ГЛАВА 8

В небольшой палатке стояло зловоние от человеческого пота и давно немытых тел. Айк Нельсон сосредоточенно уставился на узкий кусок полотнища, закрывавший вход в палатку. Когда полотнище приоткрывалось, он старался вдохнуть свежий воздух, проникавший через отверстие.

Вдруг сверкнула молния, и пошел дождь. Обычно Айк не обращал внимания на грозу, ему даже нравилась ее неистовая сила и энергия, которую он ощущал так сильно, что хотелось протянуть руку и словно коснуться ее.

Шоу и Уилкинс – как они надоели ему. Иногда эти двое бывали нужны, но в основном они его раздражали, как раздражали сейчас. Айк скривил от отвращения верхнюю губу, услышав омерзительные звуки, доносившиеся из-под парусинового одеяла, которым накрылся Уилкинс.

– Ну, что, Леон, забавляешься? Как получается? – прозвучал скрипучий голос Тодда Шоу, который старался перекричать не только яростный гул стихии, бушевавшей снаружи палатки, но и хриплые вздохи, издаваемые Уилкинсом.

– Заткнись, черт тебя побери! – простонал Уилкинс. – Эта сука погубила меня!

Уилкинс опять был в панике – уже в который раз ему вспоминались слова, сказанные женой проповедника: «Бог накажет вас так, что ваше мужское достоинство отсохнет…»

Он делал настойчивые движения рукой, вверх, вниз, стараясь доказать себе, что никакие слова не в состоянии повлиять на его мужское достоинство. Этого не могло быть, никак не могло! Его рука пришла в изнеможение. Никакого эффекта не было! Он застонал и почувствовал холодный выступивший пот на лбу. До недавнего времени проклятие, выкрикнутое этой бабой, женой проповедника, как-то не волновало Уилкинса, пока несколько дней назад, утром, он не проснулся после возбуждающего сна и обнаружил, что его член совершенно мягкий. Обычно от подобных снов он получал особое удовольствие, тем более если он сразу же помогал себе освободиться. Но в то утро как он ни старался, ничего подобного не произошло. Все было так же, как и сейчас – у него ничего не получалось.

Уилкинс закрыл глаза, представив себе, как проститутка проделывает с ним сейчас то, что ему приносило всегда особое удовлетворение. Но полет его фантазии обернулся лишь тем, что перед ним возник образ хохочущей размалеванной шлюхи, указывавшей пальцем с ярко-красным ногтем на его сникший член. Затем эта проститутка вдруг превратилась в жену проповедника, которая также смеялась.

– Ей Богу, я убью ее, эту стерву, за это, – прошептал он. В его хриплом голосе слышался страх. Что сделала с ним эта набожная маленькая сучка, и все из-за того, что она не знала, чем занимаются с настоящими мужчинами.

Слушая, как Уилкинс разговаривает сам с собой, Шоу усмехнулся в темноте:

– Почему бы тебе не вернуться и не заставить ее снять проклятье?

Рука Уилкинса сразу же остановилась. Такая мысль раньше не приходила ему в голову. А почему бы и нет? Если она смогла сделать так, что это действительно случилось, то могла все исправить.

Почему же нет? Через двадцать четыре часа он уже не будет числиться в армии, где он всегда был сыт и обут, и ружье его всегда было заряжено. И он мог бы пойти к ней и заставить, ее отвести порчу, которую она навела на него. Кто бы мог подумать, что жена проповедника занимается колдовством, насылая на людей проклятье?

Он прищурился. А после встречи с ней, возможно, он поищет и Джеба Уэллза. За этим сукиным сыном должок. Если бы не Уэллз, то документы на продление срока службы Уилкинса были бы подписаны, и ему не надо было бы беспокоиться, где в следующий раз ему придется поесть.

– Эй, – прошептал он, обращаясь к остальным, – думаете, Пламмер вам продлит срок службы? – Уилкинс был бы не против, если бы они – и тем более все вместе – в хорошей компании искали Уэллза, были бы с ним, когда он его нашел. А хорошей компанией для Уилкинса стал бы любой, кто вместе с ним бы направил ружье в его врага.

– Нет, конечно, мы так не думаем, – по гнусавому выговору Шоу в нем легко угадывался выходец из северных штатов. – Уэллз вычислил нас тогда, и нам здесь ничего больше не светит.

Возмущение Шоу было таким очевидным, что Уилкинс облегченно ухмыльнулся:

– Именно эту гниду, Уэллза, я и собираюсь разыскать, – с радостью объявил он, понимая, что ему не придется идти на это дело одному.

– Уэллза? – переспросил Шоу с явным интересом.

– Да, черт побери, – осмелел Уилкинс. Нет, теперь ему определенно не надо будет одному гоняться за Уэллзом – За ним должок, и меня ничто не удержит, чтоб его получить, – он запнулся, – но сначала я собираюсь найти ту малышку, которая украла у меня… которая навела на меня порчу. Как только она приведет меня в прежнее состояние, ты сможешь сразу же заняться ею, – добавил он.

В разговор вмешался Айк Нельсон:

– А что ты сделаешь, если она только посмотрит на тебя, внушив тебе, чтобы ты перестал дышать? – голос его звучал злобно.

От этих слов у Уилкинса мороз пробежал по коже. Он почти что уже почувствовал, как ему становится трудно дышать, как будто эта женщина, обладавшая такой силой, уже начала произносить свое проклятие. Он машинально схватился за свой вялый член. Проклятье, лучше умереть, чем остаться таким на всю жизнь!

Он покачал головой, подумав, что Нельсон в темноте этого не заметил.

– Жена проповедника не смогла бы так поступить. Это ведь равносильно убийству. Она знает, какой это грех. Она не смогла бы лишить человека жизни.

– Она будет моей после того, как снимет с тебя сглаз, – Шоу все время представлял ее нежное тело, как оно извивается под ним. Он думал о ней с того самого дня, когда они приезжали к ней, бросив ее, истекающую кровью, на земле. А в ту ночь, когда они убили проповедника, он видел тень ее стройного силуэта.

Уилкинс потирал руки, радуясь, что теперь хотя бы кто-то поедет с ним. К тому же Шоу чертовски умело обращался с ружьем.

– Отлично, – вдруг произнес Нельсон. – Ты можешь забрать девчонку, но уж Уэллз будет моим.

Услышав слова Нельсона, двое других были ошеломлены, в особенности Тодд Шоу, хотя он и знал Айка Нельсона дольше, чем Уилкинс. Никогда не знаешь, что может выкинуть этот Айк Нельсон, что ему взбредет на ум. Он был непредсказуем.

– Конечно, – ответил Шоу. – Ты можешь забрать Уэллза себе. Доставь лишь мне удовольствие – я хочу посмотреть, как он умирает.

– У тебя будет такая возможность.

При звуке голоса Нельсона Уилкинс даже поежился:

– А что мы будем делать потом?

– Я думаю, есть немало мест, куда можно было бы удрать после выхода из союза, – предположил Нельсон.

– Ты действительно думаешь, будто что-то случится? – В тоне Шоу звучало сомнение. Он помнил, как пятнадцать лет назад Техас боролся за предоставление ему независимости. Тогда он, конечно, был еще сопливым ребенком.

– Конечно, это случится. Техасцы этого хотят. Вот губернатор теперь не Хаустон, а Раннелс. Федеральная власть не может указывать техасцу, как ему жить, может он или не может иметь рабов.

Шоу молчал и размышлял о том, что услышал. Впервые он слышал, что Нельсон рассуждает с такой страстью, он всегда был так хладнокровен. Мысль о возможном распаде союза Шоу совсем не прельщала, но он не был так глуп, чтобы спорить с Айком Нельсоном.

Уилкинс, довольный, что все складывается так, как ему хотелось бы, фыркнул:

– А что, Айк, тебя это так беспокоит? Тебе ведь не грозит стать богачом и заиметь собственных рабов. – Уилкинс порадовался тому, как удачно он пошутил.

– Рабство меня не волнует, – словно отрезал Нельсон, – так же как не волнует и тех людей, которые надеются выйти из союза. Мы просто не хотим, чтобы эти проклятые северяне диктовали, что нам делать и что не делать. – Он помолчал. – Разве не так, парни?

Шоу почувствовал себя неловко, ведь он был северянином, и решил, что сейчас самое время вернуться к началу разговора. Горячность Нельсона могла плохо обернуться для него, раз он был не из южан и мог по-другому смотреть и на рабство, и на отделение:

– Ну ладно, даже если Техас… если мы отделимся, что это даст конкретно нам троим?

– Все очень просто. Когда из Техаса уйдет федеральная армия, останется только техасская конная полиция для защиты Техаса.

Да, если бы все сложилось именно так, то действительно было бы замечательно и просто. Шоу зашевелился, меняя позу, и случайно толкнул Уилкинса, который выругался.

– Извини, – поспешил сказать Шоу, все еще думая о словах Нельсона. – Но если нас не захотели оставить в армии, то почему нас возьмут полицейскими?

Нельсон улыбнулся:

– Да, мы – Айк Нельсон, Тодд Шоу и Леон Уилкинс – к армии уже не имеем никакого отношения. Однако к тому времени, когда мы доберемся до Остина, Уэллза уже не будет, и никто не будет нам мешать.

Шоу понравилась эта мысль.

– И когда же мы выходим из игры? – поинтересовался он.

– Не стоит ждать, когда нас вышвырнут вон. И Уэллз мог уже уйти довольно далеко.

– Ты хочешь уехать прямо сейчас? – Уилкинс всматривался, как на небе еще иногда вспыхивала молния.

– Как только станет светло, – пояснил Нельсон. – А сейчас заткнитесь и дайте мне поспать немного.

Уилкинс затих.

Но Нельсон не спал. Он думал о мешочке с золотом, который Шоу прятал в своей постели.

Уилкинс не сразу понял, что разбудило его. Возможно, это было тяжелое дыхание умирающего человека, пытающегося в последний раз глотнуть воздуха. Но он вполне осознавал, что его глаза открыты, и он видит силуэт Нельсона на фоне зарождавшегося рассвета. Нельсон вытаскивал свой длинный нож из груди Шоу.

– Что… что ты сделал? – заикаясь, проговорил Уилкинс, сразу сообразив, что лучше бы ему этого не видеть и продолжать спать. Но тогда, возможно, Нельсон всадил бы нож и в него.

Тщательно вытерев кровь со своих брюк, Нельсон убрал лезвие в ножны.

– Надо уходить, – сказал он таким спокойным голосом, как будто бы он зарезал кролика, а не человека. – Идешь со мной? Или, может быть, ты хочешь, чтобы тебя повесили, когда найдут его? – спросил он, кивая в сторону Шоу.

Уилкинс выкарабкался из своей койки. Его не надо было спрашивать дважды. Выбора у него не было. Его, конечно, совсем не радовало то, что придется удирать с человеком, который мог, не моргнув глазом, убить своего компаньона. Но меньше всего ему хотелось быть повешенным за чужое преступление. Однажды он уже избежал правосудия. У него было чувство, что на этот раз ему от этого не уйти.

Уилкинс торопливо собрал свои вещи. Их было не так уж и много. В армии полагалось иметь лишь самое необходимое. Только тогда, когда он заметил, что Нельсон обыскивает койку Шоу, Уилкинс осмелился спросить:

– Почему ты убил его, Айк?

Нельсон медленно выпрямился, держа в одной руке кожаный мешочек:

– Вот из-за этого.

Уилкинс припомнил, как Шоу развязывал этот мешочек и высыпал его содержимое на постель, а затем, любуясь, поигрывал с самородками. Неохотно Уилкинс кивнул головой в знак понимания. Да, если бы у него хватило духа, подумал он, может быть, он тоже смог бы убить за такие вот золотые кусочки.

– Кроме того, – добавил Нельсон, – если разразится война, то этот северянин оказался бы по другую сторону баррикад. Я лишь избавил себя от возможных осложнений.

Уилкинс опять кивнул головой и вышел за Нельсоном из палатки. Он не мог спорить с ним. Он почувствовал некоторое облегчение, думая о том, что будет путешествовать вместе с Нельсоном. Нельсон знал, что у Уилкинса нет ни гроша, и они оба были стойкими техасцами. Эти два обстоятельства успокаивали его, давали ощущение безопасности. По крайней мере, он на это надеялся.

Уилкинс забеспокоился, когда понял, что Нельсон явно направляется не к лошадям, а к палатке капитана.

– Что ты собираешься делать? – спросил он.

Нельсон ехидно улыбнулся:

– Я должен получить причитающееся мне жалованье. И ты тоже.

Уилкинс нервно облизнул губы. У него чесались ладони, так, как будто это он только что убил Шоу.

– Тогда вот что. Я оседлаю лошадей, а если Пламмер отдаст тебе мое жалованье, я поделюсь с тобой. – Его даже передернуло, когда он увидел вспыхнувший огонек ненависти в глазах Нельсона. – Черт побери, ты можешь забрать все.

Нельсон отдал свое седло Уилкинсу.

– Конечно. Ты подготовишь лошадей, а я отправлюсь к Пламмеру.

Увидев на лице Нельсона ухмылку, Уилкинс почувствовал, как мурашки пробежали у него по коже. Мужчины любят опасность, и Уилкинс всегда это знал.

Когда Уилкинс отвязывал лошадей и запрягал их, все это время он шептал себе: «Дурак, ну какой же дурак». И он даже не знал, к кому же это относилось: к нему или к Нельсону.

Когда Нельсон вернулся, он особо не распространялся о своем визите к капитану, да и Уилкинс никаких вопросов не задавал. Хотя кое-что ему было бы любопытно узнать, например, отдал ли Пламмер Нельсону его жалованье? А может быть, Пламмер вообще уже был мертв? Он не представлял, что Нельсон мог наброситься на капитана. Впрочем, все могло быть.

Он передал Нельсону вожжи. Они взобрались на лошадей и не спеша тронулись в путь.

Лагерь постепенно оживал. Уилкинса даже пот прошиб. В любой момент кто-нибудь мог заглянуть к ним в палатку, где весь в крови лежал Тодд Шоу. Он стал быстрее подгонять лошадь, видя, как Нельсон, глядя на него, ухмыляется. Но Уилкинсу было уже все равно. Ни один нормальный человек не счел бы за трусость нежелание добровольно сунуть голову в петлю. Поймав косой взгляд Нельсона, Уилкинс затрясся. Ни один нормальный человек не пошел бы к Пламмеру за жалкими грошами, зная, что его преступление может быть раскрыто в любую минуту. А он, Уилкинс, тем более не сделал бы этого, зная, что у него в кармане лежит мешочек с золотыми самородками.

Впереди виднелась излучина Красной Реки. Над водой стояла легкая дымка. Постепенно она исчезала так же, как прояснялось небо после длительного ночного дождя.

Когда лошади вошли в воду, Уилкинс несколько расслабился. Может быть, все наконец позади. Животные поплыли, делая медленные, сильные гребки. Когда его гнедой ступил на землю, Уилкинс довольно громко и облегченно вздохнул. Солнце уже почти полностью появилось над горизонтом, а признаков погони за ними все еще не было.

Постоянно думая о мертвом Шоу, которого вот-вот обнаружат, Уилкинс не сразу увидел ее, прислонившуюся спиной к дереву. Девушка была в одежде из оленьей кожи, почему-то не разукрашенной традиционными бусинками или бисером. Она вся дышала юностью и невинностью, но ее надменно вздернутый подбородок говорил о том, что она принадлежит племени команчи.

К своему удивлению, Уилкинс почувствовал, как в нем растет утраченное совсем было вожделение. «Посмотрим, что вскоре останется от ее надменности», – подумал Уилкинс.

Не сказав ни слова Нельсону, он дернул за поводья и направился в ее сторону. Он увидел, как она отпрянула от дерева и в ее глазах мелькнуло что-то похожее на страх. Уилкинс надеялся, что это страх. Эта мысль была словно бальзам для него. Наконец-то даже воспоминание о сглазе показалось сейчас смешным. Эта девчонка поможет ему доказать это. И, когда он насытится ей как женщиной, он позабавится с ней, как с парнем. Посмотрим, как ей понравится это.

Когда между Уилкинсом и девчонкой оставалось меньше трех футов, издалека донесся первый окрик. В тот же самый момент Уилкинс услышал, как выругался Нельсон, а затем быстро удаляющийся топот лошади Нельсона, которую тот изо всех сил, удирая, пришпоривал.

На какое-то время Уилкинс оторопел. Сукин сын, ускакал, бросив Уилкинса, даже не обернувшись, даже не предупредив его. Ублюдок.

Уилкинс смотрел на удалявшегося Нельсона, затем взглянул на девочку. Не долго думая, он подъехал к ней, наклонился и схватил ее. Девочка дрыгала ногами и царапалась, когда Уилкинс втаскивал ее на лошадь, но он легко перебросил ее через седло впереди себя. Он почувствовал, как ее бедро уперлось в его член, и подумал, что вместо того, чтобы овладеть ею прямо сейчас, ему придется удирать.