ГЛАВА 17

Миранда решила не звонить и не предупреждать письмом о своем приезде. Два долгих месяца провела она в мучительных колебаниях, загружая себя работой, чтобы свести до минимума свободное время для размышлений, и, несмотря на это, чувствовала нервное истощение.

В прошедшую субботу, захватив с собою Зою и Кэти, она отправилась посмотреть театр в Минаке, и пока Зоя, стоя на вершине скалы, принимала разнообразные эффектные позы, а Кэти бегала внизу по амфитеатру, созданному самой природой, сама Миранда смотрела в даль зимнего моря и на полном серьезе подумывала о том, как можно утопиться. Вот так взять и броситься в волны, и плыть, и плыть, пока хватит сил, как, вероятно, поступил Мередит. Затем, ужаснувшись собственным мыслям, она с раздражением обернулась к Зое.

– Давай проверим, как слышно звук. Сбегай-ка наверх вместе с Кэти. Готова?

– Мне бы хотелось, если возможно, прочитать строки из «Гамлета», миссис Сноу.

– Давайте-ка отправляйтесь!

Миранда ждала, наблюдая, как обе поднимались наверх, преодолевая последние несколько футов. Кэти не отставала от Зои. Алекс и Себастьян видели в Зое угрозу. Сама же Зоя мнила себя Гамлетом. Не так ли? Миранда улыбнулась, вспомнив бледного страдающего юношу, каким изображал Гамлета Брет Сент-Клэр, следуя традиции Лоуренса Оливье. Гамлет не был обыкновенным героем, каким, вне всякого сомнения, его представляла себе Зоя, в нем, должно быть, присутствовали элементы садизма, позволившие ему довести Офелию до такого отчаяния, что она утопилась. Что-то тут от Мередита.

Миранда, очистив свое сознание, позволила несчастью других людей влиться в него и вытеснить собственные невзгоды. Гамлет… эгоист, упивающийся своими колебаниями.

Сделав два шага вперед, она посмотрела наверх, на Зою и Кэти. Затем спокойным голосом начала говорить:

– О, если б этот плотный сгусток мяса растаял, сгинул, изошел росой… – Она остановилась и, повернувшись вполоборота, страстно произнесла: – Иль если бы Предвечный не уставил запрет самоубийству! Боже! Боже! Каким докучным…

Миранда продолжала читать строки роли низким голосом, но уже без явного проявления чувств и страсти. В конце монолога она посмотрела вверх. Зоя принялась яростно хлопать в ладоши. После мгновенного колебания к ней присоединилась и Кэти.

– Миссис Сноу, я разобрала каждое слово! – крикнула с верхнего ряда Зоя. – Даже при полном зале слышимость будет отличной!

Миранда задумчиво кивнула.

– Единственное, с чем мы не сможем справиться – ветер. Ветер нам не нужен. Он уносит звук в сторону. – Миранда начала подниматься наверх навстречу Зое и Кэти. – Я посмотрю, есть ли перерывы в ангажементе, и на следующей встрече с труппой обсудим эту возможность.

Неожиданно застеснявшись, Зоя сказала:

– Теперь я вижу, почему Брет говорил, что вы были естественной на сцене. Глядя на вас, я ни за что не поверила бы, что вы не работали десять лет. Кэти со всей серьезностью заявила:

– Миранда ходила в «Ньюлин плейерс». Раньше она играла ведущие женские роли… – Она посмотрела на мать. – А я год была в пантомиме, так ведь, Миранда?

– Да, Кэти.

– Мне нравится, как ваши дети обращаются к вам по имени, это так богемно, – внезапно излила свои чувства Зоя.

– Так меня называет только Кэти, – ответила Миранда, опуская руку на вьющиеся рыжие, как у нее самой, волосы дочери. – Наверное, потому, что в один прекрасный день она сама станет актрисой.

Неожиданно лицо Кэти залилось краской, и она, взяв руку матери, прильнула к ней губами.

Не в силах сдержаться, Зоя воскликнула: – Три поколения! Как в семействе Рэдгрейвс! – Она стояла около машины, глядя на захватывающую дух панораму. – И здесь так удивительно… – Пока Кэти устраивалась на заднем сиденье машины, Зоя повернулась к Миранде и сказала: – Знаете, миссис Сноу, вам нужно как можно скорее возвращаться на сцену. Сейчас самое время.

Миранда села за руль, и машина тронулась с места. Странно, что такой незнакомый человек, как Зоя, смогла держать руку на ее пульсе. Конечно же, нужно опять приниматься за работу. Здесь, в семье, для нее уже не осталось роли, разве что роль наполовину любящей матери. Но, разумеется, не жены. Сцены, которые она так мастерски разыгрывала в прошлом, когда Питер сгребал ее в охапку и на руках относил на кровать, теперь вряд ли возможны. Теперь она стерильна и… надломлена. Но вне семьи, в «Третейском судье» она способна сыграть десятки ролей. Тысячи.

Взглянув в зеркало заднего обзора, Миранда увидела Кэти. Зоя что-то увлеченно рассказывала ей, а Кэти очень медленно прикрыла один глаз. Ей пока всего лишь девять лет, но она поняла бы. Если бы Мэг… Алексу и Себастьяну гораздо лучше с Мэг. Питеру тоже…

Ей необходимо увидеться с Мэг.

В первые пять минут радость того, что они видят друг друга, отодвинула на второй план все остальное. На Миранду не произвел впечатления фасад дома, ей хотелось спастись от мороза. Весь день она ехала в плохо отапливаемом поезде, который дважды останавливался в пути из-за замерзших стрелок. Ей негде остановиться в Лондоне, встреча с актерами труппы состоится завтра в Свиндоне. Когда, подъехав к дому номер двадцать пять по Сассекс-гарденс, Миранда не увидела на стоянке машины, она горько пожалела о своем решении наведаться в гости без предупреждения. Мэг с мужем, очевидно, куда-то уехали, и ей, похоже, придется остаться на ночь без постели.

Затем входная дверь распахнулась, и она увидела Мэг, не изменившуюся за пятнадцать месяцев, пролетевших с момента последней встречи.

– О… Мэг! – единственное, что смогла произнести Миранда.

Этих слов оказалось достаточно. Мэг заключила сестру в крепкие объятия, и они закружились по высокому викторианскому холлу.

Они смеялись и одновременно почти плакали от радости, крепко прижимаясь друг к другу; волосы, переплетаясь, опутывали и наполовину душили обеих. Сестры остановились около внутреннего садика рядом с растением, похожим на ананас. Мягко отстранившись, Миранда проговорила:

– О, Мэг, Мэг… Почему ты так долго не показывалась?.. Пятнадцать месяцев… Мы никогда не расставались так надолго.

– Знаю, знаю. Но мне было необходимо. Я говорила тебе, я была должна…

– Знаю, – остановила ее Миранда.

И вновь последовали всхлипывания, смех, судорожные объятия. Немного успокоившись и расслабившись, Мэг отодвинулась от Миранды и спросила:

– А где же дети? Питер?

– Дома, в Кихоле. – Миранда несколько напряженно улыбнулась. – Они даже не знают, что я здесь.

– Дорогая! Но почему? Что…

– Ничего страшного. У меня встреча с актерами «Третейского судьи», я рассказывала тебе в последнем письме, что ежемесячно встречаюсь с ними. На этот раз мы собираемся в Свиндоне. Вот я и подумала, что если поехать на день пораньше, то я смогу повидаться с тобой. – Улыбка тронула уголки рта Миранды. – Я подумала, что, если одна из нас не сделает первого шага навстречу, мы никогда не увидимся!

– Глупости! Чушь! Чепуха!

Руки Мэг вновь обвились вокруг Миранды, но прежде Миранда успела заметить взгляд, который Мэг бросила на дверь, располагавшуюся у нее за спиной. Затем Мэг, приблизившись к уху Миранды, прошептала:

– Я должна сказать тебе кое-что, сестра, объяснить… Прежде чем она успела сказать хоть слово, дверь распахнулась, и в проеме появился огромный мужчина с ребенком на руках. Миранда сразу же догадалась, что перед ней, несомненно, Чарльз Ковак, и поняла, что ребенок не его. И в этот ослепительный миг она словно со стороны увидела всех их разом, даже этого незнакомого мужчину, мужа ее сестры, так сильно страдающего. И причиной всех этих ран была именно она.

Миранда, прижимаясь к Мэг, задержалась на какую-то долю секунды, очищая свое сознание, как она проделала это в Минаке, позволяя кому-то другому заполнить ее сущность.

Затем она произнесла:

– Боже мой! Мэг! Ты ни слова не сказала о ребенке! Удерживая Мэг перед собой на вытянутых руках, восхищенно улыбаясь, Миранда перевела взгляд с сестры на мужчину, затем на ребенка, умоляя про себя Всевышнего, чтобы никто из них не произнес ничего такого, что могло бы ввергнуть все в хаос.

Очевидно, Мэг и ее Чарльз отрепетировали все заранее. Мэг напряженно улыбалась, Чарльз же, напротив, был совершенно великолепен.

– Это Миранда. Господи всемилостивый, я слышал, что вы похожи, как две горошины из одного стручка, но все равно это поразительно!

Чарльз протянул свою мясистую руку, совершенно не вязавшуюся с представлениями Миранды о руке художника. Взяв его за руку, она приблизилась к Чарльзу и чмокнула его в щеку.

– А вы Чарльз Ковак. Мы посылали вам поздравительные открытки, но нам хотелось встретиться с вами, и мы никак не могли понять… – В голосе Миранды послышались шаловливые нотки. – Теперь я понимаю почему!

Чарльз опустил руку на плечо Миранды и сказал:

– Проходите. И как следует познакомьтесь с Эми. Давайте пообедаем. Вы переночуете у нас?

Миранда позволила ему провести себя в огромную комнату, походившую на музей. Ее усадили в кресло, которое своими размерами вполне могло сравниться с софой, опустили на колени ребенка.

Какое-то мгновение Миранда просто не знала, что делать. Она не смела признаться даже мысленно, что этот крошечный ребенок – дочь Питера. У Питера была совсем другая дочка… Миранда уничтожила дочь Питера… Мэг вернула ему ее. Обо всем этом можно подумать и позже. А сейчас она обхватила рукой крохотную спинку и заглянула в подернутые дымкой глазки, которые скоро станут темно-карими. Потом сказала:

– Какая чудесная. И в этом малюсеньком личике угадываетесь вы оба.

Крошка блаженно улыбнулась и что-то проворковала высоким голоском.

– Это ее лунная песенка. – Мэг впервые заговорила после появления Эми. – Когда я ждала ее, я писала пронизанный лунным светом рассказ, и, похоже, лучи его расплескались.

Чарльз заметил:

– К тому же это значит, что она проголодалась. Можно, я пойду на кухню и покормлю ее, пока вы с Мирандой обсудите все новости?

Миранда взяла ребенка на руки и поднялась.

– Мы все вместе пойдем на кухню. – Она отважилась улыбнуться Мэг. – Мне бы хотелось выпить чашку чая, дорогая.

Если она надеялась, что кухня окажется менее отталкивающей, чем гостиная, она должна была бы разочароваться. Кухня скорее напоминала лабораторию; ее нестерпимая белизна резала глаза. Даже устроенная в правом углу столовая – полированное палисандровое дерево – казалась все же ужасающе строгой и чопорной. Но еще хуже было наблюдать, как Чарльз Ковак устраивает у себя на коленях ребенка – умело, со знанием дела, отлично зная, что это не его ребенок, – и принимается его кормить. Миранда почувствовала, как это раздражает ее. У него нет права… нет права на Мэг, и нет права на малышку.

Мэг, казалось, отлично усвоила свою роль. Она разлила чай и произнесла извиняющимся голосом:

– Теперь вы понимаете, почему я уехала. Артемия наполовину принадлежала матери Чарльза, Еве, и это настоящий рай. Тебе непременно там понравится.

– Сомневаюсь. С меня довольно тихой стоячей воды, Мэг. Я снова хочу начать работать.

– Ну… это прекрасно. – Она пододвинула костяную китайскую чашечку с блюдцем, с сомнением взирая на Миранду. – Но детям будет хорошо на этом острове. Может быть… может, они могли бы отправиться с нами на Пасху, сестренка?

– А ты возвращаешься туда?

– Да. Буду ездить так часто, как только получится, до школьных занятий Эми. Ну а потом на каникулах.

– Ясно. – Миранда отпила чаю. – Но тебе не нужно больше убегать, Мэг. То есть я хочу сказать…

Чарльз, казалось, был совершенно поглощен очередной ложкой протертого яблока. Мэг заметила:

– Это не было бегством, дорогая моя. Эми там родилась. И там живет ее бабушка! – Она засмеялась, увидев выражение лица Миранды, и приступила к повествованию об Эми Смизерс, чье имя то и дело мелькало в тех нескольких письмах, что Мэг послала к ним домой. По письмам выходило так, будто старая дева совершенно слилась в своей жизни с природой и едва ли не впала в слабоумие.

Но Мэг заявила:

– Она жутко талантливая. Слушай, я дам тебе сигнальный экземпляр «Каменного сада», пусть Кэти прочтет Себастьяну, и, если их заинтересует, они смогут отправиться с нами на Пасху. Что ты скажешь? – Она запоздало повернулась к мужу. – Ведь это будет хорошо, а, Чарльз?

Миранду покоробило, что сестра спрашивает разрешения у этого чужака, но она послала Чарльзу ослепительную улыбку.

– Спасибо, Чарльз. Но кто его знает, как на это отреагируют мои дети. Мало сказать, что они непредсказуемы… Но все же спасибо тебе за приглашение, это так мило. Особенно когда не знаешь моих детей!

– Вы все – семья Мэг, – просто сказал он.

Она приняла это как намек и принялась рассказывать Мэг о детях. О растущих мечтах Кэти о театре, о возможности для Алекса получить стипендию в Труро, о мягком характере Себастьяна. Мэг допила чай и занялась обедом. Запеканка с рисом и мясом – «изделие Магды», загадочно сообщила Мэг, – и овощи, и фруктовый салат, и какие-то странные на вид сыры. Все это показалось Миранде изысканно-вкусным, но каким-то чужим, иностранным. Она со страхом подумала, какую же цену Мэг пришлось заплатить за положение респектабельной замужней женщины? Естественно, пришлось отдать дочурку: Чарльз выкупал ее и уложил в кроватку; до них долетело колыбельное мурлыканье, что-то вроде очередной «лунной песенки» Эми.

Миранда наблюдала, как Мэг складывает посуду в посудомоечную машину, и чувствовала, как в ней нарастает глухой протест.

– Мне бы хотелось, чтобы ты сама ухаживала за малышкой, Мэг. Жаль, что ты не сообщила мне, что была больна.

Но Мэг спокойно отозвалась:

– Чарльзу нравится этим заниматься. По дому от него бесполезно ждать помощи, но для Эми он сделает все.

Это тоже раздражало Миранду. Мэг следовало бы держать дистанцию между Чарльзом и ребенком Питера. В такой неразборчивости было что-то неестественное.

И вдруг она предложила:

– На самом деле, дорогая, если ты серьезно говоришь насчет Пасхи, я знаю наверняка, что ребята с ума сойдут от радости, если отправятся туда с тобой. И еще это значит, что я могла бы что-нибудь устроить в Минаке. Что-то вроде карнавала. Знаешь, отпразднуем юбилей нашей труппы.

Мэг внезапно загорелась:

– Я просто в восторге, сестренка! Мало того что ты приедешь ко мне, а уж это будет… великолепно!

– Тогда решено, – быстро произнесла Миранда, пока снова не появился Чарльз.

Она рано ушла спать. С одной стороны, она очень устала, но к тому же она видеть не могла Чарльза таким… слово никак не находилось… таким завоевателем – это слишком сильно. Он, собственно, не завоевывал и не присваивал Мэг. Но он был таким чертовски заботливым: кутал шалью ее колени, подавал ей кофе… Все это было просто прекрасно, но у него не было на нее прав. Мэг принадлежала Миранде. И еще – Питеру.

Миранда вздохнула, когда мысль наконец-то оформилась. Она ревновала. Даже не от своего имени, а от имени Питера.

Она зажала руками уши и уткнулась в подушку. А когда она попыталась заставить себя подумать о юбилейном празднестве в театре в Минаке, то уснула.

Эми встречала их на причале. Она казалась совсем древней в своих поношенных фланелевых брючках и старенькой панамке, а рядом с нею, с ног до головы облаченная в отвратительные черные одежды, стояла миссис Тэнсос. Спиро и один из его многочисленных сыновей занимались швартовкой парохода, поймав брошенный с борта канат и туго замотав его вокруг низкого кнехта на причале. Семейство Сноу проворно высадилось, и Алекс, протянув руки, подхватил малышку Эми, а Мэг тем временем присматривала за выгрузкой их чемоданов.

Кэти заявила:

– Меня зовут Кэти Сноу. Мэг говорила, что нам можно называть тебя бабушкой. Не возражаешь?

Эми кивнула.

– Мне нравится. К тому же исчезнут все затруднения, связанные с малышкой Эми. – Она торжественно пожала руку Кэти, затем повернулась к мальчикам. – Я сама догадаюсь. Себастьян. Алекс. И малышка Эми Ковак. – Прищурившись, она поглядела на катер. – А вон и Мэг. Но где же Чарльз?

Алекс усмехнулся.

– Сказал, что приедет позже. Он назначил меня главным.

– Понятно. – Эми подмигнула и улыбнулась. – И ты прекрасно справляешься. Ну, как долетели?

Ответил Себастьян:

– В Лондоне было очень холодно. А в Афинах было очень жарко. – Он поглубже вдохнул и огляделся вокруг. – А здесь ничего. – Он взял узловатую руку Эми. – Ты скучала по нас? – спросил он с видимой симпатией.

Эми, непривычная к его манерам, удивилась.

– А как я могла по вас скучать, если я вас не знаю? – честно призналась она.

Но Себастьяна нелегко было сбить с толку.

– Теперь ты нас знаешь, скажи, ты скучала по нас? – настойчиво допытывался он.

Эми уловила направленный на нее взгляд Кэти.

– Очевидно.

Кэти улыбнулась, и она поняла, что ответила правильно.

Они погрузили вещи на ослов, которых Мета напоила разбавленным вином.

– Это нечестно, – запротестовала Кэти.

– Пожалуйста, улыбайся, когда так говоришь, – посоветовал ей Алекс. – Думаю, что Спиро – член мафии.

– Это же в Италии, болван! – Она повернулась к Эми. – Питер дважды смотрел «Крестного отца» и все-все рассказал нам об этом.

– По-моему, Алекс просто поддразнивает тебя. Но улыбаться все же невредно.

Эми позволила Мэг обнять себя и горячо стала отрицать, что она похудела.

– Почему ты не настояла на том, чтобы Чарльз приехал вместе с вами? – спросила она.

Мэг пошутила:

– Потому что Чарльз не выносит давления! – Потом добавила: – И никогда не меняет принятых решений.

Но Эми, присев около последнего ослика, с улыбкой наблюдая за неиссякаемыми усилиями и энтузиазмом детей, знала, кто поменял решение.

Четыре недели протекли безмятежно. Случались и непредвиденные осложнения: сломался электродвигатель, и в холодильнике все безнадежно испортилось. Пришел Спиро и научил Алекса пользоваться старым механизмом с обычным ремнем в качестве привода, заставлявшего двигатель работать от ветряной мельницы. Им удалось понять друг друга с помощью странных слов и усиленной жестикуляции. На следующий день Константин, младший сын Спиро, отправился с Алексом купаться в бухту Барана.

– Должно быть, он решил, что я пригласил его, – признался обескураженный, но польщенный Алекс. – Он такой отчаянный ныряльщик. В этом сезоне он вместе с отцом добывал губку.

– Откуда ты узнал? – изумленно спросила Мэг.

– Ну… как-то он изложил это, – только и мог сказать Алекс.

Гораздо худшим происшествием было падение Себастьяна – он свалился однажды утром с обрывистой тропинки и без сознания лежал на берегу. Алекс ринулся по равнине к Эми, которая при помощи ревуна оповестила все семейство Таксос. Кости все оказались целы, и Себастьян мог бы преспокойно купаться, если бы ему позволили. Но Мета не разрешила ему касаться ногами земли. Все вместе они отволокли его в коттедж Евы, где он всех довел до бешенства во время своего вынужденного безделья, пока Кэти в ярости не заявила:

– Ну все, тогда катись отсюда! Лично меня это уже не волнует! Если ты свалишься и помрешь, это твои трудности!

Но Себастьян не свалился и не умер.

Но для Мэг хуже всех этих маленьких происшествий было незаметное отдаление Эми от их жизни. Она отлично сошлась с ребятишками и никогда не возражала, если они возились рядом, пока она работала; раз в день она отправлялась вместе с ними купаться; она восторгалась малышкой Эми и радовалась ее постепенному росту. Но она уже больше не занималась готовкой, когда Мэг принималась за уборку; и она уже больше не сидела на стареньком кресле на плато над морем во время послеобеденного сна Эми. Вместо этого она задавала вопросы, на которые Мэг не знала ответов: «Чем сейчас занимается Ковак?», «Вы ходили в театр?», «А что ты думаешь о книгах Евы?»…

Мэг пришлось признаться, что жизнь в Лондоне была не из легких.

– Сплошная работа… гора работы. Магда редкостный работник, но к ней нужен все время особый подход. А я не очень-то гожусь для этого. Это место было… не знаю, как сказать… неухоженным… когда мы приехали. Вещи Евы, барахло Чарльза…

– Ковак весьма преуспел в том, чтобы не пускать корней, – так, наверное? – Эми полуспрашивала-полуутверждала, только она и была способна на такие парадоксы. – Сбежал из Артемии, чтобы жить с дедушкой и бабушкой. «Респектабельный» брак, в этом я даже не сомневаюсь – даже на небесах не сумели бы объяснить, что у них был за дом, – он был просто невыносим в этот период своей жизни. Потом Венгрию поглотили русские, и тогда он зацепился в Лондоне вместе с матерью. Возможно, Ева трезво смотрела на вещи и поэтому отправилась в дом для престарелых.

Мэг захотелось по-детски воскликнуть: «Ну я же не виновата!» – но, может быть, Эми и не собиралась обвинять ее.

Вместо этого она произнесла:

– Он вложил всю свою энергию в малышку Эми. Как только он появится здесь, он захватит ее. Вероятно, в ней он видит… те самые корни? Во всяком случае, он уже не говорит так много о работе. Приносит домой кучу работы, которую я должна выполнять, похоже, это должно было служить некоей терапией. Нас начинала затягивать рутина, когда Миранда все перевернула.

– А, – только и произнесла Эми.

– Чудесно вновь было увидеть ее. – Мэг чувствовала, что ей приходится защищаться, хотя и не могла понять почему. – Мы с малышкой Эми страшно простудились…

– Разве вы не бывали на улице все вместе? – упорно расспрашивала Эми.

– Разумеется, да. Нам пришлось как-то отправиться с Эми к доктору Гейне и сделать нужные уколы. А однажды вечером, было много снега, мы отправились кататься на санках.

– Ты с Коваком. Сами, одни.

– Эми, ну ты же знаешь, что все было не так!

– У друзей бывает такое обыкновение – гулять вместе.

– Зачем этот саркастический тон? Все не так просто – вовсе не так, как здесь. Там трудно найти няню.

– А что эта твоя Магда? Она считает себя старой слугой семьи – так выходит по твоим словам.

– Я бы ни за что не оставила малышку Эми с Магдой!

– Но почему?

– Я не получила ее одобрения, Эми! Она решила, будто я соблазнила Чарльза и обманом заставила жениться на себе! Я в ее глазах парвеню!

– Но она верит, что малышка Эми дочь Ковака. И поэтому ей можно доверить девочку. Тебе следует доверять ей, Мэг. Так ты сумеешь завоевать ее.

– Эми, я вовсе не собираюсь ее завоевывать! Не хочу играть, не хочу вообще иметь дело с прислугой в этом доме – мне это не нравится!

Мэг чувствовала себя как в осаде, но не могла понять почему. Эми ведь была на ее стороне – ее лучший друг, женщина, заменившая ей мать.

Какое-то время Эми молчала. Она проверила, спит ли малышка Эми в своей колыбельке, потом откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

– С детьми все в порядке? – спросила она сквозь дрему.

– Надеюсь. Я все время как на иголках, когда они принимаются за свои изыскания, им удовольствие, а мне… Я не могу остановить их.

– Нет. Конечно, нет. И не надо. Они поняли, что надо быть осторожными, после падения Себастьяна.

– Да.

Мэг тоже попыталась расслабиться и отдохнуть. Она оглядела окрестности из-под полей панамы и мысленно упрекнула себя. Чего она вообще ждала от Эми? Ту же поддержку, как и после рождения малышки Эми? Сейчас, когда на нее обрушилось целых три ребенка? Если она была ровесницей Евы, ей сейчас около восьмидесяти.

Эми тихо проговорила:

– Почему ты не привезла с собой Ковака в этот раз? Это многое бы облегчило.

– Ему многое нужно сделать.

– Но ты даже не знаешь, что именно, потому что вы не говорите о работе.

Расстроенная, Мэг с трудом взяла себя в руки.

– Эми, он не хотел приезжать в этом месяце, вот и все! Он сможет присоединиться к нам позднее.

– Но он не захочет.

– Как ты можешь так говорить?

– Потому что я знаю его и его чертову венгерскую гордость. Он не может себе позволить встревать между тобою и твоей семьей.

– Но тут совсем другое…

– А почему Миранда с тобой не приехала?

– Да Бога же ради! Я тебе говорила, тебе дети говорили – она занимается подготовкой юбилейного праздника!

– Так.

Закипая, Мэг ждала. Глаза Эми оставались закрытыми. Наконец Мэг не выдержала.

– Ну? И что ты хотела сказать своим «так»? Эми открыла глаза и поднялась.

– Ничего особенного. Миранда очень умная девочка. Она знает о малышке Эми. Она считает, что ты принадлежишь Питеру.

– Я… что?

Эми вновь взглянула в колыбельку.

– Мне пора вернуться к козочкам.

– Эми, подожди. Ну не злись же на меня – я этого не вынесу!

– Я на тебя не злюсь. И на Миранду я не злюсь, потому что то, что она делает, очень сильно ранит ее. Но меня приводит в ярость Ковак, который позволяет ей приносить в жертву и себя, и его во имя… ничего! Мечты. Бесполезной мечты.

Она окинула взглядом Мэг и улыбнулась.

– Мне не трудно разозлиться на тебя, Мэг. Но стоит мне взглянуть на тебя, и я перестаю сердиться. – Она осторожно сложила свое кресло. – Я уже говорила тебе, что после твоего письма я вновь принялась за «Адвоката Дьявола»? Наконец-то он стал появляться.

– Хорошо.

Мэг задумалась, что еще могла бы сказать ей Эми. И о том, неужели она права и Миранда все знает? Нет. Уж в этом Эми точно ошибалась. Даже Миранда не могла бы быть такой отличной актрисой!

Миранда так чудесно проводила время в Минаке, что она и думать забыла о Питере, или Мэг, или Эми, – да и о чем бы то ни было. Практически это представление было импровизацией. Она собрала труппу у себя на Рыбной и пригласила ньюлинских актеров, и все вместе они придумали грандиозное празднество, где была и королевская свадьба, коронация, четверо принцев и принцесс, смерть Черчилля, несколько веселых шаржей на Гарольда Вильсона и Джеймаса Каллагана и великолепная пародия на запуск космического корабля «Аполло». Миранда созвала окрестных ребятишек, чтобы они пели и танцевали, тоскуя, что среди них нет Кэти. Однако не могла же Кэти быть одновременно в двух местах, и с Мэг ей было лучше.

Из писем детей Миранда знала, что у них все в порядке. Все трое чувствовали себя владельцами малышки Эми и гордились ею. Похоже, это было главным событием их каникул. Если бы им пришлось жить всем вместе, они, должно быть, любили бы Эми как одну из них. И не то чтобы Миранда строила на будущее какие-то планы – ей казалось, что вещи должны идти своим чередом. Она должна была устроить детей с Мэг и устроиться сама – и то и другое ей удалось.

Питер остался дома – в первую неделю только разрабатывалась программа, писались сценарии и шли репетиции. Он нарисовал для них несколько задников и отправился в Пензанс за покупкой многих ярдов драпировочной ткани для костюмов. Глэдис Пак и Марджори взяли напрокат швейные машинки и без устали строчили костюмы для коронационного шествия. Рулон нейлона пошел на просторные балахоны для ребятишек, собирающихся представлять «небо над Британией». Атлантический океан – подлинный задник представления – обладал всем необходимым, чтобы создать впечатления «нашего острова в океане». Эта последняя фраза предназначалась главным образом для Питера; на следующий день он прибыл в Лондон и остановился в гостинице.

Беда была лишь в том, что ему негде было рисовать, а кроме того, оставалось слишком много времени для раздумий.

С того самого момента, когда пришло письмо от Мэг, уведомляющей о своем замужестве, он тайно лелеял свою боль. Она принадлежала ему; ужасно, что Миранда и Джон Мередит стояли между ними, но она принадлежала ему. И вдруг, внезапно оказалось, что нет.

Питер давно отучал себя от самокопания. Давно, еще в 1965-м, когда он влюбился в Мэг и женился на Миранде, он приложил все силы, чтобы не думать. Просто существовать. Притереться к стихийной натуре Миранды. А потом уверить себя, что рождение Алекса в порядке вещей. И Кэти. И Себастьяна.

Как чудесно было видеть Мэг всегда и снова; почему-то благодаря Мэг и Миранда становилась более желанной, и он чувствовал себя счастливым оттого, что они все вместе живут под одной крышей. Миранда, Мэг и трое детишек. Свои лучшие работы он создавал, когда рядом была Мэг. В ту долгую зиму он написал вещи, которые взяли «Тейт» и Королевская Академия. А потом… Мэг пришла к нему.

Он думал, что это никогда не случится, что Миранда всегда будет давать плотскую любовь, а Мэг – вдохновение. Но она пришла к нему по своей собственной, доброй воле. И он перестал тянуться к Миранде – ведь ему отныне принадлежала Мэг. И даже несмотря на то, что его жизнь так изменилась, даже тогда и даже с того самого момента – вдохновение осталось с ним. Им управляло то, что случилось, но он знал, что теперь-то он и создает свою лучшую работу. Забавно, но теперь он был счастливее с Мирандой, когда «вся страсть была удовлетворена». А когда она получила в наследство «Третейского судью», и он различил проклюнувшиеся ростки независимости и самостоятельного будущего для нее, он начал подумывать о том, что он мог бы узаконить то, что случилось в «Проспекте Вилла» год назад темной зимней ночью.

И вдруг это письмо.

А потом Миранда отправилась навестить Мэг и узнала о ребенке. Сначала ему в голову пришла дикая мысль, что это его дитя, но Миранда объяснила, что они вернулись домой, чтоб девочка родилась в Англии, и это означало, что зачатие произошло в феврале или марте. То есть Мэг сбежала из Кихола, чтобы прямо упасть в объятия Чарльза Ковака.

Он с трудом избавился от этой мысли и попытался сосредоточиться на работе. Ему нужна была мастерская. Его обуревала жажда работы, он был убежден, что, будь у него мастерская, он смог бы завершить двойной портрет Миранды-Мэг и даже выразить словами саму мысль любить сплав из двух женщин.

Через два дня безуспешных попыток работать в номере отеля, он позвонил в «Макивойс». Была середина дня, и он надеялся, что Чарльз Ковак обедает. Когда в трубке раздался девичий голос, он без проволочек приступил к делу.

– Я по поводу дома миссис Ковак. Я знаю, что он сдается на короткое время, и я хотел бы знать, не свободен ли он сейчас.

Его взгляд упал на ковер в спальне гостиничного номера, и он обнаружил, что закапал его краской. Девушка ответила:

– Ах, конечно, сэр. Этим занимается сам мистер Ковак в отсутствие своей жены. Я вас сейчас соединю.

Питер собрался было сказать, что дело не в этом, но в ту же минуту в трубке послышался бас. Питер стиснул трубку руками. Это был муж Мэг, отец ее ребенка.

Ковак произнес:

– Моя секретарша передала мне, что вы интересовались домом моей жены. Он действительно будет свободен три недели между арендами. Хотите взглянуть?

Питер колебался, он едва не нажал на рычаг. Затем, с трудом удерживая злобу, он, прерывисто дыша, заявил:

– Ковак? Мы пока не знакомы. Я зять Мэг, Питер Сноу.

После мгновенной паузы раздался озабоченный голос Ковака:

– Все в порядке? На прошлой неделе я получил письмо от Мэг – там все было отлично.

– Да. Извините, совсем не собирался вас волновать. – Миранда его предупредила, что этот тип ведет себя как завоеватель Мэг. – Дело в том, что Миранда вовлекла меня в этот фестиваль, который она устраивает, а мне нужно где-то работать, рисовать. И мне пришло в голову, что дом Мэг вполне подойдет. Я его видел всего дважды, но мне почему-то стукнуло в голову, что это была бы превосходная мастерская.

– Ах, простите. Ну конечно. – Раздался звук, как будто он прочищал горло. – Да. Там задняя стена вся стеклянная. Правда, из-за этого шумновато.

– Я помню. – У Питера появилось сумасшедшее желание выпалить, что он-то знает Мэг давным-давно, но он понял, что это прозвучало бы нелепо и смешно.

– Ну… Конечно, мне не следовало напоминать вам о том, что вы и без меня знаете. Хотите встретиться со мной там? Или вы заедете сюда, когда понадобятся ключи?

– Я позвоню. Ближе к вечеру.

– У меня назначена встреча на это время.

– Тогда не могли бы вы оставить их у секретарши? – Это прозвучало чересчур бесцеремонно, и Питер издал извиняющийся смешок. – Просто, понимаете, если я где-нибудь не приткнусь, я просто сойду с ума!

– Разумеется. А как насчет… вы знаете, где включается отопление?

– Да. Отлично знаю. – Питер и представления об этом не имел, но, уж конечно, он меньше всего желал, чтобы Чарльз Ковак водил его по домику Мэг. Питер воображал Ковака таким, каким он представал на обложках своих книг: громадным, древним, не признающим условностей, только и дожидающимся, чтобы что-то случилось и можно было прибрать к рукам Мэг.

– Тогда… ну тогда все о'кей. – Теперь голос Ковака прозвучал неуверенно. Он еще раз прочистил горло и произнес: – Если я смогу что-то сделать – как-то помочь, – позвоните мне?

– Спасибо. – И превосходно. Иными словами, если сам Питер не позвонит, больше никаких контактов не будет. Да, это-то и чудесно.

Питер кое-как запихал в сумку свои вещи и, скомкав несколько салфеток, оттер ими испачканный пол. Эту мысль послали ему небеса; то, что дом пустовал, было предопределено свыше. Он начнет работать там, где работала Мэг, будет спать там, где спала она. Он был взбудоражен до дрожи, когда оплачивал гостиничный счет и ловил такси.

Как и было условлено, Чарльз оставил ключи от дома в Килбурне у секретарши, сам же задержался в кладовой на лестничной площадке одной из многочисленных лестниц, ведущих в офис. В двери было что-то вроде глазка, как раз на высоте роста Чарльза. Чувствуя всю глупость своего положения, Чарльз упрямо продолжал сидеть в засаде и ухитрился три секунды лицезреть Питера, поднимавшегося по ступенькам, и еще три секунды, когда он шел вниз.

Потом Чарльз присел на груду картона и уставился на грязный пол между своими ботинками одиннадцатого размера. Мэг как-то назвала Питера «истинным художником», и Чарльз успел понять почему. Тонкое, опушенное бородой лицо, длинные пальцы могли принадлежать кому угодно, но от самой фигуры Сноу исходила такая энергия, которая свидетельствовала о внутреннем его горении. За шесть секунд наблюдения Чарльз сумел почувствовать, что этот человек буквально горит желанием достичь своей цели. Но Чарльз и сам был «истинным художником», чтобы узнать эту энергию.

Было и еще нечто, замеченное Чарльзом. Чарльз с такой силой смежил глаза, словно пытаясь вытравить из глаз увиденное. Но это не помогло. Малышка Эми, с ее неописуемыми коричневато-мышиными волосиками и ее почти карими глазами, была, без сомнения, дочерью Питера Сноу.

Чарльз положил голову на скрещенные руки.

Остаток пасхальных каникул Питер работал как одержимый. Он окончил свой двойной портрет Мэг-Миранды. И наконец, удовлетворенный, что ему удалось ухватить суть обеих, он занялся другими картинами.

Купание в бухте Ланна – он назвал эту картину «Головастик»; женская фигура, стоящая у двери рыбного погреба; женщина развешивает одежду для проветривания; женщина задумчиво вглядывается в окно… Шесть картин были полностью завершены к моменту окончания срока его пребывания в Лондоне. Он был истощен. Позвонил Миранде:

– Любимая, я работал как одержимый, совсем забыл связаться с вами. Простишь?

– Питер, не болтай ерунды. Я сама такая. Точно такая же. Послушай, ну как ты там?

– Отлично. Я работал, даже как-то иначе, чем обычно, так мне кажется. А ты как?

Миранда засмеялась.

– А я работала как раз как обычно, как раньше! Любовь моя, это было чудесно. Я чувствую себя такой… воскресшей!

Он ответил:

– И слава Богу. У тебя и голос ликующий. – Но он чувствовал себя совсем иначе, словно он умер. – А как там дети?

– В конце недели Мэг привезет их домой. Так что в понедельник они будут готовы отправиться в школу.

– Ты хочешь сказать – она привезет их в Лондон?

– Нет. В Кихол, дорогой мой! Она привезет их сюда.

– Не обязательно. Я сам могу поехать в аэропорт и принять их с рук на руки.

– Ну, на самом-то деле она сказала, что побудет здесь – правда, всего несколько дней. Я же не знала, что ты тоже вернешься домой, и я попросила ее, не сможет ли она… Дело в том, Питер, что кое-что произошло. «Третейский судья» гастролирует в Плимуте. В «Плейхаузе» будем давать «Сон в летнюю ночь». Олли предложила мне роль Паутинки. Питер, это же фактическая возможность оказаться в деле. Я не могла отказаться. Представь, как был бы доволен Брет…

– Дорогая, Брет умер! – Но Питер не мог не рассмеяться. Было так необыкновенно слышать прежнюю Миранду. Словно груз свалился у него с плеч. Если она сможет быть счастливой и независимой, это означает, что он мог бы… возможно, предпринять что-нибудь лично для себя. Поговорить с Мэг?..

– Но не для «Третейского судьи»! – Она тоже рассмеялась, зная, что ему приятно слышать ее такой. – Любимый, но это же невероятно, что Олли предложила мне такую возможность! Она всегда была как-то настроена против меня. Это значит… это значит, что она приняла меня, и даже больше! Она действительно хочет меня!

– Господи, да, конечно же, она хочет тебя – ты же Миранда Пэтч! – Он вдруг задумался. – Дорогая моя, можно мне приехать и посмотреть! Я хочу нарисовать тебя в твоей новой роли Паутинки.

– Ах, Питер… – Голос ее стал мягким, наполнился прежним желанием. – Ах, милый, ведь нам было хорошо вместе, правда?

Он сжал телефонную трубку и сжал мышцы на лице, почувствовав подступившие слезы.

– Да, любовь моя. Все вернется, ты же знаешь.

– Возможно. Но не со мной, Питер.

– Глупости, Миранда. Не говори так. – Он судорожно сглотнул. – В любом случае можешь передоговориться с Мэг. Завтра я уже буду дома.

– Я не могу передоговориться с ней. Она уже покинула Артемию. Но твоя помощь понадобится ей здесь, так что не задерживайся.

Он замер, глядя сквозь стекла на припарковывающиеся машины. Он почувствовал, как замерла и Миранда. Она хотела, чтобы он поговорил с Мэг. Она освобождала ему дорогу. Так, как она делала и прежде.

Она спросила:

– Так ты приедешь? Он осторожно вздохнул:

– Дорогая, как ты и говорила, Чарльз Ковак настоящий европейский муж.

Помолчав, Миранда возбужденно заговорила:

– Питер, поверь тому, что я тебе говорила: замужество Мэг это всего лишь брак по расчету.

Он заставил выдавить из себя смешок.

– Не думаю, что об этом осведомился Ковак. Я не рассказал тебе. Я на две недели арендовал домик Мэг. С ним я не встречался – он оставил ключи у секретарши. Но голос у него звучал так… обладающе.

Но она весело продолжала:

– Ах, я знаю. Я тоже это почувствовала. Но как только ты увидишь Мэг, ты гут же поймешь, в чем дело.

– Миранда… Я не знаю…

Но она перебила счастливым, беззаботным голосом:

– Ну ладно, увидишь, как пойдет дело. Но пусть тебя не беспокоит всемогущий Ковак!

Он медленно опустил на рычаг трубку и чуть не десять минут просидел не двигаясь.

Мэг, должно быть, уже сегодня вечером окажется в доме на Рыбной улице. Этот дом… «Рыбный домик». Место, где ей и надо жить. И он может отправиться туда на вполне законных основаниях и быть с нею.

Он присел на нижнюю ступеньку винтовой лестницы и погрузился в мысли о ней.