Книга: Авантюристы
Назад: ОПЕРАЦИИ С ФИНАНСАМИ
Дальше: ЖОНГЛЕРЫ ДЕНЬГАМИ

НЕПРИЯТЕЛИ СБЛИЖАЮТСЯ

Ни мясник, ни пивовар не станут снабжать вас продуктами из соображений благотворительности: они просто действуют из соображений собственной выгоды.
Мы обращаемся к вам, возбуждая не их гуманные чувства, но их себялюбие, и при этом никогда не говорим о своих потребностях, но всегда — об их достоинствах.
Адам Смит

 

За десять лет, что я прожила в Сан-Франциско, мне доводилось слышать лишь об одном острове, находившемся в нашем заливе. Это был остров Алькатрац, но я никогда там не была. А вот Тор, только сегодня покинувший Нью-Йорк, ухитрился разыскать еще один остров. Он просто обожал поражать воображение окружающих своим всемогуществом. Впрочем, за это я на него не обижалась. Пока все шло неплохо.
— Как тебе удалось разыскать это место? — спросила я.
— Так же, как разыскал тебя, — отвечал он. — С помощью магии и интуиции.
Так или иначе, но мне все это нравилось. Мы сошли с причала и пересекли лужайку перед миниатюрным двухэтажным сборным домиком. Благодаря слабому свету, струившемуся из окон, он выглядел очень уютно. Оказавшись на крыльце, Тор пошарил в цветочном горшке, извлек оттуда ключи и отпер замок.
— Я изнемогаю от усталости, — сказал он, распахивая передо мною скрипучую дверь. — Ведь по нью-йоркскому времени сейчас раннее утро, около пяти часов. Под окнами моего дома в Манхэттене уже вовсю чирикают птицы. Мне кажется, давно пора вспомнить, для чего, собственно, предназначается ночь.
— Надеюсь, ты не собираешься сейчас лечь спать здесь? — спросила я.
— Конечно нет, — сердито отвечал он. — Мне необходимо время, чтобы прийти в себя. Согласись, что из-за тебя у меня сегодня был очень беспокойный день. К тому же я предвкушаю, как будет приятно встретить здесь новый день.
— А теперь послушай… — начала было я, но от его грозного взгляда поток моего красноречия мгновенно иссяк. Тор, взяв меня за руку, втащил в дом и заставил сесть на мягкий пружинящий диван в гостиной, буквально впечатав меня в диванные подушки.
— Нет, это ты послушай, — гневно сказал он. — Мы знакомы уже двенадцать лет, и разве за все эти годы я хоть раз пальцем посмел прикоснуться к тебе? Ты не сможешь назвать ни одной причины, чтобы оправдать страх, который почему-то сейчас испытываешь.
— Но ведь мы еще ни разу не оставались наедине в заброшенном сельском доме? — возразила я.
— Я что, по-твоему, напоминаю своими манерами бродягу-моряка? — фыркнул он, направляясь к стоявшему возле камина сундуку, на крышке которого аккуратной стопкой были сложены полотенца и постельное белье. — Здесь много ночных рубашек, простыней и одеял, — продолжал он, — а наверху, как мне сказали, по меньшей мере полдюжины отдельных спален. Ни один мужчина в здравом рассудке, устав так, как я, да к тому же зная обо всех твоих комплексах, не полезет штурмовать священную твердыню девственности. Почему бы тебе наконец не выбрать одну из спален, чтобы отправиться отдыхать?
Да, наверное, я выглядела смешно. Все, что он сказал, было совершенной правдой, но ведь меня не это сейчас беспокоило. Но тем не менее, я испытывала больший страх, чем час назад, в залитом свете зале информатора, когда для этого имелась более веская причина, А то, что так испугало меня здесь… абсурд какой-то. Не стоит мне так психовать.
Я молча приняла из его рук ночную рубашку и направилась наверх. Тор остался внизу и стал обследовать кухню. Через некоторое время он поднялся ко мне с бутылкой бренди и двумя бокалами.
Поставив свой бокал на край дубового умывальника возле кровати, он налил мне бренди и сказал:
— Выпей-ка на сон грядущий, ты это заслужила. Я зайду попозже и подоткну тебе одеяло.
— Это совершенно ни к чему, — торопливо возразила я. — Я уже сама нашла все, что надо — и ванную комнату, и все прочее.
Улыбнувшись, он вышел, тихонько притворив дверь. Быстро раздевшись, я накинула ночную рубашку и принялась размышлять о причинах своего страха. Наконец поняла. Тор выкачал из меня всю энергию и лишил меня воли к действиям. Он всегда умело провоцировал меня на то, чтобы принять на себя непосильную ношу, а потом с ухмылкой наблюдал, как я тону. Так произошло и сейчас. До тех пор, пока он не втянул меня в этот банкирский разбой, я была самой преуспевающей дамой на свете. И вот, пожалуйста, я опять увязла по уши и не видела путей к спасению.
Но было еще кое-что похуже этой страсти рисковать моей головой. С тех пор, как умер дедушка Биби, Тор стал первым, кто заставил меня снова почувствовать свою беззащитность, и я бы не сказала, что такое ощущение мне нравилось. Он ввергал меня в ситуации, в которых я неизбежно теряла контроль и вынуждена была принимать его помощь. Он хотел, чтобы я, подобно Тавишу и всем остальным, просто покорилась превосходству его силы и интеллекта. И мне ничего не оставалось, как послушно следовать его воле. И это приводило меня в ярость. И если я опять этой ночью подчинюсь ему, он удвоит усилия, чтобы поработить не только мое тело, но и душу.
Я плеснула в умывальник воды из кувшина и сполоснула лицо, затем взглянула в зеркало. Из необъятных складок байковой ночной рубашки на меня смотрело личико маленького мальчика с всклокоченной шевелюрой. «Никто не позарится соблазнить этакую образину», — храбро подумала я и скорчила рожу своему отражению.
В комнату вошел Тор. Он успел переодеться в голубую пижаму, а в руках держал целый ворох одеял.
— Что это ты разгуливаешь по полу босиком? — прикрикнул он на меня. — Ты же застудишься и заболеешь. Сейчас же марш в постель.
Когда я кое-как устроилась между холодными отсыревшими простынями, он принялся одно за другим наваливать на меня принесенные одеяла. Затем зажег свечу, поставил ее у изголовья кровати и выключил настенный светильник. Комната погрузилась во тьму, слегка рассеянную слабым огоньком свечи. Легкие золотистые блики напоминали руки, нежно ласкавшие дубовую обшивку стен и завитки резьбы кроватной спинки. На оконных стеклах мерцали капли осевшей влаги, слышался грохот волн, разбивавшихся о прибрежные скалы.
Тор присел на край кровати, не сводя с меня глаз, светившихся так поразившим меня когда-то блеском.
— С какой стати ты уселся ко мне на кровать? — осведомилась я.
— Хочу рассказать тебе сказку на сон грядущий, — улыбнулся он.
— А я-то думала, что от усталости ты не сможешь и пальцем пошевелить.
— Не совсем, — отвечал он. — Есть еще кое-что, что мне необходимо было сделать давным-давно. — Оставалось только надеяться, что это не то, о чем я подумала.
Он облокотился на одеяла, так что его рука оказалась у меня на животе. Я тут же ощутила, какое исходит от нее тепло сквозь многочисленные слои гусиного пуха.
— Давным-давно жила на свете девочка, — заговорил он. — Это была очень плохая маленькая девочка.
— Это в каком же смысле? — спросила я.
— Я думаю, она хотела превратиться в маленького мальчика. И поэтому была ужасно независима.
— Но что в этом плохого? — спросила я. — И почему это так напоминает меня?
— Никогда не перебивай рассказчика, иначе не услышишь конца сказки, — сказал он.
— О'кей, так что же с нею случилось?
— Она получила по заслугам, — отвечал он. Его голос прозвучал еле слышно. Мне стало не по себе, как всегда бывало, когда он говорил таким тоном.
— И что же она заслужила? — продолжала допытываться я, хотя у меня уже пропало всякое желание это узнать.
— Она заслужила именно то, чего хотела. Ты знаешь, что?
— Нет.
— А вот я так не думаю, — улыбнулся он.
— Ну как, скажи на милость, я могу знать, чего же она хотела? — возмутилась я.
— Да потому, что ты и есть та самая маленькая девочка.
— Ах, так значит, это совсем не сказка?
— Сказка, но это твоя сказка, и только тебе известно, чем она кончится. Возможно, и я буду в числе ее персонажей, но только ты можешь решить, какая роль достанется мне.
— А какую роль ты избрал бы для себя сам? — спросила я, сознавая, что лед подо мною становится все тоньше и тоньше.
Он безмолвно смотрел на меня. Отражая пламя свечи, медью вспыхивали его глаза и волосы. Силы покидали меня. Казалось, что он заглянул в самую мою душу, стараясь высмотреть там некий заповедный уголок, куда я не отважилась ни разу заглянуть сама, и тем более недоступный для всего остального мира.
Его рука, лежавшая поверх одеяла, судорожно вцепилась в его мягкие податливые складки. Он отвел в сторону взгляд. Его голос был едва различим, словно каждое слово давалось с огромным трудом.
— Я хотел бы быть твоим любовником, — сказал он. А потом одними губами, словно про себя, добавил:
— Очень, очень хотел бы.
В наступившей тишине стало слышно, как тикают часы где-то внизу, в гостиной, и шелестит галькой прибой. Ощущение было такое, как будто во мне что-то рухнуло, раскололось на мириады мелких частиц. Я затаилась, a Тор молча следил за пламенем свечи, словно и не было его последнего признания.
Мы надолго молча и неподвижно застыли. Его рука по-прежнему изо всех сил цеплялась за одеяло, как за единственную надежную опору, оставшуюся в разрушенном им самим мире. Кажется, прошла целая вечность, но вот он зажмурился, перевел дыхание и обернулся ко мне с явным нетерпением.
— Итак?
— Итак что? — уточнила я.
— Но я ведь только что признался, что хотел бы заняться с тобой любовью.
— Что мне предлагается на это ответить? — слабо пыталась отбиваться я. Я была потрясена и разбита, все мои благие намерения куда-то исчезли. И я не имела ни малейшего представления, что же теперь делать.
Тор вскочил в гневе.
— Еще ни разу в жизни я не говорил с женщинами об этом и теперь уже вряд ли осмелюсь повторить попытку, коль скоро меня ожидал такой горячий прием.
— Ну а что бы ты хотел услышать в ответ? Что я должна сделать?! — воскликнула я, пытаясь сесть среди всех наваленных на меня и под меня одеял и подушек.
— О Боже мой, ты просто невозможна! — отвечал Тор. Он резким движением отшвырнул в сторону все тряпье, схватил меня в охапку и едва не задушил в объятиях. При этом он идиотически хохотал, словно тронулся рассудком. Наконец отпустил меня, снова упаковал в одеяла и направился к дверям.
— Куда ты? — испуганно спросила я.
— Поискать для тебя то, в чем ты, несомненно, нуждаешься. Я скоро вернусь.
«Наверное, Тор пошел за дробовиком», — подумала я, слыша, как он спускается в гостиную.
Меня совершенно развезло и всю охватила какая-то вязкая истома. Пытаясь овладеть собою, я заставила себя вскочить с кровати и принялась метаться по комнате, не находя себе места. Душа трепетала от навалившихся на меня смешанных чувств. Во имя всего святого, что я тут делаю? Как такое могло со мною приключиться? Это же полный конфуз!
К тому же Тор запропал куда-то, как мне показалось, на целую вечность. Но вот наконец он вернулся, неся поднос с двумя чашками.
— Мне кажется, я велел тебе оставаться в постели, — рявкнул он, опуская поднос на столик. — Ты хочешь подхватить воспаление легких? Здесь так сыро!
— Ты как заботливая бабушка, — отвечала я, снова забираясь под одеяла со странным чувством облегчения: хорошо, хоть он вернулся.
— Только не надейся, что я и вести себя буду как бабушка, — пообещал он. — А ну-ка подвинься, а то мне некуда лечь.
— Что за питье ты принес? — поинтересовалась я, став болтливой от пугающего, но неоспоримого факта: вот он здесь, рядом со мною, под одним одеялом.
— Это то необходимое, чем можно подкрепить твое самочувствие.
Он протянул мне чашку, и я отважно попробовала содержимое.
— Да это просто вкуснотища, бабуля. Что ты туда намешал?
— Теплое молоко, мед и бренди — напиток Афродиты. Отличное средство для совращения маленьких мальчиков, думаю, на тебя оно подействует тоже.
Тор тщательно взбил и разложил в изголовье подушки, пока я пила, потом улегся на них и сказал:
— У меня есть для тебя еще одна сказка.
— О'кей, и о чем же она на этот раз? — Напиток действительно оказался чудесным, теплым и сладким.
Я тут же ощутила его благотворное действие, словно по телу разливался целительный, умиротворяющий бальзам.
К тому же это помогло мне справиться с начинавшейся было истерикой.
— Давным-давно жила маленькая девочка, которая изо всех сил старалась превратиться в мальчика…
— Эту сказочку я уже слышала, — сказала я.
— Нет, на сей раз это будет моя сказочка, а не твоя. Так мне продолжать?
— Валяй.
— Ты же понимаешь, что она была не права. Хотя очень многие пытались доказать ей все преимущества того, что она — женщина.
— Я полагаю, теперь должен быть твой выход?
— У тебя ноги совершенно ледяные, — сказал он. — Я же просил тебя оставаться в кровати. И не вертись, никто не собирается тебя пытать раскаленными углями. Здесь тебе не испанская инквизиция.
— Лучше расскажи, чем закончилась сказка, — напомнила я. Ох, уж эта его улыбочка! Я с трудом заставила себя сосредоточиться на том, что он говорит.
— И у этой маленькой девочки был друг, с которым они были знакомы много-много лет. И всегда относились друг к другу с почтением и уважением. Но никто из них и не подозревал, как им хотелось заняться друг с другом любовью. И вот однажды они очутились наедине в заброшенном доме на необитаемом острове…
— Разве я сказала, что хочу заниматься с тобой любовью? — возразила я, обращаясь в большей степени к себе, а не к Тору.
— Конечно, моя дорогая, вовсе не обязательно всякий раз озвучивать то, что хочешь сказать. Я прекрасно разбираюсь во всех этих мелочах и отлично знаю, что происходит сейчас в твоих мозгах. Поверь, для меня также не секрет то, чего ты боялась все эти годы.
Снова на меня горячей волной накатил страх. И смутно различимый в отблесках свечи профиль Тора показался мне зловещим. О, теперь я не сомневалась, что это лишь только начало.
— Ты всегда боялась потерять контроль над ситуацией, — тихо заговорил Тор. — Но он ничего не стоит, даже если это будет контроль над чьей-то чужой душой. Ведь для его сохранения тебе придется возводить крепость, и она неизбежно станет твоей тюрьмой. Не сомневаюсь;, что за стенами такой тюрьмы ты пытаешься скрыть самое ценное для себя, все то, что во много раз дороже сокровищ мира. И нравится тебе это или нет, но твердыне суждено пасть, и именно этой ночью.
Мне захотелось сразу же сменить тему, я даже думать о таких вещах себе не позволяла.
— Итак, какой же конец у твоей сказки? — спросила я и тут же сама поняла, насколько нелепо и фальшиво звучит мой голос. — Как эти двое друзей вышли из положения?
— Они занялись любовью, потом ограбили банк, а после зажили счастливо и умерли в один день, — с улыбкой ответил он.
— А моя сказка имеет совершенно другой конец. Но, взглянув на Тора; я поняла, что время для болтовни было исчерпано. Он отобрал у меня чашку, которую я все еще держала в руке, и отставил ее в сторонку. А потом наклонился надо мною, его губы оказались в дюйме от моих.
— Я хочу тебя, — услышала я его тихий голос.
— Я бы предпочла сказку, где поменьше секса, — пробормотала я, отвернувшись.
— Я хочу тебя, — повторил Тор.
Его пальцы запутались в моих волосах. От него пахло молоком и бренди, горячее дыхание перемешалось с моим. Он принялся нежно перебирать мои волосы, словно это были нити драгоценного шелка.
— Я хочу тебя, — снова прошептал он.
Высвободив руку, он распустил узел тесемки, стягивавшей горловину моей рубашки.
— Что ты делаешь? — попыталась возмутиться я. Но мой голос был почти не слышен.
— Я делаю именно то, что, по моим собственным заверениям, никогда не собирался делать, — отвечал он, двусмысленно улыбаясь. — Я тебя соблазняю.
— Ах, Боже мой, — прошептала я.
— Слишком поздно для молитв, — отвечал Тор. Он откинул пряди волос с моей шеи и спрятал лицо у меня под подбородком, показалось, что меня пронзили тысячи ледяных булавок. Но вот я почувствовала его нежный поцелуй, и тут же булавки налились приятным теплом. Потом Тор распустил еще одну тесемку на рубашке и принялся ласкать обнаженные плечи. Я вздрогнула, только сейчас разглядев его, склонившегося надо мною. В пламени свечи его лицо отливало бронзой, а волосы — золотом. Он показался мне столь вызывающе красивым, и мои бастионы пали, растаяли, словно снег под солнцем.
Я легонько отвела рукой Тора и ослабевшими пальцами сама расстегнула верхнюю пуговицу его пижамы. Затем, набравшись решимости, уже более ловко справилась с остальными. Он лежал неподвижно, облокотившись на подушку, и с блаженной улыбкой наблюдал, как я, откинув полы пижамы, ласкаю его мускулистую грудь, как пальцы мои путаются в покрывавшей ее золотистой поросли. Неожиданно он перехватил мою руку и горячо припал к ней губами.
— Ты лгунья, — прошептал он. — Ты хотела этого с той самой первой ночи, хотела так же сильно, как и я.
— Но ведь это женская привилегия — иметь право скрывать мечты под покровом тайны, — сказала я, усмехнувшись над своей жалкой попыткой казаться храброй.
Его глаза широко раскрылись от удивления, но он тут же их прикрыл, скрывая вспыхнувший в них огонь.
— А привилегия мужчин, — отвечал он, мгновенно усевшись на кровати, — срывать эти покровы.
И, схватив ворот моей ночной рубашки, одним безжалостным рывком распахнул ее до самого пояса. Затем склонился надо мной, приблизив свои губы к моим, и я впервые ощутила вкус его поцелуя. Он ласкал меня так нежно, что все тело затрепетало под его ласковыми руками. Сбросив с себя и с меня остатки одежды, он снова приник ко мне. Я почувствовала его горячие, тяжелые бедра и его плоть, которая толчками наливалась и твердела.
Я вся напряглась и задрожала, словно туго натянутый канат. Он начал меня ласкать, а я буквально извивалась под его руками. Тор находил для ласк такие места, о существовании которых я прежде и не подозревала… Казалось, я начинаю терять рассудок, из последних сил пыталась сопротивляться… Все случилось так неожиданно и быстро — я не в силах была перенести это…
Будто ощутив мое отчаяние, он заглянул мне в глаза.. Его волосы растрепались, а темное пламя его глаз могло соперничать с пламенем горевшей у изголовья свечи. Словно перелившись в меня, оно судорогой свело мое тело. Во мне вспыхнуло неистовое желание, в котором я готова была раствориться.
И тогда Тор осторожно разжал мои сжатые в кулаки пальцы и с нежностью стал целовать мои ладони, приговаривая:
— Дай себе свободу, позволь всему идти своим чередом, ты должна это сделать, любовь моя… — Затем он приподнялся, снова заглянул мне в глаза и прошептал:
— Иди ко мне.
— Я боюсь, — онемевшими губами едва слышно произнесла я. Он ласково кивнул и улыбнулся.
И я пришла к нему в объятья, его руки сомкнулись вокруг меня. Я почувствовала, как сознание мое обволакивает блаженная тьма, а в жилах закипает кровь…
Потом я рыдала до полного изнеможения, рыдала над годами, полными тоски, отчаяния, одиночества, бессмысленной борьбы и сомнений. Я оплакивала всю прежнюю жизнь, и когда, казалось, уже овладевала собой, — плотину вновь прорывало, и сквозь брешь обрушивался новый водопад слез. Слезы все текли, неудержимые, горячие, обжигая горло, они душили меня, пока я не стала задыхаться от рыданий. Изо всех сил я пыталась цепляться за Тора, как утопающий за соломинку, но снова и снова мой плач возобновлялся, и с этим ничего нельзя было поделать.
Кажется, прошла целая вечность, когда наконец этот поток рыданий иссяк, и они превратились в слабеющие всхлипы, которые постепенно тоже затихли. Тор не выпускал меня из объятий ни на минуту, он ласкал меня, перебирая пряди моих волос, пока наконец накатившая на меня горячая волна не омыла всю мою душу и не ощутила удивительное, неведомое прежде умиротворение. Он нежно поцеловал меня в макушку, и когда я подняла на него глаза, то увидела на его щеках дорожки от слез: было непонятно, мои это слезы или его.
— И твои, и мои, — прошептал он, угадав мои мысли.
На меня вдруг навалилась усталость и апатия, казалось, я вот-вот засну, ласковое море и рокот прибоя у скал за запотевшими окнами убаюкивали меня.
— Невероятно, — сказал Тор, — но я по-прежнему хочу тебя. Нет, не снова, но по-прежнему.
— А мне кажется, что я удовлетворена полностью, — улыбаясь, призналась я.
— Ты? — Он расхохотался и дернул меня за челку. — Ты просто лгунья, моя дорогая, и отныне мы оба это прекрасно знаем. — Он схватил меня в охапку и поцеловал так жадно, словно истомился от жажды. — Мы, наверное, оба помутились рассудком, потратив на ожидание этого чуда двенадцать лет.
— Но ведь именно ты все ходил вокруг да около, — заявила я.
— А вот за такое заявление я тебя сейчас накажу, — с чувством пообещал он. А потом добавил:
— Так или иначе, но, кажется, тебе удалось уничтожить некую часть меня.
— Это какую же часть? Не эту ли? — всполошилась я, прикасаясь к тому, что было сейчас укрыто одеялом. — Нет, — рассмеялся он. — Эту ты как раз очень оживила.
— Но тогда какую? — не унималась я, а он поймал мою руку и поцеловал в ладонь. — Это трудно объяснить. Мне всегда казалось, что интеллект в сочетании со страстью дают опасную, легко воспламеняющуюся смесь, которую трудно контролировать. Ведь страсть ненасытна и неуправляема. Но одно могу сказать наверняка: не желаю больше держать под контролем те чувства, которые испытываю к тебе.
— Но почему же ты сдерживал свои чувства? — спросила я.
Тор провел пальцем у меня под подбородком и заставил поднять на него взгляд.
— Знаешь, моя милая, если ты не перестанешь щекотать меня подобным образом, тебя может оросить изрядная порция страсти, причем в таком месте, где ты меньше всего ожидаешь.
— Ты будешь орошать мой живот?
— Ну что с тобой сделать?! — рассмеялся Тор и взъерошил мне волосы.
— У меня имеется несколько предложений по этому поводу… — начала было я.
— Да-да, и у меня также, — перебил он, а потом принялся целовать меня в губы, делая невозможной дальнейшую дискуссию.
Меня разбудил крик чаек за окнами дома. Небо было затянуто невообразимой белесой мутью, и я увидела, как три пеликана вынырнули из тумана и уселись на зеленой прибрежной лужайке. Тора в постели не было, но из коридора доносились странные пыхтенье и топот, словно бригада грузчиков тащила на второй этаж тяжелый рояль.
Устроившись на скомканных простынях, я попыталась разобраться в той лавине чувств, что ночью обрушилась на меня. При мысли о том, что мне совершенно все равно, какие теперь грядут перемены, я радостно улыбнулась. На это Рождество я получила такой чудесный подарок, о котором не смела мечтать. Джорджиан с Тором вполне заслуженно обзывали меня лгуньей и лицемеркой: теперь мне самой стало ясно, что я являлась и тем и другим. И то бесконечное бегство, в которое я превратила собственную жизнь, было не более чем попыткой убежать от себя самой. Мне никогда не удастся убежать от своего чувства к Тору — это судьба.
Мои размышления прервало появление Тора. Увидев меня, восседающей посреди разоренной постели, облаченную в остатки ночной рубашки, он не удержался от улыбки.
— Ты уже не спишь, тогда поднимайся, я приготовил для тебя сюрприз.
— Что это у тебя на пижаме?
— Грязь, — отвечал он, окинув взглядом свое одеяние. — Вылезай из кровати и разденься, — скомандовал он.
— Чтобы выпить кофе? — рассмеялась я.
— Мы отправляемся купаться, — сообщил он.
— Неужели здесь есть бассейн с подогревом?
— Не будь идиоткой, мы же на острове, и кругом вода. Мы можем искупаться в заливе.
— Прошу прощения, но, недавно заглядывая в календарь, я выяснила, что сегодня — рождественское утро. Возможно, ты и можешь окунуться в залив, но лично я не собираюсь умирать от обморожения.
— Ты впервые в жизни почувствуешь себя живой как никогда, — возразил он. — Я купаюсь в Северной Атлантике каждое рождественское утро. По сравнению с этим здешний теплый супчик покажется просто райскими водами, даже при этом жутком тумане над заливом.
Затем Тор перешел от слов к делу, стащив с меня одеяла, несмотря на визг и протесты, поднял с кровати. Он перебросил меня через плечо и, выйдя из дома, потащил через лужайку на причал, у которого покачивался на волнах катер. Не выпуская меня из рук, он спрыгнул с причала, и мы оказались в воде.
В первый момент я подумала, что сразу же отдам Богу душу. Ужасный холод пронзил меня, я едва дышала, кровь застыла в жилах. Тор поддерживал меня над поверхностью волн, дабы быть уверенным, что я не пойду ко дну.
— Дыши глубже, делай вдох и выдох как можно медленнее, — посоветовал он. — Постарайся расслабиться — вот так. Наверное, окунуть тебя в воду разом было жестоко, но первый шок скоро пройдет, и ощущение холода смягчится. Что ты чувствуешь сейчас?
— Садист, — фыркнула я, пытаясь удержаться на плаву среди холодных волн. — Ты, верно, рехнулся, никогда я не чувствовала себя хуже, чем сейчас. — Еще бы, челюсти мои сводило судорогой, а зубы выбивали частую дробь, и вообще мне казалось, что сейчас утону.
— Ты все еще слишком напряжена, — невозмутимо отвечал он. — Расслабь мышцы, и тебе понравится такое купанье.
— Думаю, что ты непременно загнешься от пневмонии, — только и сумела я выговорить.
— Если постараешься плыть, то согреешься быстрее, — сказал он.
— Спасибо за совет. Чтоб тебе… — но конец моей фразы буквально потонул в морской пучине, так как Тор отпустил меня, и я окунулась с головой, 'отчего, кажется, окончательно застыли мои бедные мозги. Я начала отчаянно биться, выбираясь на поверхность воды, и тут же почувствовала, что согрелась.
— Ого, что же это случилось? — удивилась я. — Мне вдруг сразу стало так тепло и уютно.
— Это гипотермия, — проинформировал меня Тор, — первая стадия температурного шока. На следующей стадии ты замерзнешь до смерти.
— Очень смешно.
— Нет, правда, нам нельзя торчать здесь слишком долго, необходимо обязательно плыть, двигаться, иначе летальный исход неизбежен. Температура воды не больше сорока градусов.
Мы немножко проплыли вдоль берега. А потом, замерзая на ходу, облепленные мокрыми остатками наших ночных туалетов, вскарабкались на каменистый берег и вприпрыжку помчались через лужайку к дому.
— Скорей сюда, — крикнул Тор, когда мы поднялись из гостиной на второй этаж. Он взял меня за руку и ввел в комнату, которую я не успела осмотреть вчера вечером. И тут я поняла, что за грохот слышала, лежа в постели.
Мы оказались в ванной комнате, гораздо более просторной, чем моя, с местом для отдыхая с необъятных размеров кроватью возле окна с видом на залив. У задней стены, напротив окна, был устроен гигантский камин, в котором бушевало пламя, пожиравшее водруженные на решетку огромные бревна. Тору наверняка пришлось подняться с первыми лучами солнца, чтобы перетаскивать дрова на второй этаж.
Пижаму, с которой все еще стекала вода, он тут же сбросил на пол. А потом, подхватив меня на руки, отнес в ванну, над которой стоял пар от горячей воды. Мою кожу тут же стало пощипывать и жечь. Тор забрался следом.
Ванна оказалась весьма солидным сооружением, с ножками в виде львиных лап. Я с наслаждением опустилась в воду по самый нос.
— Ну, как тебе это нравится? — с улыбкой спросил Тор.
— Бесподобно, — призналась я. Зажав нос, окунулась с головой, чтобы вымыть из шевелюры песок. А потом, отфыркавшись, заявила:
— Только теперь я умираю от голода.
— Я приготовлю тебе что-нибудь: вылетая сюда, я позвонил из Нью-Йорка, чтобы в этой избушке припасли для нас все необходимое. И хозяева, конечно же, позаботились, чтобы мы не умерли с голоду. Я привез тебя сюда, чтобы у нас была возможность побеседовать без помех.
— Да уж, я до сих пор не могу прийти в себя после нашей милой беседы ночью, — ухмыльнулась я.
— Я вовсе не шучу, — заверил меня Тор. — Переступая порог твоего дома, я был совершенно не готов к тому, во что ты меня втянула, также и к тому, что последовало за этим. Хотя не могу не признаться, такая мысль не раз и не два посещала меня на протяжении этих двенадцати лет. Честно говоря, я прилетел вчера потому, что хотел попросить тебя о помощи. Разве Лелия не сообщила тебе о том, что умудрилась натворить?
— Она только сказала, что вы с Джорджиан на нее очень разозлились. Но не сказала почему.
— Тогда я объясню тебе все с самого начала. Она увезла в Европу наши облигации, но не открыла с их помощью кредиты, как я того хотел, а вместо этого получила деньги в виде займов.
— Но ведь это почти одно и то же, — заметила я.
— Если не учитывать наших интересов, то да, — согласился он. — Но мы еще не готовы делать вложения капитала, а из-за выходки Лелии нам необходимо начать выплаты сейчас. И это еще не самое худшее. Мне кажется, она совсем сошла с ума. Так мы хотя бы получили неплохие ставки, имея двести процентов Е1апенки на доллар. Но Лелия умудрилась еще и подписать контракты с предварительной проплатой процентов!
Теперь, зная, что произошло, я уже не могла не согласиться, что дела действительно плохи. При таком повороте событий уже не удастся, если потребуется, одним махом вернуть деньги и сказать, что произошла досадная ошибка. Он просто не сможет достаточно быстро выкупить займы, потому что назначат такие штрафы, что последующие вложения капитала вообще могут не состояться, поскольку на них не останется денег.
— Мне совершенно непонятно, — продолжал Тор, тщательно намыливая себе плечи и грудь, — почему Лелия так поступила. Толком она не смогла ничего ответить, кроме маловразумительного бормотания «Это им покажет, это им покажет», — словно она кому-то хотела доказать что-то.
— Мне кажется, это все из-за Ротшильдов, — пояснила я. — Ты помнишь, как она разозлилась, когда мы заговорили про них в тот вечер? Но, думаю, дело не в самих Ротшильдах, скорее, в немецких банкирах или в банкирах вообще. Ты же знаешь, что Дамлихи были семейством немецких банкиров. Я их хорошо знаю через своего дедушку. Супруг Лелии был негодяем, этаким потрясателем основ, вытворявшим черт знает что со своей жизнью и с жизнью близких ему людей…
Я запнулась, когда поняла, что попала на скользкую дорожку. Тор злорадно улыбался: еще бы, ведь мои слова можно было истолковать как подтверждение тому, что призвание быть банкиром вовсе не закреплено у меня в генах.
— В общем, Дамлих вытворял все, что ему заблагорассудится, — попыталась я сделать вид, что ничего не заметила, — но когда он заболел и приготовился помирать, ему понадобились деньги. Лелия помчалась в Германию, не сказав ему ни слова, попросила его семейство дать им в долг.
— И они отказали? — удивился Тор.
— Они заявили, что он сам виноват, бросил банк на произвол судьбы, пошел своей дорожкой, и не дали ей ни гроша. Лелии пришлось заложить свои бриллианты, держу пари, что она до сих пор оплакивает их. Но с тех пор ей так и не удалось полностью оправиться. Зная, как относятся к банкирской братии и Лелия, и Джорджиан, я не сомневалась в том, что они согласятся вмешаться в наше пари.
— Так, значит, она хотела обелить свое имя, хотя бы на один день? — Тор задумчиво поднял брови. — Возможно, это и объясняет ее безрассудное поведение, но я-то остаюсь при своих проблемах. Я раздобыл миллионы в облигациях, которые обеспечивают займы, сделанные на имя Лелии. И теперь, пока мы их не выкупим, мне придется следить за ними, как ястребу за цыплятами; и не дай Бог их отзовут.
— Отзовут? — удивилась я. — Что это значит?
— Мы были в такой запарке с печатаньем фальшивок, — пояснил он, — что в один прекрасный момент я сглупил и согласился печатать дополнительно еще и облигации, подлежащие изъятию, то есть такие, которые впоследствии могут быть отозваны, если выпустившая их фирма решит их выкупить. Таким образом, у владельца совсем немного времени, чтобы перевести их стоимость на лицевой счет.
— И ты боишься, что настоящие владельцы затребуют их из хранилища, чтобы перевести на лицевые счета, и тогда-то обнаружатся наши подделки, — сказала я.
— Это еще не все, — отвечал Тор. — Пока наши облигации (я имею в виду оригиналы) продолжают служить обеспечением сделанных Лелией займов, все европейские банки будут ожидать, что мы представим наши бумаги для перевода их стоимости на лицевые счета, собственно говоря, сами банки должны сделать это для Нас. Чтобы такого не случилось, нам необходимо либо срочно выкупить облигации, заплатив фантастический штраф, обговоренный в контрактах, бездарно подписанных Лелией, либо сделать дополнительные вклады, чтобы их обеспечить. И нам не остается иного пути, как раздобыть эти дополнительные деньги, ограбив банк.
— Ох, нет, не надо бы этого делать, — возразила я. — До тех пор, пока я держу переадресованные переводы внутри банка, тем более на именных счетах других людей, я фактически не совершаю ничего противозаконного. В крайнем случае может случиться лишь небольшой скандал, и пострадает моя репутация. Но как только я переведу свои заработанные кровью и потом «оперные деньги» в банк другой страны для обеспечения некоего реального займа, я совершу преступление федерального масштаба!
— Заработанные кровью и потом деньги? — ехидно переспросил Тор. — Похоже, ты уже позабыла, как тряслась прошлой ночью в информцентре. И кто же, по' твоему, был тем героем, который спас твою очаровательную, пухлую попку?
— Я припадаю к твоим коленям в знак благодарности, — заверила я, тут же чмокнув его в колено, торчавшее из воды. — И обязательно введу в компьютер список всех вложенных тобою ценных бумаг, чтобы следить за их перемещениями. А если говорить о дальнейших шагах, то я обязана спросить согласия у членов моей команды, которых ты видел вчера, ведь они вправе не пожелать рисковать своими головами только ради того, чтобы покрыть твои займы. Кстати, я могу поинтересоваться, куда ты намерен вкладывать всю эту кучу денег?
— Я намерен учредить некое платное убежище, место наподобие Монако или Багамских островов, где дельцы, желающие совершить свободные от налогов сделки, будут защищены от всяческих неприятностей. Мы будем иметь доход от того, что им волей-неволей придется участвовать в обороте нашей валюты и следовать установленному нами финансовому законодательству.
— Но какая же страна согласится, чтобы на ее территории кто-то учреждал свои законы, валюту и устраивал свободную зону?
— Естественно, никакая, — улыбнулся Тор, выбираясь из ванны и заворачиваясь в полотенце. — Поэтому-то я решил основать свое собственное государство.
Совершенно очевидно, после такого заявления у меня возникла целая куча новых вопросов, на которые Тор пообещал ответить позже и удалился. Я выпустила из ванны воду и включила душ, чтобы наконец как следует промыть волосы после нашего заплыва. Затем, тщательно вытершись, закуталась в махровое полотенце и направилась в гостиную, подсушить волосы у огня.
Тор развил бешеную деятельность: на столе красовался горячий кофейник и свежие лепешки с медом и маслом, источавшие умопомрачительный аромат. Когда я вышла из ванной, Тор в костюме Адама поправлял дрова в камине.
— Теперь я знаю, что чувствует утонувшая в море крыса, — сказала я, распушив волосы перед огнем. Он обернулся и молча окинул меня взглядом.
— Бабулечка, а почему у тебя такие большие глазки? — рассмеялась я.
Отложив в сторону кочергу, он приблизился ко мне. В следующую секунду полотенце, в которое я была завернута, отлетело в угол.
— Это чтобы лучше видеть тебя, внученька, — промурлыкал он. Его руки медленно, едва касаясь, пробежали по всему моему телу, словно он старался запомнить каждый его дюйм.
— Бабулечка, а почему у тебя такие большие ручки? — продолжала я игру, ощущая, пожалуй, нечто большее, чем легкую слабость в коленках.
— Это чтобы лучше обнимать тебя, внученька, — прошептал он и, подхватив меня на руки, направился к кровати. — Надеюсь, ты знаешь, про что нужно спросить теперь? — промолвил он весьма двусмысленным тоном.
— Не надо самообольщаться, он не такой уж большой.
— Он уже достаточно велик, — засмеялся Тор, плюхнув меня на подушки.
— Бабулечка, — сказала я, — мне кажется, что он стал еще больше.
— А это чтобы лучше ты-сама-знаешь-что, моя внученька, — отвечал он, улегшись поверх меня.
— Ай-яй-яй, теперь я вижу, что ты вовсе не моя бабуленька! — завизжала я, изображая дикий ужас.
— Ну, если у тебя хватало ума заниматься такими вещами с бабушкой, то неудивительно, что перепутала, какого ты пола, моя дорогая.
— Я ничего не путала, я точно знаю, что и где должно находиться, — заявила я, уползая под одеяло.
— Это уж точно, — согласился он, наблюдая за моей возней. — Послушай, что ты там делаешь?
— Исследую некоторые части, чтобы решить, как с ними лучше всего поступить, — я пощекотала языком его живот, отчего он вздрогнул всем телом. — На вкус они очень соленые, как морская вода.
— Это официальный отчет?
— Да, я потом пришлю обобщенные данные о проведенных исследованиях, — пробормотала я, опускаясь все ниже.
— О Боже, как это чудесно… что ты там… — но голос прервался.
Я почувствовала, как его руки вцепились в мои волосы, как он потянул меня к себе, и почувствовала уже знакомый вкус его губ, и отчаянные — до боли — объятия. На мгновение отстранилась и взглянула ему в лицо. В полусвете, сочившемся из окон, оно показалось мне даже бледнее, чем обычно, — и тем ярче полыхал темный огонь в глазах.
— Как можно желать то, что причиняет боль? — спросил он.
— Ну, для меня все же, наверное, более болезненно, чем для тебя, — возразила я. — Но это вовсе не значит, что я остановлюсь на полпути.
Я снова прижалась губами к его животу, и он весь напрягся. А потом я ласкала его так, словно творила его скульптуру, мои пальцы запомнили каждую складку его кожи. Я чувствовала, как под моими руками и губами нарастало трепетное нетерпение в его теле, и вот его сильные мускулистые бедра задвигались между моими. Он застонал, вскрикнул и прижал меня к себе изо всей силы. Его тело напряглось, затрепетало в конвульсиях и обмякло.
Я перекатилась на бок и стала разглядывать его. Я смотрела на его волевое лицо, на рассыпавшиеся по подушке завитки медно-рыжих волос. Тор, открыв глаза, взглянул на меня.
— Что ты со мною сотворила? Это было великолепно, — прошептал он.
— Настурции, — сказала я. — Увидев в его взгляде растерянность, добавила:
— Ты на вкус похож на настурции.
— На цветы? — улыбнулся он.
— Ну да, в саду у Моне в Живерни, — со смехом подхватила я.
Вдруг на лице его проступила какая-то тревога.
— Что-то не так? — спросила я.
— Мне кажется, я должен поставить тебя в известность об одной вещи, — отвечал он, внимательно глядя мне в лицо. — Боюсь, что это серьезнее, чем проблема с Лелией и с ценными бумагами… это вообще не входило в мой первоначальный план.
— Что-то опасное? — охваченная смутной тревогой, спросила я, усевшись на подушках.
— И даже очень, — подтвердил он. — Моя дорогая, я люблю тебя.
Назад: ОПЕРАЦИИ С ФИНАНСАМИ
Дальше: ЖОНГЛЕРЫ ДЕНЬГАМИ