28
Когда Джеймс занимался торговлей желтым товаром, он обычно оставался на острове Грин на ночь в домике неподалеку от барака. И поэтому Милли не удивилась, увидев его на следующее утро в саду «Домика отдыха», он шел к ней вместе с мистером Сунгом. Она занималась розами и распрямилась, чтобы поздороваться. Джеймс внимательно оглядел ее и подумал, что от той робкой неуклюжей девочки, с которой он когда-то встретился, не осталось и следа. Ее розовое платье удивительно шло ей, подчеркивая безукоризненную и соблазнительную фигуру.
– Как Мами? – спросил он, проявляя необычный для него интерес.
– Могло бы быть и получше, – ответила Милли.
– Она уже не так хорошо, как раньше, справляется с работой, верно?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Именно то, что сказал. Факт остается фактом – она не в состоянии справляться со своими обязанностями.
Сжав розу так, что ее шипы поранили ее ладонь, Милли повернулась к нему.
– Разумеется, люди работают не так споро, когда болеют. Но я помогаю, и мне кажется, я неплохо с этим справляюсь.
– Помогать экономке – не твое дело. Во всяком случае я поместил объявление о том, что нам Требуется экономка.
– Что ты сделал?
– В «Чайна Мейл». Несколько дней назад.
– И до сих пор никто не откликнулся?
– Ну почему же? Ко мне в клубе уже обращалось несколько человек.
Она не знала, что сказать. А Джеймс продолжал:
– И у меня имеется прекрасный кандидат!
– Кто же это?
– Воспитанница китайского монастыря.
– И ты хочешь сказать, что взял новую экономку, даже не дав мне на нее посмотреть?
На его виске сильно пульсировала жилка.
– Да, она, конечно, слишком юна, но очень толковая. Она придет к тебе на следующей неделе.
– Ты что-нибудь о ней знаешь?
– У нее прекрасные рекомендации – несколько лет тому назад она работала у монахинь в миссионерской католической школе на Перл Ривер. Это благовоспитанная девушка, у нее есть брат, он буддистский монах на острове Лантау.
– Она захочет обратить нас в свою веру, – недовольно проговорила Милли. – Ты мог бы сообщить об этом и раньше. В конце концов, хозяйка дома все же я.
– Ты не так уж много обременяла себя домом и хозяйством.
– Возможно, поначалу так оно и было, однако с тех пор я немного выросла.
– Это я уже заметил. – Джеймс посмотрела на огромные окна спальни, выходящие в сад. – И если честно, то я думаю, что, может быть…
– Нет! – сказала Милли.
Лишь однажды Милли была близка к осуществлению своих девичьих грез – и это было с юным Томом Эллери. Но кроме него жил в ее мечтах еще один человек – Эли Боггз, несмотря на все его недостатки. Почему именно в ту ночь она не заперла дверь, ведущую из сада в ее спальню?
Чуть позднее она встретила в саду Мами, та с радостным видом что-то напевала, Милли просто не поверила своим глазам.
– Ты вроде бы у нас болеешь? – сказала она.
– Роднуша, – ответила Мами, – мне так легко, как будто я хожу по облакам!
– Что произошло? Еще вчера ты буквально умирала.
– А теперь мне лучше, потому что я чувствую, как будто мой Растус вернулся ко мне. У тебя когда-нибудь было такое чувство – как будто снова возвращаешься к жизни? – Глаза Мами расширились. – Я встретила мужчину! – добавила она.
– Что?
– С моря приплыл мужчина и говорит мне: «Миссис, я еще никогда не видел такой замечательной женщины».
Милли так и ахнула.
– Мужчина? Здесь, на острове Грин? Что ты плетешь?
– Нет, правда. Высокий – футов шести ростом, такой же черный, как Растус Малумба, а от его улыбки можно просто сойти с ума!
– Мами, у тебя видения!
Мами всплеснула руками и радостно закружилась, глядя в небо:
– Ты права, роднуша. Представляешь – я кладу на могилу Растуса цветы и вдруг вижу, что возле меня стоит большой черный незнакомец. И знаешь что?
– Что?
– Ну сначала я подумала, что это сам Растус, но это был парень, который упал с корабля и приплыл на берег. Помнишь, как мы вчера видели несколько джонок? Они плыли на север? – Милли кивнула, и Мами продолжала: – «Женщина, – говорит мне этот черный парень, – я не видел таких как ты уже тысячу лет Не хочешь ли прогуляться в сторону Ванчай? Потому что про таких как ты говорится в Библии, в «Песне Песней». Ты читала Библию?» «Спрашиваешь!», – говорю я. «Так почему ты стоишь у могилы?», спрашивает он опять, и я рассказала ему о моем Растусе, о том, что он умер уже шесть лет тому назад, и он говорит – представляешь, какой нахал: «Он уже шесть лет как умер и похоронен, женщина, а я жив и здоров».
Мами смущенно засмеялась и прошептала:
– Ты считаешь, что я поступила ужасно?
– Смотря что произошло потом, – сказала Милли.
– Я взяла да привела его к себе, напоила его чаем – ведь его всего трясло от холода: ему пришлось спасаться вплавь. И знаешь, что случилось потом?
– Надеюсь, ты не будешь меня шокировать?
– Этот беспутный негодяй меня поцеловал! Представляешь!
– Отлично! – сказала Милли. Голос Мами упал.
– Потом еще раз… и мне подумалось, что мой Растус не одобрил бы этого.
– Но этот человек здесь, а Растус – нет, – с улыбкой сказала Милли, – а если он не узнает, то не будет и переживать. Так ты говоришь, что он упал с одной из джонок?
– Да, с одной из тех, что вчера направлялись на север.
– А он не сказал, как его зовут?
– Он себя называет Черный Сэм Милли улыбнулась про себя.
– И он тебя покорил.
– Он может открыть мой нижний ящичек в любую минуту, когда захочет! – сказала Мами. Она еще что-то говорила, но Милли ее не слышала. Несомненно та небольшая флотилия, которую они видели вчера, принадлежала Эли.
– Могу поспорить, что у него широкая белозубая улыбка и большие золотые серьги! – сказала она.
– Черт возьми! Откуда ты знаешь?
– Это обычное дело, – сказала Милли, подумав, что в этом регионе, возможно, пасется не один пират, а если и один, то не обязательно тот самый. Но вряд ли. Наверняка это был знакомый ей Черный Сэм.
– О чем ты думаешь, мисс Милли? – спросила Мами, внимательно глядя на нее. – Мне кажется, у тебя на уме что-то нехорошее.
Ночь была тихой, как будто сама жизнь замерла и затаила дыхание, и малейшее движение воздуха приносило из сада аромат цветов.
Но яркая летняя луна придавала пейзажу волнующе-тревожный вид. Где-то далеко сверкали фонари на скандально известной улице Ванчай, царство разврата и проституции, соперничающее с царством красных фонарей в Макао, где другая нация, под другим, не английским флагом, забывала о своем национальном лицемерии.
Стоя у большой стеклянной двери, ведущей в сад, она ждала, зная, что Эли придет к ней, так же, как Черный Сэм пришел к Мами.
Она сама не могла понять, почему она так тоскует по нему. Разве он не продал ее, как простую рабыню?
Она слышала, как двигается по дому Мами. Часы пробили полночь, в открытую стеклянную дверь светила луна, тяжелая от летней жары, оседлавшая серебристые облака над далекими холмами Китая.
Где-то в саду козодой предупредил об опасности свою подружку. Милли подняла голову и прислушалась – хрустнула ветка, и перед окном показалась тень.
В моменты одиночества она часто представляла себе, что к ней приходит Эли. И когда показавшаяся из облаков луна осветила серебристым светом ее спальню, она увидела, что это тень мужчины. Он стоял молча, не обращая внимания на встревоженные крики козодоя, и луна светила ему в затылок. Милли, чувствуя, как бешенно колотится сердце, отошла от окна и нырнула в кровать, мужчина открыл дверь и вошел, как будто то, что она отошла, было приглашением.
В ту ночь любовь царила в «Домике отдыха» на двух фронтах.
Мами Малумба, обычно крепко спавшая в это время, широко открыла глаза и слушала встревоженный крик козодоя.
В дверь тихонько постучали.
– Кто там? – Она села в кровати.
– Это я, Черный Сэм, Мами Малумба, – послышался шепот. – Я здесь в полной боевой готовности, жду.
– Ах ты, бесстыжий негодник! – воскликнула Мами, глядя в замочную скважину. – Ты находишься возле спальни дамы, ты что, не понимаешь?
– Ну прости, я думал, ты женщина как женщина.
– Не дразни меня, беспутный пират. Ты зачем сюда пришел?
– Попробуй догадаться. Даю тебе три попытки, – сказал в своем обычном духе Сэм.
– А ну-ка убирайся! Придешь на следующий год, и то будет слишком рано!
– Вчера вечером ты другое говорила.
– Со вчерашнего вечера я передумала. Убирайся-ка, пока… пока я не сказала тебе все, что я о тебе думаю.
– Мне всегда говорят то, что думают, те, кто не очень-то умеет это делать, – с печалью в голосе произнес Сэм. – Что ты имеешь против меня, Мами Малумба?
– Ничего, если не считать, что ты – неподходящая компания для порядочных женщин.
– Они просто не знают, что теряют.
– Не говори гадостей, Черный Сэм! Катись отсюда, пока я не позвала полицию.
– Что-то я плоховато слышу, – сказал Сэм.
– Я сказала, убирайся отсюда.
– Ну сжалься же! Разве у тебя нет сердца?
– Для тебя у меня есть сердце – здоровенный кирпич. Кроме того, ты задумал что-то нехорошее, – я это нутром чую.
– Говори что хочешь, лапочка. Если ты подвинешься, то в твоей кровати хватит места для двоих.
– Как тебе не стыдно, Черный Сэм! Какое неприличное предложение! Если я тебя впущу, ты что же, начнешь приставать к даме без ее согласия?
– Все может быть, – проговорил Сэм.
Тут Мами, широко распахнув дверь спальни, раскрыла для него свои объятия.
– Именно это я и хотела услышать, – сказала она. – Давай заходи быстрее, пока не передумал.
При свете луны Милли увидела бородатое и сильно затененное лицо Эли. Он в мгновенье ока приблизился к ней и заключил ее в объятья, затем, склонившись, поцеловал ее в щеку, – так здороваются близкие друзья.
– Дверь была не заперта, – сказал он.
– Да, я подумала, что ты можешь прийти.
– Почему?
– Потому что я слышала, как пришел Сэм, он тоже здесь. В задней части дома.
– Не может быть!
– Ну вот, даже не знаешь, чем занимается твоя корабельная команда? – Она чуть поддразнивала его.
– И не говори, – ответил он ей в тон. – Сэм, он такой – вроде меня. Никогда ни о чем не рассказывает. А где твой муж?
– Вернулся в Гонконг, по крайней мере я надеюсь. Но Сунг где-то здесь.
– Не беспокойся – я о нем позабочусь.
Эли взял ее на руки и понес за стеклянные двери в сторону лужайки, и это казалось совершенно естественным и не вызывало у нее ни страха, ни тревоги. Милли казалось, что вновь повторяется сказка острова Лантау: берег и море, лунный свет и Эли.
Она знала, что Эли овладеет ею. Но разве не для этого он пришел сюда? Ей даже в голову не приходило, что это грешно, аморально. Требование о выкупе, ускорившее смерть отца, бесконечное ожидание того дня, когда она окажется на воле, тогда, на Лантау, – все это казалось ерундой в сравнении с абсолютной уверенностью в том, что наконец она с тем, кого любит… Только когда Эли положил ее на траву около ручья и поцеловал, она вернулась к действительности.
Их первый поцелуй был робким, неуверенным, она не сразу отозвалась на него, но постепенно ее отклик становился все сильнее и сильнее, пока все вокруг не померкло – запахи, звуки. Милли впервые испытала это неизъяснимое блаженство: когда ты принадлежишь мужчине. В юности она ужасно боялась этого момента, но теперь, задыхаясь от страсти, Милли вспомнила давние девичьи страхи и любопытство и улыбнулась, ибо она и представить себе не могла, какое это счастье и восторг.
Потом, когда Эли спал, лежа рядом с ней, Милли поднялась, подошла к ручью и ополоснула лицо и волосы. Эли, обнаружив, что ее нет рядом с ним, приподнялся и протянул к ней руки. Она вернулась к нему и опустилась на колени рядом с ним. Он опять привлек ее к себе, так что его губы почти касались ее губ, и произнес:
– Я люблю тебя. Я полюбил тебя сразу, как только увидел.
Этого было достаточно. Больше ей ничего не надо. И, услышав эти слова, она успокоилась, легла рядом и заснула.