению с теми, в которые Элиза облачалась по вечерам, однако Кэтрин сочла его скорее смешным.

– Ты моментально потонешь во всем этом, – с жалостью сказала она. – Как только все эти тряпки намокнут, они потянут не меньше тонны, и ты окажешься на дне.

– Ха! Ты бы лучше сама поостереглась болтать здесь об утопленниках, – отвечала Элиза, любуясь своими округлыми коленками, перевязанными крест-накрест лентами, словно у балетной танцовщицы.

– Это почему же? – Кэтрин уселась, окончательно потеряв надежду на то, что ее оставят в покое. Кроме того, гордость не позволяла ей уступить хоть в чем-то Элизе. Если та решится строить из себя покорительницу глубин, Кэтрин непременно докажет, что тоже не боится воды.

– Ни один из цветных не полезет в речку, пруд или озеро, по крайней мере по своей воле. А если им и приходится это делать, они долго молят о защите gros-bon-ange. – Солнечный луч, отразившись от поверхности воды, блеснул в глазах Элизы.

– Будь добра, говори по-английски. – Кэтрин неожиданно озябла, хотя день был очень жарким и безветренным. – Ты ведь знаешь, что я не понимаю.

– Хорошо. Они молятся Большому Доброму Ангелу. – Элиза остановилась на краю заводи, рядом с развешанной на рамах водной растительностью, извлеченной со дна. – Ох, посмотри! Адриен чуть не утопил Феликса! Ах, какой он недобрый.

– И почему это они молятся ангелу? – Воистину, Элиза временами могла донельзя раздражать Кэтрин своими недомолвками, намеками и манерой перескакивать с одной темы на другую.

– Это из-за Вуду, – небрежно бросила Элиза через плечо, продолжая наблюдать за мужчинами.

И опять это слово! Внезапно заводь показалась Кэтрин тесной, душной, полной насекомых, словно бы она осталась один на один с жестоким миром джунглей. Она встряхнулась и зажмурила глаза. Открыв их, Кэтрин обнаружила, что к ней вернулись привычные образы и звуки – жужжание гостей и слуг, вопли детей.

Предположив, что Элизе доставляет наслаждение видеть ее страх, она попыталась его скрыть.

– Ах, опять эти старые глупости! – воскликнула она беззаботно. – На самом-то деле ты в них ничуть не веришь, правда?

– Я же рассказывала тебе, что говорила мне Мамми. – Как всегда, Элиза уклонилась от прямого ответа. – А она рассказывала про Барона Самеди, Властелина Кладбищ и Перекрестков, и что женщины, которые обмывают покойников, обязательно проверяют, осталась ли покойница девственной, потому что барон любит как раз целомудренных девочек. Он одет, как денди, – живой скелет, в вечернем фраке и цилиндре.

– Что за дурацкие сказки! И как ты только веришь подобным глупостям? – раздраженно заметила Кэтрин.

– Ха, но ведь все, кто родился и вырос в Новом Орлеане, верят в Вуду, – серьезно отвечала Элиза. – И ты бы лучше послушалась меня. Ты только вспомни о том, что души утопленников долгие месяцы остаются в воде. И чтобы освободить их из холодных глубин, устраивают особенные церемонии. Им не нравится оставаться в воде, и их родные должны помочь им успокоиться, иначе их души будут охотиться на людей. А никому не захочется быть схваченным мертвяками.

В душном полумраке палатки Филлис помогала Кэтрин избавиться от платья и облачиться в изрядно облегченную версию Элизиного купального костюма. Простое белое полотно, без рюшек и ленточек – короткое платье и панталоны.

– Я готова, а ты? – провозгласила Кэтрин, прошлепав по воде к Элизе.

– Но ты же не полезешь в воду вот так! – вскричала она, показывая на босые ступни Кэтрин.

– Почему бы и нет?

– Ты так и не прислушалась ни к одному моему слову, а? – Элиза в ужасе вскинула руки. – В лучшем случае ты наступишь на что-нибудь острое и поранишь ногу. А в худшем тебя ухватит за босую ступню мертвец и утопит, чтобы ты вместе с ним очутилась в холодной глубине, которую он так ненавидит.

– Не обращайте на нее ни малейшего внимания, – раздался голос Уоррена, он только что вышел из-за куста, за которым раздевался. Грозно нахмурившись, он обратился к Элизе: – С чего это ты взялась пересказывать ей всякие глупости?

– Я всего лишь хочу, чтобы она вела себя поосторожнее, милый братец. – Она пожала плечами, сопроводив это одним из тех полупристойных галльских жестов, которые они все так любили. – Мы ведь не хотим, чтобы с Кэти случилось что-то неприятное, правда?

Стоя по щиколотку в медленно текущей воде, Кэтрин чувствовала, что покрывается гусиной кожей. Хотя день был на удивление жарким даже для здешнего климата, болотная вода оставалась прохладной. Она завязала волосы в пучок на макушке и вошла поглубже. Холодная шелковистая влага беззвучно поглотила ее ноги, поднявшись до колен.

– Смотри не подхвати загар, Кэти, а не то тебя все будут принимать за квартеронку, – заметила Элиза и с визгом помчалась по воде туда, где можно было найти тень от деревьев.

– Она и так черная, словно цыганка, после всех своих прогулок с Ти-Жаном, – неприязненно добавил Адриен, подплывая к ним поближе и тоже располагаясь в тени.

– Это верно. Шляпа не может защитить от солнечных лучей, которые отражаются от воды или от сухой земли. – Кэтрин кое-как смирилась с тем, что Адриен отнюдь не одобрил ее частых прогулок с телохранителем. Может быть, он считал, что Кэтрин оказалась неравнодушна к своему чернокожему величавому стражу?

Несколько раз она пыталась разобраться, почему неписаный закон чести, принятый в южных штатах и на ряде островов Западной Индии, позволяет белым мужчинам вступать в связь с негритянками, но в то же время запрещает белым женщинам наслаждаться любовью черных партнеров. Она спросила об этом у Элизы, которая вдруг засмущалась, – дескать, тема щекотливая, связана с сексом, – хотя обычно была менее щепетильная в таких разговорах. В конце концов она просто заявила, что для белых женщин это табу – и все. И в тех редчайших случаях, когда они пытались идти против правил, их подвергали жесточайшим гонениям – счастье, если им вообще удавалось остаться живыми, не говоря уже об изгнании из семьи и общества. Несчастные дети, плоды подобного рода адюльтеров, так или иначе уничтожались, а вместе с ними – чернокожие любовники, причем самым жестоким, варварским способом.

– Это, вероятно, связано с вопросами родовой чести, гордости и, конечно, наследства, – пояснила Элиза. – В вашей стране это было бы подобно тому, как если бы королева улеглась в постель с самым низкорожденным крестьянином, – только здесь вопрос не в происхождении, а в цвете кожи. Ну представь себе, смогла бы прирожденная леди, красавица креолка принимать в своем будуаре какого-то там полукровку? А кроме того, ходят слухи, что наши мужчины ревнуют к репутации негров как самых неутомимых любовников. Что уж тут скажешь? – одно слово, мужчины! Дикие самцы, повинующиеся самым примитивным инстинктам.

Раздосадованная на Адриена, установившего один закон для нее, а второй – для себя и своих дружков, Кэтрин бросилась в воду. Она поразила ее своей непроглядной холодной темнотой, и хотя Кэтрин не боялась нырять с открытыми глазами, тут она поспешила выбраться на поверхность, отводя пряди намокших волос, нависших на глаза. Адриен звал ее, но она не откликнулась. Уверенными и сильными движениями она поплыла вперед, пока расчищенная заводь не оказалась позади и девушка не осталась наедине с болотом.

Куда бы она ни обернулась – повсюду ее взору представали заросли, поднимавшиеся прямо из воды. Она поплыла вдоль края чащи и обнаружила, что попала в совершенно чуждый мир. Вокруг стоял темный лес, настороженный и безмолвный, и всплески ее рук казались здесь кощунством – тут не имело значения ни время, ни бури, потрясавшие остальной мир. Великаны деревья словно закутались в непроницаемые плащи, сквозь которые не пробиться простому смертному. Насыщенный влагой воздух как бы пронизывали невидимые нити. Повсюду вокруг себя она ощущала чье-то присутствие, чье-то настороженное внимание. Мрачное нечто лежало в глубине вод, поджидая ее. Что это могло быть? И зачем оно ее ожидало? Все это выводило Кэтрин из равновесия.

Но даже теперь она не подумала возвратиться, помня о выказанном ей Адриеном пренебрежении в угоду остальной компании. Его хватило лишь на то, чтобы быть ее партнером в первом танце, открывавшем бал, – после чего он поспешил за карточный стол.

Уоррен позаботился о ней, Уоррен побеспокоился, чтобы ее никто не обижал, особенно такие типы, как Деклан Уокер, Уоррен с чувством поцеловал ей кончики пальцев и пожелал доброй ночи, а потом стоял и смотрел, как она поднимается по лестнице к себе в спальню.

«Однако влюблена-то я не в Уоррена, – мрачно подумала она, рассекая руками зеленоватую поверхность воды. Глубже, внизу, она была совершенно черной – лучи солнца не в силах были пробиться в сокровенные глубины болот. – Как же это могло случиться, чтобы Адриен взял меня с такой страстью в одну ночь и совершенно перестал обращать на меня внимание на следующую? Может, Элиза права, когда так пренебрежительно отзывается о мужчинах?» Кэтрин ужасно захотелось причинить ему беспокойство, заставить потревожиться о том, что она может причинить себе вред. Она глянула через плечо назад – не плывет ли он следом, – но увидала лишь гладкую болотную воду.

Внезапно она заметила, как стало тихо – словно кто-то захлопнул дверь, отделявшую ее от остальных людей, от прежней нормальной жизни. Умолкло даже пение птиц. Могильное молчание окутало ее будто саван. Обильные, густые дурно пахнущие струи испарений поднимались над водою там, где ее касались жгучие солнечные лучи. Мир был точно таким же, как и миллиарды лет назад, когда еще более ужасные рептилии – дальние предки нынешних аллигаторов – владели землею.

Кэтрин испугалась, внезапно почувствовав в воде нечто новое. Что-то коснулось ее босой ступни – словно по ней прошлись скользкие, холодные пальцы. Она попыталась повернуть назад – туда, где ее ждал свет, человеческий смех – все дружелюбные, привычные звуки знакомого ей мира. Однако ноги ее запутались – она изо всех сил старалась не думать, в чем именно. Очередные рывки привели лишь к тому, что она оказалась безнадежно пленницей.

И тогда пришел ужас. Болтовня Элизы предстала теперь совершенно в ином, грозном свете. Был ли то действительно «мертвяк», который хотел схватить ее? Почему-то это слово пугало Кэтрин намного больше, чем если бы Элиза сказала просто «мертвый» или «умерший человек». Может быть, это был сам ужасный Барон Самеди, прикрывший цилиндром свой голый, оскаленный в вечной улыбке череп?

Она попыталась кричать, но никто ее не услыхал. Окончательно теряя самообладание, она погрузилась в воду, но потом снова выбралась наверх, отчаянно барахтаясь, содрогаясь от отвратительного вкуса воды, попавшей в рот. Кэтрин ничего не соображала, она была в панике, а мерзкие пальцы не ослабляли хватку, лишая ее последней капли рассудка. Перед глазами заметались серые бесформенные тени, затеявшие непристойную пляску в неприглядной чернильной тьме, то наступавшей, то уходившей, качавшей ее на дьявольских волнах. Каким-то образом ноги Кэтрин вывернулись вверх, и она опять погрузилась с головой.

Легкие жгло нестерпимым пламенем, в глазах сияли ослепительные вспышки. Ее руки и ноги стали вдруг невообразимо тяжелыми и вялыми. В ушах шумело, и в этом шуме угадывался заунывный шепот: «Иди суда, сестричка, иди к нам. Стань поскорее одной из нас!»

Кровь прилила к голове, она билась там болезненными толчками, и в этом ритме Кэтрин услышала нараставший рокот барабана: он становился все громче, пока не превратился в оглушительный рев, и она провалилась в ничто.