Глава 2

Сержант Карл Гевински из отдела по расследованию убийств округа Нассау выглядел не слишком привлекательным: пышные седеющие светлые волосы были зачесаны назад, оставляя лоб открытым; слегка прищуренные глаза и довольно большой живот. Круглое лицо с большим носом, на который так и хотелось нажать, как на клаксон автомобиля. То ли в результате несчастного случая, то ли драки он был расплющен так сильно, что едва выступал на лице. В самом деле, если вы смотрели на лицо сержанта прямо, оно казалось плоским, имевшим только два измерения, похожим на луну.

— Вы в порядке? — спросил он.

— В порядке. У меня на секунду потемнело в глазах.

Кое-как полицейские провели или, скорее, спровадили меня в библиотеку. Еще несколько полицейских машин подъехало к дому. Через двадцать минут прибыли помощники Гевински из отдела по расследованию убийств. Я хотела снять шинель Ричи. Но, как только я подумала, что надо найти удобный предлог, чтобы переодеться, как мои ноги начали дрожать, будто одна нога умышленно била коленом о другую, как в некоторых отчаянных упражнениях Джейн Фонды. Я ухватилась за ближайшее ко мне кресло у письменного стола и опустилась в него. Этот стол и кресла были первыми из английского антиквариата, приобретенного Ричи. Ящики стола были инкрустированы бронзовыми буквами алфавита. Ричи часто говорил гостям: «Забавно, не правда ли? Мы купили этот стол на аукционе английской мебели». Но, когда его кузина Сильвия, славившаяся своим умением прижать человека к стенке, рассмеялась ему в лицо, он заменил «забавно» на «интересно». Конечно, кузина Сильвия после этого навсегда была вычеркнута из списка наших гостей.

Гевински сел напротив меня.

Я не хочу давить на вас, но время имеет очень большое значение.

Я знаю. Но я хочу сказать вам, прежде чем мы начнем беседовать, что я допустила оплошность.

Он ободряюще кивнул головой.

Расскажите мне обо всем, — мягко и снисходительно, словно священник, готовящийся выслушать ужасную исповедь, сказал он.

Вы неправильно меня поняли, — поспешила я разочаровать его. — Я имела в виду, что вмешалась в ваше расследование.

Что же вы сделали?

На секунду мне показалось, что Ричи, может быть, жив, и я…

И вы, что?..

Я попыталась вытащить нож из его груди.

Он не удивился, даже не заворчал на меня. Он просто промолчал.

— Я знаю, мне не следовало этого делать, но я ничего не соображала. Я подумала: он так спокоен, может, он еще жив. Если я сейчас же вытащу нож, он почувствует облегчение. Мне очень жаль, сержант Гевински. Мне, действительно, очень жаль.

— Так что же в конце концов убедило вас, что он действительно мертв?

Не знаю. Я должна была понять это сразу, но в тот безумный момент надеялась…

Понимаю. Можете вы ответить еще на несколько вопросов?

Конечно.

Мои мысли были ясными. Я не нервничала, не сходила с ума от горя. Руки не дрожали, но, когда я попыталась положить ногу на ногу, силы изменили мне.

Гевински уставился на часы. Его широкое лицо не выражало ничего. Я читала про полицейские правила, время — важный фактор — и я знала правило семидесяти двух часов. Если полицейские не найдут преступника в течение трех суток, их шансы падают до нуля.

Назовите ваше полное имя, — Гевински заговорил так внезапно, что я вздрогнула.

Роза…

Боже, как я смогу сообщить это Бену? А Алексу? Они с Ричи были в ссоре. А как я смогу объяснить все это своей матери?

Имя умершего, пожалуйста.

Ричард Эллиот Мейерс.

Он совсем не похож на детективов, равнодушных к печальным обстоятельствам, которых мы привыкли видеть на экране в исполнении Дана Эндрюса или Тома Беренджера. Нет, суть его характера в другом — он мягкий, как бы бесполый, любит мягкие булочки.

— Род занятий?

— Президент компании Дейта Ассошиэйтед.

Гевински оглядел библиотеку. Это была огромная комната, отделанная деревянными панелями, с тремя диванами и невероятным количеством кресел, кушеток и столиков. Пальма, которую мой сосед вырастил в своей оранжерее. Два канделябра. И, конечно, книги. Когда Ричи окончательно остановил свой выбор на Галле Хэвен, я поддела его: «Это место не для нас, Ричи. Ты знаешь, почему». На его лице появилось такое выражение, будто он ожидал от меня чего-то подобного. А я продолжила: «Мы будем целую вечность искать дорогу из винного погреба. А библиотека? Чем, черт возьми, мы заполним эту библиотеку? Твоим «Введением в дифференциальный анализ»? Или моим однотомником Шекспира? Моими детективами в бумажных обложках? А может, твоя мать собирается подарить нам свою подшивку журналов с рецензиями на книги?» Ричи ответил: «По крайней мере, моя мать читает хоть что-то».

Но владелец Галле Хэвен, исполнительный продюсер одной несостоявшейся «мыльной оперы», который приобрел имение у внука какого-то горнорудного магната, жаждал продать Ричи и книги, находящиеся в библиотеке. Это, естественно, привело к ссоре. Возможно, я и начала ее, назвав Ричи выскочкой. Он побагровел и закричал, что я не имею права обвинять его в стремлении к показухе, потому что он истинно способен понимать прекрасное.

Вот так он приобрел поместье, для которого не был рожден. А я получила коллекцию книг в дорогих кожаных переплетах: историю аэронавтики, летописи католических святых, историю Испании на испанском языке, каталог нумизматики и многое, многое другое. Только самое поверхностное дыхание не почувствует запах плесени, который источали эти переплеты, но, впрочем, если вдруг захочется почитать, библиотека была достаточно обширной.

Ваше состояние — это результат успехов в бизнесе или оно получено по наследству? — спросил Гевински.

Ричи и его партнер основали компанию. Я надеялась, что, если дела пойдут успешно, мы сможем отдать мальчиков в хороший колледж, и, может быть, перестроить кухню. Кто мог предположить, что дело примет такой оборот?

Чем занималась компания?

Сбором и анализом информации. Они изучают, какие предметы, проблемы представляют сейчас наибольший интерес. Их девиз: «Знание — сила». Этот девиз украшает все их канцелярские принадлежности.

Гевински молчал. Я решила, что его не волнуют мелкие детали, но добавила:

— Фрэнсис Бэкон. Meditationes Sacrae. (Священные размышления, (лат.))

Они выполняли секретную работу?

Нет. Не очень понятные исследования. Они начинали как компания компьютерного анализа, а затем начали расширяться. Сейчас в их распоряжении четыреста специалистов, работающих в различных библиотеках по всему миру, и около сотни операторов.

Они зарабатывают на исследованиях?

В числе их клиентов более пятисот состоятельных компаний, адвокатские конторы, политики, просто образованные люди.

Внезапно мой локоть соскользнул с ручки кресла, и я чуть не упала. Я опять почувствовала озноб: мои руки и ноги дрожали.

— Мне нужно что-нибудь принять.

Лицо Гевински было бесстрастным.

Еще один вопрос, миссис Мейерс. Вы не спали всю ночь?

Нет. Я как раз проснулась и спустилась вниз. Я захотела есть.

Когда вы легли спать?

Рано. Я устала. Думаю, в половине десятого или в десять.

А проснулись?

Около половины четвертого.

Вы слышали что-нибудь?

Я отрицательно помотала головой.

Может, вы услышали что-то, что разбудило вас?

Не думаю. Но не утверждаю.

Может, вы слышали шум драки. На кухне разбита посуда.

— Нет. Это тоже моя вина. Извините, я забыла сказать вам об этом. Как только я увидела его, я будто сошла с ума. Я куда-то рванулась, не зная, что предпринять, и налетела на кухонный стол. Тарелка и суповая миска упали и разбились.

Был кто-нибудь еще в доме?

Нет. Наши дети уже взрослые. Нам помогала по хозяйству одна пара, которая здесь и жила, но сейчас они работают у моего мужа в городе.

Он кивнул.

— Два раза в неделю ко мне приходит женщина убирать дом.

Я ждала, что он отпустит какую-нибудь полицейскую остроту, типа: «Держу пари, что вам не понадобится и двух дней, чтобы забыть об одиночестве». Но он промолчал.

— Сигнализация была отключена, — продолжила я.

Гевински сидел и слушал, изредка поглаживая галстук темно-серого цвета с маленькими желтыми кленовыми листочками.

Я включила сигнализацию, когда пошла спать. Это я хорошо помню. Но Ричи знал код.

А почему бы ему не знать?

Он здесь больше не жил.

А где он жил?

В городе.

Вы разведены?

Мы расстались. Собирались разводиться. Адвокаты заканчивают сейчас работу над договором о разделе имущества, но уехал он в конце июня.

Гевински по пальцам посчитал время; один, два, три, четыре. Октябрь.

— Вы вышвырнули его отсюда? — его голос звучал так сочувственно, что я сказала: «Да».

— И правильно сделали.

— Нет. Он оставил меня. Ради другой женщины.

Он полез во внутренний карман пиджака и достал блокнот.

Полагаю, это старая история, — мягко сказал он.

Верно.

Вы знаете, кто она?

Я назвала фамилию Джессики, ее адрес и номер телефона, Я знала все это, потому что там жил Ричи, подыскивая им жилье, где, как он говорил, они могли бы развернуться. Ради полной ясности я также сказала, что Ричи планирует жениться на ней, как только закончится наш бракоразводный процесс. И хотя меня не спрашивали, сообщила ему свою фамилию, возраст и род занятий. Поблагодарив меня, он записал все это к себе в блокнот.

— Можете подождать здесь буквально минуту? — спросил Гевински.

Я утвердительно кивнула.

— Очень признателен вам за содействие.

Он вышел.

Я забарабанила пальцами по столу, но старое полированное дерево заглушало звук. Я прошлась по комнате. Пушистый персидский ковер поглощал звук моих шагов. Убранство каждой комнаты в Галле Хэвен делало более утонченным все, что в них находилось. Это был пунктик Ричи. Помню, как он увлекся, когда декоратор говорила ему гнусавым, сварливым голосом, что структуру драпировочной ткани, будь то шелк или ситец, можно состарить. Она обычным способом окрашивается в баке с чаем, после чего выглядит пожелтевшей и совсем древней. |Как старая монета.

Но, когда Ричи получил материал, он уже успел в нем разочароваться. Разочаровался он и в декораторе и сказал мне, что ее стремление сделать новую монету старой соответствует вкусам нуворишей. «Эта шлюха не заслуживает снисхождения. Уволь ее», — сказал он мне. Я бы сделала это с удовольствием, но она так раздувала ноздри, что я побаивалась ее. «Сделай это сам», — попросила я его. «С удовольствием», — ответил Ричи. Удалось ему это не сразу, и мы еще некоторое время испытывали судьбу с шелковой узорчатой тканью для портьер и облицовкой камина, пока она не исчезла окончательно.

«Наплевать на все это, — подумала я. — Мне надо одеться и принять успокоительное». Я подошла к двери, но, как только я переступила порог, полицейский в форме поднял руку в знаке: «Стоп! Дети переходят улицу».

Я должна переодеться, — объяснила я. Он отрицательно покачал головой.

Почему?

Он пожал плечами. Лицо его было совершенно бесстрастным.

— Пожалуйста, я только поднимусь наверх.

— Я должен спросить разрешения сержанта Гевински, — он продолжал стоять на месте.

Я вернулась в библиотеку и попыталась не думать о Ричи, но это было выше моих сил, Ведь кто-то же убил его. Встретился ли он с глазами убийцы в последний момент? Чувствовал ли он боль? Ведь нож рассек кожу, прорезал мышцы, задел кость. Или все это произошло очень быстро? Было ли время у Ричи понять, что он умирает? Мое безумно бившееся сердце подскочило к горлу. Почему полицейский был так груб, а сержант Гевински так хладнокровно принял известие, что я хваталась за ручку ножа? Я не могла больше оставаться в шинели Ричи ни одной минуты. Я сделала шаг к двери.

— Вы спросили сержанта Гевински, могу ли я подняться наверх?

— Еще нет. Он сказал, что скоро вернется. А пока вы можете расслабиться и отдохнуть.

Я сдалась и не стала поднимать шум, защищая свои права. Зачем мне этот шум? Мой муж мертв, он лежит с ножом для нарезания мяса в груди. Нож мой или почти мой. В соответствии с договором о разделе имущества — адвокаты обещали нам подготовить его к подписанию в конце этой недели. — Ричи и я должны будем поделить деньги от продажи Галле Хэвен. Я получаю все, что находится в доме, включая и огромный комплект ножей. И еще. Как компенсацию за моральный ущерб я должна была получить два миллиона долларов. Хони сообщила мне, что она рассмеялась адвокату Ричи в лицо и заявила, что меньше, чем на восемь, мы не согласны. Это значит, объяснила она, что к пятнице они сойдутся на половине суммы.

Последний раз мы говорили с Ричи два дня назад.

— Джессика не может поверить, сколько просит твой адвокат, — орал он мне по телефону. — Хочешь знать, что она думает по этому поводу?

Конечно, я не хотела знать, но он тем не менее заявил:

Ее восхищает твое самодовольство.

Успокойся, Ричи.

Кто ты такая, черт возьми, чтобы указывать, что мне делать? — его крик переходил на визг. — Что ты такого сделала, хотя бы на миллион долларов?

Это были его последние слова. Теперь он лежит на кухонном полу, а несколько государственных служащих округа Нассау обмеряют его, фотографируют, берут пинцетом пробу из-под его ногтей.

Что же на самом деле происходит? Что это за полицейские такие? Гевински видел, что меня трясет. Мог бы хотя бы мне посочувствовать. Мог бы сразу приказать: «Эй, кто-нибудь, быстро позвонить ее лечащему врачу. Бедная женщина, ей следовало быть более уравновешенной». Вместо этого он был безразлично вежлив.

Гевински вернулся, бесшумно ступая в черных ортопедических ботинках. Они были особые, выполненные по спецзаказу.

Извините, я должен был побеседовать по этому вопросу с представителем Дейта Ассошиэйтед.

И что? Есть какие-нибудь новости?

Какие могут быть новости, — он взглянул на часы. — Скажите, мистер Мейерc имел врагов?

Похоже, он не ожидал каких-либо откровений, так как не вынимал блокнота.

Нет.

Вы не слышали, чтобы он в последнее время сердился на кого-нибудь или с кем-нибудь ссорился?

Мы особенно не разговаривали. Насколько я знаю, единственным человеком, раздражавшим его, была я.

Брови Гевински начинались пучком волос с каждой стороны переносицы и шли резко вверх. Он чуть приподнял их.

— И как сильно вы его раздражали?

Гевински, решила я, не обманывался в тонкостях человеческих отношений. Ричи, лежавший на полу в кухне, и мое прикосновение к ножу давали мне понять, что необходимо внести в мой ответ некоторую ясность.

— Он был раздражен, но это естественное раздражение перед разводом. Наши адвокаты еще не закончили обсуждение финансовой стороны договора, а это, естественно, не всегда приходит гладко и безоблачно, — я изобразила тусклую вдовью улыбку. — Я не знаю, злился ли он на кого-нибудь еще — это касается только его одного. Он давно перестал говорить со мной откровенно.

На лице Гевински промелькнула мимолетная улыбка, но меня взволновало то, что он совершенно не замечал меня. Я попыталась найти точное слово. Симпатичная? Привлекательная? Точно: он не находил меня ни симпатичной, ни привлекательной. Более того. Он принял все, что я ему рассказала. Верно. «Я слышу вас». Но, похоже, он не поверил ни одному моему слову.

Сильный стресс, испытанный мною, и присутствие офицера полиции, вызвали естественное следствие климакса. Я почувствовала страшный жар, а мгновение спустя, только я успела опереться о спинку кресла, облилась потом. Рукавом я вытерла пот со лба, и тут же поняла, что это был не мой рукав — на мне была шинель Ричи от Барберри. Гевински внимательно посмотрел на меня.

— Дайте подумать… Были ли у Ричи враги?.. — начала я, пытаясь привлечь внимание к интересовавшей его теме. — Ричи был обаятельным. О нем всегда говорили, что он славный парень. Очаровательный человек. Не имеет врагов…

Но и друзей тоже. Даже в наши первые годы в Кейп Код, где дома стояли так близко, что через окна соседней кухни можно было видеть, какие вафли подавали там к завтраку, а соседи без проблем заходили одолжить горчицу и эстрагон, или снегоочиститель. Ричи не был таким, как все. Нет, он не замыкался в себе. К нему можно было зайти, чтобы, скажем, вместе посчитать, сколько квадратных футов мексиканского кафеля требуется для перестройки ванной комнаты в нижнем этаже. С ним можно было поговорить о спорте, в котором он прекрасно разбирался. Все говорили, какой он хороший учитель. Но он не был ни прекрасным математиком, ни общительным человеком. Думаю, ни одному из наших соседей не приходило в голову пригласить его в гости, поговорить о семейных делах, о сварливой жене или трудном ребенке.

В те дни, еще до того, как «великий теннисист» Картер Тиллотсон поприветствовал его на выставке режущих металлических изделий в скобяном магазине, у него было мало партнеров по теннису. На общественных кортах в парке Шорхэвена он постоянно мучился от тоски и ущербности. Иногда, наблюдая за ним, когда он мыл машину или косил газон, я испытывала беспокойство: почему он не такой, как другие. Но потом мне стало стыдно за то, что я захотела, чтобы Ричи, как и другие мужчины нашего квартала, напялил на себя большой заляпанный дурацкими наклейками фартук, чтобы готовить вместе со всеми барбекю.

Однажды я спросила его, кто его лучший друг.

Ты, — бросил он в ответ.

Хватит, Ричи, — сказала я. — А если у тебя будет серьезная проблема со мной? С кем ты поговоришь об этом?

Он улыбнулся. Такая вымученная, кривая улыбка.

— Но пока у нас нет проблем. Хватит, Рози. Разве ты не знаешь, что у мужчин не бывает такой дружбы, как у женщин? И не подбрасывай мне больше таких тем.

Он повернул меня к себе и обнял. Да, Ричи был тем мужчиной, кто был хорош только для женщин.

Не знаю можно ли считать врагом Ричи его бывшего партнера. Его зовут Митчел Груен.

Продолжайте, — сказал Гевински, скорее обиженно, чем проявляя любопытство, поскольку теперь ему следовало начать новую страницу своего рапорта.

Все мы преподавали в школе в Куинсе в конце шестидесятых. Ричи стал учителем, чтобы избежать Вьетнама. Он преподавал математику и общественные дисциплины. Митч преподавал математику и сходил с ума по компьютерам.

Гевински скрестил руки на животе и снова бросил взгляд на часы. Я заговорила быстрее:

— После рождения первого ребенка с деньгами стало трудно. Я взяла на год отпуск по уходу за ребенком, а Ричи должен был устроиться на вторую работу. Митч уже имел такую: он ходил по домам и демонстрировал домашние компьютеры. Если же клиент покупал компьютер, учитель раз в неделю приходил в дом, чтобы научить им пользоваться.

— И что? — спросил Гевински.

Дело в том, что Митч был ужасным преподавателем: он страстно любил компьютеры, но не так страстно любил своих учеников. Компания заявила, что если он будет продолжать заниматься рекламой их компьютеров, то ему надо будет подобрать партнера, кто мог бы заниматься обучением. Ему крайне нужны были деньги, и он попросил Ричи ходить с ним по вызовам.

Мне не хотелось бы давить на вас, миссис Мейерс, но время — важный фактор.

Гевински не был резким и грубым, но он был совершенно равнодушен к тому, что я говорила. Я убеждала себя, что нервничать глупо. Однако супруг, особенно брошенный, всегда является объектом пристального внимания в детективных романах. Да если еще преступление совершенно в собственном доме, а орудием стал нож, на котором к тому же можно обнаружить отпечатки пальцев одного из супругов!.. Забудь об этом!

Я не верила, что Гевински серьезно рассматривает меня, как объект для подозрений, тем не менее мне хотелось бы, чтобы он проявил больше внимания к тому, кто мог бы действительно стать убийцей Ричи.

Ричи стал ходить с Митчелом, — поспешила продолжить я. — Они работали до десяти или одиннадцати четыре вечера в неделю. Уже через шесть месяцев они добились значительных успехов. Компания расширила сферу их деятельности. Но еще через год Ричи понял, что деньги следует вкладывать не в обслуживание компьютеров и не в обучение.

А во что?

В сбор информации. Один из их клиентов попросил Ричи и Митча сделать ему анализ. Дело касалось Калифорнийской компании по дизайну текстиля, которую он хотел купить. Не вдаваясь в подробности: Митч провел основные расчеты, я же занималась подбором материалов, а также писала отчеты. Ричи же предпочитал выражать свои мысли устно — он терпеть не мог писать. Митч, наоборот, никогда не мог связно высказать свои мысли.

И что делал мистер Мейерс?

Он работал с людьми, и преуспел в этом… Он звонил тем людям в Калифорнии, чьи имена были заложены в компьютере, и они рассказывали ему все о своей жизни. Он преподносил клиенту и пикантную информацию. Митч и я трудились усердно, и клиент соблазнялся и хотел еще и еще информации. Ричи понимал это: он был прирожденным соблазнителем. Он точно знал, как надо составить отчет, чтобы приманить клиента. Короткие, броские фразы. Никаких длинных, сложных терминов. Компьютерный язык заставляет их звучать по-научному. И тогда, и в дальнейшем он не разрешал нам ссылаться на кого бы то ни было, велел писать так: «Наши источники информировали нас…». И это срабатывало! Вместо того чтобы выписать чек на пятьсот долларов, клиент выписывал чек на тысячу. Это вдохновило Ричи и Митча на исследование нового процесса по сочетанию тонов окраски шотландки. Первый клиент рекомендовал их кое-кому в клубе своего округа, а те в свою очередь рекомендовали их и другим людям. Клиенты расплачивались с ними хорошо. К 1977 году они заработали свыше двадцати тысяч на каждого. А в 1979 году Ричи окончательно убедил Митча бросить преподавание. Они основали Дейта Ассошиэйтед.

— В которой Митчел Груен являлся мозговым центром, а мистер Мейерс — практическим руководителем, работавшим с клиентами?

—Да. Через несколько лет фирма стала приносить более десяти миллионов долларов в год. А к середине восьмидесятых они зарабатывали уже более двадцати миллионов. Таким образом, Митч занимался своим любимым делом — фундаментальными исследованиями — и получал за это половину доходов. Я считала, что это несправедливо по отношению к Ричи. Компания в то время нанимала более сотни специалистов, и все они занимались той же работой, что и Митч.

— И тогда ваш муж захотел от него избавиться?

Да. Это было на следующий год. Он нанял служащую инвестиционного банка, которая составляла аналитические отчеты для компании и делала эту работу блестяще. Ричи показал эти отчеты Митчу и сказал: «Я готов или выкупить эту компанию у тебя, или тебе ее продать. В любом случае цена будет семь миллионов долларов. Мы не можем больше оставаться партнерами». Однако для Митча Дейта Ассошиэйтед составляла смысл жизни. Он имел неограниченный доступ ко всем данным — об этом можно было только мечтать — и он был богат. Он даже ездил на лимузине. Бедный Митч, он был так счастлив в то время.

Тем не менее, — продолжала я, — когда Ричи выкупил компанию, Митч основал свою. Но она быстро обанкротилась. Затем он осуществил ряд неудачных инвестиций — крупных инвестиций. Он был рожден неудачником и не имел деловой хватки. Он просадил все свои семь миллионов долларов и разорился. Во всех своих неудачах он обвинил Ричи. Спустя три года он смог подключиться к компьютеру и получил новый настоящий пароль всей системы Дейта Ассошиэйтед. Он смог уничтожить почти все данные компании. Возможно, для Митча это была незначительная злобная выходка, но она стоила Дейта Ассошиэйтед шести месяцев работы и двух миллионов долларов, чтобы найти виновного.

Мистер Мейерс сообщил полиции?

Да.

И он попал в тюрьму?

Нет. Он был оштрафован на сто тысяч долларов, которых у него не было. Он подал в суд апелляцию, но она не была удовлетворена. Тогда он позвонил Ричи и сказал: «Я дал тебе жизнь, а ты забираешь мою». Он был вынужден продать большую часть оборудования, чтобы внести первую часть штрафа.

Наконец, Гевински вытащил свой блокнот.

Напишите фамилию этого парня. Я написала.

Где он сейчас?

Я точно не знаю. Он живет в городе. Хотя я знаю, кто бы мог быть вам полезен: сотрудник по общественным связям Дейта Ассошиэйтед. Джейн Бергер. Она знает Митча лучше, чем кто-либо. Любопытно: она самая занятая женщина в Нью-Йорке, но каким-то образом умудряется находить время для общения с ним. Я бы никогда не смогла объяснить эту странную дружбу. Она в высшей степени здравомыслящий человек, он же — непредсказуемо эксцентричен. Как-то она сказала Ричи, что Митч ведет жизнь отшельника. Он закрывает шторы и иногда не покидает своей квартиры месяцами. Даже продукты он заказывает по факсу и не подходит к телефону.

Он когда-нибудь угрожал вашему мужу словом или действием?

Я редко заваливала кого-нибудь на экзамене по английскому языку, но мне очень захотелось засыпать Гевински за эту фразу.

— Насколько я знаю, нет.

Внезапно Гевински встал и молча подошел к двери.

Глядя, как он уходит, я сказала себе, что надо бы поделиться с ним своими сомнениями. Может, он намерен собрать всю информацию о Митче.

— Я полагаю, — почти выкрикнула я, — что его имя внесено в телефонную книгу Манхэттена.

Уголки рта Гевински поднялись в заученной улыбке.

— Я забыла кое-что упомянуть, — добавила я еще громче. — Служащая инвестиционного банка, та, что выполняла аналитическую работу для компании, была Джессика Стивенсон. Женщина, ради которой он и оставил меня. Она произвела такое впечатление на Ричи тем, как разрешила проблему Митчела, что он целый год уговаривал ее оставить свою работу и поступить в Дейта Ассошиэйтед.

— Успокойтесь.

Я была спокойна. В течение двух минут. Я изучала полки с книгами, затем посмотрела на телефон. Надо сообщить мальчикам о том, что случилось. Мальчикам? Я относилась к своим сыновьям, как к своим студентам: взрослым, интересным, сексуально активным детям. И как же, черт побери, сказать ребенку, что его отец убит? Бен— студент четвертого курса медицинского факультета Пенсильванского университета. Я набрала номер его телефона, хотя и понимала что в это время — а было половина шестого утра — он может быть в больнице, но я убеждала себя, что услышу его громкое, бодрое: «Алло!»

Первым моим желанием, когда я услышала голос его подруги, которую Алекс прозвал «Подозрительная пища», было бросить трубку, но все же я сказала:

— Это Рози Мейерс. Я хотела бы поговорить с Беном.

Обычно у меня получалось родственно-сердечное: «Здравствуйте». В зависимости от ситуации я интересовалась, как проходит эпидемия сенной лихорадки, или чем-нибудь в этом роде, Но сейчас? Какой разговор могла я вести с тридцатипятилетней нудной особой, к тому же страдающей аллергией, мечтающей выйти замуж за моего двадцатичетырехлетнего сына.

Мам? — почти немедленно откликнулся Бен. Он понял, что случилось что-то ужасное. — Что такое?

Папа, — сказала я и только тогда поняла, что мне следовало сказать: твой отец…

Что-то серьезное? — и не дождавшись ответа, он прошептал. — Умер?

Я подтвердила.

Мам?

Мне очень жаль, Бенджи.

Что случилось? — его голос звучал твердо, профессионально, как если бы он ожидал сообщения о пациенте, о котором было известно, что он не переживет ночь.

Он убит, дорогой.

Он помолчал, затем заговорил, с трудом выдавливая слова:

— Несчастный… случай?

Я коротко рассказала, что произошло.

Он спросил про нож. Где и как глубоко он был вонзен? Знаю ли я, под каким углом? Я понимала Бена. Это не было дотошностью медика, рассуждавшего о крови и внутренностях. Он хотел убедить себя, что отцу ничем нельзя было помочь.

Из твоих слов ясно, что повреждена аорта, — заметил Бен и добавил: — У него не было шансов.

Мама, а ты в порядке? — спросил Бен. — Спокойно, мам!

— Я спокойна. Бог с тобой. Я спустилась вниз за йогуртом и вдруг споткнулась… О! Извини!

Хорошо. Ты сказала Алексу?

Еще нет, — если бы мои слова могли облегчить страдания Бена!

Они догадываются, кто мог это сделать?

Сомневаюсь. Прошло слишком мало времени. О, Бен, он все еще там! В кухне.

Минуту мы молчали. Наконец Бен произнес:

— Слушай, мам, я одеваюсь и сразу же выезжаю. Я скоро буду. Хорошо? Ты не должна оставаться одна. Мы будем все вместе.

Это прозвучало бы приятно, если бы я не чувствовала, что Бен имел в виду не меня, себя и брата, утешавших друг друга, а его, меня и… Я никогда не помнила точно ее имени. Мелисса? Марисса? Миранда? Как-то она завела задушевную беседу с Алексом после того, как он чихнул пару раз, и сказала:

— Вы что-то съели. Не извиняйтесь. Составьте список того, что вы ели, там было что-то, не подходящее для вас.

После этого Алекс за глаза называл ее «Подозрительная пища» и спокойно продолжал чихать. Я тоже чихала, но она никогда не просила меня составить список продуктов. Она могла погубить любой разговор за семейным столом, просто заявив:

— Вы очень удивитесь, как много продуктов из кукурузы можно обнаружить в рационе обычного человека.

Бен говорит, что любит ее.

Я позвонила Алексу, но его, естественно, не было дома. В двадцать один год, оставив Массачусетский университет, он зарабатывал себе на жизнь как гитарист и ведущий певец Колд Уотер Уош. Эта группа, как он уверял, скоро сделает себе имя в неформальных музыкальных кругах Новой Англии. Голос автоответчика был невозмутим:

— Говорите.

Что я могла сказать? «Я позвонила только, чтобы поставить тебя в известность, что не надо покупать подарок ко дню рождению отца в июне»? Меня настолько вывел из равновесия механический голос электронного автоответчика, что я только пробормотала, чтобы он срочно позвонил домой. Меня не удивило, что в половине шестого утра Алекса не было дома.

А вдруг что-то ужасное случилось и с ним?

Без четверти шесть Гевински вернулся в библиотеку, громко, маленькими глотками потягивая из бумажного стаканчика явно переваренный кофе. Я любезно ответила на его улыбку.

Я бы с удовольствием сварила вам кофе или приготовила чай.

Думаете, я позволю вам снова увидеть сцену преступления? Ведь кухня — это место преступления.

Извините.

Разумеется. Нет проблем.

Слова Гевински вернули меня к реальности. Он вытащил блокнот так торопливо, что разорвал одну из страниц.

Ваш муж оставил вас ради Джессики Стивенсон?

Да. Вы уже говорили с ней?

Давайте не будем отвлекаться, если вы не возражаете.

Разумеется.

Спасибо. Вы сказали, что мистер Мейерс ушел в конце июня?

— Да.

Чем вы занимались после этого?

Вернулась к преподаванию, как только начались занятия в школе.

А что вы делали все лето?

Мы с Ричи планировали отправиться в июле в круиз по островам Греции, а в августе я собиралась перечитать некоторые книги: «Тихая весна», «Судьба Земли», «Утро верхом на лошади».

Я думала, что Гевински запишет названия, но он этого не сделал.

Я хотела включить хотя бы одно из этих произведений в учебный план.

И что же вы все-таки делали?

Я сидела на лестнице, ведущей на берег, и смотрела на воду в течение двух месяцев. Я была подавлена.

Ваш муж ушел окончательно?

Его одежда и кое-что из его личных вещей здесь до сих пор, но он больше не появлялся.

Значит, он ушел окончательно. И ни разу не возвращался больше: одна ночь с вами, другая — с Джессикой.

Нет.

Вы видели его после ухода?

Один раз у моего адвоката. Он был со своим адвокатом.

И все?

Да. Он сказал, что будет менее болезненно для нас обоих, если мы будем обсуждать наши дела по телефону.

Еще один момент, который для меня не ясен, миссис Мейерс.

Да?

Помогите мне это выяснить. Если мистер Мейерс ушел окончательно, как же он оказался здесь и как он оказался убитым?