ГЛАВА 9
Теперь она понимала, что значит выражение «сидеть на макушке мира». Город простирался под ними, как черный бархат, расшитый тысячей огоньков. Звезды были такими яркими, такими близкими, что казалось, только протяни руку – и схватишь одну.
Пол переключил на вторую скорость и протянул ей коробочку с едой. Он уже переоделся в белую рубашку и черный кашемировый джемпер.
– Кисло-сладкая свинина, – сказал он.
– Чудесно, – ответила она.
Когда они спустились вниз и поехали по прямой дороге, Пол передал руль Бет, а сам принялся за еду. Так они и ехали, передавая друг другу коробочки с едой. Теплый легкий ветерок ласкал ее щеки. Где-то поблизости ухнул филин, в кустах слышался шорох – очевидно, возились какие-то ночные зверюшки. Дорога стала извиваться книзу, и Пол опять сел за руль. Она смотрела на его профиль и думала, что он такой надежный, такой умный.
Они так долго ехали по шоссе в одиночестве, что Бет даже вздрогнула, услышав шум еще одной машины, остановившейся рядом с ними. Красная, сверкающая от многократных покрытий лаком старая колымага с открытым верхом. Нос лишь на несколько дюймов приподнимался над асфальтом, а сзади огромные колеса. В машине было двое парнишек. Тот, кто сидел за рулем, наклонился вперед и, встретившись глазами с Полом, поднял одну бровь, улыбнулся.
Пол смотрел прямо перед собой, плотно сжав зубы, она видела, как напряглось все его тело. Боже, только не это, подумала Бет, чувствуя, как напряжение охватывает и ее, когда Пол перевел рычаг на первую скорость.
Загорелся зеленый свет.
Завизжали покрышки, пахнуло горелой резиной, от черного выхлопа у Бет защипало в глазах. Стрелка спидометра поползла вверх. Колымага шла бок о бок с ними, лишь на несколько дюймов опережая их. А теперь уже почти на два метра. Пол перевел своего «ягуара» на вторую скорость и рванулся вперед. Они буквально летели вдоль дороги. Колымага шла рядом с ними, они пересекали ряды, мчась по извилистой гористой дороге. Бет чувствовала, как ветер бьет ей в лицо, выжимая слезы, волосы ее буквально стояли дыбом. Сердце билось с такой же скоростью, что и мчавшаяся машина. Впереди показался указатель крутого поворота. Пол снова перевел «ягуар» на вторую скорость. Казалось, колеса отрываются от земли. Но колымага по-прежнему была рядом, опережая их на несколько дюймов.
Теперь дорога шла прямо. Нога Пола, упиравшаяся в педаль газа, буквально стояла на полу. Спидометр показывал 100, 110, 120. Парень в колымаге замедлил движение и слегка свернул в сторону. Он проскочил мимо них, как будто они вообще стояли на месте.
Проехав несколько метров, он, должно быть, чуть притормозил. Задние огни пару раз им подмигнули, и они снова оказались в темноте, кругом были слышны лишь ночные шорохи и стрекот цикад. Когда Пол немного снизил скорость, к Бет вернулась способность нормально дышать.
– У меня не было ни малейшего шанса, – засмеялся он.
Бет закрыла глаза, дрожа, как осиновый лист.
– Битый-перебитый «форд» тридцать второго года, – пробормотал он. – Неплохо. Парень, должно быть, вложил в него целое состояние.
Бет открыла рот, чтобы что-то сказать, но у нее ничего не получилось. Она попыталась разобраться в своих ощущениях. Это был не страх, а что-то совсем другое, она даже не могла описать словами, что именно, но гораздо сильнее, чем просто страх.
– На дорогах Америки нет серийной машины, которая могла бы его обогнать, – объяснил он свое поражение. Объясняя больше себе, как показалось Бет, постепенно приходившей в себя. Не ей.
Через несколько минут Пол свернул с извилистого шоссе на ровную площадку, откуда хорошо был виден город.
– Может быть, устроим здесь пикник? – спросил он, протягивая ей одну из коробочек с едой.
Дрожащими руками она взяла коробочку и стала ковыряться в ней деревянной вилкой, не отрывая взгляда от расстилавшегося перед ними Лос-Анджелеса – бескрайнего моря огней.
Никаких ориентиров, думала она, чувствуя, как в ней поднимается тревога. Невозможно сказать, где находишься. Здесь не за что зацепиться глазом. Совершенно не за что. Даже красный огонек в небе двигался. Очевидно, самолет шел на посадку. Она слышала, как рядом с ней тяжело дышит Пол. Он также был не так уж спокоен.
– Если ты знал, что не сможешь выиграть, зачем же стал с ним соревноваться? – спросила Бет.
– Надо было попытаться, – с удивлением ответил Пол. – Безусловное поражение – отказ от попытки.
Бет задумалась над его словами. Он был прав, да, но попытка чего?
– Знаешь что, – сказал Пол, трогая машину, – ты мне нравишься. Ты – отличный парень.
– Спасибо, – сказала она с некоторым сомнением в голосе. То он говорил, что у нее красивые глаза и что девушка, за которую он ее принял, так много значит для него, а то вдруг отличный парень.
Вскоре они опять оказались в центре цивилизации, свернув в проезд, рассекающий гору, и влившись в поток автомобилей голливудской автострады. Пол свернул машину на голливудский бульвар.
Не может быть, твердила она себе, глядя то на указатель с названием улицы, то на саму улицу. Голливуд – это яркое, оживленное место, где кинозвезды приветствуют своих поклонников из своих открытых машин. Или прогуливают своих борзых на усыпанных бриллиантами поводках. Ну, и все в таком роде.
А здесь было полно мелких магазинчиков с объявлениями о распродажах. Закусочная на углу Голливуда и Вайн. Универмаг «Бродвей» – большое серое здание, которое вполне вписалось бы и в ее родной Спокан. Даже одежда на манекенах казалась старомодной и неряшливой. Мусорные урны на перекрестках переполнены. На тротуарах группками стояли солдаты и определенного вида девицы в очередях к кинотеатрам, которых здесь было превеликое множество. На скамейке у автобусной остановки спал пьяный. Огромные автобусы изрыгали черные клубы дыма, и казалось, что каждая вторая машина – полицейская.
Единственным по-настоящему великолепным предметом на голливудском бульваре был «ягуар», Пол и она сама, сидящая с ним рядом. Люди, стоящие на тротуарах, буквально толкали друг друга в спины, чтобы те оглянулись и взглянули на них. Рядом с Полом Бет и сама чувствовала себя знаменитостью. Она робко посмотрела на него, он ей широко улыбнулся и похлопал по руке.
Правда, он очень симпатичный, решила она, на мгновенье вспомнив Бадди и подумав о том, что рядом с Полом он, конечно, просто деревенщина.
Когда они вошли в ночной клуб, там было уже полно народу. Царил полумрак, так что Бет с трудом догадалась, что серая завеса – это сигаретный дым, повисший в воздухе. Когда какой-то мужчина около двери вопросительно посмотрел на нее, Пол взял ее под руку и провел к маленькому столику около сцены. Шум стоял просто оглушительный, все громко разговаривали и смеялись так, что почти не было слышно музыки, раздающейся из музыкального автомата. Когда глаза немного привыкли к темноте, Бет увидела, что за каждым из крохотных столиков сидит не менее четырех человек. Большинство людей было намного старше них, много негров. На женщинах нарядные платья, сверкающие ожерелья и сережки. Все мужчины в костюмах и при галстуках… Солдаты толпились у стойки бара с рекламой «Будвайзера», «Сиграма», «Дювара». На бармене белая рубашка с черным галстуком-бабочкой. Он что-то наливал в высокий стакан, разговаривая и смеясь с одним из клиентов, затем положил в напиток оливку. К ним подплыла официантка, также не первой молодости, с неестественно рыжими волосами, ярко-красными губами, очень сильно накрашенная. Тесные шорты едва прикрывали ягодицы, блузка с огромным вырезом делала ее груди похожими на дыни.
– Эй, малыш, что-то давно мы тебя здесь не видели, – сказала она, наклоняясь и целуя Пола в ухо.
Бет едва поверила своим глазам, когда он схватил рыжую в охапку и, притянув к себе, начал что-то шептать ей в ухо. Она фыркнула и облизала губы. Еще несколько минут назад ей казалось, что они с Полом здесь совсем чужие, как заблудившиеся в лесу детишки, но было похоже, что Пол и эта довольно дешевого вида девица – лучшие друзья. Неудивительно, что Пол не очень ладит с отцом, подумала Бет. Его отец, наверное, и не знает, что Пол посещает подобные заведения. А если б узнал, его хватил бы удар. Она почувствовала что-то вроде ревности, когда Пол заказал ей кока-колу, а себе «Дювар» и воду.
Потом вдруг стало совсем тихо, когда очень красивая негритянка поднялась и запела под аккомпанемент небольшого ансамбля. У нее была довольно светлая кожа золотистого цвета, в волосах, уложенных в высокую прическу, приколота белая гардения. Она была потрясающа. Бет еще не слышала ничего подобного. Ее высокий, как у ребенка, голос и все, что она исполняла, казалось таким печальным, что сердце сжималось от боли. И слова песен были о потерянной любви, о тоске по любимому. Как будто она пела историю жизни Бет. Рядом с ней был только Пол, а он не был ее любимым. Пока не был.
Бет слушала со слезами на глазах, но ей стало легче от того, что не она одна испытывала такие чувства. Когда негритянка кончила петь, ей так сильно хлопали и кричали, что Бет поняла: очень многие чувствуют то же самое. Песни задели душевные струны всех здесь сидящих.
Когда Пол вышел в туалет, к ней подошли несколько человек, стоявших прежде у стойки бара, и стали с ней заигрывать. Бет с некоторой надеждой думала, что ему это не понравится, но он не обратил на это особого внимания, бросил на стол несколько купюр и вышел в компании других молодых людей.
Они все забились в большой новый «олдсмобиль» и куда-то поехали. Пол сел где-то впереди, а Бет оказалась на заднем сиденье с четырьмя, а может быть, и с пятью парнями и девушками. Они буквально сидели друг на друге и при этом передавали друг другу небольшую самокрутку, сильно затягивались и подолгу задерживали дым в легких. Даже запах табака показался Бет каким-то странным, ни на что не похожим. Он был одновременно и тошнотворно-сладким, и терпким.
Совершенно непонятно, почему Бет почувствовала неожиданную симпатию к девушке, буквально сидящей у нее на коленях. Она начала хвастаться, рассказывая о том, какая у нее богатая семья, о своих сестрах, об острове и обо всем остальном. Но все же она чувствовала себя как-то странно. Все приобрело более четкие очертания – свет фонарей на улицах, свет фар проезжающих машин, – все, что говорили кругом, казалось чрезвычайно забавным, так что она все время хохотала и не могла остановиться. Затем кто-то еще начал хохотать.
Они просто мотались по городу, время от времени заскакивая в разные ночные клубы. Где-то в одном из них Бет добрела до дамского туалета. Там сидела негритянка в форме служительницы и решала кроссворд. На столике лежали свернутые полотенца, кубики мыла, расчески, маленькие флакончики с духами. Там же стояла тарелка, на которой лежала мелочь.
Бет посмотрела на себя в зеркало. Глаза красные, волосы торчат во все стороны. Боже, ну и видок! Кошмар. Хуже не бывает. Глядя на свое отражение, она опять захихикала и стала смачивать руки холодной водой.
– Тебе бы в твоем возрасте еще рано баловаться этой дрянью, – сказала женщина, протягивая ей полотенце. – А то у тебя будет много неприятностей.
– Мне восемнадцать с половиной, – сказала она заплетающимся языком, – значит, все в порядке.
Она полезла в сумочку и высыпала на столик ее содержимое: губная помада, пачка бумажных носовых платков, желудочные таблетки.
– Можешь говорить что угодно, – презрительно фыркнула женщина. – Но ты здорово под кайфом.
– Ничего подобного, – сказала Бет, опираясь на столик и запихивая все обратно в сумочку. – Но спасибо за полотенце.
Она опять начала шарить в сумочке, чтобы найти кошелек и дать чаевые. Нашла какую-то мелочь, но кошелька не было. Странно. Наверное, она уронила его в машине.
– Что-то не могу найти свой кошелек, – сказала она. – Пойду попрошу деньги у моего парня. Знаете, он из одной из самых уважаемых семей в Лос-Анджелесе. У него такой большой дом, что есть даже озеро на участке. Он очень хороший парень, и скоро у него будет своя студия.
– Давай-ка я лучше позвоню твоей маме, чтобы она приехала и отвезла тебя домой, детка, – предложила женщина. – Сколько тебе? Лет шестнадцать? Пятнадцать? Кто-то здорово морочит тебе голову.
– Моя мама умерла, – сказала Бет, опускаясь на одну из табуреточек напротив зеркала. – Как она могла так поступить? Как посмела она бросить меня одну в этом мире?
Она почувствовала, что плачет, и женщина смотрела на нее с тревогой и сочувствием.
– Занесешь в следующий раз, – сказала она, печально глядя на нее. – И будь поосторожнее, слышишь?
Когда она вернулась в машину, все просто умирали от голода. Они подъехали к круглосуточному универсаму и купили кексов, шоколадок и прочей ерунды. Бет подумала, что никогда в жизни не ела ничего вкуснее.
Они заехали еще в несколько мест, было уже действительно очень поздно. Все пили из кофейных стаканчиков, но Бет знала, что там полно виски. Каким-то образом вся их компания, кроме них с Полом, сменилась. Куда же делись остальные, подумала Бет, и кто эти новенькие? Парни держали в руках футляры с музыкальными инструментами и, войдя в клуб, сели на сцене вместе с оркестром. Потом они уходили. Приходили другие. Пела еще одна негритянка, очень большая. Тоже здорово. Так же, как и та, первая, только у нее в волосах не было гардении. У нее был потрясающий голос, как серебряный колокольчик, но ее пение не вызвало у Бет чувства, что кто-то совершено точно знает, что у нее на сердце, знает, чего ей хочется. А хочется ей, чтобы ее любили, чтобы кто-то нуждался в ней.
Уже светало, когда они вышли оттуда и опять оказались только вдвоем в своем «ягуаре», наслаждаясь свежим утром и солнцем, только-только начинающим освещать улицы города. Машин было мало, несколько прохожих направлялись к кафетериям с газетами под мышкой. Вид у Пола был такой же свежий, как и в ту минуту, когда они выходили из его дома накануне вечером. Бет вспомнила, как ужасно она выглядела в зеркале дамского туалета: глаза красные, волосы растрепаны. И там было еще что-то. Она попыталась вспомнить, но ей это никак не удавалось.
Бет никак не могла понять, что она испытывает. Она не устала, но нельзя было и сказать, что чувствовала себя бодрой и свежей. Она же выпила только немного коки и «Твинки», а ощущение – как с похмелья. Во всяком случае, ей так казалось. Может быть, это из-за новых впечатлений, новых людей, новых мест.
Когда она проснулась, ей показалось, что веки у нее склеились. Она лежала под одеялом, но, кроме туфель, на ней была та же одежда, что и в прошлую ночь. Шторы были задернуты, но она догадалась, что уже середина дня. Сильно хотелось есть. Бет поднялась и с трудом вышла из комнаты на лестницу. Казалось, она двигается, как в замедленной киносъемке. Когда она доплелась до кухни, ей показалось, что она затратила на дорогу несколько часов. В холодильнике стояли коробки с остатками еды из китайского ресторана. Она стала есть руками.
В доме было тихо и пустынно. Вообще время воспринималось ею как-то странно. Казалось, все, что она делает, длится целую вечность. И что-то еще беспокоило ее. Что-то грызло. Ах да, ее кошелек. Он исчез, и с ним вместе исчезли все ее деньги, все до копейки. Она села на кровать и закрыла лицо руками. Что ей теперь делать? Как она скажет об этом Полу?
