Несчастья, как и болезни, обрушиваются внезапно, в один день. Но через некоторое время начинаешь понимать, что видел признаки и симптомы уже давно, но не придавал им значения. Это верно и в отношении неудавшихся браков и финансовых крушений.

Уже давно Фрэнсис знал о каких-то неприятностях в компании, но за пределы кабинета его отца информация не просачивалась. Он догадывался об этом только по намекам, морщинам, вопросам и долгому молчанию отца. Связано это было с крупным, рискованным займом, грандиозным проектом и ненадежными людьми, а короче – со спекуляцией. К этому имели отношение и консервные заводы, и производители продуктов питания. По мере того как становились известны все новые и новые детали, а аудиторы все более озабоченно сновали из комнаты в комнату, нагруженные папками, происходящее получило название «томатного скандала». При Фрэнсисе никто, конечно, не позволял себе ни ухмылок, пи высказываний – все-таки сын партнера.

Но однажды утром это появилось на первых страницах газет. Сидя в своей только что заново обставленной гостиной, он прочел: «уважаемая фирма идет ко дну», «расследование продолжается»

Боже мой! Как же отец мог допустить такое? И заслуживает ли это двух столбцов на первой полосе? И тут же понял, что такая компания, как «Лютер, Бейнз и компания» действительно заслуживает первых страниц. Его бросило в пот.

– Что такое, Фрэнсис? Ты выглядишь как громом пораженный, – сказала Марджори.

– Так и есть, – он передал газету жене.

Пока она читала, он смотрел на нее. Они были женаты всего восемь месяцев, а он все еще не мог поверить этому. Она была такой спокойной, а уверенной, такой непохожей на него. Он еще не привык к ней, к тому, что и по утрам она свежа и оживлена. Он смотрел и не мог налюбоваться шелковым платьем и короткими темными волосами. При чтении она шевелила губами – он всегда подтрунивал над этой ее привычкой. Интересно, что она думает в связи с этим о семье, в которую вошла так недавно? У нее были высокие принципы в отношении долга, чести и положения. Ее собственная семья была небогатой, но с положением, и она, он знал, очень гордилась этим. Он встретил ее на вечере у двоюродного брата. Смешно, он даже не хотел идти туда. Но отец огорчился, когда узнал, что он не хочет идти, он пошел, и там была она.

У отца были и более важные причины для огорчения. Сыну было тридцать, а он все еще не сделал того, что от него ждали, а именно, не присоединился к фирме. Вместо этого он поехал в Южную Африку с «Корпусом мира», преподавал в школе в индейской резервации в Нью-Мексико, работал на молочной ферме в штате Нью-Йорк. Он собирался получить диплом учителя истории. Вот чем он занимался, когда встретил Марджори.

Высокая девушка с волшебными темными глазами. Сдержанные, спокойные манеры. Но по-настоящему его свел с ума ее голос. Ее голос завораживал, как плеск волн или мерцание огня. А ее смех!.. схожий с переливами арфы, как ему казалось (он слабо разбирался в музыкальных инструментах). Он успокаивал его, обещал нежность и неизъяснимое наслаждение.

Он чуть не подрался со своим двоюродным братом.

– Это же холодная рыба, Фрэнсис! Это не твой тип. Неужели ты не видишь?

Брат не понимал! У них оказались общие вкусы. Спокойствие Марджори, ее классическая сдержанность очаровали его. Она не походила ни на одну девушку, которую он знал.

Вполне естественно, что после женитьбы он пошел работать в фирму отца. В конце концов он помотался по свету, а появление в его жизни Марджори означало ответственность. Он был осведомлен об их большом состоянии и с легкостью начал новую жизнь, обзавелся новой квартирой с видом на Сентрал-парк.

Марджори отложила газету:

– Мы сейчас же должны туда поехать.

– Куда?

– К твоим родителям. Будет хорошо, если мы будем с ними.

Конечно, Марджори права, она всегда все сразу понимает.

Гостиная родителей выглядела так же, как та, которую они только что оставили. Кофейные чашки отодвинуты, чтобы дать место газете. Его мать читает ее. Рядом Маргарет тянет молоко из ложечки. Отец стоит у окна. Он повернулся, когда они вошли.

– Почему ты не сказал мне, что все настолько плохо? – мягко спросил Фрэнсис.

– Ты бы все равно ничего не сделал.

Отец был прав. Нужно решать, что делать теперь. Он сел рядом с матерью и положил свою руку на ее. Ричард заметил его движение:

– Я не хотел расстраивать твою мать. Я надеялся, что удастся уладить все тихо, но проклятые газеты…

Тереза подняла глаза. Знакомая жилка бьется на виске, губы плотно сжаты, руки крепко сжимают одна другую, чтобы не дать чувствам вырваться наружу. Фрэнсис слишком часто видел эту картину.

Через минуту или две она заговорила.

– Ричард, меня это не трогает. Сегодняшний скандал будет забыт через неделю. Меня волнует только, чтобы дети не пострадали из-за него.

– Думаю, – дрожащим голосом произнес Ричард, – думаю, что мне следует совершить самоубийство. Как Уэйн Чэпмен. Помните, когда двенадцать лет назад обанкротилась компания «Чэпмен, Сэлз и Фитлер», Уэйн выбросился из окна?

– И что это даст? – спросила Тереза.

Пустой разговор, подумал Фрэнсис. Предложение отца должно было бы прозвучать трагично, а вышла глупая мелодрама. Мысли бежали в его голове одна за другой.

– У нас есть собственность на Сен-Фелисе. Она принадлежит маме, так что ее это не коснется.

Тереза заговорила снова. Голос звучал спокойно, она не обвиняла, но именно это спокойствие и придало ее словам силу обвинения.

– У нас нет собственности на Сен-Фелисе, и уже давно, Фрэнсис. За исключением поместья моего дедушки на севере. Я узнала об этом сегодня утром.

– Нет? – эхом отозвался Фрэнсис. – Я не понимаю.

Он перевел взгляд с матери на отца.

– Объясни ему, Ричард, – попросила Тереза.

– Видишь ли, расходы были слишком велики, а кроме того, многое было связано с ценными бумагами… – запинаясь, проговорил Ричард.

Глупец, подумал Фрэнсис.

– Время от времени мне были необходимы наличные. И я распорядился этой собственностью. Я получил за нее хорошую цену, а не просто пустил на ветер! Герберт Тэрбокс купил ее для своего сына, для Лионеля. Цена была хорошая, я могу показать тебе документы.

– Значит, все получил твой брат, твой сводный брат, – не обращая внимания на отца, повернулся он к матери.

– Не все, – поправил его Ричард. – Осталось то место, о котором упомянула твоя мать…

– Элевтера, – со вздохом сказала Тереза.

– А что же он не купил и ее? – раздраженно спросил Фрэнсис.

– Не захотел.

– И ты это делал без ведома мамы? Так вот просто?

– Не совсем так. Постепенно, в течение нескольких лет. У меня есть на это права как юриста. В конце концов она никогда не разбиралась в бизнесе.

Ричард отвернулся к окну. Фрэнсис тоже посмотрел на задний двор. Поздний мокрый снег валил с неба и укрывал землю, которая через месяц покроется ковром тюльпанов.

И внезапно вся ярость Фрэнсиса исчезла, уступая место жалости. Отец был весь серый: волосы, лицо, костюм. Руки висели безжизненно, как у мертвого. Бедный гордый глупец. Мир, его собственный мир осудит его; там не терпят поражений. Пожалуй, ему он сострадал даже больше, чем матери, которая стойко перенесет все, как это всегда и было.

Кому-то нужно было решать.

– Значит, Элевтера осталась, – сказал Фрэнсис. – Мы ее продадим от маминого имени. Посмотрим, что за нее можно выручить.

– Да, да, – подхватил Ричард, – Я могу написать Лионелю, чтобы он поручил это местному агенту.

– Никакого Лионеля, – быстро произнес Фрэнсис. – Никакого местного агента. Я хочу все сделать сам.

– Что ты имеешь в виду? – начала Тереза. – Поехать туда? Поехать на Сен-Фелис?

– Почему нет? Это единственный способ все уладить. Поезжай сама.

– Это смешно! Ты ничего не знаешь о тех местах! Ты потратишь впустую время и силы. И что ты знаешь о стоимости собственности на острове? Это просто смешно!

– Ничуть, – ответил Фрэнсис. В нем нарастало возбуждение, предчувствие приключения и желание действовать. – А ты уверена, что Лионель приложит все усилия ради твоих интересов? Может, да, а может, нет. Нет, я должен ехать.

– Я не хочу, я же сказала, – пульсирующая жилка на виске теперь стала заметна всем, щеки ее покраснели. – Это дальняя дорога… ни к чему не приведет…

– Не могу понять, почему ты возражаешь, – нерешительно сказал Ричард. – Или ты предпочитаешь, чтобы поехал я? Одному из нас придется.

– Ты уже достаточно сделал там, – сказал ему Фрэнсис.

– Меня никто не слушает! – пронзительно и в то же время жалобно закричала Тереза.

Ее спокойствие, ее способность выдержать любое давление внезапно пошатнулись. Конечно, у нее было достаточно ударов сегодня утром. Но Фрэнсису показалось странным, что ее, кажется, больше огорчает мысль о его предстоящей поездке, чем известие о потере состояния. Почему?

Он положил руку ей на плечо и мягко произнес:

– Позволь мне, мама, пожалуйста. Я все улажу. На следующей неделе мы с Марджори отправимся на Сен-Фелис. Тебе не о чем беспокоиться.

Вспышка молнии разорвала небо.

– Боже, как величественно! – воскликнула Марджори.

С самого рассвета они стояли на палубе шхуны среди узлов и клеток с курами и наблюдали за меняющимися, по мере того как наступал день, красками моря.

Рядом с ними у поручней стоял потрепанного вида тип неопределенного возраста. Последние полчаса он не умолкал ни на минуту.

– Я начал здесь бывать еще до Депрессии. Войну, конечно, пропускаем. Теперь я снова на старом маршруте. Ничего не изменилось. Черномазый остается черномазым. Ленивое животное. Все, что ему нужно – ром и женщина.

Уйти было некуда, иначе Фрэнсис непременно это сделал бы.

– Вы, похоже, остановитесь в гостинице Кейда? Это единственная гостиница в городе, если не считать нескольких грязных пансионов. Там попадаются забавные типы. Коммивояжеры, наподобие меня, а по большей части – туристы из Англии. Отставные военные и профессора. Они приезжают побродить пешком по округе, изучают птиц. Значит, вы, ребята, остановитесь у Кейда?

– Нет. Мы едем навестить родственников.

– Тогда бьюсь об заклад, вы едете на свадьбу!

– На свадьбу?

– Тэрбокс выдает замуж свою дочь.

Фрэнсис пожалел, что не умеет лгать и притворяться.

– Тэрбоксы наши родственники. Свадьба будет, но только в следующем месяце.

– Хм. Во всяком случае так написали в газете. Так, значит, вы родственники, – внезапно уважительно закончил он.

Бедняга, подумал Фрэнсис, заметивший столь быструю перемену в отношении к ним. Бедняга. Мы теперь для него важные птицы.

– Надолго собираетесь?

– Нет.

– Вы и не захотите. Скучное место. Оно не изменилось за последние триста лет. Кое-где даже нет дорог. Только тропы через горы! Никто сюда особенно и не ездит, кроме миллионеров на своих яхтах. Они любят такие укромные местечки. Встают на якорь, идут выпить с местными плантаторами в загородный клуб или в мужской клуб в городе. Женщины не допускаются. Многие из местных имеют кучу денег, а другие – по уши в долгах. В общем, этот остров – не подарочек, скажу я вам.

Шхуна подходила к пристани. С одной стороны на берегу возвышались остатки форта, увенчанные пушкой, которая по-прежнему была нацелена на приближающиеся суда.

– Приходилось отражать набеги пиратов, – сказал мужчина, обращаясь к Марджори и желая похвастаться своими знаниями. – Такая пушка выглядит маленькой, но может причинить большой ущерб. Некоторые плантаторы держали у себя на крышах такие же, чтобы отбиваться от восставших ниггеров. Это может случиться и сегодня. А если так, крови прольется много. Будем надеяться, вас здесь не будет, когда это случится.

Его слова омрачили ясное утро.

– Да, остров видел много крови.

Фрэнсис прикрыл глаза от солнца. Крутые улочки, весь город расположен на склоне горы. В центре – треугольная площадь. Он увидел аркады и кованые балконы: напоминание о Франции.

Кто-то бросал в воду монетки. Два чернокожих мальчика прыгали с дока и доставали их. Коммивояжер засмеялся и стал рыться в кармане.

– Дети ниггеров умеют плавать! Что ж, прощайте, приятно отдохнуть. Единственное, что здесь хорошее – климат. Постоянный бриз. И до июня не будет дождей. Но вы уже к тому времени уедете.

– Не очень-то радостную картину он нарисовал, – сказала Марджори.

Внизу у сходней цветной мужчина приподнял соломенную шляпу.

– Мистер Лютер? Мистер Герберт прислал автомобиль. Он передал: Добро пожаловать на Сен-Фелис, – и просил извинить его – сегодня день сбора бананов. Вас ждут к ланчу.

Наполовину резкий, наполовину сладкий запах ударил Фрэнсису в лицо. В нем была томность, он нес в себе запах цветения, смешанный с запахом морской соли и смолы. Сердце его учащенно забилось.

Сколько поколений со времен первого Франсуа родилось на этой земле? «В лето 1673 от Рождества Христова…»

Он растерялся от нахлынувших на него чувств.

– Конечно, – в третий раз с момента их приезда начала Джулия Тэрбокс, – вы знали, что свадьба Джулии будет сегодня.

– Мы думали, что она состоится в следующем месяце, – сказала Марджори.

Она была возбуждена, что было на нее совсем не похоже: вывести ее из равновесия было не так-то легко. Но Джулия это умела.

– Мне казалось, я написала Терезе, что мы перенесли день. В конце концов неважно, раз она не приехала. Конечно, просто восхитительно, что вы здесь, – она отодвинула свой стул и все поднялись из-за стола. – Напитки ждут нас на террасе. Там прохладно.

Ярко-зеленый луг, на который выходила терраса, казался ненастоящим. Позади клумб, за низким белым забором паслись пять или шесть лошадей.

– О, как мило! – произнесла Марджори.

– Правда? У Лионеля тоже хорошо, но по-своему. У них вид на море. Он и Кэт очень жалели, что не смогли поехать на вашу свадьбу, но она не выдержала бы такого путешествия после выкидыша. – В голосе Джулии затем появилась нотка недоумения. – Не понимаю, как за столько лет Тереза ни разу не захотела приехать сюда? И пропустить свадьбу сестры? Мы же смогли приехать на вашу! Более того, вы знаете, меня даже не было там, когда она выходила замуж. Я не знаю… дедушка отправил ее за границу, а следующее, что я узнала, было ее замужество. Она была еще совсем девочкой. Не знаю, – никто не сказал ни слова, и Джулия, просияв, всплеснула все еще красивыми руками. – По крайней мере, сегодня здесь будет настоящий праздник! Знаете, здесь, в семейном кругу я могу сказать, что это похоже на сон. Джулия выходит замуж за сына лорда Фрейма! – она вздохнула, затем повернулась к Фрэнсису и прямо спросила, – значит, твой отец потерял все? Сказать по правде, я удивлена, что это не произошло гораздо раньше.

Герберт Тэрбокс кашлянул:

– Не слишком ли сильно сказано, Джулия?

– Правда, есть правда.

– Не всегда легко услышать правду, – твердость в голосе Герберта удивила Фрэнсиса, за ланчем тот все время поддакивал Джулии. – В моей жизни было всякое. Женщины не знают, что значит борьба за существование. Это не просто добывание денег, это постоянное напряжение. И так необходима удача… Вот что я тебе скажу, Фрэнсис. У тебя наверняка есть вопросы по поводу продажи той собственности. Я бы хотел показать тебе бумаги, чтобы ты убедился, что каждый акр куплен у твоего отца по самой высокой цене.

– У меня нет никаких сомнений на этот счет, дядя Герберт.

– Не понимаю, почему я ничего об этом не знала? – пожаловалась Джулия.

– Потому что Ричард попросил, чтобы все операции остались между нами. Какие у него были на то причины, я никогда не спрашивал, – он обратился к Фрэнсису, – я купил все это для своего сына, для Лионеля. Я собираюсь отойти от дел. Я четверть века занимался сахаром и бананами. Достаточно долго. Пусть теперь сахар и бананы поддерживают меня. Через год в это время, а может и раньше, у нас с Джулией будет небольшое местечко в Суррее. Будем разводить розы, зимой – своя квартира в Лондоне рядом с молодой Джулией, а возможно, и в Каннах. Кто знает?

– Вы много работали и заслужили отдых, – сказал Фрэнсис. От него, казалось, ждали именно таких слов.

– Вы не знаете, как много. Великая депрессия началась в Вест-Индии. В 1923 году сахар стоил больше двадцати трех фунтов за тонну. А в 1934-м – пять фунтов. Начался голод и восстания, пожары и убийства. Потом появились профсоюзы. Не стоит обвинять рабочих, это было неизбежно. Но они вцепились в нас и сделались слишком сильными. Последние десять лет… – он покачал головой. – А еще природа. Наводнения. Ураганы, – он щелкнул пальцами, – сырость, вредительство. Главное, нужно разнообразить экспортные культуры. Я засадил большие участки какао. Лионель выращивает хлопок и аррорут. У него получается лучше, чем у меня. Это правда, поэтому я и передаю все в его руки. Он здесь родился и знает местную жизнь, как свои пять пальцев. Так же, как его жена.

– Кэт похожа на мужчину, – резко сказала Джулия. Герберт рассмеялся:

– Едва ли! Ты имеешь в виду, что Кэт понимает в сельском хозяйстве. Она помогает наряду с работниками и этим очень поддерживает Лионеля.

– Хорошо, что он крепко держит поводья, – сказала Джулия, – а то бы она все раздала работникам.

– Знаешь, она мне немного напоминает твою Ти.

– Ти? Чепуха! Ти всегда была спокойной и тихой. А Кэт обо всем имеет свое мнение.

Герберт немного помолчал.

– Я имел в виду, что они обе очень заботятся о животных и обо всем, что растет. Я запомнил Ти такой.

– Ты ничего не знаешь о Ти! Что ты можешь знать? Если уж на то пошло, я сама о ней очень мало знаю.

Марджори и Фрэнсис переглянулись. Герберт сменил тему разговора.

– Так ты, Фрэнсис, хочешь продать Элевтеру?

– Родителям нужны деньги.

– Я должна была предвидеть, – заметила Джулия, – что твой отец сделает состояние на деньгах с этих земель, вкладывая их в промышленность.

– Между тем, – сухо произнес Фрэнсис, – он вложил их в предприятие, которое не дало прибыли.

Бедный отец! Какое счастье, что не он сидит здесь лицом к лицу с Джулией!

– Непростая задача, – сказал Герберт. – Поместье плохо расположено, до него очень неудобно добираться. Как душеприказчик старого Верджила, я в свое время поломал над этим голову. Сначала я сдавал его парню, который думал, что сможет получить с него прибыль, но у него ничего не получилось и он вернулся в Англию. С тех пор оно заброшено, – он встал и прошел в другой конец террасы. – Иди сюда, Фрэнсис. Посмотри туда. Тридцать три тонны сахара с акра ежегодно. Это стало возможным благодаря механизации. А при Верджиле у мельничных колес зубцы были из гваякового дерева. Старик не вложил в модернизацию и десяти центов. Вот почему поместье будет трудно продать.

Фрэнсис вздохнул:

– Получу, что смогу. Кое-что я хочу отложить для своей матери и Маргарет. Вы видели Маргарет, поэтому знаете, что деньги необходимы.

Герберт положил руку Фрэнсису на плечо:

– Ты хороший сын. Поговори с Лионелем после свадьбы. Он тебе поможет.

– Марджори, если ты не привезла ничего подходящего, я могу подобрать тебе что-нибудь, – сказала Джулия. – Мы почти одного размера.

– Спасибо, думаю, что я обойдусь.

– Не сомневаюсь. Такие вещи я вижу сразу. Мне нравится твоя жена, Фрэнсис. Она нашей породы. Жизнь на острове, – продолжила Джулия, когда они поднимались по лестнице, – очень изменилась, особенно после войны. А до этого вы бы и не помыслили пойти на прием к губернатору не в костюме. Или даже на обед к друзьям. Но моя бабушка рассказывала мне о настоящей элегантности! Не Европа, а термальные курорты на Невисе были законодателями мод для лондонцев! Они проводили всю зиму в отеле «Бат». Ну разумеется, это было сто лет назад. Что ж, все меняется и мы меняемся тоже. Однако сегодня вы встретитесь со старейшими семьями острова. Хорошо бы Джулия уже приехала, четыре часа, она вымотается до церемонии…

Ее голос все еще звучал на лестнице, когда Марджори и Фрэнсис закрыли дверь своей комнаты.

– Да, – сказала Марджори, – ну и характер у твоей бабушки!

– И это все, что ты можешь сказать?

– А Герберт, пожалуй, очень мил.

– Да, он особый человек. Не представляю, как он ее выдерживает, но, кажется, он ничего не имеет против.

– А меня заинтересовала ее невестка. Джулия ее явно недолюбливает.

– Если она похожа на мою мать, как говорит Герберт, я понимаю, почему. Огонь и вода.

Марджори села и начала разуваться:

– Странно все-таки, что твоя мать никогда обо всем этом не рассказывала, когда это так захватывающе. Действительно, потрясающе, ты так не думаешь? Слуги! Я не считала, но видела, по меньшей мере, пятерых. И мне так понравилось, что горничные ходят босиком, а тебе? Твоя бабушка показала мне кухню, устроенную так, чтобы жар не шел в дом, – она провела расческой по волосам. – Этот дом был свадебным подарком невесте в 1778 году, ты знал об этом? Мрамор для полов доставили из Италии, а серебро и фарфор…

Фрэнсиса удивил ее восторг:

– Тебе хочется такой же дом?

– Да, если бы ты мог перенести его в Коннектикут или куда-нибудь еще. Этот остров так далеко отовсюду. Я не смогла бы здесь жить, – она достала из шкафа платье и держала его перед собой. – Дорогой, это подойдет для торжества? По счастью, в последнюю минуту я положила его в чемодан. Ну как?

Он посмотрел на нее. Она была само совершенство. Он никогда не привыкнет к тому, что она принадлежит ему, никогда не поверит этому чуду.

– О да, подойдет, разумеется, подойдет, – его голос прервался. – Пожалуйста, откинь покрывало.

– Фрэнсис! У нас же нет времени… Он посмотрел на часы:

– У нас есть полтора часа. Убирай покрывало.