ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Линда слышала, что Гифф поднимается за ней по ступенькам, но не обернулась. Нужно скорее уйти из этой комнаты, уйти от него, от всего, что случилось. Потому что он оказался прав. Все в его словах было правдой.
В других жизнях она перевоплощалась в богатую избалованную Констанс. В Майру, помощницу повара, влюбленную в младшего сына хозяина. В Алису, дочь лавочника, которая должна была уйти в монахини, но влюбилась в ирландского мятежника. В Сару, еврейку, полюбившую аристократа. Вся жизнь этих девушек была сосредоточена на мужчинах, которых они любили, и никто из них и подумать не мог о том, чтобы жить другой жизнью, а не той, что уготовила им судьба.
Даже теперь, когда она вернулась в свое нынешнее состояние, новые образы теснились у нее в голове, сменяя один другой с такой же быстротой, с какой она бежала по коридору. В каждой прошлой жизни человек, которого она любила, умирал ранней и неожиданной смертью. Она испытывала страх потерять его, прежде чем они поженятся или до конца выразят свою любовь друг к другу. Ей еще не приходилось переживать подобные чувства, а теперь они атаковали ее, у нее кружилась голова, образы прошлого преследовали ее.
Она с трудом сдерживала рыдания, прорывавшиеся сквозь крепко стиснутые губы. Как долго продолжались эти переплетенные между собой жизни, подумала она, вбежав в спальню и захлопнув за собой дверь. Она прошла через несколько жизней, и каждый раз образ Гиффа сопровождал ее — как воспоминание или как живой человек из плоти и крови. О, он выглядел по-разному, но, тем не менее, она узнавала его. Он всегда проявлял одинаковую настойчивость и целеустремленность в желании завоевать ее любовь. Вся дрожа, она остановилась посреди спальни, обхватив себя непослушными руками.
Гифф во всем был прав — судьба действительно существует.
А она была только жалкой, ничего не значащей пешкой в большой игре между любовью-наваждением и смертью. Она могла бороться с судьбой, могла отрицать ее, но, возвращаясь в новую жизнь, она снова и снова любила того же человека. Теперь она осознала неотвратимость этой любви, колени у нее подкосились, и упав на кровать, она сжалась в комок, словно это могло защитить ее от обиды.
Ничто не защитит ее. У нее нет свободы воли.
Даже теперь она не желала признавать, что ей было предопределено судьбой встретить Гиффа, не хотела признаться, что любит его. Да и как можно не любить его? Сколько лет она внушала себе, что почти любит Уильяма Говарда. А Гифф всегда напоминал ей давно умершего офицера. Он сразу привлек ее внимание, и она без колебаний подчинилась своему влечению. Она всегда хотела его, даже испытывая страх перед ним. Теперь она знала, почему он вызывал у нее такие чувства. У нее не было свободы воли. Горько сознавать, но это так. Эта мысль мучила ее, ей казалось, что произошло крушение всех надежд.
Гифф постучал в дверь, но она не ответила. Вероятно, он не уйдет. Но она не хотела, чтобы он вошел в комнату и она снова прочитала правду в его глазах. Один раз она уже испытала его правоту — в ту ночь, когда они занимались любовью. Тогда в темной глубине его глаза она увидела Уильяма и восстала против правды. А теперь она не может отрицать ее.
Линда услышала, как повернулась ручка. Гифф, совсем рядом, позвал ее спокойным голосом:
— Линда?
Она не повернулась.
— Ты можешь говорить что хочешь, — с горечью ответила она. — Мне все равно.
— Не понимаю, почему ты обиделась.
Она наконец повернулась и спустила ноги на пол.
— Не понимаешь? Значит, тебе все равно, что у нас нет свободы воли? Что мы не можем встретить кого-то еще, влюбиться, пожениться и потом жить счастливо? Прожить одну жизнь — вот все, что я хочу. Я не прошу вечной жизни с тобой.
— Нет, не просишь, — сказал он с такой нежностью, что она замерла.
— Что ты хочешь сказать?
— Ты не хочешь быть вовлеченной в эту вечную цепь событий. Мы не очень далеко вернулись в наши прежние состояния, а ведь это я виноват в том, что мы оказались навечно связаны. Все началось с меня.
— Ну, не знаю, как и благодарить тебя! — выпалила она, стараясь вложить в свои слова как можно больше сарказма. Ему это не понравится, но сейчас это не волновало ее. Она встала с кровати. Да, она любила его, хотела его, но теперь ей нужно уйти. Она вынуждена выбрать Гиффа, и это угнетало ее.
— Я понимаю, тебя потрясло то, что ты узнала о своих прошлых жизнях, но постарайся понять: мы можем изменить прошлое… и будущее. У нас есть возможность.
— Какая возможность?
— В каждой жизни, когда мы находили друг друга и влюблялись, обязательно случалось что-то трагическое.
— Я знаю.
— Что?
— Я… это знаю. После того, как ты вернул меня в прежние состояния, я могу кое-что вспомнить. Что-то, что происходит… постоянно.
Гифф внимательно смотрел на нее, его темные глаза блестели на загорелом лице.
— Я не знаю, почему мужчины, которых я любила, то есть, почему ты умирал. Ты говоришь, их смерть не была естественной или случайной?
— Вряд ли, — с горечью заметил он. — Да, мы были неудачливыми любовниками, но в моих смертях нет ничего естественного. Причиной моей смерти было предательство, измена, даже убийство.
— Убийство?
— В прошлой жизни, когда я был Уильямом Говардом, меня убил мой кузен Джеффри. — Гифф помолчал, не отводя от нее глаз. — Это произошло восемнадцатого июня 1815 года, в воскресенье.
Завтра восемнадцатое июня. Воскресенье. Холодные щупальцы страха сжали ее сердце. Она вспомнила, что почувствовала присутствие злой силы Морда во время спиритического сеанса. Что интуиция подсказала ей — эта злая сила убила Уильяма.
— Где ты был? Как это произошло?
— Мы были под Ватерлоо, в самой гуще сражения. Мы с Джеффри участвовали в одной кампании, вместе воевали в Испании. Я хорошо знал его, еще с детства. Я доверил ему свою жизнь, и в конце концов он взял ее.
Линда закрыла глаза, вызывая в своей памяти описания битвы при Ватерлоо. Сражение описывалось так реально, что в свои пятнадцать лет она просто должна была поверить в существование Уильяма. Она подошла к окну — безбрежная гладь океана расстилалась перед ней.
— Почему он так поступил с тобой?
— Когда ты была Констанс, он тоже любил тебя и хотел тебя. Сначала между нами было естественное соперничество. А когда ты приняла мое предложение, перед нашей отправкой на континент на войну с Наполеоном, он стал даже ревновать меня. Сначала я не заметил изменений в его поведении, но теперь я понимаю, что он завидовал мне. Он даже внешне изменился, у него появились дурные манеры, Джеффри стал следить за мной, хитрить. Им завладел злой дух, и в конце концов я потерял все.
— Я почувствовала такую печаль в словах Уильяма, когда говорила с ним…
Гифф бережно повернул ее лицом к себе.
— Линда, не только мы с тобой связаны друг с другом.
Она прищурилась, пытаясь увидеть выражение его глаз и уже зная ответ.
— Он готовит новую неожиданность, — вслух сказала она. — Кто еще связан с ним?
— Не кто, а что. Морд.
Она не удивилась, но это имя, произнесенное вслух, снова наполнило ее страхом.
— Значит, он здесь.
— Ты почувствовала его присутствие?
— Не знаю, можно ли так сказать. Когда вчера Джерри сказала, что Джон переменился после того, как дотронулся до доски, я подумала, что мне все кажется. Я предположила, что Джоном завладела злая сила, а Джерри обвинила меня в том, что я впадаю в панику.
— Ты права. Вероятно, доска для спиритических сеансов является проводником связи между тобой, Джерри и Мордом. Я думаю, Морд дал тебе несколько коварных советов, чтобы ты воспользовалась этой доской. Ведь между нами была физическая преграда — Атлантический океан. — Гифф помолчал, потом добавил: — И все-таки между нами существовала связь, только не физическая.
— Тогда какая?
— Когда во время спиритического сеанса ты в первый раз говорила с Уильямом, на самом деле ты обращалась к моему подсознанию.
— О чем ты говоришь?
— Мне было двадцать лет, когда ты начала контактировать со мной. Но я еще маленьким мальчиком знал, что у меня были прошлые жизни. Когда во время спиритического сеанса ты беседовала со мной, я спал, и сначала мне казалось, что я просто вижу сон. Потом я понял, что ты стремишься ко мне. Я узнал, кто ты. У меня создалось общее впечатление, что ты находишься на побережье, но я не знал, где. По разнице во времени я понял только, что ты живешь в Америке.
Линда села на кровать, у нее закружилась голова. Так вот каким образом он был одновременно и Уильямом и Гиффом. Во сне он был Уильямом, а когда бодрствовал — Гиффом. У нее возникла масса вопросов, она просто не знала, с чего начать.
— Ты сказал, что знал о своих прошлых жизнях.
— Да, мой отец считал, что его утонувший сын перевоплотился в меня. Очевидно, он был прав.
— Гиффорд Вайт, — прошептала Линда.
— Ты знала?
— Я прочитала об этом в одной из книг, когда занималась поисками материалов о перевоплощении. Почему ты изменил имя?
— Я был слишком известен. Люди не воспринимали меня всерьез. Хотя у меня не было никаких физических отклонений, в их глазах я был уродом. Ты можешь представить, как трудно жить с такой дурной славой?
— Могу вообразить. Я помню, в библиотеке я подумала, что для ребенка это было ужасно.
— Мое детство не было идеальным, хотя отец не старался специально устраивать вокруг меня шумиху. И однако, если бы этого не случилось, я бы никогда не узнал об Уильяме Говарде, не узнал о тебе — о женщине, которую он любил в прошлых жизнях. Когда я видел сны, когда во сне связывался с тобой, я мог бы считать все это интересными, но бессмысленными фантазиями.
А она, наверное, продолжала бы верить, что Уильям Говард — странный голос из прошлого, обращенный только к ней, и считать это совершенно необъяснимым.
— Значит, мы должны благодарить доску для спиритических сеансов.
— В какой-то степени. Я думаю, мы все равно связались бы с тобой и без нее. Мой отец был американцем, имел связи в Нью-Йорке, ты тоже родом из Нью-Йорка. Судьбой нам определено было встретиться. То, что я остался в Англии, осложняло нашу встречу. Если бы я вырос в Америке, мы могли бы встретиться на какой-нибудь вечеринке, или нас познакомили бы друзья.
— Во время спиритического сеанса я связалась еще и с Мордом.
— Вероятно, он воспользовался бы другими средствами, чтобы соединить нас, когда ты станешь старше. Во всяком случае, судьбой нам было предопределено встретиться, а Морду — вмешаться. Он и вмешался, потому что почувствовал нашу связь. Чтобы разорвать ее, он напугал тебя. Иногда в своих поступках он не следует обычной человеческой логике, но этого и не следует ожидать — он ведь не человек. Возможно, он не знал, что ты была молоденькой девчонкой, и предполагал, что будешь по-прежнему связываться со мной. Но ты больше никогда не проводила спиритических сеансов.
Линда покачала головой:
— Я слишком испугалась. Для Джерри это был просто жуткий случай, о котором она скоро забыла. Для меня — нечто другое. Я почувствовала прикосновение злой силы, мне было больно, что нас разлучили. Я не могла забыть, что Уильям очаровал меня. Вероятно, после того летнего вечера у меня уже не было свободы воли. Я полюбила трагический образ солдата-героя. Хотела найти его, но боялась.
— А я ждал, что опять увижу тебя во сне. Всю жизнь надеялся, что ты снова попытаешься связаться со мной. Иногда я знал, что ты видела во сне, о чем мечтала, но никогда не догадывался, о чем ты сознательно думаешь. Я понял, что ты реально существуешь, и это давало мне надежду, позволяло строить планы. Иногда мне казалось, что я почти сумасшедший, ведь я знаю о прошлом и могу предугадать будущее.
Все эти годы он ждал ее. До того, как заняться поисками, она считала, что Уильям — плод ее фантазии. Когда она стала старше, ее фантазии изменились. Краска стыда залила ее лицо при мысли, что Гифф может узнать о ее эротических снах.
— Ты знал, что Уильям годами снился мне?
Гифф обольстительно улыбнулся, опустив глаза.
— Ты видела очень интересные сны, — с нежностью сказал он. — Правда, они ничем не кончались. А ты знаешь, сколько раз я просыпался… очень возбужденным?
Линда покраснела еще больше. Она тоже просыпалась возбужденной, но узнать, что ты подсознательно возбуждала мужчину? Эта мысль привела ее в ужас.
— Подумай, однако, что мы могли бы облегчить нашу муку, если бы знали друг друга. — Он нагнулся к ней, и по его глазам она поняла, что он хочет ее.
— Когда все началось, я была моложе, помнишь?
— О да, я знаю. Но тогда ты не видела своих снов. А потом, позже, я мог уже не мечтать о тебе.
Линда крепко обняла его, почти задыхаясь от желания, вспыхнувшего в ней. Она вспомнила, что однажды он уже дал ей такое удовлетворение, какого она раньше не знала.
— Но ты мечтал, когда мы в первый раз занимались любовью. Но мне больше не нужно мечтать, мне нужно…
Он не дал ей договорить. Он закрыл ей рот поцелуем, всем телом прижимая ее к постели. Закрыв глаза, она ответила ему таким же страстным поцелуем, цепляясь за него, зная, что он был реальным, и веря, что ее фантастические сны осуществились.
Она знала, что завтра он может исчезнуть. Знала, что он говорит совершенно искренне — они не были счастливы с тех пор, как узнали о существовании друг друга. Она постаралась спрятать поглубже свою боль, зная, что когда-нибудь она заявит о себе. Позже она вспомнит о ней, а сейчас нужно пользоваться своим счастьем.
Если у них только один день и есть возможность заняться любовью, то пусть этот день будет лучшим в их жизни. Их первая ночь была вспышкой пламени. Пусть сегодня пламя страсти разгорается медленно.
Ее руки свободно заскользили по его телу, ощупывая каждый мускул под одеждой. Этого ей показалось мало, она выдернула его рубашку из-под пояса, просунула руки внутрь, ей хотелось руками крепче сжать его ягодицы, когда он прижался к ней.
Собрав все силы, она перевернула его на спину, теперь она сидела на нем, раздвинув ноги. В его глазах промелькнуло удивление и восхищение таким бесстыдством. Положив руки ему на грудь, она провела пальцами по его ребрам и животу, и его сердце застучало в бешеном ритме.
Я люблю тебя, хотелось ей прошептать, но она не смогла. Судьба управляла им, всю жизнь вела за собой. Но она полюбила его, не подозревая, что они связаны судьбой. Возможно, она смутно чувствовала это. Возможно, ею руководило нечто большее, чем свобода воли. Она сердцем чувствовала, что любит его, просто его самого. И хотела показать, как она любит его.
Расстегнув рубашку, она стянула ее с плеч и бросила на пол. Глазам предстала крепкая грудь, в которой билось его сердце. Маленькие мужские соски стали твердыми от желания. Языком и губами она стала ласкать его, и он застонал от ее возбуждающих, сводивших с ума прикосновений. Но он все еще сдерживал себя. А ей хотелось, чтобы он стал необузданным, потерял контроль над собой от возбуждения, забыл об осторожности. Хотелось, чтобы он стал таким же безумным, какой была сейчас она.
Руки нащупали «молнию» на джинсах, которая скрывала предмет ее поисков. Она провела языком по его животу, он закрыл глаза от наслаждения. Ее пальцы скользнули ниже, раздался металлический треск, и его дыхание участилось. Гифф раздвинул ноги, она села между ними, расстегнула джинсы, и он предстал перед нею, оказался под ее ищущими пальцами. Она стала ласкать его, проверять длину, обняла его рукой, легким дыханием коснулась его головки и, наконец, когда Гифф, задрожав, сквозь стиснутые зубы выдохнул ее имя, она взяла его в рот, ощутив его божественный вкус.
— Довольно, — простонал Гифф, когда она исчерпала все способы, доставлявшие ему удовольствие. Подняв голову, она заглянула ему в глаза, вспыхнувшая в них страсть вызвала в ней ответную дрожь. Ее ноги непроизвольно напряглись, и она ощутила, как ее собственная плоть стала горячей и влажной.
Она встала на колени, понимая, что выглядит распутницей, и наслаждаясь своей властью над ним. Дрожащими руками подняв блузку, она расстегнула лифчик. Теплый воздух коснулся ее обнаженной груди, он скользнул взглядом по тугим соскам, подогревая ее желание. Ее кожа стала влажной, вспыхнув, она спустила юбку. Прикосновение ткани к коже только возбуждало ее, теплый воздух касался обнаженного тела, Гифф ласкал ее взглядом, и она понимала, что может кончить прежде, чем он войдет в нее. А ей хотелось пережить наслаждение вместе с ним.
Она спустила еще ниже юбку и трусики, постепенно представая перед ним, и его возбуждение росло. Наконец она увидела, как его член гордо встал рядом с ней. Одежда спала, Линда держалась на руках и коленях, касаясь грудью его члена. Гифф скользнул взглядом по ее совершенно обнаженному телу, и она вспыхнула, борясь с желанием опуститься на него и овладеть им быстро и решительно. Но ей хотелось еще большего, хотелось кончить одновременно с ним.
Обняв ее за талию, он коснулся губами ее груди; начал посасывать сосок, взяв его в рот, и Линда почти упала на него. Гифф удержал ее, его язык снова и снова касался соска, пока она не начала буквально извиваться от наслаждения. Опустив бедра, она коснулась животом его возбужденного члена, стала тереться об него, мучая его так же, как он мучил ее.
— Теперь, — выдохнула она.
— Еще рано. — Он обдал ее горячим дыханием.
Он взял губами другой сосок и снова стал мучить ее, пока она не вскрикнула, потом сжал ее ягодицы, и она поняла, что, если он не удовлетворит сейчас ее желания, ее разорвет от напряжения.
— Пожалуйста, — прошептала она, подчиняясь его ритму и умоляя его в сладкой истоме.
— Сейчас, — простонал он, направляя ее к своему ждущему члену, держа ее над ним. Она хотела опуститься на него, но он сдержал ее порыв. Головка члена мучительным движением коснулась ее и медленно вошла в нее. Она боролась с ним, но он был сильнее, заставляя ее ждать, медленно принимая его в себя. Почти задыхаясь, она опустилась на него, их животы соприкоснулись, и он целиком вошел в нее.
Он двигался медленно, отдаляясь и приближаясь, касаясь самых чувствительных точек. Но ей этого было мало. Ей хотелось, чтобы Гифф совсем перестал владеть собой. Приподнявшись, она почти вертикально опустилась на него, дразня его взглядом, упираясь руками в его грудь. Ее движения становились все быстрее и быстрее, она почти достигла высшей точки наслаждения, но ей хотелось увидеть, как он хотя бы один раз задрожит от предвкушения, увидеть его в исступлении страсти. Хотелось доказать, что она имеет власть над ним хотя бы в их любовной страсти — необузданной, свободной, кричала она про себя.
Он вскрикнул, сверкнув глазами, и его дикий вскрик эхом отозвался в спальне. Перевернувшись, он подмял ее под себя сильными горячими руками. Завтра у нее будут синяки, равнодушно подумала Линда. Он перестал владеть собой, совершенно перестал владеть собой из-за нее.
Он стал неистовым. Таким она представляла его себе. Капли пота выступили у него на лбу. Он обнял ее и стал целовать, забыв о сдержанности, проникая языком внутрь, требовательно и настойчиво. Он оплела его ногами и закрыла глаза.
Это было так восхитительно, что заставило их забыть о реальности. Не существовало ничего вокруг, остался его вскрик, когда она почувствовала его в себе, взорвавшегося жизнью. Линда парила в небесах, не надеясь вернуться на землю. Тьма, окружавшая ее, вспыхнула миллионами огней, и она поняла, что он любит ее, что теперь она в безопасности.
Гифф совершенно обессилел. Такого он еще не испытывал. Линда заставила его потерять голову и полностью отдаться страсти. Она хотела, чтобы он совершенно перестал владеть собой, и он был готов дать ей все, что она потребует.
Наконец он смог повернуть голову и поцеловать ее в щеку. Она улыбнулась. С неохотой он хотел лечь рядом, думая, что ей трудно выдерживать тяжесть его тела, но она только крепче прижала его к себе, переплетя ногами, и он затих.
— Что ты так держишь меня, девушка? — насмешливо спросил он.
— В течение десяти лет я испытывала острую сексуальную неудовлетворенность, и в этом виноват ты. Теперь полностью удовлетворена, я чувствую это. Сейчас я держу в руках то, что принадлежит мне.
— А я принадлежу тебе?
— Можешь считать и так. По крайней мере, сейчас ты — мой.
— И не только сейчас, милая Линда.
— А ты понимаешь, почему сегодня мы смогли любить друг друга, хотя раньше нам это никогда не удавалось?
— Теоретически я могу объяснить. Я ведь знал о наших прошлых жизнях и понимал, как складываются наши сегодняшние отношения. Я мог более активно вмешиваться в нормальный ход событий. И, конечно, современная мораль отличается от морали прошлых веков. И сто, и восемьдесят лет назад тебе не позволили бы остаться без присмотра мудрых родственников. У меня не было бы возможности соблазнить тебя за то короткое время, что мы вместе.
— Значит, сегодня я вела себя как бесстыдная дерзкая девчонка.
— Это ничего не меняет. — Он провел руками по ее спине и приятно округлым ягодицам. — Когда живешь в наше время, у тебя есть определенные преимущества.
Вытянувшись, она потерлась о его тело.
— Думаю, тебя можно отпустить.
— Если бы ты не отпустила меня, мы надолго остались бы в этой постели. Ты готова?
— Я думаю, нужно спросить, готов ли ты?
Она напряглась, сжимая ногами его тело, и он почувствовал, как кровь быстрее побежала в жилах, и медленно вошел в нее.
— Вижу, что ты готов, — задыхаясь, выговорила она.
— Мы могли бы поговорить.
— Да, могли бы. — Она пошевелилась, ее движения стали более медленными, и у него перехватило дыхание.
— Ты снова пытаешься руководить мной.
— Разве это плохо?
— Нет.
Она поцеловала его подбородок, потом коснулась губ.
— Нам не нужно пользоваться предохранительными средствами.
— Да, все в порядке.
Он замер.
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что сейчас я, вероятно, не забеременела. А если забеременела, то ничего страшного.
— Ничего страшного? — в замешательстве спросил он, чувствуя некоторый страх. Он не любил неожиданностей, а от этой женщины можно ждать любых сюрпризов.
— Что ты хочешь этим сказать — ничего страшного? — повторил он.
— Не сердись. Раньше я никогда не думала о ребенке. Но от тебя, Гифф, я хочу ребенка.
В волнении он закрыл глаза, не в состоянии определить, что он сейчас чувствовал. Он никогда не думал, что у них с Линдой может быть ребенок. Он думал только о том, как сложатся их отношения, как поразить Морда. Он не представлял, что произойдет, когда они с Мордом встретятся лицом к лицу. Если он потом останется жив…
— Гифф, ты расстроился?
Он открыл глаза.
— Нет, я не расстроился. Однако я… ты снова… заставила меня потерять самообладание. Заставила почти сойти с ума от желания. Было бы просто великолепно, если бы у нас был ребенок. Такое даже трудно представить.
— Тогда сделай это. — Нагнув его голову, она покрыла поцелуями его лицо.
— Сегодня был удачный день, — сказала Джерри, откинувшись на сиденье. Она взглянула на Джона, удивляясь, что смогла простить его после той ужасной ночи. Но он казался совершенно нормальным, был вежливым, с интересом осматривал достопримечательности и честно старался сделать все, чтобы они хорошо провели время.
— Да, я тоже получил удовольствие.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Отлично. — Он сверкнул белозубой улыбкой на загорелом лице.
Он прекрасно выглядел в свободных рыжевато-коричневых брюках и темно-зеленом пуловере — преуспевающий, уверенный в себе молодой человек, которому не о чем беспокоиться. Ей хотелось надеяться, что события прошлой ночи не повторятся. Даже воспоминание о его настойчивых ласках заставляло ее съеживаться от страха.
— Что это ты хмуришься?
Она повернулась к нему.
— Да так. Просто немного разболелась голова, — уклонилась она от прямого ответа. — Вероятно, слишком много была на солнце.
— Да, сегодня жарко.
— Не жарче, чем в Сент-Огастине.
— Ты права. Там тоже было жарко, а солнца больше, чем достаточно.
Джерри отвернулась и стала следить за дорогой. Странное замечание. Он вырос в Сент-Огастине, а сказал о нем так, словно признавал, что в этом городе тропический климат.
— Надеюсь, Линде удалось отдохнуть сегодня, — беззаботным тоном заметил Джон.
— Думаю, да. Если никто не надоедал ей, она, вероятно, весь день спала.
— Надеюсь, ты не очень устала.
Джерри замерла. Замечание Джона могло и ничего не значить, но она предположила, что вечером он собирался заняться с ней любовью. А она не знала, готова ли к этому.
— Я немного устала. И сказала, что у меня болит голова.
Джон вздохнул, словно сочувствуя ей.
— Плохо. Может быть, мы с Линдой отправим тебя пораньше спать. Как ты думаешь, она дождется нас и развлечет меня?
— Это зависит от того, что ты имеешь в виду, — холодно сказала Джерри. — Разумеется, она не будет петь и плясать для тебя. На музыкальных инструментах она тоже не играет.
Джон рассмеялся:
— Я думал, мы просто поговорим.
— Будь уверен — вы можете только поговорить. — Джерри постаралась подавить возникшее у нее чувство ревности.
Линда, сама не зная этого, была сексуально очень привлекательна, она просто притягивала мужчин — всех мужчин, даже тех, кто был обручен.
— Ты, кажется, ревнуешь? — Джон довольно усмехнулся. — Линда — привлекательная женщина.
— Да, и моя лучшая подруга.
— Кстати, о друзьях. — Выражение лица у Джона изменилось. — А что ты знаешь о ее друге — Гиффе?
Джерри пожала плечами:
— Не много. Она встретила его здесь, этим летом. Он снимает дом неподалеку.
— А кто он?
— Писатель, пишет исторические романы. — Джерри невесело усмехнулась. — Сначала я думала, что он очень подходит Линде, ведь они оба увлечены историей. Но отношения у них не сложились.
— Значит, они больше не встречаются?
— Не знаю.
Хотя, как ей показалось прошлой ночью, они встречались. Гифф вел себя как человек, привыкший распоряжаться, а Линда слушалась его и, казалось, с радостью выполняла его указания. Это было не похоже на Линду. Может быть, Линда считала его вправе распоряжаться из-за того, что произошло с Джерри, а, может, просто любила. Джерри не знала, ведь у них не было возможности поговорить.
— Линда предназначена для кого-то особенного, — твердо сказал Джон, щурясь от яркого солнца и ветра, дувшего в лицо.
Как странно. Джон едва знал Линду и почему-то так заинтересовался ее отношениями с Гиффом.
Почему Джон вообще думает о Линде?
Джерри смотрела в окно машины, на проплывавшие мимо сосны и высокую траву, росшую вдоль дороги. Их отношения с Джоном всегда были прямыми и откровенными, а дружба с Линдой — простой и искренней. Почему же все изменилось и стало таким… странным?
Когда Гифф уже начал засыпать, Линда осторожно соскользнула с кровати. Ей нужно было побыть одной. Было уже три часа, в любое время могла вернуться Джерри, но сначала Линда хотела принять горячий душ и выпить чего-нибудь холодного.
Достав из шкафа хлопчатобумажное платье, первое, что попалось под руку, и нижнее белье, она поспешила в ванную комнату. Вода подействовала на нее освежающе, но вместе с усталостью были смыты запахи Гиффа и следы его прикосновений. Если бы можно было оставить все как вечную память об их любви.
Если жестокая злая судьба унесет его прочь.
Внезапно от непереносимой боли у нее сжалось сердце, к глазам подступили слезы, побежали по щекам, смешиваясь с водой. Как же она сможет жить без него, теперь, когда она все знает об их прошлых совместных жизнях? Она ведь понимала, что он может быть убит. Как это он сказал? Предательство. Измена. Убийство. Вот что грозит ему. Ему нельзя надеяться на мистическое счастье в будущем.
Она встала под струю воды, чувствуя внутри непонятную пустоту. Рука коснулась живота, там пустота ощущалась особенно остро. Если бы ей повезло и у нее родился бы ребенок от Гиффа, частица Гиффа в этом ребенке продолжала бы жить. У нее была бы своя крошечная частица истории, ребенок, рожденный от мужчины, искавшего ее тысячу лет. Мужчины, который никогда не говорил, что любит ее, а только повторял, что судьбой им предназначено быть вместе.
Раньше в ней говорил гнев, и она набросилась на Гиффа, обвиняя его в том, что у них нет свободы воли. Она вспомнила свою первую встречу с Гиффом. Теперь она спрашивала себя: что повлияло на ее отношение к Гиффу — судьба, Морд или какие-то другие внешние силы? Она не верила в любовь с первого взгляда, хотя понимала, что вожделение, которое иногда испытываешь при виде мужчины, и чувство близости к нему могут послужить хорошим началом для любви. Линда искренне верила, что все равно влюбилась бы в Гиффа — даже не зная о прошлых жизнях или вмешательстве злого существа. Она хотела, чтобы он был ее судьбой, хотела связать с ним свое будущее, независимо от того, что у них было в прошлом.
Если Гифф говорил правду, в прошлых жизнях они никогда не занимались любовью. Гифф знал о прошлых жизнях, поэтому мог вмешаться в цепь событий, определенную судьбой, или Мордом, или кем-то свыше, кто руководил их жизнями. Значит, их сегодняшняя жизнь должна быть другой. А если можно изменить одно событие, вероятно, можно изменить и исход. Но как? Может быть, Гифф знает как это сделать.
Смахнув слезы, она выключила воду и вдруг почувствовала, что очень устала. Бессонная ночь, непродолжительный сон днем, который прервал Гифф, и долгие часы любви оставили ее без сил. Она снова встала под душ.
— Ты не хочешь, чтобы я составил тебе компанию?
Мучительное стремление к осуществлению бесплодных надежд часто вызывает в нас отчаяние.
Джордж Элиот
